Прошедшее время

Она стоит напротив большой оконной рамы. Мягкие лучи солнечного света пляшут на ее коже и волосах, и в ее янтарных глазах можно заметить искусственные искры. Она уперлась руками в стекло, и ее длинные пальцы, кажется, сияют. — Скажи что-нибудь, — шепчет он. Она прокладывает дорожку по стеклу кончиками пальцев, но не смотрит на него. — Что ты хочешь, чтобы я сказала? Ее голос даже мягче, чем он помнит. Он звучит спокойнее, более приглушенно. Он звучит неправильно. Он делает к ней шаг. Она, кажется, не замечает этого, или просто делает вид. — Просто поговори со мной, как раньше. Ты не помнишь? Она качает головой. Солнце моментально скрывается за облаками, и искусственные искорки в ее глазах исчезают. И он молчит, видя, как эти глаза пусты и прозрачны. — Нет, я не помню. Он вздыхает. Конечно, она не помнит. Это было так давно. Еще до школы, еще до того, как все изменилось и они оба выросли. — Ты помнишь, как мы поцеловались? Этот вопрос вонзается в воздух, как нож. Как лезвие бритвы. — Нет, — он говорит, но даже сейчас он чувствует ее губы на своих губах, ее вкус, похожий на вкус корицы. — Конечно, нет, я и не ожидала, что ты вспомнишь. После всего, что ты и я… — она делает паузу, будто задумываясь. — Ну, мы ведь разные, правда? — Что ты имеешь в виду? — Ты не помнишь, потому что не хочешь помнить. А мне воспоминания помогают не сойти с ума. Он чувствует угрызения совести. — Мы не настолько разные. — Разные настолько, насколько могут быть дети одних родителей. Мы росли в одних и тех же условиях, делили многие вещи, но мы не поделили его… Мы не могли поделить его… Он знает, о ком она говорит… Живая тень, которая ползала под ее кожей, делала своей рабыней… — Именно тогда все изменилось. Но ты был слишком занят и ничего не замечал. Слишком занят и слишком слеп. Он смотрит на нее, теперь действительно смотрит. Она в одной из его старых футболок и пижамных штанах со звездами. Они слишком велики, и от этого ее маленькая фигурка ясно видна. Она немного прибавила в весе, но болезнь так и не прошла. Рыжие волосы потеряли свой блеск и вяло лежат на плечах. Руки пересечены большим количеством уродливых шрамов. И он понимает, что потерял ее уже давно и теперь уже слишком поздно что-либо исправлять. Его маленькая сестренка с ослепительной улыбкой, которая делала тиары из маргариток и которая откровенно разговаривала с куклами, исчезла. Девочка, стоящая перед ним сейчас, разбитая и страдающая, она до сих пор ведет войну, которая ему и не снилась. Войну, для которой не нужно ни солдат, ни оружия. Войну с самой собой. И он думает, что, возможно, любит эту ее еще сильнее. — Я люблю тебя, Джинни, — произносит он. Она поворачивается, чтобы посмотреть на него, впервые с тех пор как он пришел, — отрывает взгляд от окна и переводит свои янтарные глаза на него. — Я тоже любила тебя, Рон. Конец