Падший герой

      Запах сигарет пропитал меня насквозь: мою одежду, мои лёгкие и даже мозг, затуманенный твоей красотой.       Мои глаза смотрели на движение твоих бёдер, не в силах оторваться, а разум не понимал, не осознавал, что это ты. Мои пальцы нервно отбивали ритм по подлокотнику дивана, когда твоя ладонь, в шрамах, сильная, погладила удушающий меня сейчас галстук и спустилась ниже, исчезая так же плавно, как и появилась. Эти сочные, ядовитые глаза я не забыл бы никогда. Гордые, высокомерные, почти всегда смотрящие с превосходством, словно ты знал то, что остальные не могли. Однако именно ты сейчас, пав перед мной ниц, оглаживаешь мои икры и поднимаешься выше, смотря с толикой безумия.       А я не могу остановиться. Я смотрю таким же взглядом, раздевая тебя только им, и представляю, как бы ты скулил под моими ладонями, выгибаясь, маленький, падший герой.       Ты не мог не узнать меня, но разве в таком случае ты бы стал медленно стекать, преодолевая законы физики, с пола на мои колени? Я всё ещё не верю. Твои тёмные волосы, некогда уложенные, слегка спутаны, и я заставляю их стать такими ещё больше, ведя по шее к затылку и сжимая пряди. Ты сладко мычишь, откидывая голову назад и смотришь пьяно, невидяще, что наталкивает меня на мысль, что ты под наркотиками.       «Возьмите меня» — так сладко шепчешь, хрипло, и я наконец-то верю, что в моих руках именно ты. Почти…       Дрянной мальчишка, падший ангел, который так жадно трётся о меня, пытаясь прижаться ближе. Даже жаль, что тебя сломали, но отказать себе в удовольствии не могу. Ты так хнычешь, как я могу? Моё сердце разрывается на кусочки, когда мы наконец-то соприкасаемся телами, не оставляя и миллиметра между нами. Я сжимаю твои ягодицы, обтянутые узкими шортами, и припадаю к шее. Ты пытаешься меня раздеть, чем вызываешь лишь смех, и плавишься от этих нехитрых ласк. Неужели я у тебя первый? Неужели ты был сломлен к моему приходу?       «Господин» — ох, кто мог знать, что у тебя такой сладкий голос?       Я проскальзываю пальцами под плотную ткань и неспеша её стягиваю, поощрительно целуя тебя в шею, когда ты безропотно приподнимаешься, чтобы стянуть мешающую сейчас одежду. Ты уже такой мокрый, горячий, так жарко дышишь мне в шею, уткнувшись носом. Тебя ведёт от поглаживаний в области специально заранее растянутого ануса. Он наверняка покрасневший, слегка припухший, и я прижимаю тебя к дивану, нависая сверху, чтобы лицезреть эту картину самому. Ты пульсируешь вокруг пробки, скулишь, мелко подрагивая, и я не знаю, как мне не сойти с ума от тебя прямо сейчас.       «Прошу» — всё, что захочешь, мой мальчик.       Я кусаю вставшие горошинки на твоей смуглой груди, вызывая у тебя прелестные всхлипы, и до боли сжимаю тощие бёдра. Ты так сладко пахнешь корицей и яблоком… Тот самый запах, что был и пять лет назад, когда ты дерзко вскидывал голову, смотря снизу вверх, освободив моего домовика. Это ведь ты, мой мальчик? Я не могу ошибаться, нет…       Я утыкаюсь в твой живот, глубоко вдыхая, и припадаю губами к промежности. Тебя выгибает со сладким стоном, а меня так мажет, что я не знаю, как мне быть. Я никогда не был таким, пока не увидел тебя, как собачонку привязанного за ошейник. Ты смотрел преданно, почти виляя хвостиком, но сдержанно.       Ты такой сладкий на вкус. Я веду языком по основанию, по венкам к головке и посасываю её, едва прихватывая зубами и ощущая как ты подскакиваешь подо мной, шипишь. Не могу сдержать улыбки, когда ты цепляешься в мои волосы пальцами, стоит мне спуститься поцелуями ещё чуть ниже и ощутимо нажать языком на пробку в тебе. Смотришь, умоляя, скулишь, раздвигаешь ноги.       «Шлюшка» — не могу удержаться, а ты лишь кусаешь губы, пошло улыбаясь, и тянешь меня за волосы, заставляя подняться.       Целуешь больно, кусаче, но до дрожи приятно, зализывая «раны». Я подаюсь бёдрами к тебе. Ты стонешь развязно, выгибаясь, словно в тебе уже находится член, и дразнишь, подаваясь навстречу. Невыносимый мальчишка. Но я не ведусь. Подхватываю тебя под коленями, складывая пополам, и грубо впечатываю в кожаную обивку бёдрами, вжимаясь в тебя пахом. Тебе мало, а я, самодовольно ухмыляясь, продолжаю двигать бёдрами, заставляя пробку в тебе двигаться. Ты цепляешься в мою руку ногтями, запрокидывая голову, и издаёшь такие звуки, что я могу кончить только от этого.       «Х-хватит, прошу… Войди…» — я не слушаю, то замедляюсь, едва потираясь о тебя через одежду, то ускоряюсь, имитируя грубые толчки.       Ты истекаешь смазкой, раскрасневшийся, неразборчиво что-то мычишь, и я жалею и тебя, и себя. Потому что ощущение, что я горю, странно пугает. Наскоро раздеваюсь, с упоением ощущая на открывающихся участках разгорячённой кожи твои дрожащие ладони, и переворачиваю тебя на живот, хватая за бёдра и вскидывая их вверх, чтобы ты выгнулся сильнее.       И, ох, Мерлин, твой изгиб идеален. Ты вытягиваешь руки вперёд, цепляясь за подлокотник дивана, и шумно выдыхаешь, когда секс-игрушка покидает твою дырочку. Вижу, как она пульсирует, сужаясь, и Я не могу отказать себе в том, чтобы помучить тебя ещё немного. Не могу перестать наслаждаться твоим телом, которое я бы с удовольствием откормил, чтобы бёдра можно было сжимать до покраснений и шлёпать так, чтобы звук эхом отскакивал от стен спальни. Ты подаёшься назад, потираясь о мои пальцы, но я не ввожу их внутрь, дразню. Массирую колечко и едва проникаю, наслаждаясь твоими метаниями. А ты так сильно хочешь внутри меня, что поверить в твой некогда «золотой» статус невозможно.       Ты выгибаешься сильнее и так протяжно стонешь, принимая меня наконец-то внутрь, что на секунду показалось, что я уже спустил в тебя — так это горячо, узко, а ещё неимоверно скользко. Ты растекаешься по постели, царапая кожаную обивку, и утыкаешься в изгиб локтя, что меня совершенно не устраивает. Я сжимаю твои ягодицы, неспешно двигая бедрами под твои «грубее», «быстрее», «глубже», и вынуждаю тебя приподняться, ухватив за шею. Ты хрипишь, облокотившись рукой о спинку, и закатываешь глаза, жалобно скуля, пока я замираю в тебе, хрипло посмеиваясь.       «Л… Люциус» — подобострастно, так пошло стонешь, облизывая губы.       Я вжимаю тебя в диван, с почти животным рыком задавая резкий, грубый темп. Ты кричишь подо мной, извиваешься, послушно принимая на всю длину, и мне хватает всего-ничего, чтобы с тяжёлым дыханием кончить в тебя, заполняя. Тебе будет наверняка плохо на утро, но сейчас наши головы забиты совершенно другим. Ты опрокидываешь меня на спину, и всё заново, пока ты не потеряешь сознание, пока я не буду выжат до нитки.       В постели я просыпаюсь вместе с тобой. На тебе нет живого места, как и на мне, и я, убрав со лба твою чёлку, с горькой усмешкой понимаю, что оказался прав. Я очерчиваю невесомым касанием твою впалую щёку, большим пальцем касаюсь нижней губы и с замиранием сердца вижу, как трепещут в беспокойном сне твои ресницы. Мне хватает секунды, чтобы принять решение.       В поместье мы возвращаемся вдвоём. Я выкупил тебя из борделя за огромную сумму, получил несколько пакетов с веществами, под которыми тебя держали последний месяц, и почему-то обрёл некое спокойствие, которое после победы Тёмного лорда могло лишь сниться.       Я вспоминаю фейковые новости в газете о том, что ты умер, и чувствую снова теплеющую внутри надежду на светлое будущее. Но, когда ты просыпаешься, она снова безвозвратно тухнет.       Твои глаза пусты и наполнены безумием, ты дрожишь от ломающего тебя желания, скользишь лихорадочно блестящими глазами по комнате, ища новую дозу. Ты не видишь меня, не слышишь, и я, смирившись, кидаю тебе пакетик, закрывая глаза не в силах видеть, как ты кидаешься на него, словно изголодавшееся животное.       Ты безвозвратно потерян, мой милый, падший герой.