Разве я такой один? Он и про Декоди говорил?
Я попытался посмотреть на Макса, но вместо него я вижу лишь размытое пятно, изредка становящееся более понятным. Но даже так я понимаю, что это Максим. И он правда не плачет, а лишь находятся рядом со мной и по спине гладит, ничего не говоря. В его глазах нет даже какой-либо обиды или злости. Он ведёт себя так, будто его прошлого не касались ни разу. Но его проблемы хуже… Блять! Я теперь за двоих плачу! Ну и пусть! Я проплачусь тогда, когда этого захочу! И хочу я этого прямо сейчас! Но Максим… Почему он даже не может этого сделать?..•••
И примерно такое произошло часа так полтора назад. Я уже достаточно выплакался, хотя не особо приятные ощущения всё ещё остались — в горле ком, а эмоции не так ярко выражены. Ладно, похуй, прорвёмся. Главное сейчас поесть, а для этого надо пойти на кухню. Всё-таки сейчас я сижу в своей комнате, а тут из чего-то, что можно взять в рот, есть только успокоительные в случае чего. Подхожу к кухне — чую знакомый запах. Он напоминает те самые мягкие вафли с клубничным джемом, что Максим готовит иногда… А, так это они и есть! Замечательно! А самого Макса на месте нет… Отличный шанс украсть пару вафелек! Я подошёл к тарелке со свежими вафлями, что всё ещё даже с расстояния отдавали теплом, и взял в руку одну штуку, после чего без сомнений взял в рот и откусил часть, прожевав. Какое блаженство… Потом я сделал ещё один укус. Хотел уже третий сделать, но резко услышал негромкое: — Опять вафли крадёшь? Какой плохой Паша. Так! По голосу это Декоди. Я обернулся, не вытащив лакомство изо рта, а там мой обожаемый котёночек по имени Максим стоит с упаковкой ананасового сока в руках. Моего любимого сока… Господи Боже! Можно мне попить его, а? Или нельзя? Надеюсь на первый вариант… — Ну и ладно. Кради на здоровье. Будешь сок? Ой, так это всё мне? Как мило! — Мгм, — лишь это я смог выдать, пока не проглотил вафлю, быстренько слизав остатки клубничного джема у рта. Декоди молча подошёл к столу, перед этим взяв один стакан с подставки для сушки посуды и налив в него сок. Рядом со стаканом на столе поставил и тарелку с вафлями, которую только что у меня забрал… Ладно, справедливо. Я сел рядом с этими лакомствами, а Максим занял место напротив. Я бы уже и принялся за поедание вновь, если б не ощущение на себе пристального взгляда, сопровождаемого вопросом: — Ничего не хочешь мне сказать? — А? — Я попытался сделать вид, что ничего не услышал. Тщетно. — Не притворяйся, что не слышал. Из-за чего ты тогда разрыдался?… Ладно… Спокойно…
Мне нужно быть честным, да? Или лучше соврать? Я не могу понять… Не могу определиться… Страх сковал тело, ком вновь образовался в горле. Я стал тише воды и ниже травы, чуть съехав со стула вниз. А Макс меня взглядом сверлит… Бр-р-р!.. — Не хочешь говорить? Разве не ты раньше говорил быть честным с собой? Чтобы я тебе высказывался в случае чего? Эти слова были пустым звуком? Ёб мою мать! Он вынуждает меня рассказать, что за пиздец у меня был! Так он ещё и прав, что я говорил подобное! Блять, блять, блять… Так, вдох-выдох… — Э-Это… С матерью проблемы, вот… — Хм? Давай подробнее. — Не заставляй меня говорить, прошу!.. Макс замолк. —… Он продолжает сверлить меня взглядом, откусывая малую частичку вафли и хмурясь. Жуть… А ведь он не даст от темы убежать — если заинтересовался, то будет всё выпытывать. Даже через силу. Бесполезно сопротивляться. Так что я попытался успокоиться хоть немного, выдохнул и сосредоточился на болезненных воспоминаниях. Хотя если я выговорюсь, то будет легче, верно? — Моя мать шлюха… Во всех смыслах. Ну, знаешь, принижала меня всячески, порицала мои увлечения, пыталась навязать своё мышление. Гх… Отвратно слышать по ночам, как она снова ебётся с рандомным мужиком. С самого детства такая хуета… Я надеялся хотя бы здесь не увидеть её! Мы же на полгода застряли блять! От возникшей злости я стукнул кулаком по столу. От этого капля ананасового сока вылилась из стакана на мой рукав. Неприятно пиздец… А что Макс? А он выглядит абсолютно спокойным. Только загрустил слегка, тяжко выдохнул и погладил меня по плечу, смотря на мою физиономию страха, смешанного с гневом. Наверняка я щас выгляжу стрёмно как-то… — Так сильно ненавидишь свою мать? Могу понять… Но надо отпустить обиды. Помнишь же, что ты не скоро её увидишь, а мы съедемся вместе? —… Мгм… А что насчёт тебя? — Что насчёт меня? — Почему ты не выражаешь свои эмоции вообще? Упс… Хотя нет! Я добился того, чего хотел! Этим вопросом я слегка вывел Максима на эмоции буквально на секунду, если не меньше. Его рот слегка приоткрылся, брови вновь приблизились к переносице, рука на моём плече сжалась — это указывает на замешательство. Разумеется, он быстро оправился и вернулся к изначальному спокойствие, сглотнув слюну. — Да так, привычка. Просто отец мог избить за лишнюю эмоцию, всего-то. «Всего-то»? Всего-то?! То есть, ты вечно всё в себе копишь из-за того, что в детстве тебя могли отпиздить за один лишний вздох или взгляд… Тц! Я сожалею тебе, злюсь на твоего отца… Все эмоции внутри копятся. Невыносимо. — Ам… Прости… Если не хочешь, то можешь не расска- — Всё нормально. Я уже ведь рассказывал как-то раз тебе о том, что в моей биологической семье было. Верно… Декоди рассказывал мне о том, что его отец бухал и избивал его и его мать, пока не сдох. В другой семье Макс, благо, счастлив, но вредные привычки остались… Недосып, недоедание, ещё и это сдерживание себя. Я беспокоюсь… Очень… Надо что-то с этим делать. — Максим… Поплачь. Проплачься хоть когда-нибудь, пожалуйста. —… Что?.. Он опять в замешательстве. — Если ты будешь вечно всё в себе копить, то держаться нормально не сможешь. Потом это всё выйдет в нервный срыв… Так что, прошу тебя, хотя бы при мне давай волю своим эмоциям!.. —… И как его убедить? Он к этому уже давным давно привык. Сидит сейчас, сосредоточенно смотрит на меня. И видит, как я уже вдаюсь в слёзы… Чёрт, я уже плачу! Почему страдает он, а плачу я?! Сердце закололо… — Я же не твой отец!.. П-Пожалуйста… Не копи всё в себе… Это вредно! Я за тебя беспокоюсь!.. В глазах расплывается. Лицо Макса я вижу с трудом, но всё-таки замечаю его сожаление на лице. Но больше ничего… Он прикоснулся к моей щеке и вытер большим пальцем слезу с уголка глаза, а после сказал: — Спасибо, конечно, за заботу, но распускать сопли я не собираюсь.—… Кха?..
Это что сейчас было?.. Ощущение, словно мне сейчас воткнули нож в спину… Нет, не то… Получается, я тоже сопли распускаю?! По пустому поводу? Какого хуя, Макс?! — М-Максим! По твоему, я тоже сопли распускаю?! — Да. Успокойся. Блять! Я так не могу! Зачем я вообще это сделал? Зачем я пришёл на кухню? Зачем я пытаюсь что-то изменить? Никто же меня не слушает, разумеется! Со злости меня чуть ли не распирать уже начинает! А ему хоть бы хны, да?.. — Если будешь зацикливаться на прошлых проблемах, то никогда не сможешь найти покой. Так что отпусти это, а тем более не рыдай. — А с-сам то! Сам себя губишь из-за д-детских привычек!.. А мне говоришь не рыдать… Где тут, б-блять, логика?! А в ответ мне молчание. Слышны только мои всхлипы, а за моей спиной послышался звук, словно стекло разбилось. Через секунду Макс и вовсе встал со своего места, отвернулся от меня и направился к выходу с кухни. — Когда успокоишься, тогда и поговорим, — сказал он, — эмоции излишни, — после чего ушёл. Я остался на кухне один-одинёшенек… Вот же ж блять! От обиды и злости я снова стукнул по столу, а после положил на него голову, за которую ухватился руками. И хныча. Я так облажался… Может, правда отпустить всё? Не быть таким эмоциональным? У меня не выходит нормально подумать!.. Остаётся только ныть, пока никого нет…— У вас чё, групповой плач? Один плачет, второй…
А? Кто здесь?! А… Это Лемонс… Он сюда сейчас зашёл? Я не заметил совсем… Джо подошёл ко мне и сел рядом, поставив на стол банки газировок, что ранее держал у себя в руках. — Ну давай, поведай, что произошло. — Н-не хочу говорить… — А за банку колы? Я посмотрел на Лимона. Потом на банки. И взял одну, нагнул ключик, после чего сделал глоток. Освежает… Помогает… — Мы с Максом поссорились… Лем замолк. Ну а я рассказал ему вкратце о том, что произошло. Рассказ, конечно, такой себе… Учитывая мои запинки и шмыганья, он, кажись, мало что понял. Зато выговорился. Отлично. — Ну… Что я могу сказать? — Джо сделал паузу в попытке подобрать слова, — вы оба облажались. Вы же друг друга заставляли делать то, чего не хотели. … А ведь правда… Я пытался заставить его выплакаться, он заставил меня рассказать о проблемах с матерью… Ёб мою ж!.. Я такой долбоёб! Такому еблану не жалко даже врезать ладонью в лоб, что я сейчас и сделал! Ударил ладонью в лоб, опустив голову и зажмурившись. Боли как-то и не чувствуется… — Меф, спокойно! — Да как м-мне быть спокойным то?! А?! Джо положил мне руку на плечо, а я посмотрел на него. Его взгляд на мне такой сосредоточенный… — Хочешь — выплачься и поагрессируй. Но будешь зацикливаться на этом пиздеце — ещё больше обидишься на Декодеина. А это будет очень хуёво… Он то тебя послушался. — П-послушался?.. — Ну да. Немножко поплакал. Вот же!.. Какая радость! Или грусть… Не знаю! Но Максим меня послушался! Мне нечего сказать по этому поводу сейчас… Но я улыбнулся, всё ещё плача. Ни черта не вижу из-за того, что глаза закрыл. — Вам, конечно, нужно будет поговорить и помириться… Однако не обижайся на Декоди, не злись на него. Да и главное, что вы оба ошибки поняли. — Джо… А… А почему он н-не сразу согласился?.. — Хуй знает. Может ему нужно было немного проплакаться в одиночестве? Ну да ладно… Иди сюда. Лемонс расставил руки по сторонам, ну а я обнял его так крепко, как мог, уткнувшись носом в плечо и хныча от грусти, радости и благодарности. — Т-Ты сейчас мне рёбра сломаешь… Кха!.. — Упс… Сорянчик, братанчик! Ха-ха! Я чуть посмеялся и ослабил хватку, дабы не сломать этого товарища. Джо положил руку мне на голову, потрепал, а затем в ответ обнял. Как же я благодарен ему, пиздец… Очень… — Спасибо тебе, Джо… — За что? За банку колы? — За всё… — Шмыгнув носом в очередной раз, я обнял братанчика чуть крепче. Лемонс лишь усмехнулся. — Мафф, когда попробуешь с Декоди поговорить? — Когда успокоюсь… И воцарила тишина. Такая умиротворяющая тишина в крепких объятиях с лучшим другом, который и поддержал, и указал на ошибки… Молчание вовсе не напрягает, а, наоборот, успокаивает. И это успокоение продолжалось бы, если б эта рыжая скотыняга не сказанула: — Кстати, это ты стакан уронил что-ли?