Сокрушимая тайна

      Когда Син Цю впервые столкнулся с бессонницей, его сразу же непосредственно потянуло на небольшой балкон такой же небольшой квартиры — кто же знал, что в последствии он будет проводить в этом месте бóльшую часть ночного времени, безгранично рассуждая про себя про мировое господство, сюжете не так давно прочитанной книги, или же каких-нибудь заговорах, а в особенности проходящих мимо их дома людей в столь позднее время, их судьбе и дальнейших действиях.       По-началу он действовал подобным способом во имя избежания лишней тревоги и вопросов со стороны Чун Юня, что сейчас — по-крайне мере должен, — мирно посапывал в их двухспальной кровати, но после это незаметно превратилось в обыденность. Скудную, утруждающую, но обыденность. Спать по неведомым причинам не удавалось со всеми приложенными силами, и ему ничего не оставалось, кроме как смириться.       Глаза всё так же продолжали наливаться свинцом с каждым недосыпанием ещё больше, и он еле сдерживал себя от того, чтобы отправиться в аптеку самостоятельно без наставлений врача, и купить массивную дозу мелатонина, разом, на эмоциях, выпив внушительную дозу дабы наконец по-человечески за долгое время уснуть. Но его следующий приём был назначен только через два дня, и нужно было ещё придумать то, что он скажет Чун Юню на тот момент, как отлучиться к терапевту.       Он слишком устал. И почему-то даже захотелось, пожалуй, расслабленно покурить кисеру*, что так же имелся у Ху Тао. Она однажды дала ему попробовать. Дым приятно обволок его разум и тело, не спеша стягивая с него весь груз будней и не оставляя за собой единой мысли. И всё же, стоит признать, в её бледных, тонких пальцах с тёмными кольцами он смотрелся эфемерно изящно, идеально подходя под её заурядный стиль. Хм.       Под лунным светом он то и дело, что перебирает ноги, ёжась от небольшого осеннего ветерка, и зевает, краем уха слыша какой-то больно гулкий смех компании подростков. Даже интересно становится, с чего они так. Может какой-нибудь недавно вышедший глупый мем, стыдливая ситуация или, допустим, анекдот?       Незнание подобных людей, их личности, имён, хоть какой-нибудь банальной информации делало всё интересней. В голове Син Цю хранились сотни сюжетов начиная от проходящей мимо бабушки около пяти утра, направляющейся с тяжелыми пакетами на свою новую смену в каком-нибудь миниатюрном продуктовом, заканчивая дуэтом мафиозной партии, что около трёх часов ночи пешей походкой проходили в официальных костюмах с чёрными шляпами и сигаретами в зубах — конечно, не исключало возможность того, что это могла быть и какая-нибудь костюмированная вечеринка, но более интригующей ему тогда казалась его первая затея.       Мимо жилого здания проносится машина скорой помощи, назойливо воя сиреной, и Син Цю мысленно сожалеет человеку, или может даже людям, в направление которых была вызвана необходимая на дом медицина. Была вероятность того, что случай у незнакомых нуждающихся в помощи уже запущенный, и возможно, это считанные минуты того, как парень существует с ними на одной планете. Дышит одним воздухом с вероятными будущими смертниками.       — Син Цю?       Книжный червь даже не оборачивается, но всё же округляет глаза, отбивая единым счетом своё словно внезапно остановившееся сердцебиение. Голос слабый, ещё сонный. Он узнает его из тысячи.       — Ты почему не спишь?       И тут-то сухой вопрос скользит по воздуху и петлей обвивается вокруг шеи. Ощущение пойманности липко отпечатывается под рёбрами, неприятно задевая комок совести за недосказанность. Отвечая настороженной тишиной, он слышит тихие, словно нерешительные шаги к нему, а после чувствует Юня рядом с собой, сталкиваясь с ним локтями.       — А я тебя разбудил? — он переводит взгляд на своего парня, а после вновь переводит его на пустую дорогу.       По плечам моментально разливается приятное тепло благодаря поделённому шёрстному пледу и только сейчас он осознаёт, насколько ему было прохладно в данный момент.       — Нет, что ты. Я лишь недавно проснулся попить воды, но заметил, что тебя нет в кровати. Вот и интересуюсь, почему ты не спишь, — его голос звучит мягко, размеренно. В кои-то веки даже убаюкивающе. Идеальный контраст с ночной тишиной.       Их руки уже по инерции нежно скрепляются меж собой под отдаленные звуки пения ночных сверчков, и Син Цю кажется, что он вот-вот заснёт прямо на нём.       — Кажется, теперь твоя очередь отвечать.       — Думаешь?       — Знаю.       Книжный червь лениво кладёт голову Чун Юню на плечо, отчаянно понимая, что ему не отделаться от расспросов, и лишь фокусирует внимание только на их скреплённых руках. Это странно делало ситуацию менее напряженнее. Очередное молчание со стороны Син Цю словно позволяет своему парню вступать с новыми, раздирающими правду факторами, как монетой по лотерейному билету:       — Ты такой сонливый в последнее время, Цю.. Даже можно взять пример того как ты.. Помнишь? Совсем недавно чуть ли не намертво заснул в машине, когда я решил подвезти тебя на работу.. — он мягко поглаживает свободной рукой книжного червя по голове, временами убирая мешающий локон отливающих бездонной синевой волос. — Даже когда вчера мы смотрели фильм у Сян Лин, ты же умудрился заснуть на самом интересном моменте.. Раньше же ты мог меня совсем без загрызения совести защекотать за сонливость в подобные моменты, ибо считал, что их не в коим случае нельзя пропускать.       Син Цю лишь в ответ неспешно кивает, нерешительно приоткрывая глаза, дабы не уснуть на Чун Юне окончательно. Тело словно отяжелило свою массу вдвойне, заставляя его вновь зевнуть, и всё же, шумно вздохнув через нос, он признаётся:       — У меня диагностирована бессонница.       Просто так. Пути назад уже нет. Юноша в ответ лишь кладёт свою голову на макушку Син Цю, поглаживая большим пальцем родную ладонь.       — И как.. давно? — словно проглатывая ком в горле, спрашивает он. Ещё бы.       — Полагаю, что уже около полумесяца точно, — он пожимает плечами. — Но это не так важно, — он зарывается носом в плечо Юня, словно тем самым стараясь скрыться от ожидаемой тревожной реакции своего парня. — Мне выписали таблетки, я их принимаю. Всё хорошо.       Чун Юнь поворачивает голову в сторону, поудобнее устраиваясь на твёрдой макушке своего парня, и пару секунд молчит, словно обдумывая весь поток выданной информации.       — А почему мне не говорил?       — Я.. — он сглатывает образовавшийся ком в горле. — совсем не желал тебя тревожить.       — М.. — он поджимает губу, словно в данный момент сказать было совсем нечего. — Я.. доверяю тебе, Син Цю. Меня скорее больше тревожит тот факт, что ты предпочёл это скрыть от меня, но твои мотивы объяснимы, — тон его голоса совсем не звучал обидчиво, но всё же Син Цю чувствовал вину. Чун Юнь делает небольшой перерыв монолога на зевок, совсем не торопясь в дальнейших словах. — Главное, что сейчас я в курсе дела и.. ситуация вроде как стабильна. Так что.. всё хорошо, думаю. — он вновь поджимает губу, на миг перестав гладить большим пальцем родную ладонь. Снова подбирает слова.       — Извини.. — еле шепчет Син Цю, отводя взгляд в сторону.       — Син Цю.. Я совсем не обижен на тебя, просто, пожалуйста, знай, что я всегда буду рядом и.. постарайся больше не скрывать от меня подобных, действительно важных вещей, хорошо?       Небольшой ветер слегка колышет небесные волосы, выдавая его беспокойство в кошачьих зрачках в полной мере. Син Цю всё же поворачивает голову в сторону Чун Юня и устало прижимается к его лбу своим, прикрывая глаза. Он опускает взгляд на их сцепленные руки, словно специально оттягивая время ответа, а после, сжав ладонь Юня сильнее, трепетно произносит:       — Хорошо. Обещаю.       Они оба трепетно улыбаются друг-другу в один миг, пересекаясь взглядами. Чун Юнь со своей инициативы оставляет между ними более считанные миллиметры, и коротко, но тем не менее чувственно целует его в губы, прикрывая глаза. Плед слегка соскальзывает с плеч Син Цю, но тут же заботливо поправляется обратно свободной рукой. Он с уставшей полуулыбкой чувствует привычно холодную ладонь на своей щеке, расслабленно примыкая к ней. Всё оказалось намного легче рассказать, чем таить правду от него. Последний камень с души успешно слетел. Возможно это всё зависело лишь от времени суток и сонного состояния обоих, он не знает. Такая странная эфемерная, почти призрачная усталость, окутывающая тела обоих.       Из-за постоянно забитого графика работы им редко удавалось отдаться подобным моментам юношеской влюбленности, напоминая им школьные времена только зачатков их отношений, и только сейчас оба в полной мере осознали, как им этого не хватало. Стоило попользоваться моментом хотя бы разочек за последнее время. Син Цю, тавтология, слишком сильно устал.       — Я тебя люблю, Юнь-Юнь, — трепетно произносит он, сгребаясь в чужие объятия, и с умиротворением вдыхает нотки родного запаха Шелковицы. Он ощущает его сердце на расстоянии, такое ощущение словно они скреплены голыми рёбрами, впуская наружу забрать собственное сердце раз, и навсегда.       — И я тебя, Цю, — невесомо касается губами лба Син Цю он, вызывая у него мягкую улыбку. Так тепло и комфортно. Все эти размышления насчёт судьб людей на скорых машинах, парней, одетых, как мафиози, мировом господстве, сюжете книги, возможным количеством вселенных и любом другом в миг испепеляется в прах. Безжалостно разъедается на молекулы, не оставляя за собой не малейшей крупинки. Нет мыслей, голова долгожданно пуста, иссякнув в пропасть приятной сонливости, кой он не ощущал продолжительное время.       Как же необычайно хорошо.       — Пойдём спать? — повседневно спрашивает Чун Юнь, не выпуская своего парня из объятий. Син Цю на миг приоткрывает глаза, обнимая родной торс сильнее и еле слышно бормочет:       — Пойдём.       Пластиковая балконная дверь закрывается за ними, заглушая весь городской, ночной шум.       И это была, пожалуй, первая ночь за последнее время, когда Син Цю наконец снова спокойно провалился в сон.