Некрообитель

Кажется, Хан Джисон самый несчастный человек в этой вселенной. Потому что он уверен, что в других он определённо счастлив. Где-то он богат и сорит деньгами направо, и налево? Может он вообще женщина с нейтрально-гендерными взглядами и шестью детьми? Где-то, например, умер? Но в этой, противной и предопределяющей жизни вселенной, он глубоко несчастен. Одинок до кончиков волос. Может не под той звездой родился? Вообще-то его покровительницей является Персефона, зачётная подруга, богиня мертвых. Правда имела проблемы с гиперопекой маман и Аид ее как бы украл. А Джисон твердо уверен, что сама богиня была не против. Всем когда-то нужно сепарироваться от родителей, даже если ты бессмертен… Он бы и сам был бы не против, если бы его украли под венец, особенно если это твоя судьба. Но судьба была жестокой. По-крайней мере в этом мире. И Хан страдал. Страдал, когда смотрел, как счастливые людишки беснуются на улицах. Страдал, когда среди всех своих друзей остался совершенно один, чувствовал себя одиноким и поломанным. Ему не хотелось выходить из дома, ему не хотелось общаться, по возможности он ограждал себя абсолютно от всех. Если бы ему не нужно было ходить на работу, он бы и шагу из дома не сделал. Какой смысл просыпаться и пытаться жить, когда тебе самому это не нужно, и в общем-то, не для кого. Работу он любил, она отвлекала от мыслей, от тоски. Работать бариста было интересно, первое время, сейчас же это рутинная необходимость. И так было абсолютно с любой работой. У Джисона была только одна мечта, прямо с самого раннего детства, найти свою родную душу. Любить и быть любимым. В детстве мама рассказывала, как прекрасно чувство связи. А связь, кстати делилась на несколько типов. У его родителей она была эмоциональной. Второй тип — эмоциональная связь. Очевидно, что вы можете делиться своими эмоциями друг с другом и это проблема, особенно в начале. Связанные не понимают, где их чувства и эмоции, а где партнёра, что может свести даже с ума. Пока они не научатся управлять этой связью. Это очень сильная связь, люди неоднозначно реагируют на нее, некоторые осуждают. И Джисон понимает почему. Его отец научился управлять связью, раньше своей возлюбленной. Он манипулировал ей, принуждал, подавлял волю и в конечном счёте она разорвала связь. Да, бывает и такое. Но после разрыва связи люди либо умирают, либо становятся абсолютно разбитыми. Мать осталась жива, но перестала быть живой. Отец перенес разрыв легче. Он был немного одержим идеей подчинять и властвовать, чем пугал до дрожи. Любил ли этот человек вообще? Разрыв произошел уже тогда, когда Джисон благополучно жил отдельно. С этим помогли друзья детства. И парень был благодарен от всего сердца, потому что терпеть отца было невыносимо. Мать он навещал часто. Она переехала к своей сестре, поближе к морю. Женщина расплывалась в улыбке, но почти ничего не говорила, обнимала только и подолгу не отпускала. Однажды она рассказала, что всё ещё чувствует связь, еле-еле, фантомно. Может только поэтому его родители выжили. А Джисон чувствовал себя той самой Персефоной, только более несчастной и без Аида. У Хана много вопросов ко вселенной. Один из главных «Почему я?». Всегда есть исключения из правил, что-то, что разрушает порядок: кляксы красок на белом полотне, черные дыры в галактиках, лишние хромосомы, и Джисон. Хан Джисон, у которого нет родственной души. Тот самый лузер, который есть в абсолютно любой вселенной. Обычно, знаки проявляются в детстве, на любом участке кожи. Это могла быть родинка или шрам в виде символа означающего вид связи. А вот понять, что это именно твой человек немного сложнее. У кого-то достаточно встретиться взглядами, кому-то нужно дотронуться, кто-то находит связанных лишь услышав их голос. Обычно в такие моменты знаки на коже дают знать, что нужный человек рядом. Тело будто рвётся сократить расстояние, соединиться и почувствовать себя снова цельным. Ну, так ему объясняла мама и друзья. Сам Джисон этого никогда не испытает. У него нет знака. Раньше он не верил, пытался найти оправдание отсутствию метки, мол, позже, обязательно. Ведь у некоторых она появлялась и во взрослом возрасте. Лет так к тридцати… Только вот, он слышал о таких людях, но ни разу не встречал. Как общем-то и никто из его окружения. А потому, когда ему стукнуло двадцать два, он смирился. Кривя всей своей душой, скрипя зубами от грусти и тоски. Несправедливо! Он был готов даже к абьюзу. К ссорам до потери голосов, к дракам до сломанной мебели или костей. Он так желал любви, что был готов принять смерть, лишь бы чувствовать родные руки, которые, возможно и задушили бы его. Лишь бы не чувствовать себя душевной и эмоциональной калекой. Не чувствовать себя таким одиноким и несчастным. Но всё, что ему остаётся — выходить в свои смены на работу, иногда оставаясь на сутки, а то на двое там. Да, он устает. Безбожно. А полученную зарплату особо девать некуда, он с работы не вылезает. Это утро не задалось с первых минут пробуждения. Он хорошенько приложился о косяк, пока торопясь бежал до ванной, на скуле медленно цветёт синяк. Носки пришлось надеть разные, одинаковой пары не было ни одной и Джисон имел полное право выругаться на английском. Завтрак идёт нахер, точно так же, как и его телефон, потому что заряда осталось максимум на час. Волосы пушились, лезли в разные стороны, пришлось спрятать их под беретом. Он наспех накидывает пальто с дырками в карманах, и вылетает пулей из дома. Благо он успел к своей смене. На опухшее лицо была натянута маска, берет снимать он не стал. Чертыхаясь на всех известных ему языках он ныряет в рабочую форму и бежит за стойку. Нужно сделать заготовки, в ритме вальса. Проверить расходники. До открытия ещё пятнадцать минут и Джисон облегчённо выдыхает. — Ты здесь работаешь? Заинтересованный бас раздается сзади, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Джисон поворачивается, на другой стороне, оперевшись о стойку, стояло два молодых человека. И в одном из них Джисон узнал своего бывшего одногруппника — Хван Хёнджин. Высокий, красивый блондин, с которым они собачились с самого начала знакомства. — Нет, я за стойку прыгнул чисто по приколу, — блондин закатывает глаза, а Джисон натягивает дежурную улыбку. — До открытия ещё пятнадцать минут, не могли бы вы подождать? — Капучино по чём? — По цифрам от названия справа. Второй парень весело усмехается, явно оценив последние слова. Джисон мельком оглядел его, отмечая про себя по кошачьи хитрые глаза и острые линии скул, а после возвращает внимание бывшему одногруппнику. — Хан, я не ругаться пришел, — мягко проговорил тот и игриво наклонил голову. Ага, как же. Сейчас начнется. — Сделай мне капучино, большой и максимально сладкий. — Не могли бы вы, пожалуйста, подождать? На веранде свободные, удобные столики— — Хан, я напишу тебе хренновый отзыв. Джисону глубоко насрать. За трое суток он спал пять часов. На нем разные носки, колючий берет, а в купе с многомиллионной усталостью прогрызается острое желание убивать. — А я сделаю тебе хренновый кофе, если ты не посадишь свою задницу за столиком на веранде и не подождёшь гребанных пятнадцать минут, пока мое оборудование прогревается до нужной температуры, — он выдерживает обескураженный взгляд Хёнджина и ядовито улыбается. — Пятнадцать минут. Свободен. Незнакомец похлопал Хёнджина по плечу и стал медленно идти к выходу, на ту самую веранду. Хван идёт следом и о чем-то жалуется. Но Джисону наплевать. Его разрывает от гнева и он шумного дышит, стараясь прийти в норму. Бесит этот паршивец. На самом деле, оборудование прогрето ещё его коллегой с ночной смены, но бестактным, и наглым личностям об этом знать не обязательно. Хан прикидывал сделать пакость Хёнджину: ну там, плюнуть в кофе? Вместо сахара добавить соль? Или сделать ему обычный Американо? Чтоб знал и больше не появлялся. Но Джисон был профессионалом. Личное остаётся дома, сейчас он работник, шестерёнка продукта капитализма. Поэтому он изъёбывается с этим Капучино так, чтоб этот противный-глаза-б-его-не-видели Хёнджин вкинулся и откинулся от его умелых ручек. Кроме этих двоих ранних пташек ещё никого не было. Поэтому Джисон неторопливо выносит заказ на веранду. — Ваш сладкий Капучино, — Джисон улыбается под маской и добавляет. — Надеюсь, твоя жопа слипнется и никакой хирург тебе не поможет. — Если подобное произойдет, я тебя засужу, — явно забавляется блондин. Он заправляет выбившуюся челку за ухо в кокетливо-манерном жесте и Джисону хочется очистить желудок. Бариста хотел уже было уйти, как незнакомец привлек его внимание: — Прости, не мог бы ты сделать нам два Рафа с собой? Хан замер. Голос до невозможности мягкий, обволакивающий всё его существо. Такой бархатный, будто льется музыка из духового инструмента. Он проморгался прогоняя наваждение и снова оглядел парнишку. — А… Да, конечно… Есть пожелания? Сироп, мёд, алкоголь? Хёнджин поднимает брови после последнего слова и пристально смотрит на Хана. В смысле, а что так можно было??? Незнакомец задумывается поднимая глаза в левый угол. Интересное предложение. Он смотрит на Хёнджина, который всё ещё не может принять реальность и её возможности. Эта заминка хоть и была мимолётной, но бариста отметил про себя, что Хёнджин довольно милый, когда держит язык в своей жопе и не открывает рта. — Один с ванильным сиропом, другой с алкоголем, если не затруднит. — Не будь с ним ласков, это его работа, — Хёнджин отпивает немного из своего стакана. И Джисон готов поклясться, что в глазах одногруппника мелькнуло удовольствие. Правда, его лицо тут же сморщилось в гримасе отвращения. — Куда можно это вылить? — За шиворот себе налей, — шипит Джисон и уходит к себе за стойку. Кретин. Как же у него горит с этого придурка. Спрашивается — что не поделили? В чем беда? А беда в том, что их конкуренция в учебе достигла апогея. Они пару раз даже дрались. Джисон не знает откуда эта всепоглощающая ненависть, но она обоюдная, а от того и максимально разрушающая. Чанбин — его друг детства — говорил, что если подумать, то они просто сильно похожи. Своей фразой вызвал негодование у Джисона и перефразировал: «Вы беситесь, потому что видите черты друг в друге, которые в себе отвергаете " Хан был не согласен. Но принял во внимание слова хёна, ему со стороны виднее, тем более умудренный опытом. И не важно, что разница в возрасте буквально год. Чанбин мудрый, но Джисон ему об этом не скажет, много чести. Он доделал два Рафа как раз к тому моменту, как второй парень подошёл к стойке. Тихо, вальяжно, настолько бесшумно, что у Джисона чуть инфаркт не случился. Он схватился за сердце, пытаясь отдышаться. Незнакомец довольный своей шалостью, мягко облокачивается на столешницу. В его движениях столько грации, словно он рос всё детство где-то в саванне со львами. Хан бы с радостью залип на это представление, на парня в целом, но сдерживается. Наклоняет голову в вопросительном жесте и ему протягивают карточку. О, точно, оплата. — Ему на самом деле понравилось, — раскрыл тайну заговора незнакомец, говоря тише. — Кофе? Вот паршивая овца, — Джисон позволил себе задержаться на лице парня, уделяя особое внимание милой родинке. Она находилась на крыле носа, и это самое очаровательное за всё утро. — Красивая. Осознание сказанного окатило холодной водой. Внутренняя паника подступала к горлу. Хотелось прямо там зарыться под плинтуса. — Я про родинку, — видя ступор и непонимание собеседника, Джисон решил, что сгорел сарай, гори и хата. — Меня зовут Хан Джисон, а вас? — Ли Минхо. Рад знакомству. Этот мягкий голос звенит его именем на подкорке сознания. Это ощущалось так правильно. Джисон протягивает крафтовый пакет, с заранее подписанными напитками и улыбается совсем искренно. — Ваш заказ, приходите к нам ещё, всего доброго. — И тебе, Джисон. Даже коллега не справлялся в эту смертоностную качку наплывших гостей, потому Джисон периодически отпускал его передохнуть. Сам же он еле стоял на ногах, но либо это аутоагрессия двигала его вперёд, либо же он чёртов смертник. Если подумать, то это буквально синонимы, но он склонялся больше ко второму. Ему незачем себя жалеть, а Феликса жалко. Он такой очаровашка с этими своими веснушками. Ради них можно сделать миллион поблажек, но сам обладатель относился ко всему более чем ответственно. Джисон уверен, что половина прибыли кофейни держится на плечах этого тонкого и изящного паренька. А ещё, у него обалденные десерты! Позже, несколько месяцев спустя, как Джисон устроился бариста, оборудовали небольшую кухню за стойкой. Джисона пытались затащить туда, повысить до помошника кондитера, но в делах со сладким он был абсолютный нуль. Ему нравилось дегустировать, на большее начальство уже не претендует, хватило испорченного миксера, который стал красноречивее всех доводов. Кстати о Феликсе. Джисон обожал этого парня. Разница в возрасте была всего в один день, о чем он узнал гораздо позже того, как они подружились. Хозяйка в шутку прозвала их близнецами, а ребята были совсем не против. Так и повелось. — Сон-и, этот говнюк написал отзыв. Возвращаясь с пятиминутного отдыха, Феликс влетает за стойку с вытянутым телефоном, на дисплее которого явно не ласковые ямбы. «Качество кофе потрясающий, все характеристики соблюдены. Единственное, персонал был крайне холоден, даже хамоват. Я не помню точно имени, но эти наглые щёки не выходят из моей памяти. Теперь я в апатии» И грустный смайлик. Грустный, блять, смайлик. Джисон сделал глубокий вдох, пытаясь совладать со своей яростью. Нет, в принципе, ему всё равно. И на нагоняй от хозяйки в будущем, и на возможный спад посетителей. Ему в принципе всё равно. Только проблем доставлять хотелось чуточку меньше. Но тут же он видит ответы на этот отзыв и его брови подлетают чуть ли не к потолку. Маленький Феликс заступился за него. Уколол Хенджина с яркой улыбкой. Опасное солнышко. И он чувствовал, что выговор от хозяйки ждёт их обоих. Потому что ниже ответила уже она, так же защищая Джисона, но приглашая гостя в кафе, исправить ситуацию. Они в полной заднице. — Я постоял за твою честь, Хан Джисон, — парень вытягивает губы трубочкой и прикрывает глаза. — Я заслужил поцелуйчик! Джисон чмокает его в лоб и ерошит светлые волосы на макушке. — Я пошел против связанного, Сон-и, мне нужно что-то больше поминальных чмоков. — С чем будешь какао? Глаза напротив загораются. Лицо озаряется яркой улыбкой и Джисон не в силах сопротивляться. Он готов сварить для этого чуда всё какао мира. Люди новой волной приходят в кафе и Джисон даёт сигнал коллеге. Сегодняшняя смена просто сумасшедшая. Феликс уходит на кухню помогать поварам, крикнув до этого, что-то про маршмэллоу. Если бы не Феликс, Джисон давно бы уже спрятался у себя в квартире. Он не любил людей, они его пугали. Лицемерные, скользкие, грубые. Но не смотря на этот мерзкий холодок от образов человеческой расы, он мог найти что-то волшебное в каждом. Да, люди пугали его. Да, есть экземпляры похуже греческих чудовищ. Фольклор пополнился бы новыми легендами. Уж точно не хорошими. Но он всё ещё социальное существо. Он хочет общаться, изредко, знакомиться с новыми людьми. Радует, что на работе посетители не лезут в душу, иногда лезут в личное пространство, но точно не в душу. Морально изматывало до чертиков. Джисон в целом считал себя интровертированной личностью, но Феликс его обзывал интровертным экстравертом. Ведь когда Джисон в кругу своих близких людей — он самый громкий человек во вселенной. И если бы эта тема с богами была хоть чуточку реальна, то он бы достал их всех на Олимпе своим заразительным смехом. Схлопотал бы бурный заряд молнии? Возможно. Остановило бы его это? Только если бы он умер. Но да, ему проще сплясать перед богами в самых глупых тряпках, чем пытаться сблизиться с новыми людьми. Чанбин — всё ещё и навсегда, друг его детства, был уверенным и знает чего хочет. И он хотел дружить. Поэтому план по захвату маленького Джисона прошел на ура. Теперь у него есть крыса, которая смотрит с ним аниме и, в принципе, всегда рядом. Сколько бы Джисон не закрывался в себе, в собственном доме, да даже в доме Чанбина, старший всё равно находил рычажки давления. И Джисон благодарен ему, потому что иначе, он бы сгнил в одиночестве, жалея себя бедного и несчастного. К ночи, к часам двенадцати, людей значительно поубавилось и можно было дышать полной грудью. Феликс довольным цыпленком шмыгает за стойку, хватая свое по праву какао, тихо пища от восторга. — Ты лучший! Он нежно касается сладкими губами мягкой щеки Джисона и улыбается своей самой солнечной улыбкой. — Кристофер засунет меня в тот самый сломанный миксер, если я отобью тебя? — Ты всегда можешь присоединиться. Они оба играют бровями, заливаются смехом и в тот же момент Феликс меняется в лице, становясь совсем взрослым. О нет, Джисон знал это выражение. — Ты ведь знаешь, что всегда можешь положиться на нас? — этот низкий голос заставляет мурашки пробежать от шеи, до самых ног. Раньше Джисон бы воспринял этот жест, как жалость, но Феликс не тот человек. — Мы семья, Джисон-и. — Просто Банчан не умеет готовить какао. — Мой муж умеет всё! — Феликс больно тянет щеки Джисона, закатывает глаза и уходит на кухню, когда там его отсутствие стало ощутимым. Кстати, Ли Феликс и Бан Кристофер Чан. Понятное дело с Феликсом Хан познакомился на работе, веснушки и яркая улыбка быстро расположили к себе. А вот с Чаном, как и с Чанбином, они дружат с детства. Святая троица. Банчан был совсем, как старший брат, заботливый и внимательный. Мальчишка был старше ребят на два-три года и любезно взял на себя ответственность. И мама, и папа, и платочек для нытья, и раздаватель люлей по настроению. Всё чего вам не хватает можно найти в Банчане. Но да, какао Джисон делал в разы лучше. А ещё он— — Здравствуй. Джисон от неожиданности роняет всё на свете. И питчер с горячим молоком, так красиво попавшего на его фартук, заляпав весь пол и стойку, и несколько бумажных стаканчиков, что разлетелись размашистым веером с полки. Матерясь на ломаном испанском, припоминая бога всуе, Хан в ужасе вспоминает о источнике звука и из-за стойки показывает напуганные глаза. — No soy Dios, pero gracias.       Виновник начинает тихо смеяться. О. Это Минхо. — Вы тот самый утренний незнакомец. Ну, то есть уже знакомец. В смысле вы— — И как тебя ещё не уволили? В этот момент Джисон замечает противного столба по имени Хван Хёнджин. Уровень агрессии подлетел в раз. И он выпрямляется, угрожающе облакачивается на стойку не разрушая зрительный контакт. — Вон там, на двери, написано «выход», но ты, Хенджин, можешь выйти в окно. — Будь ваша кофейня на девять этажей выше, это бы сработало. Минхо заливается тихим смехом. Таким идеальным, что Джисона закоротило. Успокоившись, но всё ещё улыбаясь, тот не отводил взгляда от бариста. И кто знает, чем закончились эти гляделки, если бы не чертила рядом. — Мне нужен Феликс, я знаю, он сегодня работает. — Вот именно, он работает, поэтому вон отсюда. Хван тяжело вздыхает и усмехается. Он смотрит на Джисона, как на жука, сверкает своими темными глазами и придвигается ближе. — Я буду ждать здесь. Пока он не выйдет. Джисону хотелось размазать это лицо по стойке. Но единственное, что он делает — улыбается. Сквозь маску. Потому что Феликс чувствует Хвана, меткой, а значит, хрен выйдет. Какао он забрал с собой, но если попросит, то Джисон хоть сотню таких сделает. — Что, маленький принц теперь не боится связи? Джисон издевается. Наслаждается этим перекошенным злобой и отвращением лицом. Хван не знал, что Хан здесь работает, скорее всего был впервые в этой кофейне. Даже не скорее всего, а так и есть. Ведь Феликс рассказывал, в мельчайших подробностях, как некий Хван Хёнджин, его связанный, как трусливая псина прячется от него и Банчана. Что избегает и не хочет принимать связь. Это очень расстраивало Феликса первое время. Сейчас же, он просто не любит Хёнджина. И злится, что приходится терпеть глупую боль. А потом взгляд Джисона всё-таки падает на Минхо. И взгляд бегает то к Хвану, то к Ли, будто сканируя, после чего забавно округляются, не хватает загоревшийся лампочки над его головой. — Так значит, Минхо-хён… можно я буду называть тебя хёном, ты ведь старше? — Хан немного улыбается получив одобрительный кивок, и продолжает. — Минхо-хён твоя группа поддержки? Серьёзно? Хенджин агрессивно молчит. Смотрит с такой злобой, будто готов задушить. И он бы это сделал, если бы не свидетели в лице Минхо. Но в глазах помимо злобы было что-то еще. Вырывалось из-под пелены, оголяя что-то похожее на вину? В мыслях проскользнуло надавить, подковырнуть эту рану, чтобы он чувствовал себя ещё хуже. Как чувствовал себя Феликс или Банчан. Но Джисон не хочет. До него быстро доходит, что Хван такой же избитый судьбой, и что вряд-ли он мечтал о двух связанных. Ему может вообще парни не нравятся, а тут двух подкинули и получите, распишитесь. — Ладно, я перегнул. — Оставим это на потом, мне правда нужен Феликс. Джисон склоняет голову. Вспомнить о том, что они зеркалят друг друга самое то, потому что Хван копирует движение. Сука. Хочется двинуть ему в челюсть. За ними с интересом наблюдает Минхо, лицо не выражает ничего, сложно сказать, что он думает об этой ситуации. — Я позову его, но придет он к тебе или нет, от меня не зависит. Джисон натягивает берет, будто он слетает с него, хотя это было больше для того, чтобы успокоить нервы. Может показалось, а может нет, но Хван так же нервно начал прихорашиваться. Этот чёрт уверен, что конопатое чудо придет к нему. Джисон глубоко вздыхает заходя на кухню, повезло, что гостей к ночи становилось наполовину меньше. Но это не отменяет того факта, что они всё ещё есть, и будут. Быстренько прошмыгнув через остальных кондитеров, как только найдя глазами светлую макушку, Джисон аккуратно дал знать о себе, чтобы солнышко не похерил все украшения, что выкладывал на десерты. Хану даже говорить ничего не нужно было: он снял маску и кивнул в сторону зала, виновато заломав брови, всем видом показывая, что дело набирает обороты. Феликс изгибает бровь, типа, серьезно? Джисон мычит и чуть ли не скулит, почему-то очень хочется помочь Хёнджину. Да и Феликсу. Может сейчас они обговорят всё, и эта ноющая боль отпустит его друзей. Ведь метка могла наносить вред. Особенно, когда один из связанных не принимает ее, отрицает, сводит. Это сравнимо с разрывом связи, правда медленнее, растягивается на года, вытягивает все жизненные силы, бьётся разрядами боли. Люди умирают не от самого отрицания связи или сведения метки, они умирают от последствий: бессонница, бессилие, слабость, тошнота, можно сойти с ума от этой тупой и ноющей боли. И как бы Джисон ненавидел Хвана, тот тоже страдал и заставлял страдать его друзей. Поэтому чем раньше они решат этот вопрос, тем больше шансов спасти ситуацию. Потому что Банчана мучает бессонница, А Феликса иногда скручивает от судорог, и это не есть хорошо. Хан хороший друг. Он не лез в их дела, не нарушал границ. Хоть и хотелось прибить Хвана. Но связь на троих первого типа: Материя. А это значит, что ребята могу чувствовать тела друг друга, как на расстоянии, так и рядом. Где бы ты не был, ты можешь прикоснуться к себе, а связанный это почувствует. Такой способ передачи энергии — напоминание о связи. Иногда Джисону кажется, что все эти типы и метки — как проклятие. Всегда есть обратная сторона. Так что где-то на процентов пять-десять он даже рад, что не имеет метки. — Ликси, — требовательно шепчет Хан, пытается прикинуться котом в сапогах. И видимо, у него получается, лёд двинулся. Феликс жмуриться и тяжело вздыхает. Он потирает свою метку в виде ветвей, точно идущих по рисунку синих вен, и будьте уверены, двое связанных отчётливо это почувствовали. Глаза открывает и лицо его становится до невозможности серьезным, взрослым и решительным. А вот тут Джисон умывает руки. Феликс что-то решил для себя, а если решил — это неповоротливый бульдозер, который, как кажется бариста, снесёт даже Чана, что был раза в два больше конопатого чуда. Феликс медленно вышел из кухни, немного удивлённо оглядывая бордак, за ним хвостиком поплелся Джисон, не зная, что их ждёт. Убежит Хенджин? Или спрячется? Но вместо всего этого трусливого списка, Хван смело смотрит в лицо Феликса, не отрывая глаз, пытаясь передать, как ему жаль, всеми фибрами души. И черт, на этой сцене мир будто остановил свой ход. Джисон бы так и виснул вместе с ними, если бы не почувствовал, как его тянут за рукав футболки. Минхо смотрит на него и качает головой. И окей, Джисон был бы полным придурком, начни он сопротивляться. Феликс просит прикрыть его, пока они отходят и Джисон болванчиком кивает. Он сделает всё, лишь бы у его друзей был шанс на счастье. — Он совсем от рук отбился, — между тем вставляет Минхо и Джисон понимает, что не дышал до этого момента. — Мне пришлось дать ему пинка. — Рыцарский поступок. Старший фыркнул, всем видом показывая, что несогласен с этим утверждением, но покрасневшие кончики ушей говорили об обратном. Это вторая очаровательная вещь за эти сутки. — Нам обещали кофе. Джи кивает, начиная убирать весь бедлам под кошачьим взглядом. Он оперативно моет то, что оставалось в глубокой раковине, немного морщась от температуры. Смеситель идёт нахер. Но Джисон привык. Разговаривать сил не было, хоть и хотелось. Почему-то Минхо не казался чужим и под его взглядом было спокойно. Банчан излучает что-то подобное, может поэтому Джисону спокойно в присутствии старшего. Движения отточены. Хотелось бы выпендриться перед Минхо, но пока нет такой возможности. Всё-таки, в рабочих делах он был серьезным. Забудем про пролитое молоко. Протирая стойку, которая была из какого-то массивного дерева, серьезный парень подметил, что от его рук серьезно не отрывают серьезного взгляда. — Можно личный вопрос? Ох, Хан думает, что имея подобный голос — можно абсолютно всё. Стоит лишь попросить. И юноша кивает не задумываясь, заглядывая в глаза напротив. Карие. Цвета кофе с молоком. — Метка. Ее действительно нет? Джисон прикрывает глаза. Черт. — Ее нет. Может появится, когда-нибудь, — Джисон хотел, чтобы это звучало позитивно. Он не хотел, чтоб его жалели. Иначе он не выдержит. В глазах напротив он видит, что-то близкое к пониманию. — Откровенность на откровенность. Какая метка у тебя, хён? Минхо смотрел вниз, на джисонов воротник, но как будто сквозь. Между ними было как-то меланхолично, будто тучки скопились над головами и вот-вот пойдет дождь. — Материя. Сюрпризом для Хана стало то, что он тяжело вздохнул, ему на секунду показалось, что он не так одинок, на мгновение. За грудиной скребли кошки. — Правда, она стёрта, не с моей стороны, — спокойно отчеканил старший, ноги Джисона почему-то подкосились. — Мне жаль, хён. Мои родители тоже разорвали связь, не представляю, как тебе было тяжело. Минхо промолчал слегка улыбаясь. Бариста быстро делает одно капучино, максимально сладкое, и одно американо со льдом по просьбе старшего.