Rot und Weiß

      Жизнь Карла всегда переливается калейдоскопом цветов. Она сияет и звенит, блестит водяной гладью Влтавы и кружится мерцаниями балов и салонов. Жизнь Карла невообразимая, как удивительные фейерверки.       А однажды она вдруг превращается в бесконечно алые всполохи огня. Шварценберг закрывает глаза и каждый раз видит, как загорается воздушная ткань, как мелких огоньков становится всё больше и больше, как пламя пожирает всё вокруг. В золотисто-алых проблесках мерещились тени, исчезающие и вновь появляющиеся. Карл особенно чётко видит белоснежную тень Полины с блестящим обручальным кольцом на пальце, тем самым, по которому он когда-то и узнал её… За тенью Полины мерещится будто бы прозрачный Иосиф, брат Карла, горько тоскующий по безвременно погибшей жене. Он всегда такой же — белоснежно-бледный, с пустым взглядом и застывшим восковой маской лицом. И Карл тянется к ним, хочет схватить рукой, удержать, но эхом звучат его же слова.       — Человек должен терпеть и работать.       Рвануться… Рвануться бы! Схватить их обоих, спасти от золотисто-алого огня и белоснежной скорби.       Но вмиг их разделяет грохот взрывов. Жизнь Карла теперь напитана пороховым дымом, пронизана криками людей. Жизнь Карла напитана рубиново-алой кровью, Карл видит её всюду, иногда даже чувствует металлический привкус во рту. Карл боится поднять руки, потому что знает: они тоже в крови. В крови погибших и раненых, своих и чужих. Всех тех, кто был на войне, которую они развязали.       Кровь на руках он будет видеть всю жизнь.       Лейпциг для Шварценберга — это белоснежное небо и густой сизый туман, сквозь который к самому сердцу рвутся такие же алые, огненное-алые взрывы и выстрелы. Карл — среди вихрем летящих эскадронов, а над ним — такое далёкое, белоснежное небо.       Эти небо и кровь Карл видит в отблесках ордена Марии Терезии. Его форма тоже — небо и кровь, правда перчатки, будто бы в насмешку, вовсе не красные, а белые. Шварценберг знает: красные будут смотреться нелепо, и всё равно ему почему-то ужасно стыдно. Но что поделаешь? Он верит в орден и мундир, верит в императорский дом, ведь как не верить тому, кому не служишь? И Шварценберг идёт вперёд, оставляя позади и всполохи огня от пожара, и алые взрывы орудий, и белое небо. Теперь из красного у него — всё тот же старый мундир и пламя свечей, из белого — бумаги и собственные седые волосы. А когда однажды в голову резко чем-то отдаёт, и перед глазами снова мерцает калейдоскоп, Карл видит вокруг всё то, что видел раньше: пожар, тени Полины и Иосифа, блеск обручального кольца, орудия, небо, кровь людей на своих руках, ордена и форму, флаги…       Карл почему-то вспоминает, что саван тоже белый.