viva Victoria

— veni vidi vici, пупс. — сижу на заднице брата, упираюсь ладонями в твёрдую спину и немного подпрыгиваю, давя его весом. доминирую, хоть в этом нет надобности. собака в душе виляет хвостом, явно воспринимая это за игру — мальчик для неё сродни товарища, даже скорее брата и это иногда до жути смешно. — с.. лезь… немедля… — заикнувшись, он сдавленно хрипит и вьётся под моими бёдрами. Йоши дёргается в последний раз, на этот раз расслабляясь почти полностью — растекается как кот, ещё чуть-чуть и я услышу хруст позвонков. для профилактики потеревшись о него всем телом, слезаю с дивана, где спит парень. диван тёмный, раскладной и не очень удобный, как по мне, но он стоил недорого и устраивает брата. его аскетизм заставлял мою внутреннюю хаотичную и беспокойную крысу бежать обратно в свою комнату — угол, где она зарывалась с носом в груду не нужных и практичных, но дорогих сердцу вещей. а пёс хотел заставить всю его комнату чем-то пахнущим, сделать по-своему, но не смел просить разрешения. — я тоже тебя люблю. вставай, у тебя первый учебный день, не смей снова заснуть. — стягиваю шёлковую рубаху, держа во рту резинку для волос. надеваю тёмную кофту от велюрового костюма, затягиваю шнурки на спортивных штанах и закручиваю волосы в пучок. глаза бегают от предмета к предмету: сначала к спине Масэйоши, потом к настенной полке с книгами и большой лампой в виде французского бульдога, затем к собственной груди и резко снова к Йоши — он соизволил встать. — ты идёшь в лес? — задаёт глупый вопрос, но ему об этом не скажу — при удобном случае вдвойне отплатит. будет вгрызаться едкими высказываниями мне в лицо и плеваться желчью. — ну да, нужно же с девочкой погулять. я сегодня приду позже, если вообще приду, пусть с утра набегается. — быстро обуваю всегда завязанные старые кроссовки, хватаю куртку и поводок, сую собачьи пакеты в карман. — Жулька! громко бряцнул жулькин ошейник-удавка о ламинат, когда она спрыгнула с кровати. царски шествует, слышно каждый размеренный шаг взрослой суки; она идёт так, будто это мне нужна эта прогулка, а не ей самой. внутренний пёс нервно дёргает хвостом, ему не терпится дать дёру в ближайшие кусты, он громко скулит заглушая мои мысли. — тебе кофе заварить? — пацифично прикрывая сонные глаза, Йоши услужливо спрашивает. спрашивает на всякий случай, надеясь, что я откажусь. он разминает шею и делает упражнение для разогрева рук. обе собаки, и реальная, и эзотерическая, — с интересом наблюдают за его изящными кистями. — собираюсь полтора часа гулять. думаешь, что я просто так тебя в без пятнадцати шесть разбудила? — застёгиваю ободок на шее Жульки, стараясь не смотреть на брата. мой затылок жжёт от раздражённого взгляда и хочется почесать макушку отросшими ногтями. — я мечтал о твоём отказе. — честно говорит, прямой как рельсы. парень опирается о дверной проём, скрещивает руки на груди. сонный, растрёпанный и красивый, он выглядит как произведение искусства, рядом с которым недостаточно просто быть: нужно трогать, царапать, вдыхать запах, кусать, щипать и гладить. — ты такой прекрасный. — так же честно кидаю я через плечо, уже открывая дверь и выпуская собаку на общий этаж. улыбаюсь нежно, хотя этого не видно. оборачиваюсь по натуре крысы чтобы увидеть реакцию. — хватит говорить такие смущающие вещи. — он снова прикрывает глаза, пытается унять рвущуюся на лицо улыбку и дёргающиеся бровки домиком. какой заяц, ну. внутри всё так и трепещет, когда вижу красивых людей. крыса довольна, потирает нежные лапки и светится любовью к драгоценностям. что поделать, если некоторые люди и сами своего рода блестящие камушки. — Жуль, в лес пойдём? — риторический вопрос не сильно волнует меланхоличную суку, но разговаривать с ней мне нравится. такая естественная и настоящая, что возникающее рядом с ней желание гладить жёсткую шерсть начинает даже надоедать. она пахнет моей собакой — вкусно и до боли знакомо, прямо как в детстве. идём минут пятнадцать до местного парка, параллельно обнюхивая близрастущие кусты и деревья. когда заходим на грунтовую дорожку я складываю общий знак пальцами. — пёс, к ноге. — из теней собственной души доносится радостный лай. я чувствую как тело меняет размер, как обрастают руки новыми волосками, вытягивается лицо и удлиняются клыки. это не больно и не приятно — как будто тебя поливают тёплой водой. почти сразу переношу вес тела на руки, теперь уже лапы, и иду по тропе потряхиваясь, быстро привыкая ко второму облику. тяжёлый хвост задевает кусты, большие овчарочьи уши двигаются вслед за шорохом. недалеко бегает Жулька и моей преобладающей сейчас пёсьеголовой стороне хочется бежать с ней, яростно гонять вокруг просто потому что могу, дёрнуть её в свой личный воображаемый квадрат и контролировать, но я иду спокойно, не пытаюсь ограничить. крыса бьётся из угла в угол из-за резкой смены обстановки, но до её паники мне давно нет дела. хотя я помню время, когда всё хотела угодить своей второй сущности и ничем хорошим это не закончилось. делаем крюк по парку, в итоге возвращаясь на то же место, откуда начали путь. чтобы вернуть пса обратно внутрь нужно хорошо разогнаться и прыгнуть — резкий прилив адреналина помогает выдернуть свою человеческую натуру наружу. в принципе и говорить пафосные фразы при обращении не обязательно, но я люблю выдрючиваться. последние семь лет своей жизни я только это и делаю. гадкий отголосок детства, где с моим мнением никто не считался, напоминает о себе излишней любовью к популярности. тем же обязана внутренней крысе. — где мой кофе? — с порога спрашиваю и, скидывая почти всю одежду по дороге в ванную комнату, бросаю взгляд на электронные часы, что стоят на холодильнике. — а, так у меня ещё полчаса до выхода? — в смысле? — уже одетый Масэйоши выходит из комнаты, почёсывая щёку. спешно окидываю его придирчивым крысьим взглядом, отмечая немного помятую рубашку под пиджаком. — ты куда-то идёшь сегодня? — э-э. да, то есть… ты что спал ещё, когда я тебе говорила, что собираюсь уходить с работы? — дёргаю бюстгальтер, стараясь снять его максимально оперативно. — так вот, заявление я уже написала, еду отдавать на подпись. — это, конечно, круто. но где деньги мы брать будем? наша госпожа доктор пойдёт на местную подстанцию работать в карете? — он прошёл мимо ванной на кухню не поворачивая голову на меня. — не ёрничай, — огрызнулась и, взглянув в своё отражение, отмечаю насколько сильно постарела за последний месяц. немного задерживаю взгляд на тёмных кругах под глазами, прохожусь по неуложенным бровям и цепляюсь за мимические морщины на лбу. вроде и смотрю каждый день на себя, но сегодня всё как-то слишком выделено. звёзды явно не благоволят. я нахмурилась, вздохнула и залезла в ванну, стянув бельё и резинку с пучка. очень горячий душ бодрит. белая кожа быстро краснеет, начинается небольшой зуд, но я его игнорирую, тщательно вымывая шампунь из тёмных волос. — Йоши, так где мой кофе? — снова спрашиваю у парня, на что слышу недовольный хмык. — мне что, нужно повто… — я сделал его. заварил тогда, когда ты зашла в ванную. и давай быстрее, я ещё зубы не чистил. — перебивает, снова проходя мимо комнаты. чешет голову Жульке, я слышу как она скулит. прошу кинуть мне лежащее в комнате на сушке полотенце на что получаю недовольное цоканье языком. утро откровенно гадкое. как и кофе без сахара. ************************************************ — ты сейчас… серьёзно? просишь меня подписать это? — грузный мужчина сидит за столом, переводит взгляд с меня на заявление и обратно. пёс внутри весь сжимается и носится в панике: хозяин недоволен, как можно расстроить хозяина? — мне предложили место поближе с домом. и поближе к моему сыну. я не стану отказываться от такой возможности: зарплата там даже выше, а работы меньше. я твёрдо стою на своём, игнорируя метания животных. крыса тоже нервничает, начинает грызть розовый хвост. мужчина цокает и неодобрительно глядит на моё кислое лицо дольше положенного: — ты помнишь про две недели? я мигом улыбнулась, даже слишком радостно, что сразу пришлось исправить: — обижаете. утвердите документ, будьте добры. Нагаи снова цокнул и с явной неохотой придвинул к себе заявление, внимательно пробегаясь глазами по строкам. с громким стуком ставит именную печать, пока моя крыса содрогается от восторга, а на фоне поют победные фанфары и взрывается хлопушка с конфетти. — а теперь бегом на смену. сегодня отдежуришь, раз уж решила уходить — сделай всё как положено. — есть, шеф. — даже не решаюсь в шутку отдать честь, и так разозлила его своей выходкой, быстро беру нужные мне бумаги со стола, мягко вытягиваю своё заявление у мужчины из-под пальцев и ретируюсь. сменная обувь немного скользит по светлой плитке коридора администрационного отдела. из-за приоткрытой двери кабинета бухгалтерии доносится подозрительная тишина. и как они всё самыми первыми узнают? неужели подслушивают прямо за тонким куском дерева? мои опасения мигом подтверждаются, когда в проходе появляется прелестная голова нашего главбуха: черноволосый и уж очень бледный мужчина с причудой внутреннего многофункционального калькулятора. — Риа-сан. — я ещё две недели работать тут буду, не делай такое лицо богов ради. — подхожу ближе к нему, трогаю белые щёки холодными пальцами. — опять Вы фамильярничаете… — пробурчал он по привычке, смущаясь от моих действий. какой хорошенький, какой сладкий! так бы и съела. — не куксись, морщины появятся, — я улыбаюсь очень тепло, почти по-матерински, открываю дверь шире и поправляю кривовато завязанный галстук на тощей шее мужчины. — не стоит!.. — быстро реагирует, хочет отстранить мои руки, но когда касается чужой кожи быстро краснеет и прекращает. мне же хочется затянуть его галстук прямо под горло, услышать сдавленные хрипы и почувствовать трепещущую вену прямо возле чёткой линии челюсти. — я тоже тебя люблю, Коуске. — хихикаю на его горячо стыдливое лицо и, закончив с галстуком, треплю волосы на макушке мужчины. — ещё увидимся — я сегодня дежурю. зайдёшь ко мне? — я… да. — он кивает уверенно, но слыша смех коллег за спиной хмурится: вся робость улетучивается, он порывисто целует мою щёку и разворачивается к девушкам для сиюминутной выдачи нагоняя. а может и нет. по крайней мере, он так выглядит. когда этот славный щеночек скалится, мнит себя грозным волком, умиление накатывает высокими волнами, заставляя пищать и кусать пальцы от радостного возбуждения. внутренний пёс гоняет из стороны в сторону, принимает мужчину за друга и хочет с ним поиграть. — пока, Коуске-сан. чао, девочки! — шуточно раскланиваясь, быстро ухожу подальше — в терапевтическое отделение, к себе в кабинет. по коридору разносится осуждающий голос мужчины, он ругается на родном языке и явно недоволен какой-то ведомостью за август. ****************************************** где-то до пяти вечера я, сидя в своём кабинете, делала выписки тем, кто завтра из пациентов собирался уже ехать домой. голова гудела — предстояла тяжёлая ночь. в нос бил запах свежих лекарств и тот самый полуспиртовой, что появлялся после влажной уборки помещения. я вдохнула его полной грудью и потянулась. нажимаю на небольшую кнопку под столом и через несколько минут рвано дёргается дверная ручка — большой золотистый ретривер на пороге смотрится немного неестественно, но хорошо, чистый и блестящий, какой должен быть голден. глаза пустые, правда, но как говорит Нагаи «меньше смотришь — легче живётся». — отнеси в дежурную к Шике. — тяжело вздохнув, протягиваю ему небольшую стопку бумаг, сцепленных зажимом. пёс не обнюхивает мои руки или сами выписки — берёт сразу в мягкую пасть, чтоб не помять. слюней тоже нет, — горестно вспоминаю я, подпирая голову рукой. всё-таки причуда нашего босса даже немного пугает. создавать буквально из кусочка глины что-то настолько невероятное как живое существо… слегка приподняв хвост, собака важно шествует на выход, нажимает лапой на длинную ручку двери, открывая её снова. слышно цокот когтей по гладкой плитке, из пациентов никто не удивляется — все продолжают гудеть бессмысленными разговорами за стенами комнаты. каждый из внутренних тварей бурно реагирует на четырёхлапого гостя — крыса ощетинилась, встала в оборонительную позу и гадко пищит. её можно понять, ведь видит она этого голема не так часто, всё никак не привыкнет. пёс же воодушевлённо машет хвостом, почти физически чувствую как он бьётся об органы и рёбра. призывно скулит, хочет побегать и явно настроен очень дружелюбно. приходится встать чтобы закрыть дверь — из-за окна нараспашку гуляет сквозняк. подхожу к широкому белому подоконнику и весело думаю о том, как хорошо было бы сейчас на него залезть и… прыгнуть? шагнуть? сделать вид что выпала прямо в это самое окно? внезапно хмурюсь, одёргивая свои же мысли. как так можно? а как же Йоши? своего ребёнка-брата я не оставлю ни за что, разве ради такого я так добивалась этого разрешения на усыновление? несостоятельной и инфантильной, незамужней и без материальной поддержки какой-то влиятельной семьи, — мне никак не хотели отдавать этого прекрасного детёныша. япония в этом плане конечно… но может это и правильно. сразу вспоминается наша первая встреча, когда мне было двадцать три. такой бледный как для японца, очень худой и играющий в одиночестве, когда остальные дети были в группках. ух как тогда моя крыса запищала! как взмолилась, когда увидела его грустный профиль! она крутилась на месте, прыгала от восторга и била рёбра лапками. а в момент когда мальчик глянул на меня через решётчатый забор, что будто отделял территорию детского дома от всего остального города, во мне колыхнулось новое. я почувствовала невероятное жжение в солнечном сплетении, будто мне на грудь поставили кипящий чайник. всего один раз до этого в жизни я ощущала подобный огонь, но это ни капли меня не успокоило — пришлось сесть прямо на колени перед чёрными прутьями, хватаясь за них. я не видела как мальчик выскочил из песочницы, где до этого сидел, но когда его тёплая рука коснулась моей неожиданно ледяной я подняла голову и напротив моих вечно грустных карих глаз раскинулось необъятное синее море. уже чувствуя что задыхаюсь от затопившей мои лёгкие воды, я потянула себя за футболку левой рукой, хотелось тогда порвать её к чертям собачьим и… собачьим? в висках зашумело громкое эхо, послышался заглушающий всё на свете лай — внутри заворочалось что-то ещё более горячее чем сотня кипящих чайников. мальчик шевелил губами, что-то говорил мне и хмурился, но скулёж в середине тела буквально разрывал мои ушные перепонки. крыса внезапно стала незначительной и очень маленькой, какой наверно и должна быть настоящая крыса. «как тебя зовут?!» — я спросила у него это так резко и громко, что он даже отпрянул и не сразу понял вопрос. — «пожалуйста, скажи мне имя!» «я масэйоши!» — он выпалил это так же громко как и я, наверно чтобы я точно услышала. тёплой ладонью мальчик сжимал мой кулак и когда его слова всё же дошли до меня гул стих. глаза сами собой распахнулись, хотя я даже не заметила как закрывала их. в груди было странное чувство заполненности, такая долгожданная и сладкая нега разлилась по всему остальному телу и это показалось мне самым лучшим, что когда-либо случалось в моей жизни. от блаженства хотелось лечь прямо здесь, смотреть в крышесносные глаза мальчишки и не идти в больницу. грёбанную больницу, на грёбанную практику! я будто очнулась. стою себе возле окошка, а сколько? сфокусировала взгляд на окне напротив — там как раз сидит Нагаи. не сидит, нет, смотрит на меня в ответ с недовольным лицом, а идея всё-таки встать на подоконник и шагнуть вперёд кажется всё менее глупой. хотя, зная себя, хочется заметить, что идеи собственные почти никогда удачными не бывают.

***

около двух ночи, пока неслась по коридору с каталкой и мужчиной на ней, я подумала что всё-таки жалею о своём выборе профессии. чего только попёрлась в медицинский? сидела бы в своей деревне и овец пасла, ишь чего удумала… мужик вялый, на вопросы отвечает апатично, но скорая и так сказала достаточно: сбили на пешеходном, незначительные внешние повреждения и предположительно черепно-мозговая травма. так что мы с Шикой весело везём его на ночную томографию. — вы не волнуйтесь только, Рицудо-сан. — мягко говорит медсестра и с надеждой смотрит на меня, хотя я взгляд отвожу. внутри крыса облизывается на её сияющие глаза и в ус не дует о пациенте.