Я ничего не могу с собою сделать...

Какая она красивая... Само совершенство, восьмое чудо света, непознанное миром. Я смотрю на неё и таю, пока моё сердце пытается сломать мои же рёбра. Она снимает очки, чтобы протереть глаза. В каждом жесте, в каждом взгляде, во всём, что она делает, видно восхитительную элегантность, лёгкость. Как жаль, что она не смотрит на меня так, как я на неё... Я бы всё отдал за одну лишь секунду её полного любви взгляда в мою сторону. – Смотрите! Звезда упала! Она смотрит, куда показывает наша подруга, рассматривает оспу звёзд, а затем морщится и скрещивает пальцы. Я тоже загадываю желание: смотрю на неё и думаю о том, как хотел бы снова быть с ней, как хотел бы вновь целовать её великолепное тело, синяки от неловких столкновений с дверными косяками и столами, вены, что завораживающими узорами покрывают её изящные руки, плечи и рассыпанные на них веснушки, а ещё губы, обкусанные, но прекрасные пухлые губы, которым я готов посвящать стихи. Я ничего не могу с собою сделать... Видеть её каждый день и боле не иметь возможности коснуться – настоящее мучение для меня, пытка. Уходя с балкона, мы столкнулись. Она посмотрела на меня, словно мы чужие, словно это не наша квартира и мы не соседи, а случайные попутчики, столкнувшиеся из-за резкого поворота автобуса. Такой взгляд, будто я для неё никто. Скриплю зубами. Слишком больно. Слишком обидно. А зайдя в комнату, вообще чувствую себя странно, словно гость. И мурашки от воспоминаний того взгляда бегут. Ты убиваешь меня. Медленно топишь в своих янтарных глазах и не уходишь из моей головы, переводя все мысли на себя. Знаешь же, что я ничего не могу с собою сделать, и всё равно мучаешь... За что? И весь вечер так прошёл. Ты смотрела на меня, будто на чужого, будто видишь впервые в жизни и у нас никогда ничего не было общего: общих взглядов, общей постели, общей любви. Абсолютно ничего. Зато утром всё как обычно. Обычное приветствие, обычные разговоры. Твои обычные короткие шорты, открывающие изумительные ноги, которые я раньше целовал, трогал, кусал. Никогда не забуду, как впервые прикоснулся губами к твоему бедру, не забуду, ровно также, как и наши поцелуи с лёгкими покусываниями и вкусом детского орбита. Чувство, будто оскверняю произведение искусства, никогда меня не покинет. Оно зародилось после первого поцелуя и не уходит до сих пор, когда ты, улыбаясь в телефон, ясно даёшь понять, что я тебе не больше, чем друг. Улыбаешься в телефон, а я вижу, как ты набираешь «люблю». Раньше ты говорила это мне, а теперь кто-то другой получает твои сообщения, кто-то другой записан у тебя как «моё солнце», кто-то другой получает твою любовь. Ты говорила, что хочешь быть с девушками, но я-то знаю, что это парень, я знаю, что ты пишешь о любви не девушке. Знаю. Вижу, как ты пишешь ему о любви, и чувствую, как всё моё существо разбивается, словно упавшая на пол ваза. Осколки режут изнутри, предательство смешивается с кровью, и та разносит его по всему телу, отравляя меня, перекрывая кислород и не позволяя вдохнуть. Осколки режут и в конце концов добираются до сердца: я для тебя никто, твои губы со вкусом детского орбита больше никогда не коснутся моих, а заветное слово не будет обращено ко мне. – Всё хорошо? Смотришь на меня, играешь обеспокоенность, считаешь меня идиотом, раз думаешь, что я поведусь на такое. Нет. Я не верю ни единому твоему слову, не верю твоей наигранной обеспокоенности и якобы встревоженному взгляду. Твой взгляд... Ещё вчера твои глаза топили, а сейчас они мне до отвращения противны. Настолько не мил этот блеск в твоём взгляде, твоих янтарных глазах, что хотелось закрыть их навсегда, чтобы не только я, чтобы никто не видел их, не мог заглянуть или прочесть твои взгляды о любви к кому-то другому. Просто закрыть их раз и навсегда. И вот ты уходишь, я смотрю на твою спину и вспоминаю сон, который вижу чаще, чем своё отражение в зеркале: мы вместе, мы вместе проводим дни, проводим ночи, мы не спим, мы не делаем ничего, мы просто наслаждаемся друг другом. Хочу также. Хочу прижимать твою голову к своей груди, хочу целовать тебя, обвести обкусанные губы маленькими поцелуями по контуру, чтобы потом целовать покрытые веснушками плечи и синяки-вены. Я ничего не могу с тобою сделать. Ты не хочешь любить меня, и это твоя вина. В этом виновата только ты. Осколки впились слишком глубоко, они глушат, они лишают разума, они прибавляют силы. Ты хрипишь, пытаешься кричать, а я давлю, сжимаю твою шею, как когда-то сжимал твои бёдра. Твои руки ложатся на моё лицо, а ногти впиваются, царапают. Больно. Но не так больно, как режут осколки глубоко в моём сердце. Я знаю, как сделать приятно нам обоим, знаю, что тебя успокоит и заставит расслабиться. Всего одно движение, один взмах, всего ничего разделяет нас от вечного счастья. Всего-то разок, и... Янтарные глаза потухли, с обкусанных губ срывается тихий стон. Ты больше не сопротивляешься, не противишься, теперь ты понимаешь, что я не сделаю ничего плохого, и спокойно позволяешь мне взять контроль над собой. Твоё тело такое же прекрасное, каким я его запомнил, оно великолепно, а ты прячешь его под безразмерными майками. Дурочка моя, как можно такую красоту прятать? Как можно закрывать её одеждой и не давать никому насладиться ей? Как можно быть такой эгоисткой? Но теперь-то всё по-другому, верно? Теперь ты позволяешь мне рассмотреть всю себя, вспомнить, как же сильно я восхищался каждым твоим изгибом, неровностями. Ты же произведение искусства во плоти, ты волшебна... А как сильно тебе идёт красный... Такое чувство, будто этот цвет создали специально для тебя. Ты не сопротивляешься, нет, напротив: раскинула руки, словно ждёшь, когда я тебя обниму, приглашающе раздвинула ноги и даже запрокинула голову. Ты ждёшь меня, ждёшь, когда я прильну, приласкаю, возьму. Ты ждёшь, отдала мне весь контроль и ждёшь меня, не мешаешь целовать твоё фарфоровое тело, синяки на тонкой шее, вены на запястье, плечи, каждую веснушку и обкусанные тёплые губы. С каждым моим движением красивый красный цвет всё больше охватывает твою прекрасную грудь, красиво разливается. Это определённо твой цвет. Беру нож и, пока снова и снова оскверняю восьмое чудо света, прикладываю его к тебе ещё раз, к твоим синякам-венам и слегка нажимаю, пуская кровь. Она не сохнет, нет, она течёт, красиво растекается возле твоего лица, но некрасиво пачкает его. Заглядываю в твои глаза снова. Они такие красивые, но такие бездушные. Ты готова причинить боль любому, даже тому, кто любил тебя больше жизни. Твои янтарные глаза – отражение твоей гнилой души, вот почему их потухший блеск больше не мил для меня. Это твоя вина. Это ты виновата в том, что теперь моя кровь смешивается с твоей. А ведь этого бы всего не было, если бы ты меня полюбила. Со мной было так просто, но не в этот раз. Тебе просто нужно было любить меня. Но к сожалению, я ничего не могу с тобою сделать.