Глупая баба

      Просыпаюсь. По ощущениям прошло часов десять, но на самом деле не больше пяти. Прошлым вечером Бункер пришел домой после вылазки в Припять, и мы провозились полночи с рассовыванием нового барахла да приведением себя и убежища в порядок. Легли спать где-то около четырех утра, проспали очередной выброс.       Артефакт, вшитый под кожу на шее, и толстые железобетонные стены бомбоубежища позволяют переживать этот местный катаклизм без галлюцинаций и припадков: просто отрубаешься, как лампочка, и спишь. Ну и хорошо. Мозги целее будут.       Чирикнул под боком ПДА — новое сообщение. Поерзав, достала его из-под спины, полистала: сообщение о том, что выброс начался, сообщение о том, что выброс кончился и штук семь некрологов. Кто-то не успел спрятаться, кто-то слишком рано выбрался на поверхность, кто-то выбрался во время, да не в том месте и погиб в новорожденной аномалии. Ни одного знакомого прозвища среди погибших не было, и я с облегчением отложила наладонник. Вздохнула — сердце тошнотно сжалось от мысли о том, что когда-то в таком посмертном сообщении вместо чужого позывного может оказаться прозвище одного неуемного шведа.       Я отогнала эту мысль, задрала голову и глянула на Бункера — он спал на своем месте. Ящики наши теперь стоят так, что мы лежим головой к голове, и поэтому сейчас мне видно его лохматую макушку и руку, выглядывающую из-под одеяла, натянутого чуть ли не до ушей.       Вздохнула снова. Бункер. Порождение Зоны.       Захотелось перелечь к нему, обнять через старое одеяло, сжать, смять расслабленные во сне плечи, ткнуться в шею носом и вдохнуть его запах, но я не сдвинулась с места. Пока сам не проснется — не нужно трогать. У нас не так часто выпадает возможность нормально выспаться. Только когда ночуем вдвоем, пока один начеку другому можно заснуть крепко, не боясь быть застигнутым врасплох среди ночи какой-то не в меру шустрой тварью. Конец весны, и они лезут изо всех дыр так, что спасу нет.       Долго лежу неподвижно, прислушиваюсь к отголоскам жизни на улице, думаю, о том, смогли бы мы с Бункером ужиться там, за периметром, или нет, но так и не прихожу к пониманию этого. Оглядываю наше жилище. Все как обычно, только в углу на железном шкафу появились два больших ящика: один с новеньким Винторезом, другой, побольше — с патронами ко всему, что есть у нас дома стреляющего. Бункер в Припяти поймал детеныша кровососа да отпер местным ученым. Те хорошо ему заплатили за живой экземпляр, и он уже на эти деньги у наймитов на базе неплохо затарился.       Лежу еще какое-то время думаю, как он умудрился выловить мутанта живым, перебираю разные версии — хитрозадый швед мог что угодно придумать. Потом он просыпается, и я делаю то, что хотела: перебираюсь к нему и обнимаю полусонного.       — И тьебе привет, Сулема. — Вяло бормочет, трёт глаза пальцами, пытаясь проснуться окончательно.       — Привет. — Почесываю ему затылок, запутываюсь пальцами в отросших волосах. — Можно к тебе? — Спрашиваю, имея в виду одеяло.       — М-мх… Ты и так есть тут.       — Под одеяло.       — Угх…только если твоя не холодный. — Ворчит и снова сворачивается на боку, всё-таки не желая просыпаться.       Я залезаю к нему, прижимаюсь к его спине.       — Теплая… — Снова урчит и ёрзает, притираясь ко мне плотнее. В тонкой одежде он изрядно замёрз даже под старым шерстным одеялом.       Я обнимаю его поперек груди и какое-то время мы так и лежим. Сначала неподвижно, он кажется, снова проваливается в дремоту, потом я невольно начинаю его поглаживать. Руку, плечо, шею, ключицы, уязвимую ямку между ними — просто наслаждаюсь возможностью прикасаться к нему. Перебираю волосы, глажу по щеке — он тихо сопит, но не шевелится. Обратно под одеяло — кисть его руки лежит на боку, беру ее, легко потираю место между большим и указательным пальцами, потом перемещаюсь к животу. Задираю футболку, поглаживаю от бока, к середине, потом вверх к краю ребер, потом вниз. Совсем вниз. Прижимаю ему руку к паху — чуть вздыхает и вяло ерзает ногами.       И… разорви меня аномалия, эта его сонная вялость меня заводит. Я понимаю, что хочу больше. Снова глажу кончиками пальцев его живот и жалею, что Бункер лежит ко мне спиной — хочется видеть его лицо. От этой мысли желание загорается во мне еще сильнее, и я начинаю сперва поглаживать, а чуть позже и осторожно сжимать сквозь ткань шортов его детородный орган. Бункер коротко вздыхает — чувствует сквозь сон. Я понимаю это и продолжаю свое действие. Мягко, неторопливо.       Проходит несколько минут, и швед начинает дышать уже заметно, и то ли сам становится горячее, то ли мне жарко — чуть отодвигаю одеяло, открыв нас до плеч. Но он тут же ворчит и ежится, тянет его обратно. Приходится вернуть на место. И вернуться к прерванному занятию.       Бункер по прежнему в полудреме, вяло поводит головой, вздыхает, и, я чувствую, как постепенно под рукой у меня его член все больше твердеет. Ещё немного, и я запускаю пальцы под резинку шортов, накрываю его рукой. Поглаживаю снизу вверх, чувствую, как он дёргается.       — Умф… — Бункер вздыхает уже тяжело и жарко.       Прижимаюсь лицом к его шее, он возится, просыпается.       — Затьем, Сулема?.. — Спрашивает тихо, чуть растерянно.       — Хочу тебя. — Говорю шепотом, но все равно кажется, что громко. — Мне нравится, когда тебе хорошо.       — Я знать, но…       — Чшшш… Тише. Да или нет? — Спрашиваю. Он напряженно замирает. Прислушивается к себе. Я жду, убрав руку от его тела.       — Йа… — Чуть ворохнувшись, соглашается, с тихим выдохом поворачивает голову ко мне, будто тянется поцеловать. Трусь носом о его щеку.       Глупая я баба. Да. Наверное. Нет, точно. Что я делаю? Опять пристаю к нему. Но, что, если не могу я ничего больше для него сделать? Не могу сделать его жизнь менее опасной и защитить везде, где бы он ни был. Зачастую, только сидеть и ждать в нашей нычке. Поддерживать тепло, встретить, когда ввалится с тяжелым рюкзаком, помочь разгрузиться, сделать поесть и согреть воды, чтобы отмыться. Помочь обработать раны, но это если он дастся. Пытаться разбавить физическим удовольствием недолгое время отдыха, на что он тоже не так часто соглашается. Потому и спрашиваю каждый раз. Но и это тоже глупо — он если не согласен — сразу отталкивает и не дает больше дотронуться.       — Хорошо. — Возвращаю руку на место, снова поглаживаю низ живота и место, где он переходит в ноги.       Швед расслабляется, наклоняет голову ко мне и затихает, будто снова проваливаясь в дремоту. Мне неудобно делать все одной рукой, но другую не задействовать, потому что лежу на ней. Менять позу не хочется — тогда придется сесть/лечь иначе, разорвать соприкосновение телами и я, обнимая его, не смогу больше так чувствовать его дыхание. Не хочу так. Поэтому продолжаю как могу.       Веду пальцами вверх, к груди, задеваю какой-то из шрамов на рёбрах, выше, трогаю по очереди соски. Задерживаюсь на них немного, потираю, сжимаю кончиками пальцев, чувствую, как дыхание шведа становится глубже и чаще. Снова вниз. Медленно раскрытой ладонью по животу до самого низа.       Обхватываю снова его член, нащупываю пальцами чувствительное место под головкой, начинаю медленно поглаживать.       Бункер поводит головой, приоткрывает рот, сглатывает. Смотрю на него: глаза закрыты, щеки и губы немного порозовели, между бровей наметилась напряжённая морщинка. Не в состоянии вырваться из полусна, он погружается в темноту своих ощущений все дальше от реальности. Можно продолжать.       Не меняя места прикосновения, чуть ускоряю движение и прислушиваюсь к тому, как его тело реагирует на них.       Бункер шевелит ногами, вытягивает их и тяжело вздыхает, снова поводит головой, жмурится, не открывая глаз, быстро облизывает губы. Ещё немного, с чуть большим нажимом — тихий хрип. Ещё. Медленно и осторожно.       Дыхание его сбивается окончательно, прерывается он жмется крепче ко мне, поворачивает голову так, что уже можно его поцеловать, и я дотягиваюсь, чуть прихватываю его сухие губы. Он приоткрывает рот.       Трогаю кончиком языка его губы — он еще чуть наклоняет голову и целует меня. Я отвечаю с удовольствием, соприкасаюсь с ним языками, потом вылизываю его зубы, скользнув языком под верхнюю губу. Прикрыв рот, он прихватывает мой язык и слабо улыбается. Тянется рукой забраться мне между ног.       — Не надо пока…потом. — Отрываюсь, останавливаю его. Не хочу мешать кайф от его удовольствия со своим. Он ворчит, но руку убирает, и я продолжаю. Меняя силу, способ и место прикосновений, прислушиваюсь к его реакции. Больше не целую — Бункер утыкается мне лицом в щеку.       Разные прикосновения ему ощущаются по-разному. От одних он только часто дышит, от других ощутимо напрягается всем телом, задерживает на секунды дыхание и рвано выдыхает, от иных судорожно всхлипывает сквозь сжатые зубы и вытягивается весь в моих руках. Выгибается в пояснице и ёрзает ногами — тогда замедляю движения, стараюсь растянуть удовольствие. Когда начинает толкаться бедрами, а в хриплое дыхание чуть вплетается голос — убираю руку вовсе. Поглаживаю ноги, бока, живот, иногда добираюсь до груди и с нажимом потираю соски. Возвращаю ладонь на место, только когда он снова расслабляется, переводя дыхание.       Мне самой жарко, хочется раздеться, чувствую, что между ног у меня мокро, но я не хочу сама. Его удовольствие доставляет больше.       Когда чувствую, что под пальцами руки, которой его ласкаю, уже скользко, но все равно не спешу, когда он вытягивается весь и двигает бедрами, когда старается направить мою руку и изменить движение, напряженно цепляясь горячими пальцами за мою кисть, каким-то особым кайфом продирает меня до костей и колючие мурашки с головы и спины сбегают куда-то под солнечное сплетение.       В какой-то момент ловлю себя на том, что мы тесно прижимаемся друг к другу и я чувствую на своем виске колючее прикосновение его бороды и влажное — губ, струйка теплой слюны стекает мне на кожу. Снова хочу поцеловать его, втянуть в рот его язык, прикусить и потянуть нижнюю губу, но неудобно повернулись для этого. Горячее дыхание его задевает волосы, тонкое жилистое тело под боком снова напряжённо вытягивается после долгих минут ласки, которая чувствуется ему изматывающе мягко. Он барахтается в горячем плато, теряя силы, дрожит, но до вершины дойти не может.        Решаю больше не тянуть: меняю положение пальцев и ритм движения с тем, чтобы усилить ощущения.        — Ja…så bra… — Надломленный, хриплый шепот. Швед запрокидывает голову, выдыхает знакомую фразу.       Не совсем понимаю, что она значит, но догадываюсь о его желании. Обхватываю член сверху всеми пальцами и глажу движением снизу вверх, так, чтобы они стимулировали только головку и были скользкими.       — Н-ккхх… — Сдавленный выдох — потираю пальцем самый кончик — вытягивается весь, закатив глаза. Несколько секунд продолжаю так же, немного быстрее — чуть сгибает дрожащие ноги, каким-то судорожным, лихорадочным движением хватается за мою руку, сжимает пальцы, отводит ниже, кривится. Ещё чуть-чуть — обхватываю ладонью ствол, он резко толкается, раз, другой …       Громкий всхлип — содрогается весь, резко выдыхает и дёргается, будто пытаясь сложиться пополам, но не делает этого, инстинктивно толкается, резко и сильно двигает бедрами. В руке у меня становится скользко и мокро, горячее и вязкое стекает по пальцам. В глупом порыве целую его шею, плечи, страшные шрамы на лопатках.       Бункер не реагирует. Все еще задыхается, дрожит весь, непривычно тихо переживая оргазм. Через пару минут, чуть успокоившись, запрокидывает голову, и я целую его шею и горло, где достану.       — Ммхх… — С глубоким, полным выдохом он расслабляется. Какое-то время ещё лежит неподвижно, часто дыша и облизываясь, потом чуть сильнее поворачивается на спину и смотрит на меня.       Чумно, рассеянно. До удивительного красивый в такие секунды: взмокший, бледный, растрёпанный, с пятнами румянца на впалых щеках и шее, блестящими глазами и тенью блаженной улыбки на губах.       — Тьеперь снова мыться… — Бормочет тихо и вроде смущенно. Или расстроенно.       — Ничего. Вода у нас еще есть. — целую его в кончик носа, осторожно убираю испачканную руку, сжимаю в кулак, чтобы ничего больше не вымазать.       — Ммм… Правда есть. — Ворчит и чуть заметнее улыбается. Тянется ко мне, заставляет наклонить голову и тоже целует куда-то в висок.