Процент Шибанова

Высокий. Да нет, слово не то... Статный! Высоких Миша видел много, а вот такого, который каждый миллиметр своего тела использует, чтобы источать власть и требовать подчинения, не раскрывая рта — Шибанов наблюдал впервые. И робеть — не про Мишу. Да только в горле будто бы ком возникает, когда надо в лоб спрашивать: не он ли, такой-сякой Николай Романов, жестоко убил и обескровил местного авторитета. И вообще, кому от случившегося хуже стало? Ему, Мише, уж точно только лучше: на одно ОПГ меньше. Да и потом, вместо того, чтобы здесь сидеть и мешать важным людям жить (с закономерным ожиданием, что и они ему в ответочку подгадят), стоило бы всех прихвостней ныне покойного изловить, пока они нового биг-босса не поставили. Но ведь с другой стороны, обескровленное тело — это ж не пуля в лоб, а извращение какое-то! Надо взять себя в руки и получить хоть какие-то ответы... — Может, начнёте задавать вопросы? — словно отзываясь на его мысли, вопрошает хозяин подозреваемый. — Или хотя бы попробуете, наконец-то, чай. Мне доставляют лучший — напрямую из Индии. Давайте, пейте, пока совсем не остыл — согреетесь заодно. — Я не замёрз, — бурчит Миша, которому совсем не нравится ощущение, будто его насквозь видят. Романов лишь чуть заметно улыбается, и Шибанов понимает, что у того, наверняка, невероятной красоты улыбка, но на его лице гость она совсем не частый. Тьфу ты, пропасть! Он как под гипнозом, ей богу! Именно в этот момент на лице Николай Павловича расцветает нежданная — да-да, она — улыбка. Красивая, безусловно. Вот только не добрая и дружелюбная. Больше похоже на оскал кровожадного зверя, который наконец-то встретил достойного противника: — Вас интересует, не причастен ли я к смерти господина Лопухина? Ну, была ни была! — Ваши отпечатки найдены в его машине. — Мы были коллегами. — Могу вас заверить: вы не единственный, кого я проверяю. — А с другими вы так же красноречивы? Шибанов давится чаем и краснеет. Один-ноль в пользу мерзавца. Но этот бой ещё не проигран! — Нет, немею только от вашей исключительности. Улыбка Романова становится шире, он показывает клыки: — А вы, господин оперуполномоченный, совсем ничего не боитесь? — Отнюдь. На ужин к девушке опоздать — вот это страшно. Она у меня знаете какая? Любому начальству фору даст. Теперь Романов откровенно смеётся: — Полно вам, господин Шибанов! Ни в жизнь не поверю, что боитесь женщины. — Тут он затихает и пристально смотрит на Мишу: — Вы и меня не боитесь. Просто устали смертельно, не высыпаетесь уже давно, вот и не можете подобрать слова, чтобы прижать меня к стенке. Шибанова передёргивает от сказанного, от точности и верности слов Романова, но промедление сейчас смерти подобно: — А вас есть, за что прижимать? Николай смотрит оперу прямо в глаза и спокойно отвечает: — Нет, господин Шибанов, не в данном конкретном случае. Миша чувствует, что Романов выигрывает. Он и правда весь месяц почти не спит, и на этого выскочку у него, кроме чуйки, ничего нет. Чашка со звоном опускается на блюдечко. — Ладно, простите, что побе... — Но у меня есть пара мыслишек о том, кто мог бы быть причастен. — Спасибо, без вас разберусь. Обычно Миша так не отвечает. Но Романов не вызывает доверия. Более того — на душе тревожно. Этот сильный мира сего играет в какую-то свою игру, и Мишу втянуть хочет — так, для пущего веселья. Когда дверь за опером закрывается, по особняку проносятся торопливые шаги: — Ушёл наконец-то? Романов на это лишь цедит сквозь зубы: — Ещё раз осушишь кого-то до последней капли и оставишь на всеобщее обозрение — лично тебя четвертую. — Да ладно тебе! — Ты понял меня, Юсупов? — Понял я всё, понял. Однако же ты из этой ситуации тройную пользу извлёк, Романов! — Да неужели? Просвети-ка! — Ну во-первых, — Феликс начинает загибать свои длинные пальцы: — никто более не посмеет у тебя воровать. Во-вторых, проблема финансирования нового проекта решена. И в-третьих, у тебя есть планы на птичку, что пару минут назад решила, будто упорхнула. Романов кривится. — У тебя, Юсупов, что ни аллегория, то... — Пошлость, звенящая пошлость, я знаю. Однако же ты уже решил, что его обратишь... — Плохо поддаётся гипнозу, никого не боится, живёт, руководствуясь непоколебимыми принципами и моралью — такие мне нужны. И не на столь короткий срок, как человеческая жизнь. — А спрашивать его ты собираешься? — Посмотрю по ситуации. Я не планирую форсировать события. Феликс звонко смеётся: — Не форсировать — это дать выбор? — Дать время ответить мне согласием. — А время — это, конечно же, пару лет? — Месяца три. — Для вампира, Николай Павлович, вы слишком спешите. — Просто предпочитаю шагать в ногу со временем. *** Настя точно его убьёт. Ну что за день-то такой! Сначала этот труп без капли крови, потом отвратительный выскочка Романов, теперь опоздание! Шибанов врывается в ресторан, несётся к столу и... замирает. Настя, его Настя улыбается прямой спине, кучерявому затылку и самой странной (но от того не менее красивой, стоит признать) татуировке на левом предплечье. — Чёрный — это земля — плодородие и процветание, белый и жёлтый — серебро и золото — чистота и богатство. Орёл — непоколебимость и честь. Спина у Шибанова холодеет, ладони покрываются потом, лоб — испариной. Он узнал этот голос. — Николай Павлович, какая неожиданность! Романов медленно, вальяжно оборачивается: — Господин Шибанов, я вас ждал. — Так наша встреча неслучайна? — пытается язвить Миша, да только голос дрожит от злости. — Упаси боже мне шататься по ресторанам без дела. Нам надо поговорить. — Хорошо, пройдёмте за мной — поедем в участок. (Настя, покорённая этим красивым и приятным человеком, впервые в жизни, кажется, теряется и молчит, открыв рот). — Не сегодня и не в участке. Завтра. В моём офисе. Миша начинает закипать: — Да с чего вы взя... — Ни с чего. Просто если сами не придёте — я сделаю так, чтобы привели. А вам это, господин Шибанов, вряд ли придётся по душе. Миша хочет плюнуть ему в лицо, очень хочет, вот уже почти... но его сбивает громкий голос, что раздаётся из-за плеча: — Не советую! Тут сквозняк, Николай Павлович, стоять на нём не советую! Незнакомец в каком-то диком наряде (это брюки? Платье? Джинсы, спёртые у бомжа?!) цепляет Романова под руку и тащит его к выходу. — Михаил, очень рад знакомству! — Чудо‐юдо хватает ладонь ошарашенного Шибанова, крепко сжимает и интенсивно трясёт. — Надеюсь, завтра у нас будет шанс продолжить общение! — после чего возвращается к миссии вытащить Романова из ресторана. Да только тот не двигается с места, смотрит на Мишу в упор: — Завтра. Мой офис. Семь вечера. Романов буквально стряхивает с себя Феликса, поворачивается к Насте, улыбается ей именно так, как Шибанов представлял: красиво, завораживающе прямо. — Доброго вечера, Анастасия. Простите, что причинил неудобства. — Да что вы, Николай! — Обязательно приходите с Михаилом на коктейли в субботу. Угощу вас самыми лучшими напитками, как и обещал! С чувством выполненного долга Романов, к вещей радости Миши и Феликса, направляется к выходу. Замирает в дверях на мгновение и, не оборачиваясь, произносит: — И, господин Шибанов, будьте так добры — выспитесь. Я бы хотел, наконец, познакомиться с вами... в полной мере настоящим.