хэштег киёширо заебался

— Да… Вот оно… Хаос! Сейчас – идеальный момент. У Соноды переломано пара костей, у него нет оружия, он не может даже на ноги встать, и никто, ни Сайго, ни Асахикава его не остановят. Киёширо покончит с этим сейчас. Наконец-то. Сжимает нож в руке, замахивается, и бьёт. Наконец-то. Наконец-то. …Наконец-то? Нож останавливается в паре сантиметров от чужой шеи. Улыбка с лица Соноды медленно сползает, и он удивлённо хлопает глазами, смотря на Киёширо. На Киёширо, который стиснул зубы сильнее, чем сжимает сейчас нож в руке. Киёширо, который смотрит прямо на кончик ножа, который совсем близок к коже, лишь немного надавить – польётся кровь. Ему нужно только немного сил приложить, совсем чуть-чуть. И, тем не менее… — Почему… Сонода чуть наклоняет голову вбок. Он не ожидал такого исхода, и, наверное, это более хаотично, чем то, чего он на деле ожидал. Тем не менее, довольным ни он, ни Киёширо не выглядят. Киёширо, на самом деле, понятия не имеет, что у него сейчас в голове. Вероятней всего, он всё же злится – снова его драгоценный хаос разрушили. И, тем не менее… Тем не менее… — Почему… Не могу… Убить?.. Надавить совсем немного – и всё будет кончено. Но именно эта мысль и тормозит. Ужасает, на самом деле. Потому что «всё будет кончено» значит, что всё закончится тут. А что будет дальше, и будет ли – неизвестно. Киёширо хочет это сделать, но он не хочет, чтобы всё заканчивалось. Сонода смотрит на него в ожидании, потому что больше он ничего сделать и не может. Рука Киёширо дрожит, но не попадает даже краем ножа на кожу. Пальцы разжимаются, нож выскальзывает вниз. — Блядь… Блядь! Бессильно бьёт кулаком Соноду в грудь. Возможно, ему больно сейчас, потому что рёбра повреждены, но он не подохнет. И это злит. Почему он не может просто сдохнуть? Где-нибудь подальше от него. Чтобы не забивал мыслями с вопросами о том, что будет дальше и что делать. Кусок говна. Всё испоганил. Вообще, блядь, всё. Киёширо слышит звонок и поднимает взгляд на свои часы, поднимает трубку. По ту сторону – Сайго, рядом бесятся Асахикава и Юкигая, но тут же тормозят, как только видят его не изображении. Подбегают ближе к камере, машут в неё. — О, ты нашёл его? — Он жив? — Ну тараканище!! В их голосах слышно не столько радость, сколько констатация факта, несмотря на вопрос. Да, нашёл, да, жив, да, таракан. Они не предают этому так много значения, как стоило бы. Однако, несмотря на их тон, Юкигая поднимает в воздух мешок с чем-то. — Я украла у Минато лекарства и бинты! Мы скоро подъедем! Да, точно. Последняя их аптечка ушла на перебинтовку исцарапанной шеи Киёширо. — Ханеда. – Доносится голос Сайго, всё такой же пугающе спокойный и равнодушный. – Ты знаешь, что делать. Да, знает. Киёширо кладёт трубку, вздыхает. Бесит, что он должен это всё делать. Бесит, что он не смог просто вскрыть ему шею. Бесит, что эта сволочь – упрямая, не любящая лечиться скотина, которая сейчас, вероятно, будет опять закатывать скандал, как маленький ребёнок, которого тащат к врачу. — Почему ты меня не убил? Но сейчас Соноду, видимо, интересует не это. Киёширо кидает на него взгляд, и Сонода выглядит действительно недовольным. В его словах не столько удивление, сколько искреннее недовольство – он действительно хотел умереть сейчас, на пике. А Киёширо всё испортил. Опять. — Не твоё дело, ублюдок, - бурчит Киёширо и достаёт из сумки бутылку. – Выпей. Сонода игнорирует протянутую бутылку, и Киёширо не уверен в причине. То ли он уже понял, что там снотворное, то ли ему просто сейчас плевать. Без снотворного его в бинты не замотать, к этому они все уже привыкли. Все всегда таскали его с собой на всякий случай, если с ним что-то произойдёт и нужно было лечение, однако действительно его использовали только Юкигая и Сайго, пока Киёширо просто надеялся, что день, когда оно ему понадобится, не настанет. Всё, блядь, пошло по пизде, из-за этого ублюдка. Каждый раз. Каждый грёбанный раз. — Ты должен был меня прикончить! Теперь Сонода будет его учить, что нужно делать. И это, по его мнению, какой-то там хаос – то, чего он ожидает? От этого становится мерзко. Киёширо вздыхает, открывает бутылку, делает глоток. — Ты испортил всё… Снова, снова всё испорчено! Ты… Мусор… Киёширо удерживает жидкость во рту, закрывает бутылку. — Просто перережь!— Киёширо хватает его за галстук прежде, чем он закончит фразу, накрывает его губы своими, и сразу же проталкивает язык, пользуясь моментом, когда его рот открыт. Передаёт снотворное изо рта в рот, потому что иначе в него это не протолкнуть, и потому что он всегда хотел схватить его за галстук, и потому что он наконец-то удивлён. Хотел свой желаемый хаос? Получи, ублюдина. — Заткнись. Это слово само срывается с губ, как только он чуть отстраняется. Они всё ещё критически близко, ощущая дыхание друг друга на своей коже, и смотрят прямо в глаза. С их подбородков стекают капли, оставшиеся от воды, а на лицах обоих лёгкий румянец. …Максимально непривычная обстановка. — Если ты так хочешь, чтобы я тебя убил, - шипит Киёширо, хватая снова бутылку. – То сосредоточься на лечении. Сонода удивлённо вскидывает брови, но, кажется, не сопротивляется намеренно, когда Киёширо снова приближается, чтобы влить в него снотворное снова. Это не ступор – он правда был в ожидании, потому что Киёширо чувствует его улыбку. …Ему правда стоило просто прикончить его. А теперь с этим жить надо будет. Выблядок, какой же, блядь, выблядок.