i saw you dancing in a crowded room,
you look so happy when I'm not with you.
Андер упёрся лбом в прохладное стекло, огораживающее его от мира и до боли знакомых улочек. Сколько раз он проходил по ним вместе с Гусманом и Поло то смеясь, то настраиваясь на очередную разборку. А эти маленькие закоулки, в которых так тесно, что только дураку захочется туда соваться. Андер и был дураком, самым настоящим. Когда-то поздными вечерами утягивал Омара туда и, пока никто не видит, целовал до потери сознания, до лёгких приятных судорог в животе. Да, эти места полнятся историей. Его историей. Некоторые дороги хранят первые поцелуи, другие - первую боль, на третьи он никогда не ступал, и все же. Все здесь такое знакомое, что кажется нереальным тот факт, что он вернулся. Ощущения, будто просто взял пролистнуть старый фотоальбом, давно забытый и заброшенный, но все ещё тяжёлый, набитый битком фотографиями, воспоминаниями и сопутствующими им чувствами. Смотрит на разноцветные картинки, гладит шершавую поверхность листа, с нажимом проводит по отдельным фото, словно стремится попасть туда. Вернуться в момент «до», чтобы изменить момент «после». Он бы, конечно, многое изменил. Может, предотвратил убийство Марины, может, проводил бы с Поло больше времени, зная, какая судьба того ждёт. Может, не боялся бы оставлять старое, ненужное, ради нового, необходимого. Так много может и лишь одно наверняка: прошлое не изменить. Но Гусман сказал, что мы самим строим наше будущее. Он тепло улыбнулся, потрепал Андера по плечу, притянул ближе для объятий и прошептал, что он ещё может что-то изменить. Все ещё способен. Гусман сказал, что ошибки совершают все, однако лишь малая часть находит в себе смелость признать эти ошибки и попытаться их исправить. Гусман сказал, что он видит, как Андер чахнет то ли вдали от дома, то ли вдали от того, что могло бы стать его домом. Гусман отпустил его и сказал, что примкнуть к нему и его маленькому путешествию Андер всегда успеет, а вот успеть сказать все дорогому человеку можно не всегда. Андер вздыхает тяжело, глаза прикрывает, устав от знакомого пейзажа. Задаётся вопросом, не ошибка ли: проделать весь этот путь сюда ради того, кому он когда-то разбил сердце. Не то чтобы вдребезги и без возможности починки, но так, что уж точно саднит до сих пор: осколки-то разлетелись в разные стороны, оставили царапины, где-то ушли под кожу, навеки оставаясь там. Не вытащишь ведь, останутся едва заметными белесыми шрамами. Будут болеть, но если он позволит, только если он позволит, Андер покроет каждый шрам поцелуем, мягко обведет языком и ни за что не укусит, не причинит ему больше боли, чем уже причинил. Андер встанет на колени и будет просить прощения до тех пор, пока ноги не онемеют, а язык физически не сможет выговаривать слова. Тогда он напишет. Будет писать, пока руки не устанут настолько, что не смогут подняться. Тогда он наконец успокоится, притихнет, и будет смиренно ждать приговор. В какой момент он настолько отчаялся, настолько... настолько влюбился, что потерял гордыню, а за нею стыд? Было ли это в тот вечер в клубе, самый первый, когда дыхание Патрика обжигало ширинку, но теплом отдавало в сердце? Или может тогда, когда Патрик легонько сжал его колено, ничего сексуального, чистый жест поддержки, и потерся носком ботинка об его ботинок? Было ли это, когда Андер стоял у готовой к долгой дороге машины Гусмана, смотрел на некогда любимое лицо Омара, обнимал его, даже целовал, а взглядом выискивал полную его противоположность. Страстную. Яркую. Странно теплую и уютную порой. Он искал Патрика, которого сам же и прогнал, которому не позволил завладеть его сердцем, отдав взамен все мысли. Сначала было легко: отвлечься на новые города, неизведанные страны, других людей и Омара, стабильно пишущего по несколько раз на дню. Затем стало сложнее, когда Андер, сидя на пассажирском сидении, вместо того, чтобы оглядываться по сторонам, представлял каково бы было взять Патрика с собой в их маленькое путешествие. Встречаться с ним глазами в зеркале заднего вида, дарить друг другу бессмысленные прикосновения тут и там, дразнить, знать, что вы не принадлежите друг другу, но отчаянно хотеть этого. Как-то так вышло, что мысли о Патрике выместили, выселили мысли об Омаре. Прогнали взашей, и вот уже миновал месяц с того момента, как он перестал ему отвечать. Да уж, было бы неловко встретиться с ним сейчас. Андер хлопнул дверью машины, даруя таксисту долгожданное освобождение. Впрочем, не то чтобы чаевых, данных им, не хватило бы на то, чтобы покрыть три таких бессмысленных посиделки наедине со своими мыслями. Сзади раздался скрип колес, который Андер проигнорировал, увлекшись зданием перед ним. С виду и не скажешь, что это один из самых популярных в их городе клубов, выдавала его только длинная очередь и пробивающиеся сквозь толстые стены басы. Андер задержал дыхание; где-то там сейчас Патрик, может даже с кем-то. Андер знал о нелепой привычке Патрика забывать одних людей другими, как и знал то, что такие интрижки никогда не были серьезными. Если ему повезет, Патрик будет один. Если нет, то с надоедливым кавалером, от которого будет легко избавиться. На всякий случай - попросту оттягивая момент неизбежного - проверил сторис, которую запостила некая Изадора, задорно приглашая всех на вечеринку; убедился в том, что точно пришел по адресу и встал в конец очереди, продвигающейся так медленно, что самостоятельно делать что-либо для оттягивания момента больше не требовалось. Оставалось только ждать. Андер нервно сглотнул. Только ждать. *** К тому моменту, как он сумел оказаться внутри забитого клуба, прошла целая вечность и в то же время один миг. Не успел он оглянуться и осознать, как понял, что уже мнется у барной стойки на втором этаже, выискивая взглядом знакомые шоколадного цвета кудри и их не менее сладкого на вкус обладателя. Безуспешно, что не удивительно. Людей масса, и как среди них найти того самого, не ясно. Да уж, это он как-то упустил в своих планах по захвату сердца Патрика, большую часть времени думая о том, что он ему скажет, а не сможет ли вообще это сделать в огромной толпе, в которой ему только предстояло побывать. И все же время от времени он улавливал знакомые лица: в темноте блеснули светлые волосы Кайетаны; кажется, промелькнули знакомые сережки с именем их обладательницы; взметнулось блестящее платье Ари; где-то по другую сторону от бара заиграли красные блики на родном лице... Андер замер. Так, на секунду, тянувшуюся вечность. Всего лишь на один громкий бит, не больше. А потом содрогнулся. Сомнений быть не может - там, в противоположном конце зала он, Патрик. Вскидывает руки с красивыми длинными пальцами, призывно двигает бедрами и уходит от касаний толпы в последний момент, словно доказывая свою независимость, непринадлежность никому из них. Он кажется сказочно красивым в блестящем белом пиджаке, чем-то напоминавшем тот, в котором он когда-то был на их с Андером «свидании». Андер кривится, вспоминая, как подло по отношению к нему поступил: Патрик так старался, раздобыл билеты, весь вечер не отходил от него, а стоило ему это сделать, как Андер оказался в объятиях незнакомого парня. Он ведь и сам не знает, что им двигало в тот момент. Променять Патрика, не иначе божество, сошедшее на землю, на незнакомца с внезрачной внешностью, которого с трудом вспомнишь утром, а под вечер заменишь другим, точно таким же. Долго думать и рассуждать не получается, а ведь он даже не пил. Хотел сделать все по-правильному, на трезвую голову, чтобы его слова не сочли шуткой или, что ещё хуже, издевательством. Пьянит то, как завораживающе красиво двигается Патрик, как бесконечно прекрасен он сам. Пьянит то, что Андер помнит, слишком хорошо помнит его, такого сказачного, меж своих бедер, на коленях, иногда под ним. Все эти воспоминания - беспорядочные и абсолютно грязные - обваливаются на него лавиной, пока он смотрит, смотрит, смотрит, не в силах отвести взгляд. За ними приходят и другие памятные моменты, чуть более приличные, такие, которые не заставляют кровь бурлить, а лишь пускают теплые разряды до самого сердца. Легкие касания, невесомые поцелуи и незначительные улыбки. И от этих воспоминаний почему-то ещё жарче, почему-то воли оторвать от Патрика свой взгляд и вовсе нет. Андер силой заставляет себя прикрыть глаза, сжимает руками холодные перила и пытается подобрать остатки самоконтроля и самообладания. Получается слабо, и долго он не выдерживает. На самом деле почти сразу же распахивает глаза, опуская их в толпу. На секунду ему кажется, что Патрик ушел, - сердце пропускает удар - но нет, вон он, просто сместился чуть ближе к барной стойке, оттесненный толпой. Ждать больше нет смысла. Андер мысленно делает пометку относительно местоположения Патрика на танцполе и чуть ли не бросается вниз по лестнице, на ходу отталкивая людей. Народ, поднимающийся наверх, будто специально выбрал этот момент, чтобы хлынуть волной, тратя бесконечно важные секунды времени. У самого подножия Андер сильно сталкивается с кем-то: летят угрозы и оскорбления, по щеке проходится длинный, остро заточенный ноготь, а по глазам бьют собранные в хвост темные волосы. - Слепой что ли? - спрашивает девушка, осторожно ощупывая челюсть, пока ее спутница взволнованно что-то спрашивает. - Что замер? Стыдно ста... Андер? Ребека внезапно резко кашляет, будто подавилась чем, а ее спутница - в которой Андер не без радости за подругу узнает Менсию - смотрит округленными глазами на него. - Помру - на твоей совести будет, - откашлившись, хрипло произносит Ребе. Менсия рассеянно хлопает ее по спине и выглядит не то что удивленной, а скорее даже ошеломлённой. Андер пытается выдавить неловкую улыбку, и именно такая и выходит - до ужаса неловкая и неискренняя. Не то чтобы он не был рад видеть их, видеть, что с ними все в порядке и что они вместе. Нет, рад. Просто в его голове невидимый секундомер отсчитывает каждый миг, который Андер теряет, каждую минуту, словно отдаляющую Муньоса от Патрика. - Ты вообще что здесь забыл? И какого хрена не предупредил? Ребе крепко прижимает его к себе, так, что захоти он вырваться, скорее вывернул бы руки. Он уже и забыл, какая сильная эта девушка и насколько удушающи ее объятия. - Да так... Дела... Появились, - натужно хрипит Андер, и Ребека сразу его со смехом отпускает, с силой хлопая по плечу, от чего он едва заметно морщится. - Ну, как разберёшься с делами, можешь присоединиться к нам наверху. Будем рады за стаканчиком обсудить тебя, такого уебка, бросившего нас посреди года, - несмотря на грубые слова, улыбка ее тепла, и Андер не может не улыбнуться в ответ на это. - Ладно, как скажешь, - он на прощание хлопает ее по плечу - и в половину не также сильно, как это сделала она - и, бросив последний взгляд на хмурую Менсию, разворачивается. Если бы мог, то побежал бы, но в переполненном зале не разогнаться, особенно когда кто-то настойчиво хватает его за руку и тянет на себя. Готовый огрызнуться, Андер резко разворачивается, но вместе случайного прохожего видит перед собой всю ту же хмурую Менсию. Сам невольно хмурится. Он правда рад их видеть и всегда за то, чтобы собраться выпить, но сейчас действительно не лучшее время. - Ты здесь из-за Патрика? - прежде, чем Андер успеет спросить, в чем дело, быстро задаёт вопрос Менсия. И сразу в точку, в яблочко. Андер беспомощно захлопывает рот, не зная, что ей на это ответить и стоит ли. - Не надо. - Что не надо? - Не ищи его, - но Андер уже нашел. И если бы она сейчас здесь не стояла, не тратила бы впустую время, то и Патрик нашел бы его. Может, в конце этого вечера они нашли бы друг друга. А завтра, Андер может только мечтать об этом, завтра нашли бы друг друга в одной кровати. - Он... Андер, он счастлив без тебя. Не мешай ему. Пожалуйста. Она жалобно смотрит на него, не отпуская руки, словно думает, что стоит ей это сделать, как он тут же сорвётся. Не то чтобы она не права - именно это собирается сделать Андер, и в таком случае его не остановит ее тонкие пальчики, аккуратно обхватившие его массивную кисть. - Слушай, я просто хочу поговорить с ним. Объясниться, - пытается вежливо выпутаться из ее руки Андер, на что Менсия с силой впивается короткими ногтями в его запястье. - Ему это не надо. Уже нет, - она останавливается, словно взвешивает свои на удивление резкие следующие слова. - Не порть ему то, что он построил без тебя. Для тебя все это шутки, и, я уверена, через неделю ты снова уедешь, снова сделаешь что-то, что причинит ему боль. Поэтому не надо. Оставь его в покое. Андер, не выдержав, вырывает руку. Он злится - чувствует, как эта злость заполняет внутренности, перекрывает доступ к кислороду и заставляет его остаться на месте, ответить ей резкостью на резкость. Вместе со злостью приходит горечь: в единственный раз, когда он осознал ошибку, когда он сделал что-то, чтобы исправить ее, ему говорят, что он просто насмехается. Логической стороной Андер понимает, что подобные опасения Менсии не беспочвенны, наоборот, у них есть очень устойчивое основние, созданное самим Андером. Но... Неужто он тоже не заслуживает второй шанс? Шанс извиниться, поговорить, шанс быть счастливым с тем, с кем он действительно хочет быть. Неужто он так много просит? Как может Менсия осуждать его за причиненную Патрику боль, когда сама обошлась с Ребекой не лучше, и все же вот они, вместе? - Может, твой брат сам решит, хочет он со мной говорить или нет? Не слишком много ли ты на себя берешь? - Нет, потому что я знаю, на что ты способен, - невольно повышает голос Менсия. - А на что способна ты? Изменять, лгать и после перекидывать вину за свои поступки на других? Я хотя бы был с ним честен, - он легонько отталкивает ее назад, всего лишь предупреждая о том, что будет, если она решит и дальше мешать ему. Мешать им. Менсия выглядет ошеломлённой: ее рот приоткрыт, а глаза влажно блестят в свете софитов. Кажется, он попал в точку своим замечанием, вскрыл старую рану, породил ещё больше сомнений. Она не идёт за ним, когда он наконец пробивается к бару. Оттуда двигается прямиком к тому месту, где в последний раз видел Патрика, надеясь, что он все ещё там. Не хотелось бы потратить неисчислимое количество времени на его поиски, а потом ещё и выяснить, что он давно укатил домой. Но если надо... Если это цена за то, чтобы он смог снова увидеть его рядом, поговорить, то ладно. Он будет до самого утра выискивать его в залах, туалетных кабинках и ВИП-зонах. А потом, если не найдет, отправиться прямиком к нему домой. Решимость блещется и переливается через скалы, помогает ему рассекать толпу, и он чувствует странную эйфорию, предвкушение: Патрик обязан быть здесь. Иначе и быть не может. И он не ошибается. Между ними несколько метров, когда Андер понимает, что это действительно он. С такого расстояния ещё красивее. Но бесспорно, на расстоянии вдоха он был бы значительно краше. Андер судорожно вспоминает речи, которые заготавливал, сидя в зоне ожидания, затем в самолёте, затем в такси. Они все мешаются, превращаются в нечто нечитабельное, оставляя Андера в столь трудной ситуации одного. - Патрик, - шепотом произносит Андер, оказавшийся совсем не готовый к их встрече. В нем борются два полярных желания: сделать шаг, другой, подойти ближе, прижать его к себе и отойти на милю, желательно на две, сбежать. Спрятаться от чувств, спрятаться от того, кто их вызывает, просто уйти. Вдох. Выдох. Нет. Он устал бежать от своих чувств, бежать от Патрика. Шаг. Ещё шаг. В этот раз он все сделает правильно, он не позволит себе совершить те ошибки, что совершил в первый раз, как и не позволит себе совершить и другие. Он сделает все правильно, и, может, Патрик его простит, может, он сможет когда-нибудь снова почувстовать его терпкий одеколон, его большие ладони, его нежный взгляд. Может... Андер останавливается. Не потому что внезапно передумал, не потому, что сзади вдруг послышался голос Менсии, ее такое болезненное сейчас «Я же говорила». Она не звучит довольно. Скорее так, будто понимает, что чувствует Андер, будто все это время она пыталась не только отгородить его от Патрика, но и Патрика от него. Причина есть. Высокая. С белоснежной улыбкой в тридцать два зуба. Полупрозрачной черной кофтой, оставляющей обнаженными сильные загорелые руки. Причина счастливо улыбается, обвивает руки вокруг шеи Патрика и притягивает его к себе так, будто имеет на это право. Будто он принадлежит этой чертовой причине, будто он хочет принадлежать ей. - Кто это? - словно издалека слышит свой голос Андер. Звучит тускло. Отстраненно. Может показаться, что равнодушно, но нет, вовсе нет. Скорее... Обречённо. Или с осознанием, что ты не можешь причинить человеку боль и уйти, а потом вернуться и надеяться, что этот человек все ещё лелеет тебя, ждёт и любит. Андер слышит, как громко бьётся его сердце. Кажется, именно с таким звуком ломаются мечты. А может мосты, ведущие в прошлое. А Патрик танцует, самозабвенно танцует, не зная, что происходит с Андером, не зная, что он вообще здесь. Ради него здесь. - Это парень Патрика, - спустя какое-то время отвечает Менсия, и голос ее пропитан сочувствием, от которого Андеру ни жарко ни холодно. Его мозг в каком-то замедленном режиме осознает сначала первое, затем второе, в конце третье слово; пытается сложить в цельную фразу, но выходит только рассыпающийся пазл. Может, не хватает деталей, может, желания собрать картинку полностью. - Парень Патрика, - слова горчат на языке. - Настоящий парень? Не... Не тот, с кем просто можно переспать? Он цепляется за это, за эту беспочвенную надежду на то, что незнакомец в полупрозрачной рубашке ничего для Патрика не значит, не значит то же, что когда-то значил сам Андер. Но Менсия подходит ближе, равняется с ним и отрицательно качает головой. - У них... Все серьезно. И это видно. Видно по тому, как счастливо улыбается Патрик этому парню, как легонько дразнит, в конце всё-таки позволяя себя поцеловать. Это видно больше, чем Андеру хотелось бы это видеть, и он отворачивается. Едва ли это помогает - перед глазами ровно та же картина, будто отпечатавшаяся на подкорках мозга. Андер закрывает глаза. Все было напрасно. - Андер, - неуверенно зовёт Менсия, ободряюще сжимая его плечо. Андер небрежно сбрасывает ее руку. Единственные руки, которые он хотел бы ощущать, сейчас трогают другого. И в этом только его, Андера, вина. - Нет, - он прерывисто вздыхает. - Нет. Зря я приехал. Он открывает глаза и видит, как Менсия хочет поддержать его и сказать, что не зря, сказать, что за любовь надо бороться, но она давит в себе эти слова. Давит, потому что счастье брата ей важнее, чем какого-то случайного парня, уже причинявшего ему боль. Андер понимает это. Понимает лучше, чем хотелось бы. - Спасибо, Менсия, - он неохотно поднимает руку и поглаживает ее по плечу, коротко, почти формально обнимает, и тут же отступает на шаг. Улыбка получается вымученной. - Иди к Ребе, она наверняка тебя заждалась. - Но... - Я не пойду к нему, - не выдержав, Андер поворачивает голову в ту сторону, только для того, чтобы стать свидетелем проявления крайней нежности. Незнакомец аккуратно обхватывает талию Патрика, и несмотря на громкие басы медленно качается с ним из стороны в сторону, обмениваясь тихими фразами. - Я ему не нужен. Больше нет. Андер в последний раз криво улыбается Менсии, и направляется в сторону бара, на ходу бронируя билет до Лондона, - родины Патрика, услужливо подсказывает насмешливый внутренний голос - где они с Гусманом расстались. *** Три коктейля входят легко, приятного жгут горло спиртным и заставляют движения замедлиться, а мозг забыться. Лениво потягивая четвертый, Андер садится полубоком, заглядывая в толпу. Патрика он там, естественно, не видит, и даже не знает, радоваться ему или нет. - Ну и пошел ты нахуй, - бормочет Андер, на самом деле не имея это в виду. Ему просто нужно выместить злость, выместить ее в алкоголе, драке, сексе, да хотя бы в словах. Злость на самого себя. Рядом слышится смешок. - Чем он заслужил это? - голос с приятным акцентом, напоминающем то ли итальянский, то ли португальский, тянет слова слева от Андера. Неловко развернувшись на стуле и чуть не упав по неосторожности, Андер встречается взглядом с парнем. Нет, правильнее сказать с мужчиной. Сидящего напротив уж точно нельзя назвать мальчиком. - Что? - Говорю, чем он заслужил это? - мужчина то ли насмехается, то ли действительно интересуется, но Андер все равно хмурится, резко втягивая через трубочку коктейль. - Он ничем. Я, походу, всем, - мужчина понимающе кивает, на секунду оглядываясь на толпу, словно в поисках кого-то. Андер невольно рассматривает его: красивый, статный, но только странно грустный. Такие люди не созданы для того, чтобы печалиться, вдруг думается Андеру. У них слишком красивая улыбка. - А у тебя что? - склоняясь ближе, кричит Андер. Мужчина чуть мотает головой, словно отгоняя какое-то воспоминание, привидившееся ему на танцполе, и с улыбкой поворачивается к Андеру. - С чего ты взял, что у меня что-то случилось? - Андер усмехается. - Сидишь тут с видом побитой собачки и хочешь заверить меня в том, что ничего не произошло? - он легонько подталкивает мужчину плечем, не уверенный, позволит ли тот ему такой простой жест. Всё-таки он выглядит весьма суровым и сильным, несмотря на исходящую от него харизму и обаяние. - Колись давай. Все равно завтра ничего не вспомню. Мужчина улыбается, нежно, краешком губ, лелеет свою тайну, бережет ее настолько, что, кажись, произнеся ее вслух, она сломается. Андер уже и не надеется на ответ, когда мужчина все же подаёт голос, тихий, приходится внимательно вслушиваться, чтобы разобрать, что он вообще говорит. - Я влюбился, - он замолкает, словно не веря, что смог признаться в этом кому-то или, может, самому себе. - Я влюбился. Повторяет он медленнее, разжовывая слова, пробуя их на вкус, смакуя. - Пока звучит не очень трагично, - отмечает Андер. - Хотя доля катастрофы в этом есть, да. Мужчина смеется - коротко и тоже с каким-то привкусом печали. - Ты не понимаешь, я... - он обрывает себя до того, как успеет выдать ещё один секрет. Этот, видимо, ещё хуже предыдущего, - по мнению самого мужчины - потому что молчит он дольше, нервно постукивая пальцем по краю рюмки. - Я влюбился в... Парня. Андер удивлённо приподнимает брови, а вместе с ними и бокал. - Значит, нас здесь двое, - мужчина оглядывает его, словно видит впервые и, придя к какому-то умозаключени, все же поднимает свою рюмку и с отчётливым звуком впечатывает ее в бокал Андера. - Круз, - представляется он спустя какое-то время, когда молчание начинает давить. - Андер, - кивает Муньос и предлагает увенчать знакомство новой порцией выпивки. Круз почему-то улыбается его энтузиазму, якобы неодобрительно качает головой и первым же выпивает содержимое своего бокала. - Он... Я никогда не думал, что влюблюсь в парня. Тем более в... В школьника, - вдруг честно признается Круз, не смотря на Андера. Он словно исповедуется, настолько виноватым выглядит, признаваясь в том, что несмотря на свои годы смог по-юношески влюбится в парня сильно младше его самого. Он винит себя в том, что не смог противиться чувствам, и почему-то этим самым напоминает Андеру Валерио*. Когда всплыла правда про его отношения с Лу, Андер не испытал к ним отвращения, не стал сторониться, он просто принял ее как факт, тогда у него были дела поважнее чужих взаимоотношений. Сейчас же он задумался: какого было Валерио, чувствовал ли он себя виноватым за то, над чем не имел власти? - Я даже не знаю, что меня в нем так зацепило. Он просто... Просто... - Воплощение всех смертных грехов, одетое в херувима, - невнятно пробормотал Андер, вспоминая совсем другой вечер в клубе, давно минувший, вспоминая Патрика на коленях перед ним, говорящего, что куда опаснее сказать ему нет, чем да. - Еxatamente! И в то же время он такой... - Уязвимый, - снова подал голос Андер, в этот раз вспоминая их последний разговор, влажно блестящие глаза Патрика, из которых не выпала ни одна слезинка. - И сильный одновременно. - Sua verdade meu amigo, - Круз покачал головой. - Мальчишка-противоречие. - Мой тоже, - Андер грустно улыбнулся и, чокнувшись с новым знакомым, осушил бокал. Стоило бы приостановиться, но алкоголь эффективно помогал забыться, пусть и не забыть. - За сильных парней, которые сделали нас слабыми. Прежде, чем он успел выпить, Круз аккуратно накрыл ладонью его бокал. - Думаю, тебе уже хватит, - Андер протестующе покачал головой и попытался выдернуть стакан, но Круз мертвой хваткой придавил его к столу, так что усилия Андера увенчались лишь тем, что теперь его пальцы лежали не на стенках бокала, а на руке, закрывающей его. - Эй, я уже взрослый и сам могу решать, - Круз непреклонно покачал головой, заставляя Андера иррационально злится. Он понимал, что мужчина прав, ведь если он продолжит в таком темпе, то скоро либо отключится прямо здесь, либо совершит что-то непомерно глупое, о чем потом будет жалеть. - Ты пришел с кем-то? - вставая с насиженного места, уточнил Круз, отодвигая бокал от Андера обратно к бармену. Муньос нахмурился, но не сделал попыток остановить его. Отрицательно покачал головой, чем вызвал вздох. - Где ты живёшь? Я отведу тебя. - Нигде. Не здесь. Мама продала дом, - Андер исподлобья взглянул на Круза, возвышающегося сейчас над ним. Неспеша провел взглядом по короткостриженным волосам, загорелой коже и сильным рукам, четко осознавая, что Круз прекрасно видит его недвусмысленное внимание. - Нет, - тут же помотал головой Круз. - Oh meu Deus, даже не смотри на меня таким взглядом. Если тебе некуда пойти, то я отвезу тебя к себе, но я не буду с тобой спать. - Почему? - лениво протянул Андер. Его начинало клонить в сон, и потому он без особого энтузиазма прикидывал, какого было бы забыться в объятиях этого мужчины. С того момента, как они с Гусманом покинули Испанию, у него была пара интрижек, ничего серьезного, даже сексом не назвать. Он уже и не помнил, какого это, а хмельный разум считал, что было бы неплохо освежить воспоминания с Крузом, раз уж Патрик был занят. Если закрыть глаза, то можно будет даже представить одного вместо другого. И Круз тоже сможет притвориться, что перед ним тот самый мальчишка-противоречие, а не Андер. - Потому что ты пьян, а ещё слишком молод для меня. - А тот парень не был слишком молод? - Круз замер, нахмурившись, недовольный тем, что его откровение используют против него. Андер знал, что у него не получится ничего добиться, и просто вымещал накопленную за вечер боль и злобу на этом ни в чем неповинном человеке, который был незаслуженно добр к нему. - Это другое, - Круз опустил взгляд, но не виновато, а так, будто предался воспоминаниям о чем-то. Вероятнее, о ком-то. Слова прозвучали несравненно нежно, как и все до этого, которые относились к таинственному парню, разбившему Крузу сердце. Андер даже невольно позавидовал этому пареньку. Знал ли он, что потерял, знал ли, как его любят? Андер хотел бы почувстовать хоть раз подобное отношение к себе. Омар был слишком удушливым. Патрик - слишком свободным. Может, никто из них не был по-настоящему предначертан Андеру, может, ему только предстоит встретить кого-то, кто будет также нежно, как Круз, говорить о нем. - И этого больше не повторится. Я усвоил урок. А у тебя есть две секунды, чтобы решить, хочешь ли ты уснуть здесь или в мягкой постели, tolo juvenil. *** Патрик, вымотанный, прижался плечом к почти оголенному плечу Ивана. Сетчатая ткань едва ли была преградой между его щекой и горячей влажной кожей, по которой Патрик, не удержавшись, провел языком. - Дьяволенок, - засмеялся Иван ему в ухо, но не оттолкнул, а лишь притянул ещё ближе, аккуратно поглаживая по спине. Они уже даже не покачивались - просто стояли в обнимку, пока землю под ногами трясло от топота сотен ног и ритма. Изадора весь вечер задорно подбадривала толпу, и хоть количество людей заметно уменьшилось, те, что остались, отрывались по полной. Патрик смотрел на них, смотрел на мелькающие во вспышках света счастливые лица, и сам невольно улыбался. В клубе происходил настоящим шторм, но внутри был штиль. Спокойная гладь моря, а на берегу - он и Иван, сплетённые друг с другом. Что ж. Он прижался носом к волосам Ивана и вдохнул пряный аромат его одеколона. Если все, через что он прошел, было платой за это, значит, оно того стоило. Опустив голову обратно на плечо, Патрик продолжил свое занятие. Вот девушка с розовыми волосами стянула из-под платья лифчик и бросила его в сторону Изадоры, вот один парень вылил на себя целую бутылку вина и, довольный, позволил подружке слизывать стекающие капли, вот у бара мелькнули кудрявые волосы и знакомое лицо... Патрик выпрямился, и уже целенаправленно посмотрел в ту сторону. Будто сквозь вату расслышал вопрос Ивана о том, не случилось ли чего, отслеживая знакомый силуэт. Неужто... Да не может быть. Покачивающийся на неустойчивых ногах, стоящий профилем к нему... Сомнений не было, то был Андер. Внутри Патрика за секунды промелькнули сотни вопросов, одни направлены были на него, другие на виновника крушения покоя. Он так и не смог выбрать ни один, просто смотрел на Андера, просто невольно сделал шаг в его сторону. Будто по инерции, по привычке. А Андер, заручившись поддержкой какого-то мужчины, которого Патрику было не разглядеть, кое-как пошел к выходу из клуба. Его можно было догнать. Чуть прибавить скорости, догнать, схватить за руку и... - Патрик, - Иван аккуратно, словно боясь поранить, повернул его лицо к себе. Взволнованно заглянул в глаза, нежно поглаживая большим пальцем щеку. Патрик, не выдержав этого взгляда, на секунду прикрыл глаза. - Все в порядке? Что там? Он открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого лишь снова посмотрел в ту сторону. Он все ещё видел Андера. Дальше, чем до этого, но все ещё здесь. Медленно он уходил, снова уходил. Но на этот раз... - Ничего, - Патрик прижался лбом ко лбу Ивана, продолжавшего обеспокоенно оглядывать его. - Просто показалось, что увидел старого знакомого. - Да? Может, это и правда он? Может, стоит подойти? - Иван отстранился, не прекращая поглаживать его щеку. От этого маленького незначительного движения тепла было больше, чем от гребанного солнца. - Нет, наверняка я ошибся. Да и к тому же... Я здесь с тобой, - он привлек Ивана к себе, неспешно, так, чтобы тот смог оттолкнуть, если бы захотел. Все же ему ещё были непривычны их отношения и яркое выражение чувств Патрика к нему на публике. Иван не оттолкнул. Он медленно приоткрыл губы, и они слились в неторопливом поцелуе, теплом, томном, таком, от которого ноги подкашивались сильнее, чем от алкоголя. - Я здесь с тобой, - повторил Патрик. ...Патрик отпустил его.