Забудь заклятья и пойми, что я всего лишь тень Я в каждом вздохе, в темноте, в манящей дымке сна Но ты закрыл глаза и ждал, когда начнётся день Но ты закрыл глаза и ждал, когда придёт весна (Сны Саламандры «Экзорцизм»)
— Нет, нет, нет, не…***
Голос срывается. Я запинаюсь и делаю паузы. Большие, долгие… Учительница ждёт, нервно постукивая по парте указкой. Раздражает… Сложно говорить, пока почти физически ощущаешь дыхание у правого уха. Холодное и неживое, пронзающее, будто тысячей иголок, заставляющее вздрогнуть и поёжиться. «Антон, давай уйдём?» — Мне надо выйти… — на выдохе произношу я, обнимая себя руками. Холодно… Батареи работают на полную мощность, а я мёрзну. — Не выйдешь, пока не ответишь! — учительница хмурится. АнтондавайуйдёмАнтонуходиОтменянеизбавитьсяАнтонАнтонАнтонАНТОН Срываюсь с места, попутно врезаясь в угол парты. Бежать. Бежать изо всех сил. Подальше отсюда. Подальше от Неё… В ушах раздаётся гулкий звон, будто после удара чем-то тяжёлым по голове, он разрывает, от него не избавиться… Смех. Звонкий и леденящий душу. Везде… Страх. Кажется, в догонку кто-то кричит… Выбегаю на улицу, забывая про верхнюю одежду. Холод окутывает, точно одеялом. Душит. Не даёт вздохнуть. Ноги подкашиваются, а в глазах темнеет. Снег попадает в нос, рот, глаза, пытается удержать и… убить? Сознание расщепляет на части. Мир кажется разбитым зеркалом, он распадается на мелкие осколки. Крик застывает в горле. Шум. В глазах рябит, а горизонт заваливается. Снова смех. Алиса… «Тебе не убежать!» Знаю… Выдыхаю резко сквозь плотно стиснутые зубы. Не оборачиваться. Не слушать. Не показывать, что знаешь о Ней… «Ты слышишь, я знаю…» — она растягивает пасть в хищной улыбке-оскале и пропускает между когтистых пальцев прядь волос. Светлую. Мою. Подкрадывается всё ближе, садится, давит на грудь. Оказывается то справа, то слева. За спиной. В небе. На земле… Шепчет что-то ласковое своим холодным, как лёд, голосом. Он отдаётся в голове эхом. Тело скручивает судорога. «Тише, Зайчик» — оскал превращается в ухмылку. — «Готов поиграть?» Очки, оставленные где-то в классе или слетевшие во время бега, больше не нужны. Всё плывёт и пляшет. Чётким остаётся только одно — силуэт Лисы. «Ну же, соглашайся!» Я пытаюсь сесть, обнимаю ноги и прячу лицо в коленях. Плечи подрагивают, но уже не от страха и жалости к себе. Горло раздирает смех. Громкий и какой-то неправильный. Голос Алисы стихает, а её ухмылка перетекает на моё лицо. Глаза стекленеют. Зрачки сужаются. «Держись!» — воет сознание. — «Не отключайся! Надо лишь дожить до весны…» Маска. Она зовёт. Вцепляется в лицо, оставляя шрамы, рвёт кожу на части. Боль застывает и сосредотачивается в районе носа, лба и ушей, а затем охватывает всё тело, постепенно стихая. Тишина. Она кажется спасением. Есть лишь один голос — мой. Шаги. Лёгкие и медленные. — Антон, — раздаётся голос Лисы откуда-то из-за спины. Тихий и мягкий. — Стоило ли сопротивляться? Антон? Что-то знакомое… Только вот что? — Ах, точно! Зайчик! — она снова подходит и кладёт руки мне на плечо. — Зачем же гонишь меня? Зачем гонишь нас? Зайчик? Да, это я. Кажется я. Мысли вялые, еле различимые сквозь дымку дурмана. Думать не хочется. Гоню её? Зачем? Не знаю. Не помню. — Молчишь… — шепчет она, и я чувствую, как её шерсть щекочет шею. — Меня увлекали твои попытки избавиться от нас. Странно… В голове пустота, а мысли лишь об одном. Голод. Живот связался тугим узлом желания. Виски пульсируют. Щелкаю зубами и оглядываюсь. — Подожди, — Лиса отводит взгляд, и я поворачиваюсь вслед за ней. Дети. Первоклашки. Всё вокруг замирает. — Ещё не время, сегодня это не твоя добыча, — она хватает меня за рукав. — Иди пока что домой. Домой? Дом… семья, Оля… В голове вспыхивают картинки, мешаются между собой и тухнут. Её словно сковало в тиски. Вот белый снег, чёрные провалы, красные лужи… А вот сестрёнка улыбается, показывая новый рисунок. Вот холодильник с Жулькой в чёрном пакете, Полина, Ромка с Бяшей, кассета с Хозяином, окно, лес, флейта. Всё сливается в аляповатый калейдоскоп. Зажимаю уши, а на глазах выступают слёзы. Больно… Всё! Хватит! Достаточно! Из последних сил хватаюсь за край маски и сдираю её с лица, отбрасывая в овраг. Кусаю щёку и так разодранную в кровь, чтобы наконец-то прийти в себя. Темнеет. На ладонях выступают алые пятна от ногтей. Лисица вновь скалится. — Иди домой, — повторяет она. — А то что-то пернатый зачастил к вам… Пернатый? Сова? Сердце падает куда-то в пятки, переворачивая за собой всё вверх дном. Я не верю Лисе, но сейчас… Надо скорее попасть домой. Школа, куртка, ранец… Оля. Надо к ней! Срочно! Спасти от Совы… Совы? А стоит ли? Стою не шевелясь ещё минут пять. Сердце постепенно замедляется, но как-то слишком сильно, его почти не слышно. А бьётся ли оно вообще? Глубоко вздыхаю… Шёпот становится громче. Тяжёлой волной накрывает безразличие, поглощая сознание. Быть может действительно стоит принять маску, прекратить всё это? Тело плохо слушается, кожа кажется грязной, бесформенной, чужой. Она мешает. Хочется содрать, снять её, очиститься… «Давай… Прими её» Мысли снова скачут и путаются, устремляются вслед за проносящимися мимо деревьями. Свист в ушах вновь сменяется колокольным звоном. Я устал. Устал от этого всего. А Алиса… Она говорила, кажется, даже радостно. Ей нравится мучить меня? Просил же их не трогать мою семью. Перед входной дверью останавливаюсь, не решаясь войти. «Ну же…» Дрожащими пальцами достаю ключи и вставляю в замок, дёргаю за ручку. Родители должны были уже уехать. Прохожусь по комнате, заглядывая в рюкзак. Очки. Оказывается кто-то успел положить их туда, быть может и я сам. В последнее время зрение прыгало, становясь то лучше, то хуже. Неопределённость нервировала. «Поднимайся!» И я зашагал по лестнице.***
Девочка вскочила и выглянула в щёлку двери, когда в коридоре послышались шаркающие шаги и печальный скрип рассохшихся половиц. — Подглядываешь? — прищурился Антон. — Н-нет. Он недовольно постучал пальцами по дереву: ровно и слишком чётко, а затем нахмурился. Казалось, эмоции застыли на его лице, и он с трудом натягивал их на себя, точно резину.***
Паника накатывает всё сильнее. Я хочу закричать. Хочу, но не могу. Руки. Они двигаются сами. Ноги идут не туда. «К себе, иди к себе…» — как мантру, прокручиваю я в голове. И даже почти получается. Почти… Голова поворачивается, а на губах играет полу-улыбка. С ужасом замечаю выглядывающую из-за двери Олю. Голос не слушается, он кажется резким и острым, не моим. Он вырывается сам, несмотря на попытку плотно сжать губы, молчать. Это конец. — Что опять не так? — повышая голос, спрашиваю я, из-за чего Оля отшатывается, поспешно отводя взгляд. — Не рада мне? — усмехаюсь, хотя и не хочу этого делать. Сознание постепенно отключается, отходит на задворки, замораживается. Пытаюсь очнуться, вырваться из этих пут. Но не могу…***
Парень зашёл в комнату, захлопнув за собой дверь. Шипящий телевизор покрылся рябью, неприятно звеня в ушах и заставляя морщиться; резкий звук раздражал. Бросив взгляд на игру, Антон растянул губы в звериной улыбке и потянулся. — Что-то давненько ты ко мне не приходила, — задумался он, сбрасывая с плеча ранец. Заклёпка щёлкнула, встретившись с полом, и из приоткрывшегося портфеля вывалилась маска зайца. Оля вздрогнула, заметив её, и непонимающе захлопала глазами. Тень Антона дёрнулась и начала расползаться. Она нависла над детьми, шевеля заячьими ушами и скалясь. По телу прошлась приятная дрожь. Парень расправил плечи и поднял маску. «Я же выбросил её…» — пронеслась отчаянная мысль, перед тем, как маска впилась в лицо, высасывая воспоминания.***
— Если он сделает это, то пути назад больше не будет! — в предвкушении произнесла Лиса, хищно облизываясь.