Дилемма майора Соколовой

— Вы молодцы, Юль! — Рогозина смотрела по-родительски снисходительно, но Соколова была слишком уставшей, чтобы чувствовать что-то кроме опустошения. — Если бы вы с Березиным не поймали сегодня этого маньяка, жертв было бы гораздо больше. — Да, Галина Николаевна. — Видимо, следы бессонных ночей столь явно отразились на Юлином облике, что даже привычная к подобному начальница обеспокоилась. — Все хорошо, Юль? — И не дожидаясь ответа, Рогозина продолжила. — Тебе нужно отдохнуть. Думаю, четырех выходных должно хватить. — Женщина кивнула сама себе и добавила. — Вам с Костей. — Так точно, Галина Николаевна. Едва возникшее воодушевление было похоронено последней фразой. Рогозина была мудрой женщиной, но иногда ее мудрость до других доходила слишком не скоро. В самом начале их с Костей отношений Галина Николаевна была категорически против всяких романов внутри ФЭС. «Не стоит смешивать работу с личным» — именно так она сказала Юле в их единственный неуставной разговор по этому поводу. Но они с Лисицыным были слишком упертыми и влюбленными, чтобы прислушаться. Сама Галина Николаевна поменяла свое мнение на их свадьбе. Она, на удивление, легко и быстро поладила с мамой Юли. Соколова сказала бы «спелись» — женщины дружно хвалили платье невесты, меню, даже вместе поучаствовали в конкурсе. В конце концов именно Рогозина убедила маму не переживать из-за того, что Юля оставила себе девичью фамилию, не желая возиться со сменой документов. И теперь она активно поддерживала их с Костей семейные отношения и по возможности даже давала некоторые поблажки вроде совместных выходных. — Спасибо! — Чуть вымученная улыбка, и Соколова позволила себе выйти из кабинета начальницы. Она знала, что должна быть благодарна, что Рогозина действительно старается помочь. Вот только… саму Юлю это давно тяготило. И эти поблажки, и излишнее внимание, и… И Костя. Уж хотя бы самой себе в этом стоило сознаться. Одна мысль о том, что придется вновь находиться четыре дня в постоянном присутствии мужа, отбивала всякое желание идти домой. Внезапно оказалось, что они с Лисицыным совершенно несовместимы в бытовом плане. Юля была ранней пташкой, в то время как Костя в выходные не просыпался раньше обеда — его и пушечным выстрелом было не поднять, даром, что опером он был бдительным. Даже в выходные Юля не могла долго усидеть на одном месте, ей просто жизненно необходимо было чем-то заниматься и чем активнее отдых — тем лучше. Она даже одно время думала завести собаку, желательно не менее подвижного, чем она, хаски, но за собакой кто-то должен был следить, пока она работала. И поэтому она завела Костю. Собственная шутка уже не казалась смешной — Лисицын был похож на объевшегося сметаной кота, и идеальный отдых в его представлении был исключительно в горизонтальном положении. Можно перед телевизором, просмотр которого Соколова не выдерживала дольше полутора часов. И это не говоря уже о поддержании чистоты и готовке, на что их взгляды были совершенно диаметрально противоположны. И тяжелее всего было то, что любую попытку что-то обсудить он сводил в шутку, ловко уворачиваясь от Юлиных стараний хоть как-то изменить ситуацию. Четыре дня… Четыре, наедине с Костей. Юле казалось, что сбежать на это время в тайгу не такая уж и плохая идея. И к черту все! Лисицына к черту! ФЭС! Даже Галину Николаевну с ее мудростью! На работе ведь у них по-прежнему было все хорошо. Ну как… Их старались не ставить в пару и отправляли, по возможности, на разные задания. Ведь в их работе опасно позволять эмоциям одерживать верх над холодным рассудком. Кто б только знал, как часто Соколовой хотелось придушить храпящего Костю во сне, дома, в их общей постели. Уже на выходе из здания Федеральной Экспертной Службы Юля едва не столкнулась со своим напарником по последнему делу. — Рома? Я думала, что ты уже на полпути домой. — И… бам! Контрольный в голову. Березин — как последний гвоздь в крышку гроба Юлиных семейных отношений. Соколова сама не заметила в какой момент это началось, но к Роме тянуло словно они были разнополярными магнитами. Она злилась, обзывала себя последними словами, но не могла перестать сравнивать своего мужа с ним. И совершенно не в пользу супруга! Стоило Березину на задании мягко, но настойчиво увести ее за свою спину, прикрывая с линии возможного огня, как Юля отчетливо слышала в голове командный голос Кости, приказывающий ей прятаться. Она знала, что Лисицын боялся за нее, что готов был отдать свою жизнь, лишь бы она осталась цела. Вот только эта забота ее бесила. Словно она девочка на прогулке, в самом деле! Она такой же оперативник, и это ее работа! Так какого?! И в то же время, Березин… Поначалу Юлю его поведение раздражало не меньше, но стоило ей лишь попытаться взбрыкнуть, возмутиться, назло полезть вперед, как Рома отпускал ее. Лишь короткий обеспокоенный взгляд, обещающий в случае чего подстраховать, да поджатые в тревоге губы. Напарник не навязывался, но всегда, после каждой стычки с преступниками, хоть исподволь, старался оглядеть ее на предмет ранений, тогда как от Лисицына стоило ждать едва ли не часовой лекции о том, как ей следовало поступить, и еще полдня бубнить будет. — Задержался с отчетом. Тебя подвезти? — Березин вновь обеспокоенно вгляделся в ее лицо. — Самой за руль тебе сегодня садиться не стоит. А то ты скорее на панду похожа, чем на человека. Вторым звоночком стали шутки Ромы. Точнее реакция самой Юли на них. Березин даже не пытался, но каждый раз Соколова еле сдерживала смешок, в то время как Костины юморески все чаще казались неуместными и раздражающими. Словно он нарочно пытался унизить всех вокруг: подозреваемых, свидетелей, участковых, что помогали в расследованиях, даже жертв. Даже сотрудников ФЭС! Стоило Лисицыну открыть рот, как Соколова задавалась вопросом, как она могла не замечать этого раньше? Неужели он всегда был таким «ядовитым»? Конечно, Рома тоже бывало обижал кого-то своими подколами, вот только одна его извиняющаяся улыбка моментально сглаживала возникшую неловкость, в то время, как оскалом Лисицына можно было пугать детей на ночь вместо бабайки. Да и не только детей. — Пожалуй, ты прав. — Юля едва сдержалась, чтобы не начать тереть глаза, размазывая тушь поверх синяков под глазами. Вот уж самая натуральная панда, не хватало еще неуклюже свалиться где-нибудь по пути до машины. — Я сейчас ближе к водятлу, чем к водителю. Только… тебе разве по пути? Такси сейчас должно не слишком долго ехать. — По пути. — Ты ведь даже адрес не спросил. — Легкое покачивание головой. Ну как можно быть… таким?! И Юля бы соврала сама себе, если бы сказала, что не хочет провести в непринужденной обстановке хотя бы несколько дополнительных минут. Впрочем, это тоже ложь — она хочет провести эти минуты именно в компании Березина. Роман на это только пожал плечами. — Поехали. — От одного этого простого и добродушного слова веяло такой заботой, что Соколова полностью капитулировала. Ну и что, что ничего это по сути не значило? Будь его напарником на этом деле кто-то другой, Березин наверняка бы точно так же упорно уговаривал принять помощь. Это просто часть его натуры. Но почему-то внутри грудной клетки все равно становится так тепло. Так, как с Костей не было ни разу. Внутри машины приятно пахло чем-то цитрусовым, таким легким и ненавязчивым. Но от этого запаха к Юле понемногу начала возвращаться бодрость, по крайней мере, желание принять горизонтальное положение несколько уменьшилось. Рома тоже довольно живо устроился на водительском кресле, строго проследил, как напарница пристегивается и только после этого завел мотор. — Гавари, куда йэхать, краусавица, умиг дамчим! — Совокупность несуразного исковерканного кавказского акцента, поигрывания бровями в исполнении Березина и, наверное, общей усталости Соколовой ослабила ее обыкновенно строгий самоконтроль, и Юля от души рассмеялась, вызывая ответную улыбку Ромы. — Поехали, товарищ водитель. — Соколова, продолжая изредка посмеиваться, объяснила, как добраться до ее дома, и автомобиль плавно тронулся в нужном направлении. Вечер был достаточно поздним, и большая часть классической московской пробки уже рассосалась. Березин аккуратно лавировал в поредевшем потоке машин, по возможности объезжая неровности на асфальте. Из динамиков раздавалась бодрая, но не давящая на голову мелодия. Юля невольно бросила взгляд на проигрыватель, но вместо названия радиостанции на небольшом экране светилась пометка «USB». Сам подбирал плейлист. Интересно, как это было? Рома скрупулезно прослушивал каждую композицию, сидя в скрюченной позе за ноутбуком? Или просто «шазамил» все подряд едва не на бегу? Соколова представила погоню за очередным преступником, в процессе которой Березин успевает «чекать» музыку из проезжающего мимо авто. Картина вышла настолько забавной, что Юля вновь рассмеялась. Костя в машине всегда включал либо тяжелый рок — не иначе как нахватался у Майского, либо станцию новостей. И от того, и от другого голова Юли незамедлительно начинала болеть: после работы хотелось расслабиться, что категорически не светило, если Лисицын находился с ней в одной машине. Да и его стиль вождения только настоящий псих мог бы назвать аккуратным. Костя слишком любит быструю езду и слишком не любит других водителей. Он вообще зачастую слишком самоуверен и пытается доказать свою «правоту» всем окружающим. У Юли никогда не было спортивного интереса с ним «бодаться», но даже просто наблюдать со стороны с некоторых пор стало безумно утомительно. — А может быть… — Соколова и сама не поняла, в какой момент ее рот начал издавать звуки. Ведь на самом деле она совершенно не планировала ничего предлагать, но язык оказался быстрее мозга. — Может заедем в бар? Просьба оказалась настолько неожиданной для Березина, что он едва не выпустил руль из рук, благо, вовремя опомнился. — Хочешь отметить успешное завершение дела? — Да. — «Нет». К черту это дело. К черту работу! Но у Юли больше не было ни единой официальной причины позвать своего коллегу вместе выпить, поэтому проще было согласиться. Подходящее заведение было найдено довольно быстро: бар средней степени приличности, где можно было найти относительно укромный столик, без риска встретить представителей сомнительного контингента, но и без строгого фейс-контроля на входе. В планы обоих не входило сильно напиваться, поэтому свой выбор они остановили на коктейлях. Костя бы на такое решение только фыркнул и заказал бы нефильтрованное, перегар от которого вынудил бы Соколову избегать общения с супругом еще около суток. Впрочем, казалось, что Лисицын либо не замечает этого из-за своей толстокожести, либо намеренно «выбивает» дни отдыха друг от друга. Первый Юлин коктейль оказался до ужаса сладким. Настолько, что захотелось прополоскать рот горчащим тоником. Со второго раза повезло больше, и Соколова решила больше не экспериментировать сегодня с алкоголем — не хотелось, чтобы голова утром болела больше положенного. Березин же так уверенно сделал свой заказ, что сомнений не оставалось — это было нечто привычное и проверенное. Людей в зале было немного — мало кто мог, как работники ФЭС позволить себе расслабиться вечером вторника. Но они все равно выбрали наиболее спрятанный от любопытных глаз стол из тех, что были свободны. К счастью, большинство посетителей облюбовало барную стойку. — Давай еще раз за наш успех! Юле было сложно понять, это у Ромы не крепкий коктейль или она слишком утомилась за сегодняшний день, однако в отличие от напарника, который был «трезвее всех трезвых», сама она ощущала, как реальность искажается под воздействием спиртов. Собственные движения и реакции казались более замедленными и неловкими, чем обычно, а сердце в ушах чеканило ритм, как солдаты на плацу. Пить «за успех» не слишком хотелось, и все же это было лучше, чем «за удачу». Потому что именно удача от Юли давным-давно отвернулась: она не считала поимку маньяка своей особой заслугой — работа, которую она делает не лучше и не хуже других, а в личной жизни полоса была даже не черная, а грязно-серая и совсем уныло-безликая. Словно фата, что красовалась на ее голове в день свадьбы упала в пыльную лужу, и теперь весь мир воспринимался через призму ее поблекшего кружева. Один Рома оставался по прежнему ярким и светлым. Да только Соколова не имела никакого права на него даже смотреть. Тем больнее было сейчас сидеть рядом и, как ни в чем не бывало, болтать о какой-то ерунде. Стоило ей чуть вытянуть руку и можно было коснуться его лица, только Соколова скорее откусила бы свои пальцы, чем позволила себе такую вольность. И зачем только она все это предложила?! К концу подходил шестой коктейль. Задерживаться еще на один было бы уже неприлично, в конце концов, они ведь действительно не пьянствовать сюда пришли. А для чего? Что это был за каприз? Почему она не подушила в зародыше этот «прекрасный» порыв? И уходить совершенно не хотелось. Еще меньше хотелось что-то решать с этой ситуацией. Слезы навернулись сами собой, по-детски крупные и жгучие, горло перехватило неприятным спазмом и воздуха стало отчаянно не хватать. Кажется, Березин опешил от такой неожиданной смены настроя, но Юле было трудно разглядеть его реакцию из-за усиленно размазывающих влагу по щекам пальцев. Зато теплые и бережные объятия стали полной неожиданностью уже для Соколовой. Она совершенно не успела заметить, в какой момент Рома подсел к ней на диван, только почувствовала, как его водолазка приняла на себя удар слезного потока, а руки прижали ее за плечи поближе к крепкой груди. — Ты это из-за последней жертвы? — Ну конечно, о чем еще мог подумать Рома? Он слишком правильный для всего этого. — Ну чего ты? Мы боролись, как могли, но… не всех можно спасти. Юля только коротко кивнула в ответ. Уж ее саму-то точно уже не спасти. Ужасно лишь то, что только она это и видит. Больше никто не замечает творящегося с ней кошмара. Кошмара, который она сама создала своими руками, бережно взрастила и укуталась в него так плотно, что отрывать теперь пришлось бы вместе с кожей. Еще сильнее захотелось не возвращаться домой, никогда не видеть Лисицына, только остаться на всю жизнь здесь, в руках именно этого мужчины, что сейчас совершенно невпопад бормотал слова утешения, которые почему-то все равно работали. А потом Рома поцеловал ее в макушку. Как ребенка. Легко прикоснулся — Соколова больше ощутила чужое дыхание. Но сердце все равно пропустило удар, а слезы остановились столь же резко, как и начались. Юля медленно отстранилась настолько, чтобы не разрывать спасительных объятий и при этом иметь возможность заглянуть в чужие глаза. Похожи на теплое серебро, так красиво. И смотрят так взволнованно. Даже стыдно становится — развела тут озеро, человека напугала. Соколова лишь неловко кивнула, мол «все в порядке». Березин на это в сомнении выгнул бровь. — Спасибо, Ром. — Она даже слегка улыбнулась — приятно, когда о тебе беспокоятся, пусть даже и по-дружески. — Мне действительно уже лучше. Прости… — Пальцы скользнули по пятну на водолазке — тушь все-таки размазалась, наверное, она выглядит ужасно. — Думаю, тебе нужно отдохнуть. «Я уже, тут с тобой, отдыхаю» — хотелось сказать Юле, но вместо этого она в очередной раз коротко кивнула. — Теперь точно придется заказывать такси, сейчас нам обоим за руль нельзя. Синхронные смущенные улыбки, и Березин все же размыкает объятия, чтобы добраться до нужного приложения в телефоне и махнуть рукой официанту, прося счет. Без согревающих плечи рук неуютно, но Соколова не позволяет разочарованию проявиться на своем лице. Она хочет поспорить и оплатить напитки за себя сама, или хотя бы пополам, но Роман непреклонен, как и на попытки выведать сумму заказа такси сразу на два адреса. Юля не ожидает, но искренне радуется, когда Рома, усадив ее по всем правилам этикета за водительским сиденьем, сам располагается рядом, а не на переднем пассажирском. Наверное, это чтобы в случае возникновения непредвиденной ситуации иметь больше возможности ей помочь, но все равно приятно, что выбрал место поближе. Соколова старается не смотреть в его сторону, и все же ощущает присутствие мужчины всем телом, хоть их и разделяют несколько десятков сантиметров. Знакомый дом словно назло слишком быстро появляется в поле зрения, однако количество машин и узость проезда дают Юле несколько дополнительных минут на раздумье. Хотя, чего тут думать? Едва автомобиль тормозит у обозначенного подъезда, как она дает себе отмашку, и пути назад больше нет. На щеке у Березина остается след от нюдовой помады, а сам он не успевает и рта открыть, как Соколова выпархивает из машины и скрывается в подъезде. А перед глазами у нее все маячат удивленно расширенные глаза Ромы, словно его впервые в жизни поцеловали. Юля вновь искренне смеется. От счастья. Словно она снова подросток, и поцелуи в щеку — верх бесстыдства. А еще от того, что она наконец-то все для себя решила. И теперь в свою квартиру идти было вовсе не трудно и не страшно. Теперь все будет снова легко. А завтра утром она обязательно подаст заявление на развод.