Эсмира

      Сумрак окутывал плечи, прикрывая ключицы от остроты взглядов. Звенел медальон, нарушая такт заунывной мелодии. Трепетало сердце в приближающем к столику шаге. Руку сжимали. Грели. Прижимали ближе к горячему боку. Нерушимая близость в разрушенном мире последней надежды. Надежды на пророчество и спасение.        — Ты веришь в предназначение? — игриво спросила она при первой встрече.        Трещали ветки догорающего костра. Уходили к лунному свету потоки низвергаемых искр. Сталь тускло сверкала и холодила шею.        — Я верю, что тебе здесь не место.        Она всегда была там, где должна.        Но сейчас она хотела лишь согласиться.        Мир умирал.        Конец не предвещал начала.        И лишь пророчество, произнесённое когда-то, гремело в тиши развалин. Маняще сверкало под всполохами навсегда уходящего солнца. Закат их вечности был последним словом искусства. Искусства смерти и умирания.        Она была из тех немногих, кто предпочёл лишь молча наблюдать.        Он был из тех немногих, кто тащил свой меч по полю давно уже отгремевшей битвы. Разлагающиеся трупы людей, мерзкое зловоние, витающие над ними, и опасность за каждым новым шагом его борьбы. Бессмысленной и беспощадной.        Всё, что было у него, — надежда на произнесённое предназначение.        Всё, что было у неё, — правда, утопающая в вечной ночи.        — Ты можешь не уходить, — «останься» в этом предложении слышалось слишком отчетливо.        Он смотрел на неё. В халате из синего шёлка, поспешно накинутого на плечи, она была домом, освещённым лишь слабо дрожащей свечей в её руках. В глазах читались обещания. Обещания, которые она никогда бы не смогла сдержать.        Она смотрела на него. В чёрном доспехе из кожи и стали, он был соткан из прихоти неведомого творца. Его рука, опускающая меч в ножны, была окутана нитями, тянущими его вдаль из тех мест, где бытовала она. Эта решимость в его глазах раз за разом пронзала её надежды.        — Я не могу не уйти, ты должна была это понять.        Их столик был скрыт коридорами и дверьми от людей и лишнего шума. Он привычно протягивал руку, даруя покой и поддержку. Тревога пряталась под затворы сознания, позволяя ей насладиться нежностью, плескавшейся в его глазах. Они шли к этому сквозь годы недопонимания и страсти. Сквозь десятки прощаний и неожиданных встреч.       Они долгие годы шли к правде, что она не умела сказать. А пришли к тихой спокойной любви и пониманию.        — Как ты меня нашла? — выработанная за годы интуиция или простая человеческая подозрительность не могла молчать.        Её руки подрагивали, раз за разом погружая в горячую плоть обоженную иглу. И белую-белую нитку. Она знала, что всё не окончится так. Но продолжала шептать «прошу, останься, прошу тебя, только останься». Словно её мольбы когда-либо имели значение.        Он уже не истекал кровью, но даже так чувствовал, как силы покидают его. Словно тело его было лишь отягощающим бременем, вынуждающим всё это время нести ответственность за правду, ускользающую на острие меча.        — Я шла за предназначением.        Если бы только в нём оставались силы, он бы приставил лезвие к её горлу.        Но в нём не осталось ничего, кроме ощущения нити, связывающей его плоть.        В ней не осталось ничего, кроме крови на дрожащих руках.        Иногда она позволяла себе думать, что лишь тогда они были по-настоящему честны. Перед собой или друг другом.        Таких, как он, звали ведьмаками. Их было немного. И с каждым днём это «немного» всё более сокращалось. Они были надеждой каждого и разочарованием тех, кого не успели спасти. Они истребляли монстров, воплотившихся во тьме умирающего мира. Монстров, пожирающих людей. Людей, что стали звеном в животной цепочке, где раньше мнили себя богами. Ведьмаки давали им иллюзорное чувство превосходства, что когда-то правило на земле.        Таких, как она, никак не звали. Про них ничего не знали. Возможно, она всегда была одна.        У ведьмаков была цель. Наивная и пустая. Они искали пророчество за каждым новым всполохом предназначения, за каждым новым рожденным монстром. В местах, где царила магия, куда указывал глас ведуний. И находили. Обрезки древнего языка, витающего в воздухе, и вновь вспыхивающую надежду.        У неё цели не было.        — Кем бы ты ни была, это не имеет значения, — в его словах было много лжи, умело выстроенной годами раздумий и холодом одиноких ночей.        Она танцевала у ярко горящего костра. Прыгала и смеялась. Била в ладоши, словно в такт музыки ночного леса. И не слушала его слова.       Он сидел на поваленном дереве, в стороне, куда шёл только дым и искорки её веселья. Без доспеха и меча. Больше не ожидая её ответа.        Он тихо рассказывал ей о прошедшей вылазке. Между ними стояли вино и фрукты. Она морщилась от сильной вязкости напитка и его слов. Его рассказы всегда были прямолинейными и бесчувственными. Он слагал факты и лишь изредка высказывал сомнения. Но она продолжала спрашивать. Потому что для него это имело значение. Для неё имел значение только он.        Она верила, что у них ещё есть время.        — Ты хотела мне что-то рассказать? — он вновь смотрел на неё, чувственно поглаживая рукой.        Когда-то эта рука чуть не перерезала ей глотку.        В воздухе, повисшем напряжением, сверкала сталь правды. Единственный выход — кровопролитие.        — Как ты это называешь… Нега? — в ворохе белых одеял они прижимались друг к другу разгоряченными телами. Он вырисовывал вопросы на её плечах, она слушала мерный стук сердца под его кожей.        — Именно так.        Она не имела права молчать, но и нарушать обет не видела смысла.        Предназначение касалось каждого человека. Одни ощущали её приближение, обзывая тревогой, другие следовали за ней, зовя интуицией. Она обвязала весь мир нитями и играла, словно на струнах арфы.        Ведуньи слышали её музыку.        Эсмира слышала её слова.        Она знала пророчество, будто сама когда- то произнесла. Но никогда о нём не говорила.        Он покинул её кровать с недовольным, но легким стоном. Она ответила ему приглушённым смехом, глубже зарываясь в мягкие объятия постели. Она знала, что он вернётся. Он знал, что никуда не уйдёт.        Она обнажала перед ним правду, обнажаясь сама. Огонь свечей боязливо трепетал пред её словами. Он не отводил взгляда от её лица. Тьма сгущалась за низкими окнами паба, порождая новых чудовищ. Нити тянулись к ней, переплетаясь в горле клубком.        Предназначение говорило, что Эсмира сумеет его удержать.        Предназначение троилось в ушах и смеялось.        Эсмира не может не потерять.