6 in the morning — tender
patterns — always never
стримить в комнате с приоткрытым окном прохладно. курить на балконе без куртки холодно пиздец. в чужих объятиях со спины становится чуть теплее. денис руками обвивает торс, утыкается лбом в плечо. позволяет себе губами коснуться чужой шеи, слабо укусить. илья шипит — щекотно. между пальцев у мазеллова — чапман шоколадный. ему нравятся. дым горло не дерёт и послевкусие приятное. дороговато конечно, но он и без того в питере около ста тысяч оставил. двести рублей за сигареты на фоне этого — мелочь. коломиец делает тяжку возола с пина коладой, смотрит в окно на поднимающееся солнце и по-детски думает «светит, но не греет». у него своё солнце, и оно в разы лучше — и светит, и греет всегда. денис улыбается, чувствует себя по-идиотски из-за таких сравнений, но уже не сопротивляется. признает, что влюбился, как школьница, да и рад этому. с ильёй легко. шутки у него ебланские, правда, и громкий он дохуя, но дрейк такой же, поэтому не пиздит — ему нравится. илья в целом нравится. глаза у него действительно красивые. в них солнце отражается, холодный зелёный цвет делает теплее, и денис готов просто смотреть в них неотрывно целую вечность и ещё чуть дольше. — вот куришь сигареты, — сонно бубнит денис почти нараспев, — а мог бы курить возол. возол — лучшая парилка, продаётся в каждой табачке, — не заканчивает внезапную рекламу, потому что смеётся. — бля, дрейк, какой ты долбоёб, это пиздец, — илья смеётся и выкидывает окурок. тот летит с балкона вниз и бьётся об асфальт. денис думает, что это больно, наверное. хотя, это же окурок, он ничего не чувствует. денис думает, что ему, кажется, реально пора спать. на часах уже дохуя, когда мазеллов проверяет свои часы — зарядил специально, чтобы показушно выебнуться перед денисом и поржать потом вместе из-за этого. несмотря на громкий смех, честно говоря, немного страшно. им обоим страшно из-за происходящего между ними. непривычно осознавать, что они, похоже, вместе. денис вроде бы не гей, илья — тем более, но в питере он всё равно остаётся как можно дольше, чтобы урвать ещё хоть несколько смазанных поцелуев в губы. они друг для друга как единственное возможное исключение. они друг для друга единственные, кому позволено шептать на ухо смущённо, но уверенно, что ты мне нравишься, а потом ещё более робко — до невозможности прям — хотя, кажется, я люблю тебя; кому позволено целоваться украдкой в туалете кинотеатра, пока все остальные уже заняли свои места в зале. но смотреть в глаза так — непозволительно. илья допускал мысль, что денис, возможно, просто не разобрался, потому что, ну, чел, ты вообще меня видел? но дрейк действительно смотрит так, что все сомнения утекают вместе с тающим снегом (если бы он таял, конечно, а то погода пиздец полный). — переезжай в питер, — коломиец клюёт мазеллову носом в ключицу, когда тот разворачивается, спиной опираясь на стекло. и переезжать, и уезжать совсем не хочется, но поезд до москвы уже в семь утра — на балконе сидят до шести. оттягивают до самого конца. на вокзал — тоже вместе. денис убеждает отца, что сам проводит илью на поезд, тот не возражает. в такси илья врубает свою музыку, и это кринж на высшем уровне: то, как он поёт дору, «я помню» и прочую-прочую хуйню. но дрейк подпевает. нравится же. на вокзале денис ненавидит россию. потому что так хочется поцеловать илью прямо здесь, но нельзя — домой тогда не вернётся. быть вместе забитыми гопниками из-за поцелуя на прощание — романтично до абсурда, лучше не стоит. поэтому мазеллов первый тянет парня на себя, обнимает крепко, обещает приехать так скоро, как получится. может, в мае, а пока — пиши почаще. — и фотки скидывай, буду дрочить на твоё детское ебало, — низко хихикает илья. — педофил ебучий, — всё равно тоже смеётся. — сын шлюхи ёбанный. так и прощаются. или... — я правда люблю тебя, — шёпот на ухо сверху (вырос, блять). — и очень тебе благодарен. — бля, чел, ну так же хорошо прощались, — возмущается илья под звонкое «да пошёл ты», а губы сами в улыбке расползаются, потому что денис милее котиков из интернета и чиби-артов от подписчиц. — и я тебя люблю. не навсегда прощаемся, не ной, — он щёлкает дрейка по носу свободной рукой, взяв сумку с вещами. и уезжает. дрейк скучает уже на станции. смотрит на уходящий поезд и думает «скорее бы он приехал снова», подушечками пальцев касается губ — так сильно хочет снова поцеловать илью. как в последний раз было: в шесть утра, на балконе, обвивая руками торс мазеллова, укрывая от прохладной питерской погоды — апрель подводит. хочется губами к его губам, к щекам, чуть румяным от сидра. хочется чувствовать чужие поцелуи в лоб. илья тоже скучает, сразу же берёт телефон в руки и записывает денису миллион кружочков в телеграм. и коломиец едет в такси, смотрит. поднимает глаза и, обращая внимание на своё отражение в зеркале заднего вида, понимает, что улыбку уже не сдерживает.***
— питер не совсем мой город, я же москвич всё-таки. настоящий! — по комнате разносится фирменное низкое «аааа», илья смеётся. — но есть причина одна туда возвращаться, конечно. это дрейк, да, вы и сами знаете.