И снова выдыхая дым

      Алинур медленно шагает по дорожке.       Алинур шагала по дорожке, проложенной старым асфальтом и замызганную чужими плевками, фекалиями и забросанную окурками от сигарет, вроде той, что тлеет сейчас в её пальцах, по-девичьи изогнутых в почти что изящном жесте и по-наркомански бледных и тощих, будто она пытается перебить ломку лёгким душком никотина в лёгкие; вейп и ашка давно стали чем-то созависимым, да и она сама стала — зависимой от многого. Угодив в лужу каблуком сапога, она брезгливо оттряхнула обувь, из-за чего капли дождевой воды попали на джинсы, обтягивающие её узкие бедра и короткие ноги, после чего ойкнула, когда пепел стал сыпаться прямо на землю и обжёг ей ладонь; выбросив остаток сигареты, девушка стала дуть на руку, придерживая её другой, пока в спину дул холодный ветер первых недель весны. Посетовав на свою нерасторопность и неуклюжесть, типичную для длинноногого, как жеребёнок, подростка, Аля стала идти дальше в поисках места, где можно было бы скрыться от непогоды, разрушающей все её планы в этот же миг, пока небесная синева заполнялась дымчатым оттенком грозовых облаков. Оглядевшись по сторонам, она остановила взгляд на старом здании, недалёко от неё, с левой стороны, расположенной ниже тропинки, по которой она шла. На открытой местности единственным местом для спасения являлся весьма неопрятный недо-притон, с пробитыми окнами, разрисованными граффити каменными, уныло-серыми стенами и покосившейся в сторону огромной дверью, грозящейся в любой момент отвалиться от дуновения ветра. Но, — Алинур поспешно достала бутылку дешёвого вишнёвого пива, купленного по дороге, и смело глотнула, чтобы придать себе уверенности, — выбора не было. Пройдя расстояние в пять метров, девушка робко заглянула внутрь сначала головой, а после и вошла в него, подстёгиваемая нуждой, страхом и чисто человеческим любопытством, свойственным для всех людей, когда-либо попадавших в подобные ситуации.       Дождь начался почти сразу. Стук по ступенькам, расплескав капли и оставив мокрый след, который становится больше.             — Вот же дерьмо, — Обречённо заметила Аля, выбирая между первым и вторым этажом для защиты от грома и воды с неба. На первом выбиты все окна, а на втором чуть меньше.       Стараясь не шлёпнуться своей тощей задницей прямо под лестницу, прогнившую ещё со времён Ленина, Алинур мелкими шагами забиралась наверх, осторожно прислушиваясь к звукам дождя, падающего на землю каплями, сурового ветра, бьющегося в дверь, и ритмичному биению своего сердца, находящегося около насквозь прогнивших лёгких — только уже со времён её никотиновой зависимости. От такой тавтологии, она усмехнулась, поперхнулась смешком, попыталась его запить, но сделала лишь хуже, ведь пойло пошло обратно наружу носом, а а горле запершило лишь сильнее. Упав прямо на задние ступени, девушка ударила себя кулачком в грудь, чтобы хоть немного ослабить боль, пока ехидный смешок не уполз вновь в неё до лучших времён; и грудь сразу расслабилась, только соски встали от напряжения, ну и пусть. Алинур вновь глотнула пива, встала на пошатывающиеся ноги и пошла дальше, думая, что надевать сапоги с каблуками всё же было плохой идеей, да и весь её образ хранил лёгкий остаток беспорядка и поспешных сборов: джинсы, без ремня, майка, давно ставшая маленькой, поверх неё кофта, с длинными рукавами и продолговатым низом, а обувь вообще была ходячим воплощением кошмара любой модной дивы. Оно и неудивительно, ей вообще в момент ухода было плевать на внешний вид, просто хотелось исчезнуть поскорее, лишь бы не слышать заунывных жалоб матери, любящей устраивать ссоры и скандалы просто так; это уже начинало походить на театр одного актера, настолько роли приелись детям, что они даже не играют их. Всё как обычно: Алинур защищалась от нападок, сестра боязливо поддакивала старшим, а мать кидалась обвинениями обо всём и ни о чём одновременно, совершенно игнорируя желания собственной дочери, хотя могла и послушать. Сама она вряд-ли была примером порядочности и добродетели, однако от Али ждала высших результатов, первых мест и священного послушания, как при монастыре, Ей Богу. От этих мыслей вновь захотелось курить, но та сигарета была последней, а вейп и ашка были закончены ещё на половине пути от дома; изначально она планировала пойти к лучшей подруге, но потом поняла, что это слишком очевидно. Мать придёт туда, и всё продолжится по новой, если не хуже. Нет уж. Жрали уже такое.       Аля остановилась у комнаты, чья дверь казалась самой нетронутой временем и непонятными нариками или прогульщиками-детьми, поэтому она сделала однозначный выбор в сторону этого обольстительного уголка старого дома, видимо, действительно ещё с времён СССР. Но стоило немного отворить её, как глазам предстало помещение больше похожее на комнатку девочки-подростка в каком-то дешёвом борделе: стены, голые и покрашенные в отвратительно-бежевый, куча яркой и тёмной одежды сваленнная в один угол, около мелкого окна, прикрытого порванными шторами рвотно-розового, кровать старая и очевидно хрупкая, но с плюс-минус чистым матрасом, а на полу одеяло и подушка из одного комплекта в мерзкий красный цветочек. И Алинур непременно ушла бы, не заметив одну деталь, но взгляд её упал именно на неё. Пачка сигарет. Отложив бутылку поближе к подоконнику, она уставилась на неё взглядом облегчения и абсолютного успокоения, типичного для заблудшей в потёмках души.             — Вот это везение, — Улыбается девушка, подойдя к драгоценности, лежащей на матрасе, где сохранились запахи фекалий, мочи и менструационной крови. Не обращая на это всё внимание, она, напевая под нос любимый мотивчик, достала тонкий футляр сигареты и воспользовалась своей зажигалкой, пока сигарета не загорелась, отливая морковно-оранжевым. Тонкими пальцами захватывает сигарету, блаженно прикрыв глаза и вдыхая зловонный дым. Лицо теряется в порывах удовольствия, пока незнакомый голос не впивается в спину кошачьим когтем:             — Ты, блять, куришь мои сигареты?       Алинур ошарашенно дёргается, отскакивая прямо на матрас, сбивая его в сторону, отчего сама чуть ли не падает. Ни шагов, ни открытия двери она не слышала из-за дождя, из-за чего теперь могла лишь ошеломлённо хлопать ресницами, пока незнакомка, подозрительно прищурившись своими бледно-голубыми, как выжженными, глазами, глядела на незванную гостью. Голубоглазка подошла и подняла сигареты и зажигалку, после чего закурила и сама, изящно придерживая футляр. Немного расслабившись, обе девушки сразу ощутили себя более расположенными друг к другу.             — Алинур. Тургенева, — Неуверенно представилась Аля, больше из желания что-то сказать, чем действительно пытаясь быть вежливой. Незнакомка уже не пугала, только заставляла испытывать странное любопытство, похожее на тот момент, когда ты видишь иностранную сладость, но боишься её взять, ведь может не понравиться.             — Камилла. Без фамилии, правда, я её терпеть не могу, — Буркнула так называемая Камилла, падая на соседний подоконник, свесив с него ноги, мускулистые и длинные, как у лошади. На них были очень удобные кроссовки яркой расцветки. — Что ты здесь делаешь? — Девушка сняла капюшон, и Алинур поразилась тому, какая у неё необычная, редкая внешность: голубые глаза, чёрные волосы и белоснежная кожа.             — Мне нельзя разговаривать с незнакомцами, — Ляпнула Аля от незнания, как стоит общаться с такими людьми. Несмотря на всю красоту, Камилла выглядела усталой и весьма нервной, а ещё её руки вечно были в движении. — Мама не разрешает.             — Если бы ты была маминой девочкой, то вряд-ли бы оказалась в подобном месте, милашка. Выкладывай, раз уж пришла, или поднимай свою тощую задницу и проваливай. Я здесь не устраиваю приют для курящих малолеток.             — Не могу я пойти домой... Мама на меня очень-очень разозлилась. А сестра и вовсе не общается, когда у нас в семье такая... Атмосфера.       Камилла молчит. Молчит и Алинур, опустив глаза в пол и дрыгая ногами вперёд-назад, пока в голове ритмично разбивались надежды на одинокий вечер, когда можно просто поплакать от безысходности, а потом снова стать холодной и безразличной и вернуться домой, словно осознав свою вину. Докуривая сигареты, ощущают всеми фибрами души, как напряжение скапливается в воздухе.             — Оу, Алин... Это очень грустно, — Наконец-то замечает Камилла, на что Алинур лишь невесело усмехается. Да уж, выдала такое незнакомому человеку и надеялась на Великую Поддержку. Уж не дура ли?             — Ага. Я и без тебя это понимаю. Моя жизнь — полное дерьмо, — Алинур, потушив окурок, выкидывает его в банку от Несквика, заделанную под пепельницу.             — С чего же ты это взяла, Алинур Тургенева? — Знакомая незнакомка ловко зацепила ногами бутылку, взяла руками и отпила, откидывая от себя сигарету, которая покатилась по голому полу. Стоило возмутиться подобной наглости, но Але было слишком плохо, поэтому она лишь сдержанно хмыкнула и спрятала лицо в коленях. — Твою ж мать! Не разводим соплей, у нас не детское отделение, Дорогуша. У многих есть проблемы, это лишь временный этап.             — Временный этап длиной в вечность? Я скорее подохну, чем у меня что-нибудь хорошее в жизни произойдёт. Всё хуеово, ясно? Как если бы коту прищемило яйца, а он ещё мог бы их чувствовать.             — Звучит действительно больно, — Камилла легко раздвинула розовые губы в улыбке и ещё отпила пива, на что Алинур равнодушно хмыкнула.             — Ты дашь мне денег на новую бутылку? Я потратила свои, а ты пьёшь из неё, будто она твоя.             — Так и ты лежишь на моём матрасе так, словно он принадлежит тебе. А я его, между прочим, на своём горбу тащила. И не для высокомерных фифочек, ворующих чужие сигареты.             — Ничего я не воровала! Нечего оставлять такую пачку на открытом месте... Просто когда я нервничаю, то мне хочется курить, а под рукой ни вейпа, ни ашки. Даже мои сигареты закончились, вот я и взяла твои.             — Спасибо за разъяснение, — Алинур не без довольства заметила, что у собеседницы глаза стали переливаться летним небом. Как такая красота оказалась на улице? Вот сама Аля ещё та уродина, дура, ещё и неуклюжая грубиянка, видимо. — Знаешь, так и быть, оставайся. Мне компания, тебе — временное укрытие от драгоценной матушки. Кстати, — Камилла задумчиво уставилась на стекло окна, где образовалась паутинка трещин. — А что насчёт братьев и сестер? С ними она ничего не сделает?       Алинур не без боли усмехнулась. Чтобы мама навредила сестре? Да быть такого не может, она слишком... Ценит её.             — Никогда в подобное не поверю. Из нас двоих мама всегда любила её больше, чем меня. Это только в мою сторону были тычки и бессмысленные ожидания совершенствова, — Обиженно надув губы, Алинур упрямо отвернулась в сторону унылой стены, сложив руки под грудью. Всё помещение соответствовало её состоянию, а Камилла, такая светлая и милая, была совершенно чужеродной в таком месте.             — Тогда, если ты не вернёшься, она должна переключиться на твою сестричку, — Весело резюмировала Камилла, спрыгивая с подоконника и плюхаясь рядом с Алей. — Слушай, Аль, ты лучше ляг, расслабься. Утром всё наладиться. Я в этом уверена. Ты поймёшь, что была не права, твоя мать тоже, сестра поддержит вас обеих... Радуйся своему счастью. У тебя есть семья.             — Семья, которая меня не ценит.             — Не говори подобную чепуху! Семья явно любит тебя. Если мать спорит и пытается создать из тебя совершенство, то, возможно, она лишь переживает за тебя. Порой родители не знают, как лучше проявить заботу и совершают такие ошибки. Я бы отдала всё на свете, чтобы мои делали такие же.             — А что с твоими родителями не так? — Заинтересованно спросила Алинур. Камилла спрятала глаза.             — Передозировка, солнце моё. Ни братьев, ни сестёр. Ни дядь, ни тёть. У тебя целая семья, не злись на неё просто так.       Алинур почувствовала себя вдруг совершенно виноватой перед этой одинокой, грустной, никому ненужной девушкой, которая однако нашла в себе силы жить дальше, не оглядываясь на обиды прошлого и не собираясь жалеть себя. Было стыдно перед таким сильным человеком, хотелось тысячу раз извиниться за всё сказанное, но Тургенева лишь кивнула и аккуратно легла на матрас, предварительно укрыв его тем самым одеялом. Подтянув к себе колени, она освободила место для Камиллы. Симпатичная девушка легла рядом, прижимаясь своими ногами к ногам Алинур. Они переплели пальцы и понимающе улыбнулись друг другу прежде, чем их дыхание выровнялось, а изо рта вырывались лёгкие облачка из-за холода, словно они курили прямо во сне.       Хотя с таким новым другом Алинур уже даже сигареты не нужны.