Солёная палочка

— Вань, че у тебя сердце так быстро бьется? Не боишься, что выпрыгнет? — Серег, иди нахуй. Задавать в бутылочке желания вместо обещанных Саней смазанных поцелуев — какая-то хуета. И так буквально выразились все парни в компании, но с одним единственным исключением. Ваня. «Хуй они меня заставят с кем-то сосаться, мне че, делать нечего больше?» — думал Ваня, пока Сережа в сборе своей хитрой шайки универа продумывал план. — Амин, у тебя есть что-нибудь выпить? — Вот дела. С чего бы ты, Ваня, стал посреди дня тут нажираться? Иди-ка лучше парням помоги, у них что-то вроде уборки в гостиной. Амина – ебаный провал. Не довериться, не положиться, не забыться в ебаном стакане холодного пива с освежающей пенкой и стекающими по стеклу капельками. Ваня ненавидит эту чёртову затею и хочет сбежать с хаты Сани. — Котик, ты уже готов играть? Хочется блевать. Самое худшее, что Ваня слышал в своей жизни, так ещё и с этим двусмысленным предложением заставляет вывернуть весь свой завтрак прямо на этот чистый, незаляпанный стол. А они постарались на славу, даже пылинки ни одной. — Ань, ты купила? — Леша от своих дел отвлекается и дверь прихожей приоткрывает. — Блять, эта пачка последняя на прилавке лежала, если я свою задницу туда зря на такой жаре таскала, и они сегодня не будут ебаться в десна, мы расстаёмся. Сказала, как отрезала. Поставила крест на могилке и, потоптавшись на рыхлой земле, прошла мимо, кидая упаковку с солёными палочками прямо на диван. Саня глаза как у рыбы фугу выпучил и молниеносно за спину спрятал, пока Ваня не сообразил, что к чему. Сережа на кухне отрывается, у него все под контролем, им с Аминой поручили задание ответственное — бутылку для игры раздобыть. Ну а откуда же им взять пустую? Купили сразу готовенькую, две ещё прозапас, и сейчас бухают в свиданку, между пальцев перебирают бокалы для вина, причмокивая так, будто целый мир у них сейчас в руках, и пробуют они алкоголь не из пятерочки напротив дома. В общем, в их компашке всегда весело, развратно и пьяно, поэтому Ваня туда не лезет. — Ну садитесь уже, вы где там? Вань, сюда садись, там места уже заняты. Саня руководит процессом, пока Ваня суетится и пытается развернуться боком левой пяткой наперекосяк. В квартире всего шесть человек, а ощущение, будто целое стадо, не дай бог ему фан-встречу устроить. — Ань, сядь Лёше на коленки. Амина в своем репертуаре, индивидуальность – не ее конек. Ну, так субъективно считает Ваня, сидящий прямо сейчас как на иголках, ведь напротив него Сергей — спокойный, как всегда безразличный ко всему миру, будто он царь и бог, а вы поклоняйтесь ему. Самовлюблённый такой, что аж тошно. Правда, глаза у него такие темные, а в них отражается весь мир. Куда бы он не посмотрел — везде Ваня. Очень забавно, не так ли? — Вань, ау, крути бутылку. — Блять, да, сейчас. Засмотрелся — ну ничего, с кем не бывает. Не бывает с гребаным Пешковым. Крутить бутылку сейчас отстойно и вообще не по его принципам. Но поделать нечего, раз пидорский Серега с карими глазами и тупыми шутками — значит, выхода нет. Только прямой путь прямо в ад. — Ох, Ванюш, какая неожиданность.. — Сам в ахуе, не поверишь. — Не боишься, что придется сосать мне? — Лучше бы я Сане отсосал, чем тебе, честно. — Нихуя заявочка, — Парадеевич уже подготовил попкорн, потому что шоу только начинается, а его уже вписывают куда попало. А нехуй, он просто зритель, это ты, Ванечка, свой шанс не упусти. Какой шанс? Он и сам без понятия. Леха кидает через столешницу прямо в руки Серёге упаковку красную. Значит, не презервативы. Уже неплохо. — Вань, ты предпочитаешь соленое или сладкое? — Соленое, а что? — Значит точно заебись. Готовь рот... Дикий ржач перекрывает воздух в лёгких и, кажется, в помещении находиться становится душно и некомфортно. Ваня на месте ерзает, пытается понять, что этот черт кудрявый задумал, пока его же друзья над ним угарают. Вот же веселье блять, называется, провели выходные в теплой компании, как в школьные времена. — Вставай, сейчас ебаться будем. — Базар фильтруй, чепушила лохматая бля. — Да мне по барабану, Ванечка, хочешь палочку солёную? Ваня нахуй не понимает весь масштаб образовавшегося пиздеца. Ему отшибло все последние клетки здравого рассудка, и кажется, у него катушка съезжает. — Даю тебе задание, ты должен у меня изо рта прямо в свой ротик забрать соломку. Думаю, проще некуда, в деле? — Ванек, тебе слабо что ли? — Кореш подливает масла в огонь, но Ваня ещё трезв. Ваня не пойдет на такое даже в состоянии алкогольного помутнения.. или опьянения. Что ему подмешали в газировку? — Ва-ань, ну давай, помни, что отказываться нельзя, мы честно, вообще-то, играем. Ты не можешь просто палку отобрать, или что? Амина. Сколько он уже раз высказывался в собственных мыслях о ее репутации в его глазах и ее жизненной позиции? Сейчас не сработает, дорогуша, Ваня ещё трезв, так ещё и находится в полном адеквате, поэтому он ни за что, никогда не... — Вань, просто скажи, что ты ебаный девственник и боишься засосаться со мной в десна. В чем проблема? Грёбаный Пешков. — Да как нехуй делать. Ваня встаёт с дивана резко, подрывается прямо как самолёт на взлетах и становится рядом с Сережей, прямо напротив, глаза в глаза. Рот в рот. — Ну что, начинаем? — Да вообще без б. Нет, Ваня, со всеми «б», «в», и «г» в самой заднице. Дышать одним воздухом с ним ещё ладно, но, сука, как он должен забрать эту гребаную палочку, не дотронувшись губами Сережиных? Это просто нечестно, и Ваня бы отказался сразу, но чувство его собственного достоинства было задето, поэтому он просто обязан отстоять свои права. Показать, что он не пиздабол какой-то и ебаться в рот ой как умеет. Даже если это просто игра, и ебаное желание на горлышко бутылки. Вообще, по-е-бать. Лицом он приближается. Они в нескольких сантиметрах, но даже так кончики их носов почти соприкасаются, и Ваня готов поклясться, что до этого они стояли на расстоянии метра. Палочка на самом деле не такая уж и короткая, Ваня откусывает четверть и сразу же проглатывает вместе со скопившейся слюной. Вкуса почувствовать он, конечно же, не успел, но чем ближе к концу, тем ближе к самому пиздецу. Это его девиз по жизни. А на диванах ещё тишина такая, будто помер кто-то, хотя всего лишь два парня (не) гея сейчас пытаются не засосаться прямо на глазах друзей из-за гребаной палочки, которая все однозначно портит. Нет, Ваня не признается. Ему не нравится Сергей не в каком из своих проявлений, и даже если бы он был не таким уж и заносчивым, самовлюблённым, и с непристойно хорошей фантазией, то нет. Всегда нет, и точка. Жирная, чертова, точка. Их носы соприкасаются и, кажется, внутри Вани пожар, а его окатили ведром ледяной воды прямо из колодца. Планета, построенная внутри Вани с рождения, разлетается на маленькие кусочки и улетает прямо в никуда. А точнее, в ебаную карию смуту, что сейчас затягивает похлеще темной дыры. Ване плохо, он бьётся в конвульсиях, все его тело накрывает озноб, но внешне он остаётся таким же непоколебимым парнем, который сейчас по-пидорски пялится в чужие глаза напротив, и их кончики носа соприкасаются как что-то неправильное. — Ты думаешь, они реально засосутся? — Леха кидает взгляд на друга, сидящего по левому боку от него, и пытается понять, что к чему. — На пятихатку спорим? — спор с Саней на деньги — себе дороже, но тут, возможно, беспроигрышный вариант... Если бы. — Спорим. В мыслях Ваня проклял Сергея Пешкова, его мать, отца, родственников, всю его родословную, его кота по кличке «жиробасик», хотя его имя и Басик, но кого это когда-либо заботило, и всю их компашку вместе взятых. Этот беспредел посреди вечера объяснить он своим внукам никогда не сможет. И надеется, даже повода не будет. Он откусывает маленький кусочек, и вот, ещё два укуса, и губы Пешкова будут с его на одном уровне. Ебаная физика. Но если бы его мысли были читаемы, Сережа бы как всегда вставил свои пять копеек: «Я считаю, что между нами только химия, Ванюш». Ванюше, кажется, и правда придется согласиться, потому что тот ураган ярких новых ощущений, что Сережа вызывает у него внутри, — немыслимо. Неопределенно. Странно. И приятно..? Сглатывает тяжело, с характерным звуком, кадык содрагается, на что эта смазливая рожица ухмыляется, все ещё держа между зубами эту заветную палочку. Когда это уже закончится? — Лех, передай пачку чипсов, мои кириешки закончились. Сука, как же неловко сейчас стоять и тупо пялиться на этого обосранного жизнью черта, что возомнил из себя не пойми кого и каждый раз пристает со своими подкатами из интернета, флиртом незаурядным и характером какой-то псины. Ваню трясет. Но понять от чего, затрудняется. Хочется засунуть эту палку ему в задницу. Почему он вообще согласился? Ваня не трус. Ваня принимает вызовы и отстаивает свою честь. Хотя, кажется, свою честь он уже давно растерял, ведь Пешков смотрит слишком.. просто слишком. А Ваня не сопротивляется никак. Он просто нарушает расстояние длиною в пять миллиметров и откусывает до конца. С надломом. С хрустом мягким. С дыханием сдавленным. С любовью. Пешков, кажется, даже не охренивает. Он просто стоит, как и стоял до этого. Без слов. Без лишних движений. Они просто стоят как два солдатика и в губы чужие утыкаются, прижимаются все сильнее, будто трутся, не решаясь зайти дальше. А нужно ли? Пешков своей ладонью щеку Ванину накрывает, пальцы по разгоряченной коже проходятся будто током, и напряжение в воздухе только накаляется, но Ваня не отстраняется. Какого хрена, спросил бы он себя час назад, когда ещё не видел на себе взгляда затуманенного, не чувствовал тепло губ по-своему красивых и этот ебаный привкус солености и вина на языке. И ему нахрен нравится, когда пульс скачет будто верхом на лошади в поле, а дыхание задерживать становится необходимо, ведь заканчивать не хочется. Совершенно. Даже если это Сергей-мать-его-Пешков, и его длинные пальчики касаются его пылающих щек, а он сдавленно дышит в чуть приоткрытые губы. Это не ад, это самый настоящий рай, с одним единственным исключением. Сережа. Их перебивает звонкий хлопок со стороны диванов. Они как ошпаренные раки друг от друга отцепляются, смотрят в глаза пару секунд, и такой неловкости не выдерживают оба. Сдаются по нраву, чести и достоинству. — Где мои баблишки? Я уже чую запах этих купюр.. — Твоя взяла! Вот же пидоры. Леша из кармана достает пятерню купюр, валютой в тысячу рублей, и передаёт прямо в руки такого радостного и гордого за себя Парадеевича. Всё-таки засосались.