бестис.

Саша поправляет очки на голове, придерживающие вечно спадающие на лоб волосы, одним мизинцем, едва касаясь тонкой оправы. Проезжает недовольным взглядом по запачканному грифелем торцу ладони и, спрашивая или утверждая — не ясно, — нарушает тяжёлую тишину. — У тебя что-то случилось? Екатеринбург вздрагивает, выпадая из своей глубокой рефлексии. — С чего ты взял? — он продолжил мерно болтать кисточкой в мутной воде, исподлобья глянув на Сашу. — Сегодня ты более молчалив, чем обычно, и, — Питер выдержал невнятную паузу, растерянно указывая карандашом куда-то ниже. — Ты кисть промываешь в чае. Шипящее «Сука» у Кости вырывается само. Он одергивает руку, роняя грязные капли на подставку и скорее откладывает кисть в сторону. Забирает уже испорченный чай и просит Сашу немного подождать его здесь. У Саши-то, впрочем, планы были совсем другие. Он берёт со столика бутылку вина, до этого служившую им моделью, и уходит вслед за Екатеринбургом. — Я могу предположить, что же именно произошло? — мягко произносит он, проходя мимо Кости. Ненавязчиво оставляет бутылку рядом с ним и тянется к буфету за бокалами. С молчаливого согласия продолжает. — Юрий? Костя мрачно усмехается. — Да, — подтверждает он без лишних иронии и сарказма. Саша довольно улыбается своим дедуктивным способностям; потом недовольно закатывает глаза: он не особо жаловал Челябинск, хотя и уважал выбор Кости, — потом это мгновение заканчивается, и он поворачивается к Екатеринбургу, расставляя перед ним бокалы. — Он отказал тебе? — прямо интересуется Питер, плавным движением выключая почти вскипевший чайник. Локтем он пододвигает бутылку к Косте, безмолвно намекая, что надо бы её открыть. — Нет, — Екатеринбург лениво тянет за защитную этикетку, взглядом бегая по поверхности столешницы. — Можно штопор? — Он согласился, но не так, как ты ожидал? — Питер мгновенно вытаскивает его из ящика, передавая в руки Кости. — Он… — Екатеринбург замолкает, прокручивая штопор вместе с пробкой, пока не получается выудить её с горлышка бутылки. — Он же попросил подождать. — Давно? — Два месяца уже. Питер вскидывает брови. — Два месяца? — неуверенно повторяет он. — Может, Юрий так долго думает насчет всего? «Может, Юрию вообще не стоит доверять такие сложные мыслительные процессы?» — хотел бы ещё добавить Саша, но Екатеринбург всё-таки заслужил большего понимания и уважения к его проблемам. — Саша, — укоризненно выдает Костя, нахмурившись. — Я ничего плохого не имел в виду, — заверяет его Питер. Костя разливает вино по бокалам, и Саша внимательно следит за каждым движением, ожидая, что вот-вот рассказ продолжится. Но Екатеринбург всё ещё был молчалив, как и в начале дня. Он всегда был таким: тихим, вникающим. Лишнего слова не дождёшься: всё всегда в тему и строго по делу, — хотя Питер, чего греха таить, очень гордился тем, как у него получалось разговорить Костю. Саша очень хорошо знал, какие вопросы надо задавать, чтобы Екатеринбургу хотелось на них ответить, но иногда, как сейчас, например, он упорно предпочитал отмалчиваться. — На чём вы остановились в прошлый раз? — спрашивает Саша, монотонно покручивая бокал в руке. — Вы поцеловались, верно? Екатеринбург устало цокает и сразу делает большой глоток вина. Питер знает: он, во-первых, угадал, а, во-вторых, изначально всё помнил. Саша не мог забыть: это было слишком важно для Кости. Настолько, что он сам рассказал абсолютно всё произошедшее. Пусть не так подробно, как хотелось бы, но Питер мысленно прекрасно дорисовал все недостающие детали. Да, пару месяцев назад Екатеринбург позвонил ему с просьбой выслушать и дать совет. Время близилось к двенадцати, а у Кости-то с учётом часовых поясов и вовсе была глубокая ночь. Саша уже тогда осмелился предположить, что случилось что-то… необычное. У Екатеринбурга, как правило, не бывает таких новостей, которые не могут подождать до следующей встречи или хотя бы до утра. Сонливость испарилась сразу же. Саша любил сплетни, да, но гораздо больше он любил свою дружбу с Костей, поэтому поддержать его было необходимо. — Вы поцеловались, но ничего конкретного он не сказал, я правильно помню? — продолжил мягко допрашивать Питер. — Хватит повторять, что мы… — Екатеринбург замялся, проглатывая окончание фразы. Губы Саши невольно дрогнули в улыбке. Костя очаровательно тушевался в моменты, когда нужно было говорить о чувствах или об их проявлениях. Кажется, это именно Питер ещё столетие назад научил его формулировать такие простые выражения как «Он мне нравится», когда в их разговорах впервые начал фигурировать Юрий. Но, когда Екатеринбург позвонил в ту ночь, для него запретных слов не существовало. Он говорил прямо и, будучи на эмоциях, явно не успевал фильтровать свою речь. Саше «блять» и «пиздец» слух, конечно, резали, но, ничего страшного, он мог и потерпеть. Он же как-то терпит Москву каждый день, а тот уж точно никогда не пытался цензуриться. — По-другому ты не назовёшь то, что между вами было, — легко говорит Саша, также пригубив вино. Очки забавно съезжают с макушки на нос и звонко стукаются оправой о край бокала. Саша вздрагивает и, выдав негромкое «тц», снимает их и откладывает на тумбу. — Да было ли что-то между нами? — Екатеринбург улыбается, но и не сдерживается от тяжкого вздоха. — Что-то было, — подтверждает Саша, кивая. Если бы не было, то Питер бы тогда не провёл ещё полночи на проводе. Костя тогда говорил сумбурно, поэтому предыстория до сих пор какая-то туманная. Самое главное оставалось неизменным: Екатеринбург был влюблён. И был он в своих чувствах настолько непоколебим, что даже в голове Челябинска что-то начало происходить. «Он захотел, чтобы я его поцеловал» — сразу поставил Сашу перед фактом. И на резонный вопрос «Поцеловал ли ты его?» ответил, что поначалу не стал, но… Вся та запутанная и нервная история началась, кажется, с договорённости провести вечер втроём: Екатеринбург, Челябинск и Пермь, но последняя по неясным причинам не пришла. Юра из-за этого был, очевидно, возмущён, но спустя время его настроение как-то поменялось. Когда Костя это пересказывал, то ровно на этом моменте увёл повествование в сторону огромного лирического отступления. Вкратце, его сильно смущает, когда Челябинск распускает руки и совсем не понимает чувств Екатеринбурга. Логично: чтобы их понять, о них нужно хотя бы знать. «Юрий тактильный» — подсказал Саша, стоило Косте в третий раз повторить фразу «То, блять, за руку возьмёт, то, нахуй, полностью весь прижмётся». Юра тактильный, а ещё очень наглый, потому в тот вечер он, оправдывая себя тем, что он «не педик, а экспериментатор», захотел поцеловаться с Екатеринбургом. Когда сюжет дошёл до этого, Саша готов поклясться, Костя на другом конце провода закурил. Сделал паузу и продолжил. — После того вечера вы ещё общались? — Саша наклоняет голову вбок, пытаясь заглянуть помрачневшему Екатеринбургу в глаза. Костя далеко не сразу согласился на авантюру. Он, может, и влюблён, но это не может аннулировать гордость. Самого себя-то уважать надо: личные границы отстаивать, не заниматься самообманом, не давать себе смутных надежд. А Юра буквально вручал её, смутную надежду, Екатеринбургу в руки, мол, на, радуйся хоть чему-то. Отказаться от неё силы нашлись, а вот выстоять против «Катюш, ну, ты единственный мужик, с которым я хочу засосаться. Давай, мне же не просто так это нужно» уже не получилось. «И мы засосались» — сказал Костя. Саша, для которого всё услышанное уже стало персональным сериалом, готовился пустить слезу от эмоций. — Да, но уже не так, как раньше, — Екатеринбург грустно поглядывает на Питер. — Видимо, думает. Они засосались, и Юра, невнятно стушевавшись, потом сказал, что ему нужно что-то переосмыслить. Так история и завершилась. — Если он любит тебя, то его решение очевидно. — А если нет? — Костя невольно повышает тон голоса, хмурясь. — То он явно совершает самую ужасную ошибку, — фыркает Саша, положив ладонь на плечо Екатеринбурга. И он остывает. Прыскает и перестает сутулиться. Рядом с Питером, выдерживающим идеальную осанку абсолютно всегда, вообще хотелось особенно следить за собой. Или у Кости просто с детства осталась привычка выпрямляться при виде Петербурга. Во-первых, он же был столицей, и рядом с ним хотелось выглядеть так же статно. Во-вторых, Саша всегда так драматично вздыхал, когда Екатеринбург опускал плечи и горбился; убеждал, что нет ничего важнее осанки. Время прошло, а какие-то привычки остались, видимо, уже навсегда. Костя и Саша безмолвно чокаются бокалами, выпивая, наверное, за любовь, предварительно не сговариваясь. Питер может пить за что угодно, но вот Екатеринбург уж точно выпьет за любовь. За свою. Он, наконец-то разобравшись со своими мыслями, внимательно разглядывает Сашу впервые за день: раньше отвлекаться от рефлексии не было сил. — Твоя очередь рассказывать, — произносит Костя, не отводя изучающего взгляда с Питера. — М, — Саша спешно делает ещё один глоток вина и как-то суетливо ведёт плечом. — Что именно? — Обвенчался с Москвой или наконец-то достроил метро? — беззлобной насмешки в голосе Екатеринбурга оставалось больше, чем трезвости. Всё-таки, они оба слишком быстро пьянеют. Но это правда: на безымянном пальце у Саши поблёскивало золотое кольцо, которого раньше точно не было. Сильную страсть к украшениям Костя за Питером не замечал, а вот долгие отношения — да. В Москве Екатеринбург сомневается. Ему, впрочем, как и всем, кажется, что Михаилу доверять (а особенно доверять своё сердце) нельзя ни в коем случае. Он не выглядит надежным и заботливым. Костя слышал достаточно про отношения Москвы и Питера, но в глубине души не верил. Ну не может быть Михаил Юрьевич таким… нормальным. — Ты понимаешь, мы никогда не сможем выйти друг за друга официально, — усмехнулся Саша, разглядывая своё кольцо. — Но мы договорились считать, что сделали это. Костя, при всем своём природном холоде и спокойствии, почти подавился воздухом. Он не ожидал. Действительно, гораздо легче верилось в кольцевую ветку питерского метро, чем в такой непонятный, но новый этап в жизни Саши. — То есть, как? — растерянно переспросил Костя. — Мы, — Питер задумчиво поднял взгляд к потолку, опираясь бедром о край столешницы. — Однажды мы ужинали в ресторане, и в тот вечер один молодой человек сделал своей женщине предложение. Публично и пышно, в этом даже персонал был задействован. Я подобные сцены не поддерживаю, но Михаилу понравилось. — И он тоже сделал тебе предложение вот так? — уточнил Екатеринбург, когда Саша сбился на паузу. Москва, вероятно, мог. Ничего не мешает ему таким образом тешить своё эго: купить самое дорогое кольцо, выкупить весь ресторан, включая людей, пригласить церковный хор и заставить их исполнять «кайф ты поймала», чтобы сразу на всё благословиться. Екатеринбург не знает, каким образом Москва тратит свои деньги, поэтому будет думать, что вот на это. — Нет, — Саша отрицательно покачал головой. Значит, Екатеринбург будет думать как-нибудь по-другому. — Я спросил, какое у него мнение насчёт… брака. Замужества, в целом. — И? — Миша сказал, что обручальное кольцо от меня было бы ему важнее Садового, — Питер попытался скрыть нежную улыбку за стеклом бокала. Костю, как главного фаната мелодрам, растрогало. На короткое время он даже забыл о своём предвзятом отношении к Москве: как тут можно злиться, когда он говорит такое? — На прошедшей неделе я подарил ему букет, куда положил коробку с кольцом, — глаза у Саши влюбленно (и совсем немного пьяно) сияли. — Никакого юридического веса у нашего брака нет, но… — Но он важен для вас, — продолжил Екатеринбург. Саша закивал в подтверждение его слов. — Я надеюсь, он понимает, за кого вышел замуж. Костя не сможет понять, каким бывает Москва исключительно наедине с Питером — к этому привыкли все. Саша даже перестал пытаться как-то переубедить Екатеринбург. Подчинённым Михаила (в первую очередь атеистам) никогда не будет открыт мягкий, ласковый и домашний Миша. Он существует эксклюзивно для Саши. Что уж, всё взаимно: Питер тоже не видит в Челябинске ничего хоть немного привлекательного. А Екатеринбург-то в него бесконечно влюблен. Саша потянулся за бутылкой, доливая вина. — Выпьем за твою тайную свадьбу? — Костя взглядом провожает каждое движение Саши и поднимает свой бокал. — Я за неё уже достаточно выпил, — Питер легонько, с приятным звоном, ударяется своим бокалом об Костин. — Разумнее выпить за любовь. Екатеринбург не знает, за что они тогда пили всё предыдущее время, но любовь явно заслужила ещё больше.