Мальчик мясника

«Лисы» выиграли со счетом 10-9. Кевин спас их в последние две минуты игры. Вороны проиграли. Матч был окончен. Нил до сих пор слышит хруст костей Рико и звук мучительных криков, звенящих в его ушах, когда их проводили в лифт. Нил не знает, почему всех Лис созвали в восточную башню. Он не такой, как Рене, он не находит утешения в молитве, но воображает, что если бы находил, то сейчас молился бы за свою команду. Восточная башня заполнена телохранителями, которые встают за Лисами. На кушетке в другом конце комнаты сидит Рико с перевязанной рукой, а рядом с ним дядя. В центре всего этого стоял Ичиро на пластиковой пленке. Короткий обмен словами и прикосновение пальцев к щеке Рико, прежде чем пистолет приставляется к его виску и нажимается спусковой крючок. Брызги крови на диване. Нейл смотрит вперед, изо всех сил старается не обращать внимания на вздохи ужаса рядом с собой. Сейчас он не может думать ни о чем, кроме обеспечения выживания для себя и своей семьи. -Твои люди в безопасности, как и мои, да, я доволен.-он почти чувствует, что отвечает из-за прилива крови к ушам. Голос такой громкий, что почти заглушает все мысли в его голове. Так громко, что почти заглушает следующую команду Ичиро. -Теперь ты уберешь свой беспорядок, Натаниэль. Нил почти не понимает, что он имеет в виду, пока перед ним не протягивают острый нож для мяса. Он ничего не может сделать, кроме как сглотнуть желчь в горле. Это не первый раз, когда ему приходится расчленять труп, но никогда раньше он не делал этого ни перед кем, кроме бдительного ока своей матери. Он не может быть Нилом из-за этого, он не может сделать это как Нил, не со своей семьей, наблюдающей за его спиной. Эндрю поймет, Рене тоже, но остальные не поймут, а Нил не выдержит их отвращения. ТАКИМ ОБРАЗОМ он сбрасывает Нила, как старое пальто. Абрам делает шаг вперед и чувствует вес отцовского клинка в своих руках. Вскоре до него доходит, почему пленка лежала на земле. Итак, с небольшой помпой Абрам перетаскивает труп Рико с того места, где он упал. Все, о чем он может думать, укладывая тело на пластик, это то, что он рад, что ему не пришлось также нажимать на курок. Мышечная память о том, как он разбирает трупы в бегах, чтобы замести следы, делает его движения механическими и методичными, когда он позволяет своему разуму отвлечься от того, что он делает. Он представляет в своей голове, что он снова маленький мальчик, расчленяющий трупы животных в подвале. Если он сосредотачивается, ему не нужно думать о том, что плоть и кости, которые он рассекает, — человеческие. Когда труп полностью раздет, Абрам осматривает свою работу, проверяя вес тесака в руках. Он решает начать снизу и двигаться вверх. Абрам сделает свою работу и сделает её хорошо, он не может помочь трупу. Он берет левую ногу в руки и замахивается, отрубая ногу по щиколотку. ОН сосредотачивается на хрусте костей и скользком ощущении свернувшейся крови, покрывающей его пальцы. Он сосредотачивается на них, чтобы отогнать ужас и испуганное хныканье позади него. У Абрама есть работа, он не может позволить себе быть слабым, как Нил. Абрам приступает к другой ногой, порез ниже колен, в верхней части бёдер. Повторяющийся треск и глухой стук почти успокаивают, когда он теряется в поставленной задаче. Становится легче, когда он начинает меньше походить на человеческий труп и превращается в беспорядок из отрубленных частей. Разрез на запястьях, локтях и плечах. Чтобы правильно рубить шею, требуется нечто большее, чем взмах тесака. Четвертование туловища — это скорее процесс, и сейчас он чувствует тупую пульсацию в плече. Абрам не может быть слабым, слабость будет стоить ему жизни. Работа будет сделана. После того, как последний взмах сделан, он позволяет тесаку выпасть из его руки. Однако его работа еще не закончена. Поэтому он берёт себя в руки и снова осматривает комнату, стараясь не смотреть на людей за его спиной. Он еще не может с ними столкнуться. Вместо этого он поворачивается к ножу поменьше и плоскогубцам. Кажется, что Абрам должен быть более тщательным в своей работе, чем он думал сначала. Он берёт их со стола и возобновляет свою работу, это не первый раз, когда ему приходится делать труп почти неопознанным. Он начинает с того, что открывает рот, вырывает зубы и отрезает язык, поэтому стоматологические записи нельзя использовать для идентификации. Затем он подносит лезвие к лицу, удаляя глаза, скальп и срезая все отличительные черты. Его внимание возвращается к рукам. — Мне нужна зажигалка.-тихо говорит он, его голос не похож на его собственный. Блеск белых волос и рука с зажигалкой появляются перед ним. Рука твердая и уверенная, Абрам позволяет своему взгляду следовать за рукой до лица человека. Рене стоит рядом с ним, не обращая внимания на угрозу со стороны телохранителей. Его глаза темны, но когда его глаза встречаются с её, она натянуто улыбается. Это мир, с которым они оба слишком хорошо знакомы. Он берет у нее зажигалку и приступает к работе, поднося пламя к кончикам пальцев. Он отчаянно пытается не обращать внимания на запах горящей плоти, который уносит его мысли к погребению матери. Под плачем и огорчёнными звуками своих товарищей по команде он слышит звук рвущейся липучки, высыхания кожи. -Достаточно, Натаниэль, ты выполнил свою часть работы.-командует голос позади него. -Спасибо, мой лорд-он снова поднимается на ноги и отчаянно пытается игнорировать ощущение засохшей крови на коже. Абрам знает, что он должен забрать Нила оттуда, где его выбросили, и встретиться с вместе с их командой. Он еще не готов вернуться к личности Нила. Он не может вынести того отвращения, которое они выплеснут на него за это. Он ничего не хочет, кроме как бежать, но Нил пообещал остаться, поэтому Абрам оборачивается и смотрит на свою команду. Большинство из них выглядят бледными и больными, за исключением Эндрю и Рене. Эндрю ничего не говорит, но Рене смотрит на него с пониманием в глазах. Он сожалеет, что ему пришлось заставить их пройти через все это. Он не может не заметить блеск страха в глазах других. Прошло много времени с тех пор, как он видел эту вспышку страха на чьем-то лице, он не пропустит её. Вспышка страха в глазах человека — это одно из воспоминаний о его бегстве, которое он никогда не надеялся повторить. Он делает шаг к ним и позволяет себе притвориться, что вздрагивания, которые он видел, были игрой света. Ему кажется, что он, должно быть, выглядит как убийца из фильма ужасов с запекшейся кровью на руках и брызгами крови на лице и в волосах. Всех их загоняют обратно в лифт телохранители. Только когда за ними захлопываются двери, Абрам понимает, что весь дрожит. Он не заметил, как неустойчиво стоял на ногах, пока его колени не подогнулись под его тяжестью. Боль от удара об пол не приходит, потому что рука обвивает его талию и прижимает к боку. Абрам не может думать о том, кто мог его поймать, он вообще не может думать. Все, что он может слышать, это глухой рев в ушах, и он может чувствовать давление кожи, которая слишком тугая для его груди. Он не может думать. Не может дышать. -Абрам. Голос прорезает туман, и его глаза встречаются с карими глазами. Он не помнит, как руки оторвались от его талии или были прижаты к стене для поддержки. Он подозревает, что это не первый раз, когда Эндрю говорит. «Вернись». Все резко возвращается к ясному осознанию, и он переводит взгляд с Эндрю на остальные бледные лица Лис, стоявшие на небольшом расстоянии. Он не помнит, как вышел из лифта или как они попали в раздевалку. Мэтт первым нарушает тишину, шагая к ним. Он выглядит не менее больным, чем раньше, но его челюсть решительно сжата. Мэтт колеблется, когда Эндрю поворачивается к нему лицом, предостерегающий звук глубоко в его груди. Угроза. -Вы будете держаться подальше от нас. Мэтт больше не продвигается вперед, а вместо этого сбрасывает куртку и держит её в молчаливом предложении. Слишком большая куртка накинута на его плечи, чтобы прикрыть его. Пахнет Мэттом. Мэтт дал ему свою куртку. Туманные мысли Абрама наконец соединяются. Возможно, это означает, что он не потерял свою семью. Надежда — опасная штука, и Абрам это знает, но, как дурак, каким всегда знала его мать, он все равно осмеливается надеяться. Вера в то, что он может ходить самостоятельно, очевидно, была дана, хотя рука Эндрю не отрывается от его поясницы. Направляя его к тренеру. Как только он усаживается, ему задают тихий вопрос «да или нет», и когда Абраму удается отрывисто кивнуть головой, он чувствует, как что-то мокрое касается его лица. Эндрю стирает с него засохшую кровь влажной салфеткой, предположительно взятой у Эбби, которая подбирается так близко, как только может. Закончив с лицом Абрама, он берет его за руки и стирает кровь с ладоней и даже между пальцами. Это заставляет его снова чувствовать себя почти человеком. Заставляет его чувствовать, что он снова может быть Нилом. Нил глубоко вздыхает, снова оглядывая свою семью и обнаруживая, что они смотрят в ответ не с отвращением, а с беспокойством. Он должен им какое-то объяснение, он знает, что обязан. Он просто не уверен, с чего начать. В конце концов он соглашается просто начать с самого начала. -Отец сунул мне в руки нож, прежде чем я успел начать читать.-нарушил тишину, охрипший голос.-Сначала я резал трупы мертвых животных, а потом убивал живых, собак, свиней, лошадей. Что бы ни было под рукой, чтобы научить меня, как разрезать кого-то на части. Мы сбежали, прежде чем он перевел меня на человеческие трупы. Моя мама научила меня, как избавляться от них. Все взгляды устремлены на него. Он понимает, что Эндрю никогда не отпускал его руку, когда чувствует сильное сжатие пальцев. Он продолжает. -Когда она убила одного из людей моего отца, когда они пришли за нами, моей работой было избавляться от тел, пока она искала новые угрозы. Иногда я делал это правильно, но иногда у нас не было достаточно времени, достаточно, чтобы представить это как несчастный случай и выбросить тело. Мне было больно несколько дней за то, что я был таким безрассудным, но это было намного лучше, чем быть пойманным…-он должен был оторвать взгляд от них для этой части.-Или все было наоборот, я был хорошим стрелком. Он чувствует себя раздетым и незащищенным, выставив напоказ грязную часть себя, которую, как он надеялся, другим никогда не придется увидеть. Нил чувствует, как усталость давит на него, от чего его конечности кажутся свинцовыми, но голова кажется слишком легкой. Он не привязан, неуравновешен и в ловушке одновременно. Это головокружительно. Хватка Эндрю крепче сжимает его шею, ему не нужно смотреть, чтобы точно знать, что Эндрю подумает о методах обучения его матери. -Нил… это… прости.-Мэтт запинается на своих словах, его руки дергаются, как будто он хочет протянуть руку. -Спасибо, что доверился нам, Нил.-прерывает Рене, чтобы спасти Мэтта от его замешательства, её голос обманчиво безмятежен на фоне тёмного блеска её глаз. Хватка на его шее ослабевает, и вес смещается, защищая его плечи. Нил слишком устал, чтобы по-настоящему думать о чём-то, кроме как пережить следующий момент. Делать что-либо ещё, кроме как оградить себя от взглядов других и молиться, чтобы они не сосредоточились на окровавленной дыре, которую он только что прорвал сам, угрожая разорваться потоком крови, который он не сможет остановить до тех пор, пока каждый грязные подробности льются с его губ. Его команде не нужно это слышать. Словно поняв это, рука Эндрю скользнула вниз, чтобы защитить его плечо, почти образуя барьер между собой и остальными. Нейл впитывает тепло рядом с собой, когда он снова прижимается своим телом к Эндрю. Пока он сидит, положив голову на плечо Минярду, он понимает, что это не стоило ему семьи. Им бы от этого оправиться, перестроиться. Впервые в жизни он думает, что все будет хорошо. У него есть Эндрю, и у него есть его семья. Он не собирается терять их из-за этого.