Техника безопасности в парках аттракционов

Р.Б. В тот день Райнер опоздал на поезд. С ним такого никогда не случалось – у кандидата в воины должна быть, прежде всего, железная дисциплина. Но, подбегая к перрону, Райнер, как в замедленной съемке, видел, как вагоны приходили в движение и колеса набирали скорость оборотов, выбивая из груди Райнера последний воздух вместе с последней надеждой. Райнер опоздал на поезд – это значило что-то страшное. Магат, конечно, будет в ярости. Может быть, даже отстранит от тренировок на всю следующую неделю. А главное – придётся идти домой и смотреть в глаза маме, потому что следующий поезд будет только вечером и Райнер совсем-совсем никуда не успеет. Мама будет смотреть очень грустно и строго, а вместе эти выражения обычно складываются в самое страшное – разочарование. Райнер смотрит вслед уносящемуся поезду, и поезд оставляет за собой рваную полосу бледно-белого тумана. – Ты чего здесь пиздострадаешь? – спрашивает Порко. Порко появляется просто так, нагло и без предупреждения. – Я опоздал на поезд, – говорит Райнер. От Порко пахнет сладкой ватой, и тело у Райнера вдруг становится ватным. Тело ватное и болит почему-то везде, руки болят, голова болит, живот тоже болит. Наверное, это называется стекловата, думает Райнер. Если все ватное и болит. – Тогда пошли, – говорит Порко и протягивает руку. У него скользкая рука, и Райнеру приходится постоянно ее перехватывать, потому что они куда-то бегут и в нос бьет ветер. – Да у тебя кровь, – говорит Порко, и Райнер понимает, что это не у Порко рука скользкая, а у него самого, потому что все пальцы у него в крови, и кровь бежит из рук, из живота и головы. От крови тут же распространяется запах, только он не железный и не кислый, а приторно-сладкий, как варенье. – Значит, я скоро умру, – говорит Райнер сам себе. В это верится очень просто. – Не-а. Это пока ненастоящая кровь. Тебе ещё нельзя. – Почему? – Потому что ты опоздал на поезд. Кстати, а зачем тебе было на поезд? Райнер понимает, что ему действительно не нужно было садиться на поезд. Поезд увозил воинов из Либерио в точки боевых действий, а Райнер был только кандидатом в воины, и их тренировочная площадка находилась совсем в другой стороне от вокзала. Порко бежит, крепко вцепившись в руку Райнера, мимо пустых домов и перегоревших вывесок магазинов, и пальцы у него тонкие и сбитыми костяшками впиваются в ребро ладони. Когда они останавливаются, вокруг оказывается очень много красивых резных фигурок – лошади, птицы, кареты. А ещё качели, горки и павильоны, где продают сладости. Только пахнет сыростью, серо и нет людей. – Это парк аттракционов? – догадывается Райнер, отколупывая кусочек краски с деревянной лошади рядом с ним. – Ага, заброшенный. А я так хотел отпраздновать здесь день рождения, – Порко вздыхает и пальцем тоже ковыряет краску на гриве деревянной лошади. Райнер смотрит на Порко. Ему двенадцать, и он скоро должен получить своего Бронированного. А Райнер не получит, потому что у него ниже оценки и потому что он опоздал на поезд и Магат отстранит его от тренировок. Мама очень огорчится, и придётся ждать ещё тринадцать лет. А потом Порко должен будет умереть, и, наверное, Райнеру придётся съесть его, и будет очень-очень жалко. А Порко все равно, наверное, скажет перед этим, что всегда был лучше него. Нужно будет как-нибудь так его съесть, чтобы было не больно. Например, сразу сломать зубами шею. Райнер слышит хруст и видит в руке кусок гривы лошади. Парк, кажется, весь очень старый. Интересно, выписывают ли штрафы за сломанных лошадей в заброшенных парках аттракционов. Порко вскакивает со своей лошади, и кажется, она на секунду становится живая, вся аккуратная, лоснящаяся и очень красивая. Райнер думает, что Порко, должно быть, тоже любит яблоки. – Порко, почему мы здесь? Если мне не нужно было на поезд, мама, наверное, не будет ругаться, а здесь все сломанное и не работает. А без тебя я не хочу уходить. – А почему Мэри идёт по кругу? У Порко темно-зелёные глаза, и в них можно утонуть, а сейчас они горят странным светом изнутри, как будто ему доступны все тайны мира. А Райнер не знает, кто такая Мэри. – Райнер, ты такой скучный. Ну же, это же очень простая загадка. Ну, почему Мэри идёт по кругу? В руках у Порко розовая сладкая вата, он ест ее с палочки руками, и у него горят уши от удовольствия. Райнеру кажется, что он все пытается угнаться за ним, а Порко все отдаляется, машет ему руками и напевает какую-то иностранную песенку с незатейливым мотивом. Порко всегда такой, ему нравится быть исключительным, знать что-то, что больше никто не знает. Мэри идёт по кругу, и Райнер идёт по кругу, пытаясь нагнать розовые уши и руку со сладкой ватой, а они только мелькают яркими разноцветными точками, и все размывается, стягивается в одну бесконечную… – Потому что это карусель, – говорит Райнер, и тут же в его ладони снова оказывается сладко-липкая от ваты рука Порко, а вокруг загораются огни, и становится очень тепло, и играет незатейливая иностранная песенка. Райнер сидит на деревянной лошади с отломанной гривой, Порко садится на соседнюю задом наперёд, уперевшись локтями в разбитые острые коленки. Воздух становится очень густым и торжественным, и карусель медленно движется, покачивая деревянные фигурки в такт музыке, и от сверкающих огней расходятся лучи, как на фотографиях через мутный объектив. Если кровь была ненастоящая, то и карусель должна быть ненастоящая, но теперь Райнеру не хочется домой. Он смотрит на свои руки, и ненастоящей крови больше нет. – Видишь, тебе ещё не разрешено умирать. Скучный ты, здоровяк, а все равно я тебя люблю. А может, и не люблю, даже ненавижу. Все равно прикольно. Охренительно хорошо. Райнер смотрит вокруг – и действительно, все вдруг становится хорошо. И солнце светит из-за деревьев, и отражается от блестящих грив деревянных лошадей, и становится розовым, как сладкая вата. И пахнет вишней, запах очень химозный, и это в нем самое лучшее. Райнер вспоминает, что мама никогда не разрешала ему есть сладости из киосков, потому что это могло навредить здоровью и правильному развитию мышц. Потом он, конечно, догадался, в чем был весь прикол. Про прикол – так не Райнер думает, а Порко, потому что однажды Райнер зачем-то рассказал ему, что должен стать воином, чтобы у мамы было больше денег. Порко тогда очень серьезно посмотрел на него и сказал: – Прикольно. И это было, конечно, не по-настоящему прикольно, но Райнер тогда тоже очень серьезно смотрел в болотные глаза Порко и думал, что действительно его понимает. – Дурак ты, Райнер. Прямо-таки конченный идиот. Все же так просто. Мэри идёт по кругу. Это – карусель, а Мэри – это ты, и ты тоже идёшь по кругу и не можешь выбраться. Зачем ты хотел сесть на поезд? – Чтобы больше не было больно, – горло Райнеру щиплет что-то очень неприятное, похожее на множество маленьких насекомых. – Ай-яй-яй, товарищ Браун, а кто в детстве говорил, что терпит любую боль? Трепло, значит, наш товарищ Браун, и ссыкун. Испугался всего-то какой-то маленькой боли – и сразу бежать. Я вот ничего не боюсь. Я вообще самый лучший. И вот такому, как я, приходится спасать такого, как ты, непутевый глупый Райнер. Потому что я крутой. И потому что ты ещё не отгадал все мои загадки. – Я думал, что, если сяду на поезд, это будет правильно и я никого не разочарую. И что тебе так будет лучше, – горло все ещё щиплет, и тело становится очень горячим, и Райнеру страшно и весело, потому что Порко сидит напротив на лошади, залихватски схватив ее за хвост одной рукой и все ещё держа Райнера другой. Краем глаза Райнер замечает в центре карусели какую-то смутно знакомую фигуру, немного похожую на Порко и на него самого. – А тогда, дурачок, зачем бы я тут сидел бы с тобой, зубы заговаривал? Нет уж, Порко Галлиард никогда не тратит своё время зря. Тем более на таких идиотов, как ты. Просто рано тебе ещё. Не дорос. Билет не продадут. Раньше меня ни за что не уедешь в этом поезде. Райнеру жутко хочется спросить, куда же едет этот поезд, но горло раздирает невыносимо, и из глаз Райнера льются слёзы, и они тоже сладкие, как вишня, и Порко вытирает их и смотрит очень ласково, и кажется, даже если он прямо сейчас изобьет Райнера, это будет приятно. Райнер вдруг ощущает, что в его кармане бридж лежит что-то картонное, впивается в ногу углами. Он опускает туда руку и вытаскивает билет на поезд. Там написаны его инициалы, но нет ни места назначения, ни даты. – У меня тоже такой есть. Пока без даты, обидно. Я раньше даже обижался на брата, что у него дата была. А он не злился, только очень грустно смотрел. Райнер вдруг ясно видит лицо мальчика, стоящего в самом центре карусели. У него лицо Порко, только волосы темнее, и глаза совсем не болотные, и выражение странное – лицо очень маленькое и такое серьезное. Он улыбается Райнеру и кивает, а потом машет рукой. – Видишь, глупенький Райнер, ты все идёшь по кругу, а это никому не надо. И мне не надо. Мне тебя надо, вот такого глупого, чтобы разгадывал загадки. Видишь, какой я крутой, что тебя спасаю. Самый лучший на свете Порко Галлиард, думает Райнер. – Ну что, хочешь ещё на поезд? – С тобой хочу. – А если со мной, тогда пошли. Когда-нибудь я покажу тебе свой билет, и там будет дата, и я буду в сто раз круче тебя. Райнер улыбается и вместе с Порко встаёт с лошади, и они идут поперёк площадки карусели к выходу из парка аттракционов, и на выходе Райнер видит силуэты, а вокруг очень много огней с расходящимися в стороны лучами, и играет простенькая песенка, и Райнер различает иностранные слова: Just like dust, we settle in this town On this broken merry-go-round. Райнер открывает глаза от слепящего больничного света, и лучи лампочки над его головой расходятся в разные стороны. Чуть ниже лампочки над ним висит беспокойное лицо Порко с глазами-болотцами, и как только он встречается этими глазами с Райнером, у него делается очень страшное лицо, как будто он сейчас заплачет. Вместо этого Порко начинает кричать, и Райнер почти не может разобрать слов, и уже потом он узнает, что он самый последний и безнадежный долбаеб из всех, что даже застрелиться нормально не смог, что Порко всегда говорил, что Райнер – последний неудачник. И лучше бы его не откачали, чтобы не смотреть больше в эту бородатую недовольную морду. А пока Райнер лежит, ничего не слышит и чувствует, что Порко забыл убрать свою ладонь с его, Райнера, безвольно лежащей на больничной койке руки. *** П.Г. Порко сидит на деревянном полу карусели, выложенным некрасивой елочкой, и беззаботно болтает ногами. В кармане покалывает уголками билет, и Порко до одури радостно, потому что там ровными символами выбита дата. Сегодняшняя. Он пока не доставал его, но точно знает, что дата там есть. Это его последняя загадка, и он сам ее себе загадал, чтобы было интереснее под конец. Райнер садится рядом. Порко слышно, как он тяжело дышит и хлюпает носом. Ну вот, все-таки плачет. Маленький глупенький Райнер. Порко с правой стороны головы жутко печёт, и ему немного жаль, что нельзя приглушить на мгновение яркие огни карусели. Как по заказу, дует ветерок. – У тебя фингал под глазом. И кровь, – у Райнера голос дрожит, и Порко его немного жалко, но все равно до одури хорошо, потому что скоро он сядет на поезд. Но Райнера все-таки жалко. Он вытирает лицо Порко носовым платком – таким противно-чистым на вид и очень мягким на ощупь. Порко жмурится, но не потому, что ему неприятно, а просто так, потому что одурительно хорошо. – Фингал, говоришь? А помнишь, ты мне глаз набил, а я в тебя из ружья? Ты тогда смешной был. Прямо как сейчас. А я все ещё могу тебе из ружья прямо в голову и даже не промахнусь. Просто не хочу. Рано тебе ещё. А у меня уже есть билет. С датой. Райнер опускает руку с платком, обречённо так, и Порко легко сжимает его ладонь пальцами, а тот руку отдергивает, как ошпаренный. Смешной глупый Райнер с точеным красивым лицом, как из учебника. А Порко помнит это лицо очень разным, и даже таким, каким никто Райнера никогда не увидит. А Райнер точно никого себе больше не найдёт, будет благородно страдать, по-рыцарски. Порко это немного льстит, и он снова жмурится. – Глупенький Райнер, только ты не обижайся. Ну, просто судьба у нас такая, тебя, непутевого, спасать. Но это ничего. Когда-нибудь и у тебя в билете появится дата. А пока что я ещё побуду лучше тебя. Самым лучшим на свете. – Я не хочу, чтобы так. Это же опять из-за меня. Я хочу с тобой, а без тебя не хочу. – Знаю-знаю, такого красивого больше нигде не найдёшь. Но ты все равно не парься так, Мэри. Не ходи по кругу, а то голова закружится – и тогда придётся тебе, Мэри, заблевать чистенькие полы. Райнеру двенадцать, а ещё ему двадцать один, у него мускулистая шея, щетина, жесткая такая, что порезаться можно, и затяжная депрессия. Нет, Райнеру двенадцать, и он только что получил своего Бронированного, а Порко нет, но он уже не обижается и даже почти не злится. Просто судьба у них такая, Райнера спасать. Глупая-глупая судьба. Самая лучшая на свете. Порко вдруг становится ужасно весело и хочется сделать что-нибудь безрассудное. И он ерошит Райнеру волосы, а потом наклоняется и мокро целует в висок, и там остаётся розоватый след на коже. – Дай свой билет, – говорит Райнер очень серьезно, и у него вена выступает на виске, под розоватым следом. А Порко бы и рад, но не может, знает, что не может. И он поднимает ноги на деревянный пол, скрещивает их, так что они становятся острыми, как узор елочкой, и качает головой, уткнувшись в плечо Райнера, внезапно очень широкое, каким Порко его помнит. – Не могу, не могу, не могу, – так и повторяет шепотом, и острые коленки почти касаются пола, и Порко немного грустно, потому что Райнер, чего доброго, может снова выстрелить в себя, а лимит попыток спасения будет уже исчерпан. Неправильная какая-то из Райнера вышла кошка, всего четыре жизни. – Тогда я тебя изобью, и ты не сможешь пошевелиться, и я отберу у тебя этот билет, чтобы ты не уходил. Порко смеется. Глупый огромный Райнер, которому двенадцать и который так сильно боялся, что Порко убьёт его за Бронированного. Райнер, который пьяным полез в драку с марлийцем, назвавшим Порко грязной элдийской свиньей, и которого так хорошо отделали, что потом два дня не мог пошевелиться и только извинялся. Райнер, который постоянно готов умереть и каждый день охуевает от того, что ещё жив. Смешной, глупый. А теперь ещё и одинокий. – Тогда получится, что ты сам меня убьешь, если я не смогу пошевелиться и истеку кровью. И вообще, ты у меня в башке сидишь, захочу – и пропадёшь насовсем. Но Райнер не пропадает. Сидит и шмыгает носом, утирается локтем, а носовой платок лежит под ногами на земле, все ещё противно-чистый, потому что кровь у Порко пока ещё ненастоящая. – Райнер, я скоро сяду на поезд. А ты пообещай мне, что не посмеешь умирать раньше времени. Не будешь стреляться, потому что даже в голову себе не попадёшь, это уже научно доказанный факт. И перестанешь киснуть. Ты же без меня столько лет отлично жил, и ещё столько же точно лет отлично проживешь. А если удумаешь чего, так я приду и набью тебе твой недовольный ебальник, потому что с кровью он хотя бы мужественно выглядит. Райнер смотрит на него и плачет, и сквозь слезы кивает, и боится податься вперёд и обнять, как будто Порко хрустальный какой-нибудь. Только это сам Райнер хрустальный и почти просвечивается. И Порко сам тянет его к себе и обнимает, и утыкается в ещё тонкую двенадцатилетнюю шею, и чувствует, что Райнеру страшно. Но он, слава Богу, только в его голове. – Глупенький маленький Браун. Поэтому я тебя и люблю. И совсем не ненавижу. Ну, может, немного. Потому что что-то в мире должно оставаться постоянным. А мне пора. Мэри, не ходи больше по кругу. А то голова закружится и отлетит от тела, и превратишься ты в огромную сороконожку, и никто тебя уже не спасёт. А ты не бойся. Идти вперёд, знаешь, совсем не страшно. Порко поднимается на деревянный пол карусели, а Райнер покорно спрыгивает на землю, и теперь Порко гораздо выше, на целую голову. Носовой платок все ещё лежит на земле, совсем не противный, белый и мягкий. Райнер плачет, и Порко хочется что-нибудь дать ему перед уходом. В кармане становится тяжелее, и Порко вытаскивает оттуда вишню, круглую, блестящую и почти чёрную. Порко подкидывает ее, а Райнер ловит так неловко, и смотрит на неё, и плачет. – Она кислая, ты прости. Но если сделать варенье, то будет сладкая. И с косточкой. Порко идёт спиной и наискосок, чтобы ещё немного посмотреть в заплаканное красивое лицо Райнера. Карусель бежит по кругу. Перед самым центром карусели, в котором пульсирует свет, Порко разворачивается и достаёт из кармана билет. Там красивыми цифрами выбита дата и его инициалы. Он смотрит назад, но Райнера уже не видно. В самом центре карусели его ждёт мальчик, похожий на него самого, и Порко удивляется, как хорошо помнит лицо Марселя и какое оно красивое в мягком свете карусели, затопляющем все пространство.