***
Панси высчитывала стихотворный размер — домашнее задание по заклинаниям — и рисовала на пергаменте узор: ударный слог — чёрточка, безударный — дуга. Поймать ритм никак не удавалось, потому что она сидела на уроке маггловедения, и стихи заглушал голос Алекто Кэрроу. Панси шептала, постукивая по парте:Всё это ясно без лишних слов. Тем более что за слова сажают. Тем более что нас уважают. Мы вооружены до зубов.
Это были стихи австрийского поэта Карла Крауса. Панси не знала, как Флитвик протащил в программу маггловского автора — наверно, достаточно было того, что они изучали не оригинал, а перевод, выполненный волшебником. Кэрроу не стали разбираться. — Простите, профессор, — Блейз перебил Алекто, привлекая её внимание к их последней парте. Панси оторвала взгляд от пергамента, делая вид, что слушала вводную лекцию. — Я проходил курс маггловедения ещё на втором году обучения. Я могу не посещать эти уроки? — Министерство признало, что старая программа не отвечает стандартам магического образования, поэтому перезачесть эту дисциплину нельзя. Тео поднял руку, и Алекто кивнула ему. — Профессор, по каким материалам мы будем заниматься? В списке рекомендованной литературы не было учебника по маггловедению. — Магглы не такой уж сложный предмет, чтобы изучать их по учебникам. На наших уроках мы вполне обойдёмся без книг. — Неужели вы не умеете читать, профессор? — подал голос Лонгботтом. У Панси едва дёрнулся уголок губ, и Кэрроу выкрикнула каркающее «Круцио». Панси хотела отвернуться, но ей казалось, что она должна смотреть. Как будто это было единственное, что она могла: хотя бы не притворяться, что ничего не происходит. Она не слышала крика. Видела скрючившегося на полу Лонгботтома. Чувствовала железную хватку Блейза на запястье. Но вообще ничего не слышала, кроме стука в висках: –◡–◡–◡–◡***
Коридор на восьмом этаже бесконечно длинный. — Уизли, маггловская одежда в Хогвартсе запрещена. — Ну пожалуйся Кэрроу. Губы Панси, дрогнув, растягиваются в улыбке: — Тебе так идёт, что не стану. Ей смешно. Как будто Волдеморта победят подростки, которые не носят форму, пререкаются с профессорами и вырезают лозунги на школьных партах. — А ты и этого не можешь, — говорит Джинни, и Снейп понимает, что Панси додумала эту реплику. Она здесь ни при чём. Всё это нечестно. Её родители никогда не были связаны с Пожирателями смерти. Ей семнадцать, и она во всём этом не виновата. Почему она должна отвечать за это? О, она ещё поймёт почему. Северус это знал наверняка. Панси тряхнула головой, и воспоминание расплылось. — Мисс Паркинсон. Она вздрагивает и прикрывает пустым пергаментом нацарапанную кем-то на парте надпись: «Illegitimi non carborundum». — Останьтесь после урока.***
В ушах всё ещё свистит ветер после резкого пике, но Джинни слышит сквозь него крик: — Отличный финт Вронского, Уизли! Джинни щурится на башню-трибуну, над которой развевается серо-зелёный флагшток. Панси машет ей ладонью в чёрной кружевной перчатке. Между указательным и средним зажата сигарета. Джинни медленно подлетает ближе, продумывая тактику. — Хотя нашу сборную и дисквалифицировали после матча с Хаффлпаффом, официального запрета на тренировки нам не выносили. Ты не можешь снять за это баллы. Джинни балансирует на метле, готовясь уворачиваться от слов Панси — или отбивать. Она умеет играть не только за ловца. — Расслабься. Я просто люблю наблюдать за изящными манёврами. — Мне казалось, ты фанатка Малфоя, а не квиддича. — Похоже, сборная Гриффиндора увлечена квиддичем не сильнее, чем я. Иначе почему ты тренируешься одна? — У них есть тренировки поважнее. Взгляд Панси вдруг меняется. Джинни всегда видит по глазам ловца команды-соперницы, что он заметил снитч. И она вдруг чувствует, что она-то этот снитч и есть. Она попалась. Не стоило этого говорить. — Я здесь как раз за этим, — говорит Панси и задумчиво затягивается, будто вовсе не собирается её ловить. — Зачем Дамблдор завещал Поттеру меч Гриффиндора? Джинни смотрит озадаченно. — Он тебе не рассказывал? — Панси щурится как от солнца. — А тебе-то кто рассказал? — Снейп упомянул об этом, когда я забирала эссе по тёмным искусствам из его кабинета. Меч лежит там, в стеклянном ящике на самом видном месте. И я даже знаю пароль... — И что ты за него хочешь? — Что бы мне такого попросить... — Панси мечтательно улыбается, делая вид, что задумалась, но не выдерживает и смеётся. — Носи ту блузку почаще, Уизли. Только на глаза Кэрроу в ней не попадайся, — она тушит сигарету о тяжёлый каблук и встаёт. — Златоцветник. Это пароль.***
— Какое-то странное наказание — отработка у Хагрида, — протянул Крэбб. — Ещё и во время уроков, — кивнул Гойл. — Лонгботтом только рад пропустить маггловедение. Панси покосилась на Драко и поставила сумку на парту рядом с Блейзом. — О чём речь? — Уизли с Лонгботтомом и их ёбнутой подружкой пытались украсть меч Гриффиндора из кабинета Снейпа, — ответил Крэбб. — Как они вообще туда проникли? — спросила Милли. — Кажется, я забыла эссе в комнате, — выпалила Панси и быстрым шагом вышла из кабинета. Блейз догнал её у выхода из замка. Его ладонь сомкнулась на её предплечье. — Ты забыла надеть мантию, — сквозь зубы произнёс он. — Это же ты, да? Блядь, Панси, тебе обязательно флиртовать с риском для жизни? — Ты сам сказал, что лучше она, чем Драко. — Лучше уйди в монастырь. Ты правда настолько неадекватна, что собираешься сейчас к ней? Куда, в хижину Хагрида? — Чёрт, Блейз. Она же точно подумала, что это я... что я специально... — Лучше беспокойся о том, что подумал Снейп. Как они попали в кабинет? Кто знал пароль? Ты слышала — об этом уже говорят. Тебя вообще не должны видеть рядом с ней, ясно? Панси опустила голову. — Ладно, я поняла. Ты прав. — Сходи в общежитие за каким-нибудь эссе, — сказал Блейз и подтолкнул её в сторону подземелий. — И ещё, Панси... Уизли ничего не подумала. Она вроде не такая тупая, как её парень.***
Блейз заходит в кабинет заклинаний одновременно с профессором Флитвиком и за два шага обгоняет его — теперь с него не снять баллы за опоздание. Впрочем, Панси точно знает, что он не выполнил домашнее задание, а значит, за следующий академический час Слизерин всё же лишится нескольких изумрудов. Флитвик поднимается на стол по выдвинутым ящичкам-ступенькам и начинает урок. — В начале семестра мы обсуждали связь заклинаний с поэзией. Кто напомнит, в чём она заключается? Мисс Патил? Падма отвечает цитатой из «Стандартной книги заклинаний» Миранды Гуссокл для седьмого курса: — В заклинаниях, как и в стихах, суть передаётся минимальным количеством языковых средств. — Спасибо. Вы правы, это главная характеристика: стихотворения и заклинания — это концентрированный смысл. Кроме того, оба этих явления связаны с музыкой и жестикуляцией. Первая форма поэзии — это хор, сопровождаемый танцами. Точно так же и первые заклинания не произносились, а пропевались, а жестами мы пользуемся до сих пор, совершая манипуляции волшебной палочкой. Согласитесь, маггловского дирижёра можно перепутать с магом… — тут Флитвик осёкся и покосился на слизеринцев. — И всё же написать заклинание сложнее, чем стихотворение. Вы должны сформулировать, что вам нужно, одним-двумя словами, а не несколькими строками или строфами. Более того, заклинание должно быть однозначным — поэтому они пишутся на латинском. Вспомните стихотворение Карла Крауса, которое мы проходили в сентябре. Мы изучали его в переводе, который, конечно, не может быть точным: что-то теряется, а что-то переводчик добавляет от себя. Поэтому, прежде чем заняться магией, мы начали с простого. Я просил вас сочинить что-нибудь к сегодняшнему занятию. Есть желающие прочесть свои стихи? Майкл Корнер поднял руку. — Да, мистер Корнер, прошу вас. Он встал и начал читать с пергамента: –◡–◡–◡–◡ –◡–◡–◡–◡ –◡–◡–◡–◡ –◡–◡–◡–◡ Ритм был так выверен, что Панси почти не разбирала слов — она слышала только убаюкивающий четырёхстопный хорей и что-то про рыжий волос. Она вспомнила, что у Корнера что-то было с Джинни пару лет назад, и вздрогнула — как бывает, когда, засыпая, вдруг чувствуешь, будто падаешь. — Спасибо, мистер Корнер! Класс, давайте обсудим работу вашего однокурсника, как на настоящем литературном семинаре. Панси подняла руку. — Да, мисс Паркинсон? — Кажется, это любовная лирика? — Верно, — ответил Флитвик, не замечая, как покраснел Корнер. — Определить это было непросто, потому что я почти не поняла, о чём стихи. Вроде бы я слышала рифму голос/волос? — Флитвик кивнул. — «Волос» там только ради рифмы и был нужен. Точно так же «уж» в четвёртой строчки вставлено, чтобы сохранить ритм. Профессор, вы сказали, что стихотворение — это концентрированный смысл? — снова кивок. — А Корнер разбавляет его ненужными словами, используя максимум языковых средств. Ритм и рифма — главные проблемы Корнера. Из-за них четверостишие звучит как колыбельная, будто нас хотят усыпить, чтобы мы не заметили, насколько банально содержание. Что-то на уровне песен Распределяющей шляпы. Последний, кому можно было писать по силлабо-тоническому принципу, — Филип Ларкин, но Корнер явно не обладает его талантом. — Ваши замечания не лишены смысла, разве что я не понимаю, почему вы облекли их в столь грубую форму. В первой половине двадцатого века в английской поэзии действительно наблюдаются попытки отойти от силлабо-тонической системы. Современные английские поэты используют неровный ритм, белый стих, верлибр, нерифмованный пятистопный ямб. Класс, сдайте пергаменты, и перейдём к новой теме... — Эй, Корнер, — выкрикнула Панси. — Минус десять баллов с Рейвенкло за плохие стихи.***
Блейз протянул Панси руку, и галантность здесь была ни при чём: просто Панси едва стояла на ногах. Они возвращались из Хогсмида заполночь после празднования её дня рождения. И хотя Панси на правах старшей старосты могла находиться за пределами общежития после отбоя, на Блейза её привилегии не распространялись, поэтому он надеялся никого не встретить по пути к общежитию. Его надежды не оправдались. — Джинни Уизли, — тянет Панси, издалека завидев девушку у входа в Большой зал, — ты же знаешь, что после десяти разгуливать по замку запрещено. Мне придётся проводить тебя в спальню... Блейз закатывает глаза: — Салазар. Они подходят ближе, и огонёк на кончике палочки Панси освещает стену, на которой написано: «Illegitimi non carborundum». — Блядь, Уизли, — шипит Блейз, сжимая локоть Панси и оттаскивая её, — если тебя за этим поймают... — Ну поймай. — Не будь такой грубой, Джинни, — говорит Панси. — У меня сегодня день рождения. Панси вырывает руку и рассматривает надпись. — Ты сидишь за последней партой на тёмных искусствах? Джинни кивает. — Эта фраза вообще ничего не значит на латинском. — Она значит всё что захочешь. — Например? — Например, «не дай ублюдкам сломить тебя». От каменных стен отражается стук приближающихся шагов. Блейз хватает руку Панси и озирается, ища укрытие, но уже через секунду из-за угла появляется Снейп. Блейз пытается закрыть Панси спиной, думая о том, что её опять поймали рядом с Уизли, и выдавливает: — Доброй ночи, профессор. — Мистер Забини. Находиться после отбоя за пределами общежитий разрешено только старшим старостам, к коим вы, в отличие от мисс Паркинсон, не относитесь. Минус десять очков со Слизерина... — он поворачивается к Джинни, — и столько же с Гриффиндора. И ещё минус пятьдесят очков за мародёрство. У вас явно проблемы с латынью, мисс Уизли. Назначаю вам отработку в запретной секции библиотеки после уроков. До конца семестра.***
Работа в запретной секции была несложной: Джинни должна была стирать слои тёмной магии с экземпляров по списку и проверять, не гниют ли страницы. Они были ядовитыми, и Джинни каждый вечер посещала мадам Помфри, чтобы обработать порезы. К концу семестра все её пальцы были перебинтованы. Последней в списке была книга «Волхование всех презлейшее». Джинни отстегнула её от цепей и открыла, стараясь не касаться краёв страниц. Уже в предисловии обнаружилась гниль — на абзаце о крестражах, «наипорочнейшем из всех волховских измышлений». Слово было незнакомым — на защите от тёмных искусств они этого не проходили. В соседней секции послышались шаги, а затем голос Снейпа: — Мадам Пинс, будьте любезны, выдайте мисс Паркинсон всю партию учебников по маггловедению. Мисс Уизли ещё здесь? — Да, профессор Снейп. Он подошёл ко входу в запретную секцию и заглянул через верёвку, отделяющую её от остального зала. — Вы ещё не закончили? — Это последняя книга, сэр. Снейп посмотрел на страницу с гнилью и заключил: — Достаточно, можете считать ваше взыскание отработанным. Библиотека уже закрыта, пора отпустить мадам Пинс. Помогите мисс Паркинсон отнести новые учебники в кабинет маггловедения. Учебники напоминали скорее брошюрки, но их было столько же, сколько студентов в Хогвартсе, поэтому стопки получились тяжёлыми. Панси левитировала книги перед собой, а Джинни несла в руках — её порезы немного щипало, когда она колдовала. Они спустились на первый этаж молча. Только у двери в кабинет, когда мимо них пронёсся первокурсник в красно-золотом галстуке, Джинни спросила: — Не хочешь снять с него баллы за бег по коридорам? — Наверняка он просто боится не успеть в общежитие до отбоя, — Панси запустила свободную руку в карман мантии, ища ключ. — Гриффиндорец всё-таки — может и заблудиться. — К Майклу ты не отнеслась с таким пониманием, когда оштрафовала его за стихи, — Джинни тряхнула головой, чтобы выбившийся локон не лез в глаза. — Корнера? А ты знаешь, что он эти стихи посвятил тебе? — Панси выловила ключ и вставила его в замочную скважину. — Я думала, что он встречается с Чжан. — Так ты сняла баллы из женской солидарности? Панси распахнула дверь. — Да просто ты стоишь стихов получше, Уизли. Она заправила ей за ухо всполох огненных волос и вошла в кабинет. — Тебе не кажется, что вот так пользоваться своими привилегиями как-то низко? — спросила Джинни в спину. Панси опустила учебники на преподавательский стол и обернулась. — Не помню, чтобы ты беспокоилась из-за моих привилегий, когда я передала тебе пароль от кабинета директора. — Всё равно нас поймали. — Ты подумала, что это я? — Нет. То есть… — Джинни вздохнула и подошла к ней, чтобы положить книги рядом с её стопкой. — Это не могла быть ты. Ты просто дала пароль. Ты не знала, когда и с кем я туда пойду. Нам не повезло, вот и всё. Джинни села на белоснежный ящик с иллюминатором в одной из стенок, стоящий рядом со столом. — Привилегии можно использовать на благо сопротивлению, — сказала Панси. — Как? — Например, я могу дать пароль от ванной старост их самой красивой революционерке. Уверена, что общий душ не так уж сильно сплочает команду. Можешь приходить в любой день с шести до семи вечера — в другое время рискуешь наткнуться на Тео или других старост. — Так какой пароль? Панси засмеялась. — Вот ты и продалась режиму. Пароль — жемчужина. Она достала из кармана стеклянную бутылку и с хлопком откупорила её. — Что это? — спросила Джинни. — Коктейль Молотова. Ещё одна привилегия — тебе мадам Розмерта такое не продаст. Хочешь? Джинни взяла протянутую бутылку и сделала глоток. Горло обожгло, и в груди будто началась революция. — Что это за маггловская штука, на которой ты сидишь? — спросила Панси. Джинни пожала плечами: — У папы была такая. Он подключал её шлангом к водопроводу. Может, это домик для рыб или что-то подобное. — Возможно, в учебнике есть инструкция? — Панси взяла одну из брошюр и открыла содержание. — Вряд ли там есть хоть какая-то полезная информация — его ведь писала Кэрроу. — Кое-что интересное тут всё-таки есть. Вот послушай: «Нет фальсификации отечественной истории и очернительству великих имён, будем свято чтить наше прошлое! Я предаю огню сочинения Батильды Бэгшот». Она закрыла пособие и положила его в стопку. — Знаешь, некоторые сочинения и правда стоит предать огню. Панси щёлкнула пальцами, и обе стопки загорелись. Джинни засмеялась. В воздухе закружил пепел, похожий на снежные хлопья. — А в Девоне на Рождество совсем не будет снега, — сказала Джинни. Панси взяла у неё бутылку и отсалютовала ей: — Поэтому мы отмечаем сейчас.***
— Что вы делаете в коридоре после отбоя? Панси сверкнула Филчу значком старшей старосты: — Совершаю обход. Я уже сняла с нарушительницы баллы и веду её в общежитие. Она взяла Джинни за предплечье и потянула к лестнице. — Наверно, не стоило пользоваться привилегиями, да? — вполголоса сказала она, пока Филч ворчал за их спинами. Они дошли до портрета Полной дамы. — Это ещё что за пигалица? — прищурилась она. — Подруга, — ответила Джинни, и обернулась к Панси: — Подожди секунду, ладно? Она шепнула даме пароль и скрылась за портретом, но через секунду её рука высунулась из проёма, махнула, зовя за собой, и Панси вошла следом. В гостиной никого не было. — Куда мы? — спросила Панси. — У тебя вроде бы был день рождения, — сказала Джинни, поднимаясь к спальням девочек, — а я тебе ничего не подарила. — А твои соседки?.. — начала Панси, поднимаясь за ней. — В этом году я живу одна. Панси замолчала. Даже в её комнате одна кровать теперь всегда была заправлена — Трэйси Дэвис уехала с родителями в США. А за гриффиндорским столом в Большом зале собиралось гораздо меньше студентов, чем обычно. — Ты и Корнера сюда водила? — не удержалась Панси, оглядывая красные шторы и покрывала. — Майкла? Он не смог бы сюда подняться — лестница превратилась бы в горку. Мальчикам нельзя в комнаты девочек. — А Годрик был ханжой! В общежитиях Слизерина такого нет. — Не таким уж ханжой, — ответила Джинни, копаясь в тумбочке. — Девочек же можно водить. Нашла! Она достала из вороха пергаментов и лент коробочку и протянула её Панси. Внутри было кольцо с блестящим камнем, и Джинни снова заметила взгляд ловца. — Это муассанит, — сказала она. — Природный карборунд. — Illegitimi non carborundum, — вспомнила Панси. Джинни кивнула: — Этот лозунг появился в маггловской британской разведке во время Второй мировой войны. Слово carborundum отсылает как раз к карборунду: это абразив, который используется для шлифования. Не дай ублюдкам сломить тебя, измельчить, стереть в порошок. Всё это может сделать этот камень. Панси надела кольцо на безымянный палец левой руки и протянула ладонь Джинни, как для поцелуя: — Похож на бриллиант? — Он намного дешевле бриллианта. Джинни берёт её за руку, рассматривая кольцо, а Панси вдруг тянет её к себе и прижимается к губам. Революция из груди перемещается куда-то в низ живота. — Подожди, ты чего? — шепчет Джинни, отворачиваясь. — Ничего. Панси делает шаг назад. Стук её сердца отражается от свода башни Гриффиндора: –◡–◡–◡–◡ — Ничего. Прости. Это всё Молотов. Я пойду. –◡–◡–◡–◡ — Ничего, — повторяет за ней Джинни. И Панси вдруг становится интересно, умеет ли она определять стихотворный размер.