***
Надоедливая трель будильника снова прервала мои рассуждения о вечном, недостижимом, прекрасном, но в то же время ужасном. Приходится вставать, натягивать потрёпанные временем джинсы, футболку, которой, наверное, лет больше чем всем кто мне известен, свитер, который достался мне невесть каким образом, но выглядит более чем хорошо. В рюкзак я закидываю одну тетрадь, две ручки и бутылку воды. Времени по сути ещё много, не понимаю, зачем встаю в такую рань. Наверное, чтобы лишние два часа провести за своими рассуждениями, пока другие люди ещё спят. Замечать за собой несвойственные для себя, навязчивые мысли я начал ещё очень давно, в, классе, думаю, пятом. Я мог заниматься одним действием, но моя голова была забита мыслями о вездесущем, моём будущем, жизни после выпуска, может даже о глубокой старости и смерти. За этими мыслями я даже не замечал как пролетало время, ровным счётом и то, что всё это время я повторял действие раз за разом, в течении часа или двух. Недавно я задумался о своей жизни. О том, что я вряд-ли достигну всего того, о чем мечтал в детстве, о том, что вряд-ли я доживу до глубокой и умру в окружении любимых мне людей. Если-бы не стук в окно, то я даже и не заметил бы, что я просто всё время перекладывал одни и те же вещи на разные места. Опять раздражающая трель будильника, оповещающего, что пора-бы уже поторопиться, если я не хочу идти пешком. Снова я завис в мыслях и даже не заметил как пробежало время.***
Входная дверь скрипнула, в скважине трижды прокрутился ключ, издавая характерные щелчки. Ручка двери дёрнулась. Раз, два, три. Закрыто. Парень убрал ключи в карман, те в кармане ударились о завалявшуюся мелочь, вызвав появление звонкого стука. Шоркая, он пошел вниз по старым пыльным ступенькам, считая их, а заодно и квадратики на полу, стенах. Внизу он нажал на кнопку, вызывая противные писки, и толкнул подъездную железную дверь, которую уже начинает побеждать сила времени, вызывая коррозию. Ледяной осенний воздух ударил ему в лицо, освежая и окончательно приводя в сознание. Тяжелая подошва старых ботинок наступает на листья, вызывая хруст, который порядком успокаивает, хотя и говорит о наступлении нелюбимой всеми школьниками поры. Да и не только школьниками. Хочется залезть под плед с кружкой горячего напитка, и ничего не делать, забыть про все проблемы, а не вот это всё, однако, приходится идти в ненавистное училище, тратить там пол дня, потом ещё пол дня сидеть над работой, что дали домой, и ночь прожигать на критику себя и своей жизни. Холодные, ржавые прутья железного забора уже показываются в поле зрения. От их вида начинает тошнить.***
В холле здания как всегда шумно и очень душно, хочется стянуть всё, что может втягивать горло, забирая возможность дышать, но ничего такого особо нет. Идя по коридорам к своей аудитории, Руслан замечает много знакомых и ненавистных ему лиц. Он не может похвастаться обширным количество друзей, он вообще считает, что их у него нет, кроме его вроде как партнёра. Он не думает, что они действительно состоят в отношениях, просто погуляют раз в месяц, посидят вместе, потрахаются да по домам. Они даже толком не общаются, перекидываясь парой слов несколько дней в неделе, однако дела ему до этого нет, всё равно в любовь не верит. Только он смог сесть на своё отбитое на первом курсе у какого-то судака место, так к нему неспеша, подходит его партнёр по кровати. — Ты опять не спал пол ночи. — Это уже не звучит как вопрос, просто утверждение. По глазам всё видно, ведь мешки поселились на лице уже давно. Парень всучил ему стаканчик с кофе, приземляясь рядом, — Тебе это точно понадобится, потому-что не хочу, чтобы ты залил меня слюнями, если заснешь. Это отвратительно, честно. Руслан берёт небольшой на самом деле картонный стаканчик, чувствуя сквозь него обжигающее тепло напитка, и недовольно цокает, отворачиваясь к окну. Такое было один раз, и то, слюни пускал не он, а Альфред. — Слушай, не дуйся, не стоит никому с самого утра настроение портить, ладно? Лучше скажи, ты свободен сегодня вечером? Напряжение за неделю скопилось пиздец как много, думаю и у тебя тоже, так что, окажешь и мне, и себе услугу. Я купил новое постельное, твоё мне честно не нравится, будто со старухой ебусь. — Руслан смотрит на своего партнёра, ментально сравнивая это с проституцией, но не за деньги, а за чёртово постельное бельё, вскоре хриплым, ослабшим голосом он решает ответить ему, чтобы потом не было недопонимания, — Ну, во-первых, это ты купил прошлое постельное бельё, у меня с финансами туго, во-вторых, свободен, но потом тебе не перепадёт в течении следующего месяца, поскольку это уже второй раз. — Он замечает, как собеседник закатывает глаза, едва слышно цокает, соглашаясь таким действием на «условия».***
Домой Руслан идёт в полнейшей тишине, слушая пение птиц, шум проезжающих машин, и попадая под брызги лужи от шин, тихо выругиваясь время от времени на это. Честно, он напиздел. Планы на вечер есть, но он не скажет, а просто промолчит, однако Альфред его поймёт. Уже у дома он замечает карету скорой помощи, бригада которой выносит из дома на носилках явно уже не живое тело, полностью укрытое какой-то простыней. От соседей он позже узнает, что скончалась от старости, мирно в своей кровати пожилая женщина, его соседка на этаж ниже, жила прямо под ним. Жаль, милая была старушка. Часто приносила ему печенье, жаловалась на внуков, помогала убираться дома, говоря, какое же молодое поколение невозможно беспомощное, но совершенно беззлобно, так, как обычно делают старушки, с лёгкой улыбкой и играющими искринками в глазах, только последнюю неделю она была более уставшая, наверно, чувствуя скорую кончину, или предсказывая её. Заходить в пыльную квартиру было достаточно трудно, приходилось пробиваться через людей на лестничной площадке, видимо, это были невесть откуда взявшиеся дети и внуки, которые уже делили квартиру на повышенных тонах. Скинул рюкзак на пороге, не разуваясь прошел дальше, по классике перекусил горячим чаем и печеньем, которое быстро сменилось на хлебцы, от чего уже достаточно быстро стало плохо, всё же, даже спустя годы терапии, он не может питаться как все, не подсчитывая калории, и не упрекая себя за каждый съеденный кусок. Ближе к пяти вечера раздались три глухих стука в дверь. Он уже знал, кто там, и он уже знал, что Альфред явно ничего от него не ждёт. Иногда казалось, что они ментально чувствуют друг друга. Они могли часами просто сидеть в тишине, пока один лежит у другого на плече. Но ведущую роль сыграла усталость в конце дня, да и утрата такой милой соседки подкосила силы Руслана. Жаль Лидию Семёновну. Дверь со скрипом открылась, а Альфред не стал заходить в квартиру, — Руслан, нам надо поговорить. Я не хочу тут долго задерживаться, поэтому буду краток. — Он говорил ровным тоном, без малейшего скочка в голосе, пристально смотря в холодные глаза, — Ты мне неприятен. Мне нужен человек, который будет как принимать чувства, так и отдавать свои взамен. Я не знаю как вести с тобой отношения, ведь это даже на отношения не похоже. Давай лучше разойдемся, пока не стало хуже ни тебе, ни мне. Мы можем с тобой общаться, быть приятелями или друзьями, но точно не любовниками. Ты не мой человек. Руслан тихо хмыкнул, кивнул, закрывая скрипучую дверь. Вряд-ли он жалел об утрате партнёра больше, чем о смерти милой старушки. Вероятно, даже ничего к нему не чувствовал, однако он сильно удивился, чувствуя на своих щеках горячие дорожки слёз, падающие на пол, оставляя за собой солёный след, который после засыхания будет неприятно стягивать кожу. Он сильно удивился, когда почувствовал за спиной не очень качественную прошивку двери, оседая на пол, расходясь в начинающимся потоке слёз, горя и переживаний. Слишком много упало на нервную систему, подкашивая его внутренний стержень, что начинал давать трещину с едва слышным звонким хрустом. Его перекрывал внутренний крик, который пожирал Руслана изнутри. Бедный-бедный парень, что так и остался мальчиком. Ты теперь совсем один.