Записка разбитой души

      «Я давно повстречал этого мужчину. С первого взгляда моя душа что-то в нём учуяла, что-то близкое, тёплое и знакомое. Хоть наша первая встреча и не была хороша, но всё же я был рад этому событию.       Моё сердце холодное, как лёд, чёрствое, как камень, однако мне лишь так казалось. И казалось до момента нашего знакомства, начала новой истории. И всё же я был одинок, разбит, мне как никому другому нужна была поддержка, чьё-то плечо. И такая фигура нашлась. Я был благодарен всем на свете за сий подарок, молился за наши отношения, хоть и не веровал, гадал по ромашкам, хотя никогда не верил в эту чушь.       Влюблённая душа такая мягкая, нежная, чувственная и настолько ранимая. Всё время я сравнивал её с паутиной, с виду ведь такая хрупкая, но на деле может быть ловушкой, что убьёт тебя. Таким был и я. Но путь к моему настоящему «я» всегда был закрыт. Я никому не хотел показывать свою слабость, боль. Я горд и силён в глазах многих, поэтому мне приходилось держать себя в узде всё время, даже если меня распирало от боли, от гнева, если я внутренне сгорал и кричал от происходящего. Моё лицо никогда не выражало этих чувств. Вскоре, мне кажется, я и вовсе потерял какую-либо возможность показать свои эмоции. Сам себя я загубил. Лишил простого счастья. Но и учту, что являюсь жертвой обстоятельств, как и другие. Все наши тела болят, и моё тоже. Как долго я не мог этого признать…?       Эрвин Смит — моё счастье и спасение, мой огонёк в кромешной пустоте, моя отдушина, отрада сердца. Я не могу описать всё великолепие этого человека. Словами не передать, какой сильной, храброй личностью он был. Он всегда вызывал у меня восхищение. Пусть какие-то вылазки и не были удачны, мы теряли людей, но я всё равно был горд за Эрвина и в то же время безумно больно за него. В те моменты мне так хотелось забрать всю эту тяжесть и ношу на себя, дать шанс стать этому человеку свободным от забот, что морили его личность.       Он был как я, с такой же маской. Но мы немного отличались: он никогда не падал духом, даже в самые безвыходные моменты. Эрвин мог пожертвовать собой ради мира, а я лишь был готов пожертвовать собой ради него. Жизнь этого человека всегда была в приоритете. И я до конца был уверен, что всегда буду выбирать его.       Честно, понятия не имею с какого момента стал так сильно дорожить этим человеком, ставить выше всего, брать с него пример, стараться быть таким, как он в бою. Мой внутренний голос постоянно твердил, чтоб я шёл своим путём и не давал волю своим чувствам, чтоб не посмел привязаться… Иногда я так жалею, что ослушался. Но в то же время бескрайне благодарен за подаренные моменты жизни в этом аду.       Я практически никогда не лил слёз, но Эрвин так часто вызывал их у меня. Конечно, не в плохом смысле. Я корил себя за эти чувства, ведь они спасали и убивали меня одновременно. Очень часто я мучался по ночам из-за того, что не мог высказать всё, что думал. Держать всё в себе до безумия тяжело, будто ты находишься в болоте: отчаянно дёргаешь ногами, руками, пытаешься выбраться, борешься до конца, но всё равно чувствуешь, что утопаешь.       Я никогда не мог представить себе любовь. Я никого не любил по-настоящему. Однако Эрвин Смит перевернул всё с ног на голову. Мои чувства были так чисты, девственны, искренни. Боюсь, что в жизни я больше никого так не полюблю, ибо образ этого мужчины будет со мной всегда, и всякий, кто мне понравится, будет подвергаться сравнению с ним. И в итоге тот явно проиграет моему драгоценному мужчине.       Его голубой цвет глаз, такой похожий на бескрайний океан, в котором ты был готов утопиться, лишь из-за одной его красоты, часто преследовал меня во снах. Я обожал его светлые волосы, схожие с солнцем и свежим снопом сена, на котором так любил расслабиться и отдаться эмоциям, что хранил глубоко внутри. Его величественное тело, так хорошо слаженное, каждый раз будоражило меня. Мне нравилось наблюдать за его действиями, любоваться им. Смотреть как он ест и при этом забавно пытался что-то сказать, потому что через мгновение мог потерять эту мысль. Как же трепетало всё внутри меня, когда наши взгляды пересекались на длительное время, сколько бабочек в животе я ощущал, касаясь его тела. Я жил этими моментами и хотел жить ради них. Я был похож на маленькую влюбленную девочку, которая сразу хотела жениться на своём возлюбленном и жить в большом доме с собакой. Но так или иначе, это делало меня счастливым. Я так же грезил о жизни с моим мужчиной, желанней этого быть ничего не могло.       Эрвин обладал неземной красотой, что давалась далеко не всем девушкам, чего уж там мужчинам. По крайней мере, так думал я. И если бы вы спросили про мой идеал, я бы непременно назвал одно единственное имя — Эрвин Смит.       Этому человеку я был готов посвятить сотни стихов, поэм, готов был выкупить целую планету, если он попросит. И ведь действительно я однажды написал стихотворение, которое связывало нас двоих:

Прости меня, мой милый друг,

Что я такой глупец. Ибо посмотрев на мир вокруг, Понял наконец, что я был сам себе творец. Но всё же жизнь моя не стала так, как прежде, Питать во мне вкус к жизни и еде, И я не стал опять так бешен. Душа твоя звала меня к беде, Ведь полюбив тебя, я позабыл, Как иногда бывает болен этот мир. С тобою гнев мой белокрыл, И радость драгоценна, как сапфир. Но сердце всё ещё болит и плачет, Кому, как не ему, знать все концы этих печалей. И образ твой так одурачит, Моих судьбы реалей…       Я слепо следовал своему чутью, ибо оно меня никогда не подводило. Но как же я ошибся… Всегда думал: «Ладно, как-нибудь потом скажу. Точно позже. Чуть позднее расскажу.»       Кто бы мне тогда сказал, что будет поздно и без шансов говорить слова любви хладому телу.       Мне не передать кому-либо всех своих эмоций, когда увидел бездыханное тело своего любимого. Я хотел убить всё и вся в тот момент. Прикончить весь мир, ведь никто не уберёг моё сокровище. Хотел убить и я себя. Сколько времени корил себя, что дал сыворотку этому мальчишке Армину, но потом вспоминал, как бывало мой Эрвин плакался за всех, кого потерял и насколько ему трудно. Я понимаю, что ему было очень несладко. И в один момент я сознал, что, та свобода, которую я ему хотел подарить, и была смертью.       Где бы ни был он, чувство вины всегда было с Эрвином. Он корил себя за каждого убитого, ибо дорожил ими всеми, хоть и не говорил. Так может такой исход и был лучше для него, но явно не для меня. Да, я эгоист, думаю только о себе в этом случае. Но знала бы хоть одна душонка, насколько дорог он мне был. Только Эрвин мог вселять в меня радость и уют, в таком злом и жестоком мире.       Просите меня все и за всё, но я больше не могу тут находиться один. Думаю, смерть за любимого всяко лучше смерти от пасти титана…» — Армин, что ты там нашёл? — окликнула меня Микаса. — Да, так, ничего особенного, просто бумажка, — с этими словами я аккуратно сложил записку к себе в карман пиджака и быстро вытер подступающие слёзы. — Нам пора, священник вот-вот придёт, — Микаса снова растормошила меня. — Да, идём…       Когда мы прощались с капралом Леви, я незаметно положил это письмо под рукав его формы. Думаю, что эту тайну он бы хотел унести с собой, но явно не чтобы её узнал я. — Извините меня, капрал, прощайте.       Ещё неделю я отходил от этой вести, мне было очень дурно. Если бы я не пострадал тогда, всё могло быть иначе…