Дар, положивший начало.

- С вашего позволения, мне есть, что сказать, — он опустился на колено и перед ним возник невиданной красоты артефакт, что скрывал в себе еще более прекрасную вещь, в коей заключены самые потрясающие мотивы. — Я преподношу вам этот дар и хочу, чтобы вы приняли его, как мое обещание верности вам, преданности всем вашим замыслам и следование за вами в любой далекий край. Я приму на себя все трудности, что будут у нас на пути, и ветры Манвэ не собьют меня с пути, воды Ульмо не подкосят моих ног и звезды Варды не затмят мне ваше сияние, за которым с сего момента и до скончания мира я обещаю следовать. Примите дар, о Владыка, и покуда он будет покоится на ваших пальцах, я непременно буду за вашей спиной. Майрон держал перед собою ларец, что вмиг невиданным образом отворился, открывая взорам, вернее, лишь одному взору искуснейшей работы кольцо. Настолько прекрасно оно было, как и мысли, с коими оно было создано. Именно. Создано. Майрон осознал, прочувствовал Миг Творения, понял, что не только Эру способен на него. Как только мысли эти зародились в его душе, ему открылась тайна Создания, он смог наполнить свои творения красотой своих мыслей и помыслов, он осознал, что любая работа в его руках отныне и навсегда принадлежит ему. И этой красотой он возжелал наполнить мир. И для того был лишь один путь. Мелькор, невзирая на прочие разговоры о нем, совсем не вносил смуту в сердца созданий Эру, он лишь пробуждал мысль, а вовсе не закладывал ее в умы. Он сознательно избрал путь, отличный от пути многих, но близкий его сердцу, чтобы доказать, что оно у него есть. Сердце. Воля. Свобода. Он был так близко и одновременно был таким недосягаемым идеалом в глазах Майрона и прочих, кто осмелился их поднять. Мелькор не принуждал, не разбивал сердец, не ломал волю, не ущемлял свободу. От тех, что последовали за ним он ожидал лишь сознательного решения, лишь рефлексии, которая, как оказалось, чужда созданиям Эру. Мелькор не искал рабов, он искал единомышленников, тех, чьи желания были бы ясны ему, в то время как его желания для них, как на ладони. Майрон был таким. Мелькор не подливал масла, не подкидывал поленьев. Он лишь выпустил воздух из легких на маленький огонек. А тот самостоятельно разгорелся, воспылал алыми сполохами и потянулся к небу. И сейчас протягивал кольцо. Воплощение всех своих мыслей, всех мечтаний, вместо слов и дел, было лишь прекрасное создание его рук, кольцо. Амулет, что был предназначен лишь одному, тому единственному, кто понял, кто принял, кто поделился. Сердце Майрона трепыхалось в груди, в глазах теплилась надежда и радость, а горло сдавили слова восхищения стоящим пред ним. Мелькор взирал на падшего последователя напротив своими неземными, глубокими, словно бездны, глазами и взгляд его охватывал все естество Майрона. Мелькор выпустил воздух из груди и опустил руку, невесомо касаясь вначале макушки Майрона, зачем кольца. Легкая, едва заметная улыбка коснулась его бледных губ. - Мой верный друг, подними же на того, кому клянешься в верности до конца всего, глаза, сколько бы ни было их на твоем лице. Все, что сказал ты, все слова я услышал заключенными в твой дар, кованый в твоей кузнице твоим молотом, твоими руками и помыслами сотворенный. Он прекрасен, как и все твои мысли. Так не падай же ниц! Ежели хочешь ты следовать за мной, то иди со мною вровень. И пусть глаза твои будут обращены ко мне, туда, куда указываю я, а не в землю, ибо пути, по которому я пошел, ты там не увидишь. Все теми же призрачными касаниями Мелькор опустил руку ниже, дотрагиваясь до чужого подбородка. Майрон с необъятной радостью, счастьем, с благоговейным трепетом подчинился, поднимая глаза на того, кому теперь был готов доверить свою жизнь. И вновь понял, что его судьба уже решена. Отныне и на века он переплел свою судьбу с судьбою Мелькора, и какие бы трудности не возникали, как бы прочие не порицали искусства Создания, Майрон навсегда останется верен лишь ему. Лишь его идеям. Его мыслям. Его душе. Его сердцу. За ним Майрон готов был идти бесконечно, пусть даже у него не будет ног, шаг его не замедлится. Пусть его поливают ледяной водой, его пыл не угаснет ни на миг. И с этими мыслями он творил свой первый дар Мелькору, свое первое обещание и первую надежду. Отныне весь его, Майрона, мир был заключен в нем. Навеки.