***
Наутро в деревню пришел Мирак. С одной стороны, его приход всегда ощущался на духовном уровне. Воздух и снег тревожились, едва ощутимо дрожали, когда он проходил, чуждый этой земле, переполненный нездешней магической силой. С другой стороны, простые жители деревни до сих пор воспринимали его с легким подозрением. Они доверяли старосте и шаману, их лояльности и спокойствию, но многовековая изоляция приучила их относиться к пришельцам отстраненно, кем бы те ни были. К тому же, Мирак всегда выделялся среди них: куда легче одет, даже с виду обособлен от остальных. Надменный, подчеркнуто статный, не смотрящий по сторонам. Как будто король в этих местах. Фрее всегда хватало одного беглого взгляда, чтобы выхватить его из толпы. И он шел прямо к ней, сонно моргающей с порога хижины на яркое утреннее солнце. – Есть важный вопрос, – сразу после приветствия он перешел к делу: – После эры драконов на Солстхейме остался не только мой храм. Вы, скаалы, не находили в округе другие похожие руины? – Не знаю, я не искала. А почему спрашиваешь? К тебе тоже кто-то приходил ночью? Мирак быстро взглянул на нее и чуть нахмурился. – Высокий, в чешуйчатой мантии? – Да. Ты его знаешь? – Это Страж. Фрея округлила глаза. Страж. Предок скаалов, хранитель острова, защитник во веки веков – если верить легендам. Многие годы никто не вспоминал о нем – не было нужды. Никто не беспокоил скаалов, никто не мешал медлительному, как море, циклу жизни. Страж мог бы спать еще целую вечность… если бы не вернулись драконы, если бы не явился Драконорожденный, если бы… если бы она, Фрея, не вывела Мирака на свободу в Нирн из его добровольного заточения. Впрочем, Страж немного опоздал. Его соперник уже защитил Солстхейм. – По твою душу явился, да? – Фрея незаметно сжала опущенные руки в кулаки, выдохнула и расслабила их. Мысль о том, что Страж ищет встречи с… ним, оказалась неожиданно неприятной. – Не сомневаюсь в этом. Только почему так поздно? – Мирак шагнул в сторону, тут же вернулся назад, скрестил на груди руки: – Он должен был возвратиться сразу, как только я ступил на вашу землю вновь. Он был погребен на острове только ради этого. – Прошло много времени с тех пор, как он был жив. Может, ему нужно было несколько недель, чтобы пробудиться? – Как вариант, – кивнул Мирак. – Но, раз уж он пробуждается, дальше станет только хуже... Ландшафт сильно изменился с тех пор, как я жил здесь в первый раз. Я бы нашел гробницу Стража и сам, но, учитывая, что ее наверняка занесло песком и пеплом, придется перекопать весь Солстхейм. – Что ты хочешь с ним сделать? Мирак молча поднял голову. В прищуренных глазах горело уверенное спокойствие. – Понятно. И не жаль? Он чуть склонил голову набок. Взгляд из внимательного стал снисходительным: – Ты хочешь узнать всю историю в деталях, от начала и до конца? – Скаалы – наследники Стража. Думаю, у меня нет выбора. – Ты давно его сделала, – и Мирак на мгновение осклабился. Почему-то с самого начала, как тема разговора свернула на Стража, он стал… неприятно враждебным. Как будто, стоило упомянуть вслух одно имя из древней легенды, как явило себя миру и второе. В легендах скаалов его называли Предателем. Там он символизировал зло, тьму, победу даэдра, гибель богов, спокойствия и справедливости – в ликах драконов, – ненависть и раздор. Всё это было в его жизни; что-то сохранилось и до сих пор. Но тем и отличаются легенды от реальности: в ней нет ни глубокого черного, ни чистого белого. В любом живом существе – масса серых тонов. – Я на стороне мира, жизни и своего народа, – ответила Фрея: намек ей не понравился. – И всегда на ней была. Пока в списке твоих интересов не появится гибель мира, в мой список входишь и ты. – Тогда мне не о чем беспокоиться. Хорошо, пускай не знаешь ты, но есть ли в деревне кто-то, кто занимается исследованием острова? – Хм-м-м… – она огляделась, собираясь с мыслями. – Кажется, есть. Я мельком видела какого-то незнакомца в окрестностях деревни, а однажды он беседовал со старостой. Кажется, он историк. Можно спросить у него. – М-м-м, историк… – пробормотал Мирак, не то морщась, не то хмурясь. – Надо ли уточнять, что я брезгую? – Тогда ищи сам, – пожала плечами она. – Меня это не страшит, – он одарил ее снисходительно-вежливой усмешкой и ушел в сторону Большого зала. Фрея смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверью, а затем провела по лицу прохладными руками. Она шумно выдохнула, глядя перед собой. Нет, Мирак не опасен для них так, как они того ожидали. Так, как казалось ей, одинокой среди безмолвных строителей на руинах храма, окликающей скаалов по именам, а в ответ получающей только стук молотков да бессмысленную мантру. Он вовсе не был безусловным безумцем, жаждущим абсолютной власти. Но всякий раз, когда по любой причине он выходил из равновесия, наружу проглядывало жестокое, безжалостное… что-то. Как свеча, мелькающая в замочной скважине. И по-прежнему – часть его. Мирак, перед которым не было препятствий, мог позволить себе быть учтивым, невозмутимым, даже мягким. Мирак, которому переходили дорогу, не разглядывал, что за препятствие встало на его пути. Он доказал это, остановив Алдуина. Он доказал это, пережив Стража. И призрак – даже призрак самого Стража – его снова не остановит.***
После утреннего разговора Фрея больше не встречала Мирака в деревне. Ни днем, ни вечером, ни на следующее утро. Не оказалось его и в храме. Конечно, это значило, что он и впрямь ушел на поиски – или даже нашел способ добраться до гробницы. Но как теперь найти его самого? Идея пришла сама собой. Камень Дерева торчал из кладки прямо посреди наземной площадки храма. Он стоял, точно воздетый к небу, призывающий к вниманию палец. Он мог рассказать о чем угодно тому, кто умеет слушать. Фрея умела. Фрея приблизилась к нему вплотную, повернула голову набок – и, обняв столп, прижалась к нему всем телом, щекой и виском. Она закрыла глаза. Земля, разрываемая постоянными мелкими землетрясениями, отозвалась равномерной дрожью в костях черепа, точно громадная кошка. Все растения Солстхейма на время разом пробудились ото сна. В одном месте корни разорвались сильнее других: осыпалась большая пепельная глыба, и за нею открылось что-то, уходящее под землю много глубже вековых корней деревьев. Там, у открывшегося прохода, стылую траву пачкали маслянистые магические следы. Фрея пристальнее вслушалась в свои ощущения. Где же это? Ага: место лежит к юго-востоку от храма Мирака, в низине, заваленной пеплом Красной горы. Раньше там не было ничего особенного. Обычная пустошь, поросшая редколесьем. Но от землетрясения почва разошлась длинной трещиной, и наружу проглянула спрятанная веками могила. – Хорошо, – пробормотала Фрея и отпрянула от Камня. Последней она отняла от теплой поверхности голую ладонь. Подушечки пальцев кольнуло, как будто по ним пробежала слабая магическая молния. Не прошло и часа, как она подошла к краю расселины, села, а затем соскочила вниз. Под разошедшейся в бока землей, пронизанной торчащими, оборванными корнями трав и деревьев, лежала нетронутая мозаичная плитка из плоского камня. В конце своеобразного коридора стояла тяжелая железная дверь. Очевидно, она вела в гробницу. На черном от времени металле блестели свежие царапины. Фрея зажгла магический фонарик и вошла. То, что она заблаговременно воспользовалась магическим светом, уберегло ее от временной слепоты: у входа было темно. Но, пройдя немного вперед, Фрея обнаружила за поворотом горящие жаровни. Она пошла по следу зажженного огня, постепенно спускаясь все ниже и ниже, – и вскоре выбралась в огромный зал. Ее волосы раздуло неожиданным сквозняком. Зрелище впечатляло: полукруглый потолок терялся в туманной дымке, вдали зияла синяя пустота, а впереди и внизу, под квадратной решеткой, полыхал негаснущий огонь. Не похоже, чтобы его зажгли недавно: решетка выглядела закопченной и вросшей в стенки колодца. Должно быть, в этом месте сотворили очень сильную магию, сохранившуюся на тысячелетия… либо из-под земли там до сих пор вырывался горючий газ. – Как ты меня нашла? – поинтересовался Мирак. Он стоял на площадке недалеко от входа в зал, разглядывая каменную табличку на постаменте. Стройная фигура была залита холодным белым светом его магического светлячка. – С помощью Камней Все-Создателя. Это оказалось не так уж сложно, – дивясь собственной уверенности, ответила Фрея. – Ты обещал мне историю. Я готова. Ее голос так же, как и его, отбился гулким, шелестящим эхом под потолком. По спине пробежала дрожь. Фрея плотно сжала губы, чтобы не обнять себя за плечи. Здесь было зябко и не слишком уютно, и в воздухе висел запах векового праха, сладковатый, царапающий нос и горло. Мирак развернулся к ней всем корпусом и протянул руку. – Подойди. В его черных глазах мерцали холодные белые отсветы волшебных огней. Она приблизилась и вложила в его ладонь свою. Ее передернуло: ладонь оказалась неожиданно горячей, и жар прогнал прохладу с кончиков ее пальцев. Мирак слегка кивнул и приподнял подбородок. Вторая рука, такая же горячая и сухая, обхватила ее запястье, и новая волна дрожи прошла по ее спине. Что он задумал? – Я подаю тебе обе руки разом. Это значит, что я безоружен и не желаю тебе зла, – негромко промолвил Мирак, глядя сперва ей в лицо, а затем – словно насквозь. – Если ты положишь сверху свою, мы завершим наше старое приветствие. Ты – наследница Стража? Пусть так. Я расскажу о нем всё, что тебе следовало бы знать уже давно. Помедлив, Фрея осторожно коснулась его запястья, замыкая своеобразный замок. Мгновение они простояли так, вместе, а затем Мирак разжал руки и отступил. – Даже теперь мы слишком близко, чтобы вступить в бой, – его спокойный низкий голос завибрировал в воздухе, в полу и, кажется, даже у нее в груди. – Это было залогом нашего взаимного доверия. Нас было пятеро здесь. Азидал, Дукан, Закрисош, Валок и я. Мы прибыли, чтобы вытеснить с острова снежных эльфов. Солстхейм был ценен своим расположением в приграничных водах. Он был островом и четыре тысячи лет назад. Легенды.. приукрашивают прошлое. Мирак повернулся к ней спиной и воздел руки перед собою, вытянул в сторону решетки, под которой горел огонь. Кисти окутало резким красноватым светом – и на решетку волоком наползла иссохшая мумия, лежавшая поблизости. Секунда тишины, затем скрежет, щелчок – и решетка распахнулась. Тело драугра упало на дно колодца и жарко вспыхнуло. Что-то засвистело в невидимых подземных проходах. Фрея огляделась, ощущая, как под ногами вновь дрожит пол, и увидела, как по обеим сторонам зала в чашах вспыхивают огни. – Что это было? – спросила она. – Мы можем идти дальше, – и Мирак зашагал к лестнице, ведущей в левый коридор. Он остановился у открывшегося прохода и обернулся: – Взгляни на табличку рядом с тобой. Что ты видишь? – Драконьи руны? – Драконьи руны. Там написано “К искомому приблизит жертва”. К жрецам драконов, так же, как и к драконам, нельзя было обращаться без повода. В знак серьезности своих намерений проситель приносил что-нибудь в жертву. Пришлось поломать голову, если бы мы оказались здесь сразу после постройки. Эти драугры пришлись кстати. – Откуда они здесь? – За тысячи лет иссякает даже магия драконов. Драугры охраняли гробницу после своей смерти и остались там, где их окончательно покинули магические силы. Фрея кивнула и скорее поравнялась с ним. О том, откуда в гробнице одного драконьего жреца взялись забальзамированные тела многих людей, думать не очень хотелось. Все-таки, им еще придется здесь побродить. Переходы и залы гробницы были заполнены многовековой неподвижной затхлостью. В отличие от главной комнаты, где, судя по всему, горение вечного пламени помогало воздуху обновляться, тут казалось, будто уткнулся лицом в подушку. Из-за этого даже довольно простые… загадки, начертанные на новых табличках драконьими рунами, казались умственно изматывающими, а речи Мирака проходили мимо ушей. Он рассказывал о прошлом, о том, почему здесь всё именно так, но воспринималось тяжело, с задержкой. Почему-то в катакомбах под руинами его храма дышать было легче, хотя там казалось куда глубже. Фрею осенила догадка: это потому, что здесь она в сопровождении Мирака. Здесь, в месте, откуда Страж поклялся следить вечность, не вернется ли Предатель. Они возвратились в зал с огнем спустя некоторое время, неся с собой половинки ключа. Мирак двинулся дальше, к помосту, закрытому решетчатой клеткой, а Фрея ненадолго остановилась у пламени в полу. Она глубоко, жадно вдыхала воздух, казавшийся неописуемо приятным и свежим, и возрождала в памяти недавно прозвучавшие слова. Помимо табличек, Мирак читал ей надписи со Стен Слов. Впрочем, говорил он явно больше, чем могло туда уместиться. “Здесь покоится Страж людей и драконов, одержавший победу в великой битве против предателя Мирака, который изменил своему имени и предназначению. Борьба Стража вдохновляла как людей, так и драконов; они следовали за ним, веря, что со Стражем воцарится вечный мир на землях Солстхейма. Наградой великому правителю стала славная смерть; он покоится здесь, в гробнице, зорко следя за островом. Если Предатель вернется, Страж вновь встанет на защиту. Его служба людям и драконам будет длиться вечно”. – Там правда так и написано – “славная смерть”? – повторила Фрея, подходя к Мираку. Он подал ей руку и помог взойти к началу моста, хоть она и не нуждалась в помощи. Похоже, не хотел отвечать. Синие плиты, висящие над пропастью, полыхали магией. Она казалась смутно знакомой, но в то же время чуждой: слишком яркой и четко оформленной. Тем не менее, за века в контакте с магическим ландшафтом Солстхейма эта энергия сроднилась с ним – ровно настолько, что Фрея опережала Мирака на полшага, точно зная, в каком направлении поворачивать, чтобы ступить на следующую плиту. Всё просто: как скаалу, это место принадлежало и ей тоже. Спустя три перехода они вошли в зал с барельефами, и на мгновение Фрее показалось, будто они снова прибыли в Скулдафн, чтобы настичь и остановить Алдуина. Она закрыла лицо рукой и зажмурилась, пытаясь стряхнуть пугающее наваждение. Мирак этого, кажется, даже не заметил. Он взглянул на половинки аметистового ключа-когтя в своих руках, тихо хмыкнул и приблизился к барельефам. Сперва с одной стороны, затем – с другой; он кивнул себе и возвратился к двери. Шорох каменных колец, следом – щелчок, глухой звон, и тяжелая дверь-печать поползла вниз. Мирак оглянулся и стоял так, пока Фрея не приблизилась к нему. – Не бойся, – негромко сказал он и начал сплетать ритуальное заклинание. Несколько мгновений тишины в томительном ожидании – и по всем коридорам, включая и виднеющийся впереди зал с саркофагом, прокатился низкий зеленый дым. Фрея ощутила, как все ее мышцы окаменели. Она не могла даже моргать; что там, она всеми силами боролась за попытку сделать вдох. Мирак поймал ее за плечи, заглянул в лицо. – Ступай точно след в след за мной, – сказал он. – Иначе парализует снова. Он провел кончиками пальцев вдоль ее лица, шеи, точно снимая паутину, и Фрея глубоко вдохнула. Тело вновь слушалось ее. Причем в полной мере: никакого “оттаивания”, как после пребывания на морозе, хотя по ощущениям магический паралич более всего походил на тяжелое обморожение. – Хорошо. Идти за ним оказалось не так уж сложно: от шагов заклинателя в его заклинании появлялись бреши по форме отпечатков сапог. Они не затягивались со временем и, вероятно, могли бы стать уязвимостью наложенных чар. Но весьма сомнительно, что такие крошечные островки безопасности можно не то что использовать – хотя бы просто заметить в пылу сражения. Мирак и Фрея поднялись по короткой лестнице и вошли в зал с саркофагом. Под ногами, частично скрытые в дыму паралитических чар, виднелись пластины нажимных плит, а за ними в низком бассейне стояла прозрачная вода, омывающая камни. Фрея огляделась шире, силясь различить, нет ли других ловушек, скрытых секретов или притаившихся врагов – и вновь увидела тот самый призрак. Он смотрел на нее. Запах старой пыли и пепла стал невыносимым. Виски сдавило. Фрея покачнулась и потерла лоб, жалея, что при себе у нее нет амулета: она спрятала его обратно, в шкатулку, давно, еще когда всё закончилось и они вернулись домой. Его твердые грани, зажатые в кулаке, всегда хорошо приводили в чувство. Призрак оказался рядом и положил руки ей на плечи. Фрея попыталась отшатнуться, но не смогла. Она закрыла глаза, а когда открыла – он исчез. – Я надеялся, что ты никогда не посмеешь вернуться, Мирак, – промолвила она своим голосом, но озвучивая не свои мысли. Пока они звучали в голове, это был нордский, но с губ срывались иные – отрывистые, рокочущие слова. Драконий? Мирак резко обернулся, взметая в воздух клубы тускнеющего паралитического дыма: – Что?.. Оставь ее в покое сейчас же! – Кто это? – Фрея подняла руки и уставилась на них, как впервые. Поморгала. Опустила руки и вдруг улыбнулась: – О. Это она сменяет меня на посту. Не то наследие, которое я хотел бы дать, но единственное, которое в моих силах оставить. Она широко махнула рукой в сторону, взметая в воздух расплетающийся волшебный туман, открывая путь к саркофагу: – Сделай это, Мирак. Пускай закончится одна служба и начнется другая. – О чем ты говоришь? Я сказал, оставь ее в покое. Он выглядел… смятенным. Однако было совершенно понятно, что боя не будет: не в таком виде. Сражаться с Фреей Мирак не собирался уж точно. Впрочем, после действия паралича Фрея позволила себе усомниться – в который раз! – было бы сражение вообще или закончилось бы, едва начавшись. Он слишком силен для нее, и неважно, сколько она проведет за обучением тайнам магии, пусть даже и у него самого. – Ты не можешь мне приказывать, Мирак. Больше не можешь. Ты был изгнан. Я правил Солстхеймом несколько десятков лет после этого. Она из моих потомков. Она из моих наследников. Достаточно одной капли крови сквозь века, чтобы она продолжила нести мою службу. Фрея сделала паузу и кашлянула. Поток чужих настойчивых мыслей прервался, и она могла бы заговорить от себя… но на нее накатило осознание. Ей стало дурно. Что произошло? Неужели это та же сила, что подчинила себе, через Камни, разумы жителей острова? И если – да, то, выходит, это было не влияние даэдра, а магия драконьих жрецов? – Твоя служба – клятва Алдуину, которого больше нет. Я освобождаю тебя от твоей клятвы. Мирак решительно шагнул вперед и точным ударом сшиб крышку саркофага. В его руках зажегся эфирный меч. В неверном фиолетовом свете его лицо заострилось, губы сжались в жесткую линию. Один точный удар – и мумия в чешуйчатых одеяниях рассыпалась прахом. Фрея шумно выдохнула: показалось, будто ее выпустили из крепкой хватки поперек груди. Мирак, не глядя на нее, спокойно склонился над саркофагом и достал из него что-то длинное. Посох с оскаленной головой дракона. – Здесь больше нечего делать, – голос Мирака прозвучал в повисшей тишине очень гулко. Когда они вышли и дверь за их спинами, тяжело брякнув, закрылась, Мирак глубоко вдохнул – а затем перехватил посох обеими руками и занес над коленом. Фрея открыла рот, но спросить ничего не успела: посох с треском переломился пополам. Мирак бросил обломки на камни, в разные стороны, и резко выдохнул. Взглянул на Фрею: – Как ощущения от твоего нового наследия? – Шутишь? Ничего не изменилось. Я все время присматривала за тобой. – У него были тысячи лет, чтобы обдумать то, что он сказал сегодня, – покачал головой Мирак. – Если он действительно переложил на тебя свою клятву, мне лучше об этом знать. Он говорил тебе что-то еще? – Ты хотел бы избавить от нее и меня? – тут же спросила Фрея, и Мирак… растерялся. Он понял. Фрея добровольно пошла на то, чтобы стать его Стражем. Она возвратила ему жизнь, она была рядом, пока он приходил в себя, вспоминал мир, узнавал его заново… вновь становился по-настоящему живым. Она не отпустила его ни в Обливион, ни в Этериус. Она будет сторожить его до самой смерти – как минимум, своей. Возможно, Валоку и не требовалось ничего говорить сегодня. – Я – нет. На всё твоя воля. Пойдем. Нам больше нечего здесь делать, – повторил он. Здесь – больше нечего. Валок-Страж отныне в прошлом. Он был когда-то верным другом и отважным соратником; потом он стал палачом, карающей дланью драконов. Потом он стал Стражем. Но сегодня он им уже больше не был, и давно. Сегодня сменился караул, как было бы написано на бумаге. Официально. С передачей соответствующих полномочий, регалий, статуса… как было принято в мире, где всё решалось Культом Дракона. Но в реальности Фрея встала на смену Стражу в тот день, когда Мирак снова увидел солнце.