Мираж

Исида счастлива, по-настоящему, насколько вообще она может быть со своим проклятьем. Сет — изгнана и обречена на вечные скитания и жалкое существование, в то время как ее сын, любимое дитя от Осириса, — Верховный Бог. Египет в своем расцвете, ведь зло победили уже десяток лет назад. Нил вновь в своих берегах, а песчаные бури не губят своей сухостью поля. Больше нет караванов. Никто не отлавливает женщин и маленьких детей, чтобы преподнести в дар Сет. Ее эпоха закончилась. Весьма жалко, думает Исида, вспоминая избитую, униженную сестру на коленях. Она пусто хмыкает, до сих пор гадая, насколько сильно пострадала непомерная гордыня когда-то Царицы, одной из Эннеады, а ныне лишь слабой полубогини. Теперь правил ее сын. Гор был великолепным предводителем, отзывчивым, слушающим людей, справедливым, но не излишне мягким. Она была счастлива. А Гор почти задыхался, когда смотрел в огонь в залах и покоях. Он засыпал поздно ночью, лишь уже когда луна была в своем зените, а яркое, алое солнце скрывалось за горизонтом. Он закрывал глаза, отыскивая связь с соколом, и где-то внутри что-то падало, со звоном разбиваясь. Ее опять нет. Сет исчезла. Он знает, что она не мертва, чувствует. Неужели покинула родной Египет и бескрайние, теплые пустыни? Гор отказывается в это верить и каждый день, как только возможно, сбегает из храмов и дворца, от пристального глаза Исиды. Единственная, кто знает — всевидящая Ра, но ей или наплевать, или весело. Он скитается по городам, по селам, заходит в каждую деревеньку, отыскивая вихрь красных волос, блеск рубиновых глаз и невероятное чувство опасности, что есть только рядом с Сет. С истинной богиней войны и воплощением кровавых сражений. Гор ищет. Днем, ночью, в оазисах, в пустынях, в каменных городах, в караванах, в храмах, через год, через два, три, пять, десять. Он все ищет-ищет-ищет ее. Не может спать, нормально смотреть на солнце, на вечернее небо, на счастливую c ее исчезновением мать. Его горло сжимается в тисках, Гор не позволяет себе кричать или плакать, но внутри все, будто в часах, ускользает песчинками сквозь пальцы. Он просыпается, сгоняя холодный пот с лица, и каждую ночь в его снах Сет. Ее твердый, острый взгляд, ее жестокая-жестокая улыбка, и ярость, переплетенная с ненавистью, бурлящей внутри нее. Чистая, что сочится ядом, горячим песком по легким. Он весь сжимается. Гору страшно, страшнее, чем в той песчаной буре. Страшнее, чем давным-давно, когда он впервые пришел к ней в разрушенный храм. Он знал, что Сет жива, что он придет к ней, что еще раз увидит. о эта нежность, с которой она не отпускала его в храме, ее крупные слезы и дрожащие губы, ее сумасшедший шепот и отчаянная тоска А сейчас… Сейчас Гор был беспомощен. Он не мог разыскать в своих же владениях ту, ради которой он и стал Победителем. Он встречается с Хатхор, со своей матерью, со жрецами, он выполняет все свои обязанности, ест, пьет. Не спит. И все с одним лишь словом на губах. сет-сет-сет-сет-сет Он подходит уже к самой южной границе Египта, когда среди песков замечает алый проблеск. Сердце стучит так, словно до этого его и не было вовсе. Гор дышит через раз, стараясь не сбиться. Он бежит, зарываясь ступнями в песок, вытягивая вперед руку, будто это поможет ему если что до нее дотянуться. Он сам себя приводит к одиноко стоящему дому у Нила рядом с самой границей. Ему страшно, у Гора — бога, чье спокойствие и умиротворение ставили в пример другим — была настоящая паника и трясущиеся руки. Он стучит, прокусывая себе губу. Ему сразу же резко открывают и, кажется, весь мир сосредотачивается на ней. Сет. Она смотрит на него с поднятой вверх алой бровью. Яркие, проклятые всем Египтом, локоны лежат на ее плечах, а в глазах блеск усмирившейся бури. Гор не чувствует своего тела, падая на колени перед ней и прижимая к себе, утыкаясь лбом куда-то ей в живот. Его трясет, как от сильнейшей лихорадки, как от смертельного проклятья, он прижимает ее к себе еще сильнее, заставляя свои пальцы остановиться, чтобы не оставить ей увечья. В его глаза, кажется, попал раскаленный песок. Сет не сопротивляется, но и не дотрагивается до него в ответ. Она узнала его, конечно, узнала. Бог, из-за которого она все потеряла. Бог, который отобрал у нее Египет. Сын Осириса. Всего лишь за десять лет среди людей она усмирила свою ярость и гнев. Они не исчезли, не закончились, давая ей огонь для поддержания ее жалкого существования. Сначала ей даже казалось, что Исида специально подстраивала все, кидая ее в толпу ненавидящих красный людей. К Эннеаде ей путь заказан. Она будет находиться в изгнанье, пока не соберет каждую душу, что погубила своими руками. Такой херней она заниматься не намерена. Поэтому пришлось уйти. Осирис сломал ее, убил в ней все, что только можно убить в боге. И теперь она не отмоется ни от него, ни от ненависти Исиды, ни от презрения множества безмозглых божков, трясущихся перед ней в страхе. Она осталась здесь. Наедине с собой, со своими воспоминаниями, со своей глупой, такой никому не нужной человеческой мечтой, с некогда родной пустыней, что теперь не откликается ни на ее приказы, ни на ее мольбы. Лучше так, чем сгорать под палящим взглядом Ра. Гор плачет перед ней на коленях. Он цепляется за нее, и Сет настолько противно от того, что она в нем видит себя когда-то. Когда еще держала в руках Анубиса. Ее никому не нужное счастье. Она вырывается из его рук, пиная коленом с порога, и закрывает дверь. Сет злится так, что ногти впиваются в ладони до крови, впервые за несколько лет. Он приходит завтра, и через день, и через два, каждый блядский день, не оставляя ее в покое. Он смотри на нее, не отрываясь, будто пытается у себя в мозгу вырезать ее образ. пожалуйста-не-уходи-не-исчезай Когда она открывает ему, он не заходит дальше порога. Сет плюется ядом, говоря о том, чтобы он выметался и не трогал ее, чтобы подавился дорогим вином, чтобы задохнулся от слащавых духов Хатхор, чтобы утонул где-нибудь в разливе Нила, отправляясь к своему отцу, чтобы сгнил от палящего солнца, как птица без возможности взлететь. Она — загнанный в ловушку зверь. Она удлиняет свои когти — единственное, что у нее осталось — и проводит по груди Гора в отчаянной ярости, задыхаясь от беспомощности и безысходности, от гнева, что никак нельзя выпустить наружу. Он молча уходит. И возвращается на следующий день, а Сет не знает плакать ей или смеяться. Он вновь становится перед ней на колени, мягко держа ее ладони и прикладывая их к своим щекам. Смотрит на нее, будто она — солнце, смысл его жизни и все, чем он дышит. Гор смотрит на нее так же, как смотрел Осирис, с небольшим отклонением в нежность и благоразумие. — Ты весь в отца. Гор дергается, опуская глаза. Он знает. Он прекрасно знает, что сотворил его отец с ней. Как его одержимость сестрой погубила некогда дружную семью, обрекая на вечные муки каждого. В его голове набатом звучит а-ну-бис. Он шепчет, что ему жаль, он все время просит у нее прощения, все время умоляет ее, вдыхая извечный, несмываемый запах крови с ладоней. Со странно нежных ладоней. Гор обещает ей Египет, он обещает ей все, чего она пожелает. А Сет никогда много не хотела. Она горько усмехается, наклоняясь к нему. Ее волосы соскальзывают с плеч, лаская его щеки, как тогда. не-уходи Она хватает его подбородок, закидывая голову назад и пытаясь что-то высмотреть в его глазах. — А если я не хочу Египет? — Я дам тебе весь мир. — А если мне не нужен мир? В его глазах отвратительно блестит надежда. Сет становится его жалко. Гор должен прекрасно понимать, как работает суд Маат и насколько отчаянна Исида. Он понимает, и тонет в омуте из тысячи сражений напротив, наслаждаясь лишь одним ее присутствием. — Что, если я хочу смерти? Исиды, например? Убьешь свою мать? В ее глазах сверкает жажда крови, пока Гор сглатывает. Он отводит глаза, и Сет резко отпускает его лицо, полоснув когтем по щеке, задевая его губы. Она хрипло смеется, уже планируя вновь закрыть перед его носом дверь, как он хватает ее запястье. — Если это то, что заставит тебя навсегда остаться со мной. По ее позвоночнику проходит дрожь. Она в шоке разворачивается. Гор мучается, у него играют вены на шее и висках. Он, скорее всего, даже ненавидеть себя начинает лишь уже за то, что задумался. Но он выбирает ее. Сет поджимает губы в тонкую полоску, сжимая и разжимая кулаки. Скрывает свое лицо за алым маревом, выдергивая свое запястье, и закрывает дверь. Она садится на пол, откидывая голову, и слышит, как раскрываются его мощные крылья. Он сумасшедший, просто-напросто ебанутый, прямо как его отец. Она смеется-смеется-смеется, наверное, это у них семейное. Она ненавидит их до дрожи. А теперь у нее еще и власти нет. Она хотела всего лишь тихого счастья, семьи, когда родила Анубиса. Сет защищала Египет, любила пустыни, помогала сестрам и брату. Разве она не заслужила? А потом Нефтида променяла свою способность на нечто незначительное совсем. А потом Осирис лишил ее всякого достоинства, утягивая с собой напоследок Анубиса. И Исида прокляла их всех. Какой ничтожный, глупый совершенно исход. Сет осталась одна, с хаосом, бессильной яростью, с ненавистью и тоской, способной осушить Нил. Ночью она думает, нужно ли ей вновь это безумие и одиночество, обманывая себя тем, что хочет посмотреть на выражение лица Исиды, когда та поймет, куда сбегает ее великий сыночек. Сет не позволяет себе, но почти скулит от вернувшейся всепоглощающей обиды на весь мир, думая о том, что это прекрасная лазейка в приговоре Маат. Гор не появляется два дня. А на третий Сет открывает дверь и отходит, впуская его.