— Я не убивал его.
Итачи сидит на полу, поджав под себя ноги, и не смеет поднять глаз. Пол холодный; он упирается в него костяшками сжатых в кулаки пальцев. Пальцам жёстко и больно. Итачи бьёт дрожь.
— Расскажи нам ещё раз, что произошло в тот вечер, когда погиб Шисуи.
У Итачи в который раз перехватывает дыхание. По щеке скатывается капля, и лицу становится сначала жарко, потом холодно.
Они в главном кабинете штаба, с ним командир его отряда — Шимура Данзо, двое АНБУ из особо доверенных членов Корня и даже сам Третий Хокаге Сарутоби Хирузен. Хокаге одет в простой чёрный плащ с капюшоном: по-видимому его присутствие здесь — тайна. Из-под капюшона не видно глаз, только подбородок; хокаге задумчиво потирает бороду, а потом закуривает трубку.
Комната наполняется дымом, и Итачи становится трудно дышать.
Отец никогда не курит в жилище, но от его одежды постоянно несёт едкими крепкими сигаретами. Всякий раз, когда он приходит домой, мать только морщится и взмахивает ладонью, точно пытаясь прогнать этот запах, а потом всё равно улыбается. Отец стаскивает обувь, вешает на крючок форменную куртку и обнимает её.
Обычно отец возвращается к ночи: он начальник полиции и одновременно глава клана, и у него почти не остаётся времени на семью, разве что в выходные он может позволить себе побыть с женой и сыновьями. Сегодня у него получается присутствовать на семейном ужине, и мать заглядывает в комнату Итачи, чтобы позвать к столу. Итачи прячет книгу на коленях, предусмотрительно зажав пальцем последнюю прочитанную страницу.
Он не хочет присутствовать на семейном ужине, он хочет читать.
Они усаживаются за стол каждый на своё место — отец во главе стола, напротив — Итачи, Саске — по левую руку от него, мать — по правую. Ужин начинается в молчании. Потом отец интересуется, как у Итачи дела с успеваемостью по предметам.
Итачи знает, что это искренне. Он отвечает, что нормально.
Отец делает на него большие ставки и старается посвящать свои выходные ему целиком. Он гордится им: Итачи отличник и один из лучших в академии по боевым искусствам; время от времени отец говорит даже, что Итачи превзошёл его в технике метания сюрикенов.
Отец — бог в метании сюрикенов, и Итачи это льстит.
Они часто тренируются вдвоём на поляне, сразу за которой начинается лес: отец помогает ему оттачивать мастерство обращения с катаной и техники печатей, и сейчас, за ужином, он строит планы, как они позанимаются в ближайший его выходной. Потом полушутя спрашивает, не заработал ли Итачи замечаний по дисциплине.
Он и так знает, что нет.
Итачи — будущий глава клана, и он идеален.
Ужин проходит затянуто и скучно. Отец наконец прекращает донимать его и теперь ведёт какой-то нудный рассказ о работе в полицейском участке. Мать смотрит на него с обожанием и время от времени кивает головой. Итачи хочется уснуть. И хочется в свою комнату, читать книгу.
Он читает «Военный канон» Тобирамы Сенджу — трёхтомник, который он едва упросил выдать ему на руки из читального зала.
Он уже почти дочитал его.
Саске смотрит на отца как на божество. Это раздражает: Итачи хочет, чтобы Саске смотрел так только на него, но Саске зачем-то постоянно пытается сыскать себе любовь отца и раздражает этим ещё больше. Отцу на него плевать, и Итачи порой задаётся вопросом, зачем они с матерью вообще рожали его.
Но он рад, что Саске существует. По-своему Итачи даже любит его.
Это странная любовь. Странное чувство.
Иногда он хочет найти ему название, но у него не получается.
Никак.
— Ты позанимаешься завтра со мной? — вдруг спрашивает Саске у него, и Итачи немедленно кивает в ответ.
Ему не интересно возиться с ним. Не интересны его дурацкие детские увлечения.
Итачи недавно вступил в АНБУ, и он знает, что свою жизнь он посвятит защите Конохи.
Как Тобирама Сенджу.
Но младший брат всё реже просит уделить ему внимание и всё сильнее тянется к отцу, и Итачи это не нравится. Он против.
Вечером он дочитывает книгу до конца и собирается назавтра взять из библиотеки другую, тоже авторства Тобирамы Сенджу — трактат о теории управления. Тогда же дверь в его комнату едва слышно открывается. На пороге мнётся Саске, и Итачи великодушно позволяет ему войти.
Итачи хочется поразмышлять над книгой, перечитать отдельные моменты. Ему жаль тратить вечер на брата. Но сегодня за ужином тот смотрел на отца так, как должен смотреть лишь на него и ни на кого больше. И это необходимо исправить.
Он приглашающе хлопает ладонью рядом с собой, и Саске шлёпает босыми ногами по полу. Усаживается с ним рядом на его кровать.
Итачи проводит рукой по его спине.
Сегодня он уделит ему время.
Итачи чувствует на себе чужие взгляды — они словно ввинчиваются в темя, прожигают насквозь. Он весь подбирается и заставляет себя поднять глаза.
— Я не убивал его, — повторяет он. — Шисуи был моим лучшим другом.
Шимура Данзо смотрит на него, прищурившись и склонив голову набок. Двое АНБУ по обе стороны от него похожи на недвижимые изваяния, и Итачи не знает, как после всего этого будет работать с ними.
— Расскажи нам еще раз, как погиб Шисуи, — приказывает Сарутоби и с шумом затягивается трубкой.
Итачи задыхается от дыма.
Итачи шестнадцать, и сегодня два года как он подал рапорт Шимуре Данзо на своего собственного отца. О предательстве отца он знает чуть дольше — два года и одиннадцать дней, но ему всё так же противно и гадко, как в самую первую минуту.
Учиха Фугаку, начальник полицейского управления, глава клана, его отец, готовит политический переворот.
Итачи повезло узнать это — отец сам рассказывает ему о планах верхушки клана, чтобы склонить на свою сторону: Итачи его любимый сын. Его надежда.
Одиннадцать дней уходит на то, чтобы всё обдумать и принять решение.
После этого Итачи пишет рапорт и отныне докладывает Данзо о каждом шаге отца.
Ему не стыдно: любой, кто истинно предан Конохе, поступил бы так же.
Например, Тобирама Сенджу.
С этого дня Итачи постоянно играет роль: члена семьи, примерного сына, будущего лидера клана. Это выматывает. Бесит. В конце концов его начинает раздражать всё вокруг него — академия, однокомандники, учителя. Мать с её вечной тупой улыбкой. Изуми, которая приклеилась к нему как мозольный пластырь и уже год считается его девушкой. Все они слишком простые, слишком глупые, даже если вдруг принимаются пафосно нести о Воле Огня. Итачи знает, что никакой Воли Огня в них нет и не было.
Иногда Итачи хочется, чтобы они все исчезли. Чтобы их всех не стало к чёртовой матери.
По ночам он плохо спит. Ему снятся кошмары.
Когда ему было четыре, и только-только закончилась война, отец додумался взять его с собой, туда, где накануне отгремела последняя битва.
Твои предки росли на полях сражений, сказал он тогда. Ты будущий глава клана и должен быть таким же сильным, таким же твёрдым. Таким же, какими были они.
После этого Итачи мочился в штаны и не мог спать, и мать долго водила его по медикам.
Теперь всё то, что он увидел тогда, возвращается к нему в снах. В них чёрные вороны и кучи мёртвых, искорёженных трупов.
Иногда эти трупы начинают копошиться, склизко чавкая кровью и вываленными внутренностями, а потом одновременно поворачивают к нему головы.
Итачи раздражают однокомандники, учителя, мать, отец, Изуми.
У этих трупов из его снов всегда их лица.
Его единственный друг, Шисуи, умудряется не раздражать дольше всех, но теперь Итачи почти ненавидит его. Итачи увлекается историей, государством и правом. Пропадает в библиотеке. Читает политические трактаты. На стене в его комнате — портрет Второго Хокаге. Он не пропускает ни одного семейного ужина, а потом доносит Шимуре Данзо обо всём, чем делится с ним отец.
Неминуемо он отдаляется от матери, от брата, от тех, с кем ещё считается приятелями. Отдаляется от Изуми.
И одновременно с этим с ней сближается Шисуи.
Итачи неинтересна Изуми. Они встречаются год, но он даже не думает делать с ней ничего такого, о чём с такой гордостью болтают многие его ровесники — ему это не нужно. За последние полгода у неё резко сформировалась фигура, и глядя на её грудь, Итачи всякий раз отстранённо думает, что раньше было лучше. У Изуми длинные волосы, тёплые ладони и родинка под правым глазом. Он знает, что она мечтает её вывести, когда станет взрослой. Он не понимает, зачем думать о подобных пустяках.
Так или иначе, он не собирается расставаться с ней. Они ходят, держась за руки, и иногда целуются. Это не отзывается в нём ни на йоту, но ему шестнадцать, и наличие у него подруги ему льстит и придаёт статус.
Правда, в последнее время всё идёт псу под хвост, потому что чёртов Шисуи постоянно отирается с Изуми рядом, и Итачи отчётливо кажется, что она не против.
Однажды он решает серьёзно поговорить об этом с ней и едко напоминает, что она всё ещё его девушка. Она принадлежит ему.
В ответ Изуми прижимается к нему. Её руки сегодня холодные, и Итачи неприятно. Её хочется оттолкнуть, но он этого не делает.
— Иногда мне кажется, словно я боюсь тебя, — наконец едва слышно признаётся она, поднимая на него взгляд. Итачи смотрит ей в глаза. Она улыбается и выглядит жалко и глупо.
Она и есть жалкая и глупая — такая же, как большинство её ровесниц. С ней невозможно поговорить о политике или истории, невозможно поговорить вообще ни о чём. У неё нет никаких интересов и увлечений, разве что она до умопомрачения рада, что присосалась к нему. Итачи смотрит на неё, и его рот кривится от отвращения.
Она присосалась к нему, чтобы рисоваться перед подругами, а стоило ему отвернуться — уже распушила хвост перед другим.
Пустышка, думает Итачи.
Пустая никчёмная овца.
Он думает обо всём этом и вдруг понимает, насколько сильно она надоела ему.
Понимает и неожиданно для самого себя испытывает тёмное, жгучее желание стереть с её лица эту тупую кроткую улыбку, которую она давит, по-собачьи глядя на него.
Ударить наотмашь, а потом схватить за волосы и рвануть её голову вниз. Наказать. Сломать.
Вероятно, прочитав что-то в его глазах, она перестаёт улыбаться, и внезапно он думает, что её лицо такое же кукольное и красивое, как у его младшего брата.
Они даже похожи: её глаза такие же, как у Саске — широко открытые, с длинными ресницами.
Брови как у Саске. Рот как у Саске.
Итачи больше не хочется бить её. Вместо этого он властно проводит большим пальцем по её губам.
— Как ты думаешь, могло ли это быть самоубийством? — голос Данзо обманчиво мягкий, и Итачи качает головой, глядя мимо него, на тяжёлые шторы, которыми сейчас плотно завешено окно.
— Шисуи незачем было убивать себя, — отвечает от и сам слышит, насколько бесцветен его голос. — Это был несчастный случай.
Он подаётся вперёд, желая переместить затёкшие колени, и двое АНБУ синхронно принимают боевую стойку. Данзо мгновенно поднимает кверху ладонь, давая им сигнал, что опасности нет.
— Опиши ещё раз, как это произошло, — велит он и тут же добавляет: — в последний раз.
— Я рассказывал уже трижды, — Итачи хочется, чтобы это звучало смиренно, но в голос невольно пробивается раздражение, и он снова опускает глаза, чтобы не навлекать на себя лишний гнев. — Мы гуляли. Было темно. Шисуи подошёл слишком близко к краю.
Он смыкает веки и видит перед глазами изувеченное тело Шисуи, которое достали из реки три дня назад. Его отнесло далеко ниже по течению, и оно застряло в излучине, зацепившись за корягу.
Прежде в его снах не было трупа с лицом Шисуи.
Итачи откуда-то знает, что теперь — будет.
— Я предупреждаю, — Итачи смотрит в лицо бывшего друга, и собственный голос от злости превращается в какое-то отвратительное горловое шипение, — чёрта с два я уступлю тебе свою девушку. Отвали от неё.
Его кулак сминает рубашку у Шисуи на груди, не давая отстраниться.
Тот и не пытается — смотрит своими вечно серьёзными раскосыми глазами, и Итачи хочется вырвать эти глазные яблоки и раздавить в кулаке.
— Она же не нужна тебе, — наконец отвечает Шисуи. Он не отворачивается, не опускает взгляд — всё так же смотрит ему прямо в глаза. — Ты не любишь её.
Итачи охватывает ярость. Его губы кривятся.
— А кто её любит, ты что ли?
Ткань рубашки трещит и рвётся под его пальцами, и Итачи думает, что с радостью свернул бы Шисуи шею и послушал, как будут хрустеть кости его позвоночника.
— Сука.
Он резко отталкивает его от себя, и тот едва не падает, а потом сам бросается на него тараном, и Итачи в последний момент успевает выставить руки вперёд, чтобы дать отпор.
Они начинают толкать друг друга в грудь, точно малые дети. Сыплют оскорблениями и грязными словами.
Это продолжается какое-то время.
А потом Шисуи вдруг оказывается почти на самом краю обрыва, под которым бурлит и бьётся о камни река.
И в какой-то момент Итачи не рассчитывает силу удара.
— Это был несчастный случай, — бесцветно повторяет он и поднимает глаза.
Взгляд встречается со взглядом Шимуры Данзо. Его глаза прищурены, и Итачи кажется, что Данзо видит его насквозь, всего, как на ладони.
Ему кажется, что он
пропал.
Но вместо того, чтобы вынести приговор, Данзо вдруг расправляет плечи и скрещивает руки на груди.
— Довольно, — говорит он, и Итачи не верит своим ушам. — Не думаю, что тот, кто так верно служит Конохе, способен на убийство одного из лучших АНБУ.
Его слова гаснут в тишине, и Итачи переводит взгляд на хокаге. Он всё ещё не верит.
Сарутоби не смотрит на него, он смотрит куда-то в сторону. Потом медленно кивает и гасит курительную трубку.
— Благодарю вас, хокаге-сама, Шимура-сама, — Итачи почтительно склоняет голову.
— Ступай, — разрешает Данзо, и Итачи наконец поднимается на ноги. — Зайдёшь ко мне сюда завтра в шесть вечера.
Итачи обещает, что зайдёт, и покидает кабинет штаба, чувствуя пристальный взгляд в спину.
Он не знает, зачем его позвали, но ему всё равно.
Главное, что всё самое страшное позади.
* * *
После того, как Итачи посещает кабинет штаба в условленное время, они с Данзо начинают встречаться регулярно.
Сначала они пересекаются в штабе, затем — в идзакае, негласно находящейся под контролем Корня, где не бывает лишних глаз и ушей.
Они пьют чай и подолгу разговаривают.
Обсуждают политику, историю, государство и право. Всё то, что интересно Итачи.
После этих встреч у него горят глаза.
У них с Данзо оказывается много общего, о чём Итачи не подозревал прежде. Оба они придерживаются жёстких взглядов на политику. Оба считают, что без тотального контроля сверху что в государстве, что в отдельно взятых городе или скрытой деревне начнётся полный бардак. И что если возникает какая-то проблема, то нужно выкорчёвывать корневище, как поступают с сорняками на плантациях, а не тратить попусту время, бесконечно срезая верхушки.
Итачи даже не называет его больше Шимура-сама — только Данзо-сама.
Данзо-сама потрясающий. У Итачи от него захватывает дух.
В какой-то момент Итачи даже решается поделиться с ним тем, о чём размышляет уже давно: что Третий Хокаге Сарутоби Хирузен порой излишне мягок там, где следует рубить с плеча. Безусловно, он продолжает политику Второго, и Итачи ценит и уважает его за это. Но всё-таки ему кажется, что Сарутоби порой срезает верхушки там, где Сенджу-младший
выкорчёвывал бы корневища.
Вместе с этим он продолжает докладывать Данзо о том, чем с ним делится отец.
Отец готовит политический переворот — он почти уже подготовил его.
У отца, оказывается, есть мангекё шаринган, а значит, он много сильнее, чем они с Данзо думали.
Вся элита клана будет участвовать в перевороте. А подрастающие поколения уже вовсю боготворят своего лидера и смотрят ему в рот.
Итачи понимает, осознаёт, что это — тот самый случай, когда необходимо
выкорчевать корневище.
И сжечь всю поросль, чтобы не проросла.
Во имя деревни Итачи готов сделать это сам, и Данзо уважает его решение. Уважает его выбор.
Единственное, о чём просит Итачи, это возможность сохранить жизнь младшему брату.
Итачи часто думает о нём. Это —
его младший брат, он принадлежит ему. Ему не хочется, чтобы он исчез.
Саске ещё ребёнок, говорит он. Он абсолютно далёк от политики.
И если его в конечном счёте воспитают другие люди, он никогда не встанет на кривой путь и не пойдёт против деревни.
От Саске не будет никакого вреда.
Данзо соглашается и даёт ему две недели.
И с этого их разговора начинается отсчёт.
* * *
Человек, который называет себя Учихой Мадарой, находит его сам, когда Итачи в очередной раз приходит к реке, чтобы подумать и побыть одному. У него остаётся всё меньше времени, а он так и не придумал, как сделать то, что обещал Данзо. Слишком сложно. Он переоценил себя.
Человек в маске подходит неслышно, и в первое мгновение Итачи даже пугается.
Я знаю, что тебя тревожит, говорит ему незнакомец. Я помогу тебе.
Итачи соглашается сразу: помощь ему действительно нужна. По-честному, он вообще не представляет, что ему делать. Он чертовски растерян, и ему страшно.
Его долго ведут сперва через луговину, а затем через лес, и в конечном итоге приводят в пещеру, искусно замаскированную густой растительностью. Пещера обжита — в ней даже тепло и имеются тусклое освещение и грубо сколоченная мебель. Итачи затравленно оглядывается по сторонам — его мозг воспалён и напряжён до предела, но вроде бы он не ощущает никакой опасности.
От этого человека скорее исходит сила, нежели опасность.
Он представляется Итачи Учихой Мадарой и даже даёт ему еды прежде чем они начинают разговор. Итачи знает, что Мадара был каким-то его родственником — кажется, двоюродным братом его прадеда, и что по идее человеку напротив него должно было уже перевалить за сотню лет. Судя по фигуре, походке и голосу, ему около тридцати, и Итачи в душе не ведает, как такое возможно.
Видя его сомнения, тот показывает ему гунбай — фамильное оружие, которое когда-то передавалось из поколения в поколение в их ветке клана. Итачи слышал о нём от отца, а ещё читал в свитках и записях. Подделать такую вещь было бы невозможно, и с этой минуты Итачи верит безоговорочно.
Они долго беседуют, и в какой-то момент Итачи прорывает. Он рассказывает всё — про готовящийся переворот, про Данзо, про своё задание, рассказывает даже про то, что на самом деле это он нечаянно убил Учиху Шисуи. В день, когда это произошло, из-за нервного потрясения и осознания того, что он натворил, из-за охватившей паники от угрозы наказания пробудился его мангекё шаринган, и Мадара становится первым, кто узнаёт об этом.
Он слушает внимательно. Сидит в кресле напротив, закинув ногу на ногу и подперев голову рукой. Изредка кивает. Его маска самую малость сдвинута вверх, обнажая часть подбородка, и Итачи интересно, что под ней.
Итачи интересно всё, а Мадаре интересен Итачи. Время от времени он останавливает его рассказ. Задаёт вопросы. Уточняет детали.
— Я понимаю тебя, — наконец говорит он. — Я такой же, как ты.
Я такой же, как ты, говорит ему Мадара. Я знаю, что такое предательство, знаю, что такое быть одному.
Мадара знает — и обещает научить его, как выстоять.
Итачи всегда стыдился родства с тем, кто предал и хотел уничтожить деревню, но теперь он неожиданно для себя самого испытывает жгучее желание, чтобы именно этот человек сделался его учителем. Его наставником.
— Я никогда не предам Коноху, — осторожно говорит он тем не менее.
Всё, что он делает, он делает ради деревни, и лучше будет всё прояснить сразу.
— У меня нет никаких личных счётов с Конохой, — тут же качает головой Мадара. — А вот клан Учиха предал меня. Потому я и помогаю тебе.
Они говорят ещё некоторое время прежде чем Итачи собирается домой, и на другой день начинают готовить свой план. План почти целиком придумывает Мадара, и Итачи отчётливо понимает, что в одиночку ему было бы не справиться.
В какой-то момент Мадара ставит ему условие: когда всё закончится, Итачи должен будет пойти с ним. Он вступит в тайную организацию, которую тот создал с целью спасения мира, и сделается его учеником.
— Этот мир прогнил, — говорит ему Мадара. — В нём не осталось ничего кроме страданий, и только бесконечное цукуёми способно очистить его от скверны.
Итачи хмурится в ответ. Он плохо понимает, о чём речь, плохо понимает, какая ему уготована роль, плохо понимает вообще всё.
Однако он соглашается: он знает, что
после всего ему вряд ли найдётся место в Конохе.
К тому же ему и так помогают, считай, безвозмездно.
В какой-то момент, когда Итачи уже стоит перед воротами квартала Учиха, ему вдруг в голову приходит мысль, что Мадара не придёт, и внутри у него всё холодеет. Если так, то он вряд ли переживёт эту ночь. Итачи думает об этом, и ему не хочется умирать.
Ещё он думает о семье — об отце, о матери. О
предателях.
Тех самых, из-за которых и прогнил этот мир.
Которые сами прогнили насквозь.
Он думает о них, и никого из них ему не жаль.
Разве что тупую курицу Изуми, которая несла на днях, что они с Итачи повзрослеют и непременно поженятся, как только это станет возможным. Ему жаль её, совсем немного: от неё всё равно не было бы никакого вреда, она слишком глупа.
Он смотрит на наручные часы и вместе с мерцающими точками отсчитывает секунды, всё ещё размышляя о том, не выйдет ли Мадара из игры в последний момент.
Наконец на табло загораются нужные цифры, и сердце пропускает удар.
А потом луна на небе становится красной, и Итачи понимает: их план по-прежнему в силе.
Он перехватывает удобнее катану и делает шаг к воротам.
Сталь лезвия ловит лунный отблеск, и тот окрашивает её в алый цвет.
Совсем как кровь.
