***
Когда терпеть мужа и невыносимо пустые разговоры с Кейтилин Старк становится совсем невмоготу, она ищет Неда Старка. Он не ест, только разговаривает с братом, с сыновьями, его глаза не бегают, ровно как и руки. Каждое его движение взвешено и спокойно. Роберт вжимается лицом в грудь очередной чашницы, и Нед снова посылает ей этот быстрый, сочувствующий взгляд — через весь обеденный зал. Роберт провел в Винтерфелле считаные часы, а Нед Старк уже заделался его хранителем, извиняющимся за поведение, которое длилось годами, — десятилетиями, — в его отсутствие. Милый, глупый Нед. Серсея поднимает кубок к губам, позволяя крепкому северному вину привычно обжечь губы, и, пока Нед продолжает прожигать её взглядом, постукивает по ободку кубка пальцем. Вот и очередной молчаливый отказ. Очередной способ изгнать Неда Старка из поля собственного зрения. Роберт позорил её годами, эта ночь — не исключение и не новость, всего лишь одна из бесконечной череды. С отрезвляющей злостью Серсея думает, что сделал бы Нед, будь Лианна на её месте, а не в земле. Смог бы такой человек держать в гармонии верность к другу и любовь к сестре? Был бы достаточно слаб, чтобы закрывать глаза на подобный позор? Джейме никогда не мог — и не пытался, но её близнеца никогда не волновали все те утомительные вещи, которых придерживался Нед. В конце концов, волки следуют за стаей, верно? Нед смотрит ещё с секунду, с беспокойством, читающимся в непривлекательных внешних чертах, но вот он снова оборачивается к Бенджену, и Серсея Ланнистер возвращается к состоянию, ценимому ею поболее остальных: к невозмутимости.***
Её брат входит в неё, рычит на ухо, пока она стонет прерывистым и сбивчивым голосом. Серсее не скучно, но когда её берут сзади, куда легче думать. И она думает. Снова о Неде Старке. Ей хочется знать, каков секс для человека вроде Неда. Он мучается, и рычит, и потеет, пока не постарается достаточно, чтобы завести очередного волчонка? Научился ли он лгать, словно рыба, чтобы порадовать жёнушку из Талли? А она — царапает ли его сильную спину, подобно волчице? Серсея сомневается. Вряд ли кто-то такой холодный, отчужденный и благочестивый, как Нед, способен поддаться страсти. Наверняка он недалеко ушел от её дражайшего мужа, думает она, представляя Неда и чувствуя на себе его губы и тёмный взгляд, Серсея Ланнистер думает, насколько хорош Нед Старк в постели, пока его сын не появляется в окне.***
— Ваше Величество, — выплёвывает он с напряжением, видным в каждой черте его жёсткого лица. И всё же он находит в себе силы отдать дань вежливости. Благородный, благородный, благородный Нед. Серсея кидает взгляд на мертвого лютоволка, распластавшегося у чужих ног; рука Неда еще держит клинок, которым была оборвана жизнь чудища его дочери. — Похоже, вы и вправду всегда держите свое слово, — заключает она, пряча замёрзшие пальцы в рукавах. Тёмный лагерь подсвечивается только жёлтыми вспышками факелов. Этот свет, тусклый и мечущийся, как нельзя кстати освещает суровость старковских черт — мощный нос, и тонкие губы, и мешки под глазами. — Я не дал вам ни одной причины усомниться в моей чести, — отвечает он, стирая волчью кровь с кожаных штиблет. — Простите, — говорит она, желая сказать что угодно, но не это. — Материнские сомнения перевешивают любой рассудок. Только теперь Нед поворачивается к ней, двигается медленно, но верно. Она наблюдает с видимой прохладой, но взгляд её смягчается ровно так, как любят мужчины. Хотя этого конкретного, конечно, нельзя впечатлить соблазняющим взглядом. — Значит, это было беспокойство матери? — в его серых глазах — тьма, и, боги, есть что-то восхитительное в том, что она сумела разозлить Неда Старка, заставила его сердце биться в негодовании. Уголки её губ дергаются в торжествующей улыбке. — За него девочка заплатила столь высокую цену? — Цена была куплена кровью моего сына, — прохладно напоминает она. — Вашего будущего короля. Нед смотрит на неё, и она понимает с ужасающей ясностью, что холод — не всегда застылость. Она видит, как злость стелется по его напряженному телу, подобно излюбленным северянами плащам, — обволакивающим, пока не наступает комфорт. Нед терпеливый человек, понимает она. Он умеет ждать, как не умеет никто. — Я сожалею о боли вашего сына, — заключает он; Серсея подмечает, как язык его складывает слова в северной манере, как выверено и точно обрывает их в нужный момент. — И надеюсь, что Ваше Величество так же сожалеет о горе моей дочери. Она кивает головой, и светлые волосы струятся по озябшему плечу. — Одной из ваших дочерей, верно. Нед ожесточается, с его медленно раздувающимися ноздрями и пальцами, намертво сжатыми в кулак. — Арья юна, — цедит он, — и еще не научилась усмирять волчью кровь. Волчья кровь, с усмешкой думает она. Имела бы её Мирцелла, будь её матерью милая покойная Лианна, любил бы её тогда Роберт? Защищал бы её перед другим королем? Нет, понимает она сразу, её муж не может — и никогда не мог — сделать то, что делает Нед Старк для своих детей. Он не имеет таких качеств. Взгляд Серсеи скользит мимо лица Неда, мимо его широкой груди и ног. Он не выдающийся мужчина и не миловидный, не сильный, не страстный, не кипящий горячей кровью. Он идёт вразрез со всем, что Серсея знает о мужчинах. — И как же она этому выучится? В этот раз Нед смотрит долго. Он никогда не смотрел на нее с вожделением, — только с жалостью, с беспокойством, с извинениями… А теперь с презрением. — Простите меня, Ваше Величество, — говорит он степенно, — но не мне составлять вам компанию. Я вынужден откланяться. Нед проходит мимо, не сказав более ни слова, и внутри неё вяжется узлом. В нем есть что-то, достойное желания, если не желанное.***
Этой ночью, пока Роберт налегает на неё и дышит потом и вином, Серсея закрывает глаза и представляет себе жёсткие черты и серые глаза. Она была бы лучше его рыбки, думает она. Потому что Серсея умеет услаждать, если между её ног — любимый мужчина.***
Она по-своему извиняется, бесшумно проходя в покои Десницы Короля. Её присутствие не приносит Неду видимого удовольствия, но Серсея — искусница в вопросах манипуляций. И стоит ей вскользь упомянуть имя Сансы, хрупкий лёд чужого равнодушия пускает первую трещину. — Ей нравится здесь, — цедит он. — Единственной из всех Старков. Он не пытается отрицать, но этого она и не ждала. В некой мере это забавно: пытаться говорить на языке Королевской Гавани. Нед слишком прямолинеен, слишком честен для мнимой вежливости и натянутых улыбок, посредством которых здесь выживают. И вряд ли он выживет. Пальцы Серсеи ложатся на гладкое дерево его письменного стола; он стоит напротив, опираясь кулаками на него же. Он никогда с ней не переспит, отчётливо понимает она, но если бы ему пришлось — он бы её не удивил. — Вы счастливы в браке, Нед Старк? Его губы замирают в вопросе. — Ваше Величество? Её взгляд взметается вверх, чтобы пересечься с его. — Только счастливый в браке желает вернуться к своей жене, — Серсея останавливает механические движения своих рук, не отводя взгляда. В свете полуденного солнца его глаза кажутся почти прозрачными. — Так что же? Вы желаете вернуться к своей Кейтилин? — Конечно, — и вот он, этот устойчивый контраст со всем, что поддаётся её пониманию: чётко, прямо, и до болезненного честно. — Может, и вам следует вернуться к мужу, Ваша Светлость? Она позволяет лёгкой усмешке сорваться с губ, когда отворачивается от него. — Роберт скорее заметит пропажу одной из его гончих. — Значит, вы несчастливы? Простой, простой Нед. Брови Серсеи поднимаются в жесте иронии, но она не поворачивается, предпочитая прожигать взглядом окно у дальней стены. — А вы, лорд Старк, оказывается, умеете видеть чуть дальше своего носа. —…Роберт хороший человек, — говорит он. В улыбке Серсеи нет и намека на тепло. — Разве? Конечно, Нед не отвечает. Как утомительно — продолжать и продолжать убеждать себя в заведомой лжи. Она пытается вразумить его: объяснить, что Роберт способен только разрушать, что Нед будет иметь дело с одними руинами да обломками. Он не слышит её сквозь толщу воды, в которую погружается сам. Что ж с того? Пускай тонет дальше. Ведь её восхищает мысль о нём задыхающемся; образ Неда, сражающегося за что-то, умоляющего о чём-то, возбуждает её, и тем лучше, если этот груз возложат её хрупкие руки. Серсее хочется от Неда чего-то, хочется его неудобства. Его ярости. Ей всегда хотелось изменить что-то навсегда, разбить на крохотные части, и благородный, честный, простой, скучный, потрясающий Нед — и есть та точка невозврата, которую она неосознанно желала пересечь. — Меня учили убивать врагов, Ваше Величество, — говорит он хрипло, не сводя с неё взгляда, и это что-то меняет и в ней, двигает внутри что-то странное и важное. Вызов. Тогда Серсея улыбается и произносит томно, как говорила бы любовнику: — Как и меня.