Тени прошлого

Ужин в честь помолвки Леонидаса с Иветти прошёл в уютной семейной обстановке, по крайней мере именно так было запланировано изначально, и пожалуй в общем-то задумка удалась, несмотря на сдержанное молчание Маизы и кислое лицо Далвы. В гости пришли Альбиери с женой и Лауринда, которая взяла на себя ответственную роль подружки невесты на предстоящем торжестве Лобату тоже пригласили, но он отказался, сославшись на срочные дела. — Значит Лобату отправился навестить своих детей? — уточнил Альбиери, делая глоток из маленькой кофейной чашки. — Да, хотя не знаю в чём срочность. Он не видел их годами, можно было подумать, что это дело могло бы подождать по крайней мере неделю,— проворчал Леонидас, крайне недовольный неожиданным отъездом своего шафера, вместо этого пришлось просить молодого адвоката Тавиньо оказать ему услугу. — Ну зачем ты так, Львеночек? — возразила Иветти, отвлекаясь от забавных попыток Мел "заставить" ребёнка в её животе толкаться, сопровождающихся дурачествами (кажется, девочка решила, что для этого должна рассмешить ребёнка), чем изрядно веселила взрослых, хотя Маиза уже несколько раз делала дочери замечания.— С его стороны было очень смело наконец поехать к ним, он явно боялся появиться там после всех этих лет! — откровенно говоря, женщина чувствовала облегчение, что Лобату не будет там, последние их встречи были как минимум неловкими. – Я согласна! — неожиданно воскликнула Эдна.— Люди должны иметь смелость, чтобы делать то, что кажется другим сложным!— впрочем, думала она о своём: Эдна уже несколько недель пыталась убедить мужа усыновить ребёнка, и именно это она имела в виду говоря о смелости. Альбиери выглядел неловко, хотя ничего не сказал, иногда ему казалось, что легче уступить требованиям жены, нежели с ней спорить и что-то доказывать, в любом случае, он достаточно богат чтобы нанять няню и обеспечить ребёнка, так что его присутствие не будет сильно его беспокоить. — Ну если вы так говорите,— пожал плечами Леонидас, не желая спорить с женщинами, хотя остался при своём мнении. — Мел, это уже третий кусок пирога! — не выдержала Маиза, наблюдая как дочь подбирается к блюду с десертом. — Ещё один, мама, пожалуйста! — воскликнула та. На десерт всем подали крепкий чёрный кофе со сливками и фирменный банановый пирог Далвы, уже получивший немало восторгов к этому времени. Кажется, будучи искренне против свадьбы хозяина, экономка не нашла лучшего способа бороться с «этой женщиной», нежели внешне принять её присутствие в доме, при этом всячески подчеркнув собственное превосходство над той, кого она будет вынужденно называть хозяйкой. Не то чтобы она действительно могла помешать свадьбе, особенно если невеста Леонидаса ждёт ребёнка, как невозмутимо подчеркнула Маиза. Она тоже была не в восторге от предстоящей свадьбы, но не видела смысла выражать открытый протест, поскольку прекрасно понимала, что ничего этим не добьется. Почему этого не понимала Далва было загадкой для матери Мел, но в конце концов бывшая няня Лукаса всегда считала себя большей хозяйкой дома нежели кто-либо другой и никто даже не пытался должным образом помешать ей. В эти дни Далва требовала от горничных неукоснительного следования этикета и чересчур много занималась уборкой, как будто невесту свёкра Маизы можно было столь же легко стереть из их жизни как грязь на окнах. Откровенно говоря, Маизу утомляли попытки Далвы не меньше самой свадьбы, о чём казалось говорили все в доме. Иветти не была с ней груба и Маиза не хотела ссориться, тем более что в подобной ситуации именно она окажется не очень сдержанно плебейкой, чего никак не могла допустить, но ей казалось, что женщина воровала привязанность её дочери. Впрочем, никогда ни в чём не находившие общий язык Иветти и Далва кажется были солидарны, что она "давит" на Мел. Но разве выходом было избаловать ребёнка, позволяя вести себя как угодно? Мел — не обычная девочка, она внучка одного из богатейших людей Бразилии и должна вырасти настоящей леди, осознающей чего от неё ждут, какая ответственность в будущем ляжет на её плечи, а не прыгать по лужам и лазать по деревьям словно бродяжка. Но никто в этом доме кажется не собирался с ней считаться! — Позволь ей, Маиза,— со слезами на глазах умоляла Далва,— девочка столько пережила, и она так любит этот пирог, прямо как Лукас когда был маленьким...— кажется экономка всерьёз планировала углубляться в свой рассказ. Маиза открыла рот, чтобы возмутиться. Неужели она здесь никогда не будет иметь права голоса? Сначала ей годами приходилось жить с призраком Диогу, а теперь добавился и призрак её мужа! И совсем неважно, что при жизни Лукас не имел никакого права голоса, об этом все благополучно забыли! Они могут сколько угодно притворяться, но Мел — её дочь, они не могут помешать ей воспитать собственного ребёнка, притворяться якобы Мел принадлежала исключительно Лукасу, а Маиза не имеет никакого права голоса будучи матерью девочки! Однако вошла горничная с трубкой и напряжение в комнате немного ослабло, её появление прервало надвигающийся скандал. — Дона Маиза, вас к телефону... Это доктор... — Я отвечу, — поспешно заявила Маиза, удаляясь из гостиной, чтобы избежать лишних вопросов. Если в чём-то и надо отдать должное невесте свёкра, так в том, что она наверняка займёт всех каким-то глупым разговором и никто уже не пойдёт искать Маизу и задаваться вопросом с кем она разговаривает. Время проведённое с Франсиско было настоящей отдушиной, он был одним из немногих кто не пытался делать из неё чудовище! Раньше он временами казался отстранённым, словно боялся с ней сблизиться, но в последнее время это менялось и у него уже не было проблем с тем чтобы пригласить её куда-нибудь, что очень её радовало, больше чем она готова была себе признаться. Сегодня они договорились об очередной совместной прогулке и закончив разговор Маиза собиралась вернуться в гостиную, когда столкнулась с неодобрительным взглядом Далвы. — Я вижу что ты делаешь, Маиза,— ворчала экономка, сузив глаза,— и это совершенно неприлично, Лукаса не стало совсем недавно, а ты... — Уже почти год,— холодно исправила Маиза,— Лукаса больше нет и никогда не будет. Не надо вмешиваться в мою жизнь, Далва. Я не могу хранить верность тому, кто никогда не вернётся ко мне, и не то чтобы он был рядом раньше, не находишь? Лукаса никогда не было со мной! С первых минут брака, ещё до того как мы дали свои брачные клятвы, нас было трое: я, он, и его любовница из Марокко! И мы с тобой прекрасно знаем, что меня исключили, если бы не родилась Мел, если бы я согласилась отдать дочь... Никто бы не скучал по мне, Далва! А теперь ты хочешь чтобы я всю жизнь хранила верность тому, кто ни минуты не думал обо мне как о любимой женщине! И это я веду себя неприлично? — Зачем ты так, Маиза?— сокрушалась Далва. — Потому что я говорю правду, Далва, но никто не хочет её слышать! — она глубоко вздохнула и усилием воли остановила подступающие слёзы, чтобы выйти в гостиную. Как будто ничего не случилось. Идеальная леди, как её всегда учили...

***

Жади лениво жевала тост, уставившись в окно невидящим взглядом и стараясь не обращать внимания на запах другой еды, иначе ей бы наверняка опять стало плохо. Она уже свыклась, что почти ничего не может есть в первой половине дня, и она бы не особенно беспокоилась об этом потом, если бы не навязчивые попытки Саида и врача наполнить её всяческой едой и витаминами. Что больше всего раздражало, Латифа и Зорайде считали заботу Саида чрезвычайно милой, когда она жаловалась им по телефону. Не то чтобы он заботился о ней,— с раздражением думала Жади, слишком громко помешивая чай, — кажется все его мысли были заняты будущим младенцем. Не было и дня чтобы Саид явился без какой-то безделушки для будущего ребёнка или без набора детской одежды, даже когда он потащил её на выставку (врач на приёме посчитал тревожным, что Жади провела целую неделю в доме и ни разу не выходила на улицу) резьбы по дереву, они вернулись с деревянной лошадкой и маленькой резной колыбелью, и он уже позвонил в Фес и просил чтобы слуги занялись подготовкой детской комнаты, и днями напролет спорил по телефону с Мохаммедом по поводу детских имён — теперь оба хотели назвать сыновей в честь их отца. Хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать ничего из этого, они сводили её с ума! Чем чаще Жади пыталась притворяться, что никакой беременности нет в принципе (хотя медленные изменения её тела говорили об обратном), тем больше он говорил об этом! Или ей казалось? Так или иначе, почти не было никаких разговоров, кроме как о ребёнке. Девушка реагировала по-разному, в зависимости от степени своего истощения: иногда молчала и старалась отвлечься, почти не обращая внимания на разговор, а иногда срывалась по мелочам, крича до изнеможения, что обычно заканчивалось очередным приступом дурноты. Пару раз после этого она чувствовала себя настолько плохо, что перед глазами всё плыло и она теряла сознание, — Саид отказался упустить этот случай и назначил дополнительный визит к доктору, после чего Жади запретили переплёты. Это ещё больше накалило отношения между супругами, но если Саид пытался сдержаться, убеждая себя якобы таким образом на жену влияет беременность, Жади не пыталась унять своё раздражение. Умудрилась даже выгнать мужа из спальни, мотивируя это ужасным запахом его парфюма. Они даже не могли уехать отсюда, хотя вся прелесть поездки исчезла для неё как только Жади поняла, что не сможет никуда сбежать. С ребёнком ей некуда идти. Она не хотела этого ребёнка, но не могла помыслить, что попытается от него избавиться, хотелось просто исчезнуть, раствориться, чтобы не быть частью всего этого. Почему нельзя повернуть время вспять? Если бы она знала о последствиях, никогда бы не впустила Саида к себе в спальню в те ночи! Одна только Элиане не говорила с ней о беременности, как никто зная как она на это реагирует. Но ведь она не сможет здесь оставаться вечно, верно? Как только журналистка закончит свои исследования, уедет обратно домой, в свою интересную жизнь, а Жади здесь застрянет с Саидом и его ребёнком. Тем более, она в последнее время не была слишком хорошей подругой. Буквально сегодня утром Элиане убеждала её пойти на презентацию одного ювелира, даже пыталась уговорить Жади показать тому её собственный каталог, но Жади наотрез отказалась. Какой в этом смысл? Даже если бы украшения ювелиру показались интересными, она не смогла бы извлечь из его интереса никакой выгоды. Она не знала, что Элиане тайком прихватила тот самый альбом. — Жади, ты меня слышишь? — её вырвал из размышлений осторожный голос Саида. — В чём дело, Саид? Ты наконец договорился с врачом, чтобы меня выпустили отсюда? Я хочу вернуться в Фес!— резко ответила Жади, продолжая вчерашний спор. По крайней мере в Фесе будет Зорайде, она не хотела рожать ребёнка, но рожать ребёнка без заботы и помощи Зорайде было страшно и не хотелось вдвойне. — Жади, пожалуйста,— Саид тяжело вздохнул, заметив мятежный взгляд жены,— мы с тобой уже об этом говорили. Мы не уедем пока врач не скажет, что ты сможешь вынести перелёт. — Но я в порядке!— возмутилась Жади. — Значит тебе не составит труда подождать несколько дней, пока анализы подтвердят твои слова. Откровенно говоря, парень никогда не думал, что долгожданный ребёнок дастся ему такой ценой: Жади и раньше была от него не в восторге, хотя он всячески пытался добиться обратного, однако в последние недели одно его присутствие кажется её раздражало. Тем не менее, Саид был счастлив, что наконец станет отцом, он столько ждал радостной новости, что уже почти разуверился, что когда-то Жади скажет, что ждёт ребёнка, и надеялся, что этот младенец станет лишь началом их будущей большой семьи. Раньше Жади не проявляла особенного интереса к материнству, но ситуация должна измениться теперь, когда она носит собственное дитя, не так ли? Какая женщина не хочет иметь детей? Тем более, Жади любила дочь Мохаммеда и Латифы, хорошо ладила с маленькими детьми дяди Али, значит непременно полюбит их ребёнка, потому что иначе не может быть. Осталось только переждать эти жуткие перепады настроения. Неужели подобное происходит со всеми женщинами? Мохаммед никогда не говорил, что с Латифой когда-то случалось нечто подобное. — Кстати, я разговаривал с Мохаммедом,— продолжил Саид,— и мы решили, что он назовет своего мальчика в честь нашего отца, в конце концов их с Латифой сын родится раньше нашего, потому нам придётся найти другое имя. Как насчёт Мунира? Кроме этого я рассматривал имена Фазиль, что значит «достойный» или Азам — «решительный». Ещё мы могли бы назвать его Акрамом, и он вырастет щедрым и милостивым, дядя Абдул говорит, что имя определяет судьбу человека, потому нужно выбрать хорошее. И я даже не подумал, что можно назвать сына в честь нашего с Мохаммедом деда, он был очень уважаемым человеком и...— Рашид заметил хмурый взгляд жены и истолковал её настроение по-своему.— Ты обиделась, что я не предложил назвать его в честь кого-то из твоих родных? Но первый сын по традиции должен носить имя выбранное отцом, а следующего ты сможешь назвать сама. — Почему ты вообще решил, что это будет мальчик? Если послушать вас с Мохаммедом, все дети рождаются мальчиками и другого варианта просто нет! Ты должен всегда получать что захочешь?— раздражённо спросила Жади. Мало того, что он круглые сутки говорил о беременности, о которой она хотела забыть, он ещё и ожидал, что она сделает это ещё раз! Ну конечно, Саид хотел иметь десяток детей, и они будут толпиться вокруг неё и удерживать рядом с ним, пока она не станет настолько старой и измождённой от постоянных родов, что уже не захочет — не сможет — сбежать, и он хотел чтобы все были мальчиками, такой же закостенелый и погрязший в прошлом как его дядя Абдул! — Я об этом не подумал,— признал Саид, чувствуя себя немного виноватым,— но я буду рад любому ребёнку, мальчиком он будет или девочкой. И нам правда стоит подумать об именах для дочери. Как насчёт Хадижи? Дядя Али говорил мне, что тебя когда-то хотели назвать этим именем, но твоя мать настояла на Жади, наверное она была бы счастлива взять на руки внучку... — Я устала, Саид,— перебила девушка, бросая салфетку и убегая из-за стола. Ещё минуту назад она хотела выплеснуть своё раздражение на него, сказать как сильно достала её эта беременность, что она не собирается делать это ещё раз, не хочет иметь других детей, но потом он вспомнил о её матери... Что Саула сказала бы о таких мыслях дочери? Что сказала бы о том, что иногда Жади почти ненавидит собственного ребёнка? Она влетела в свою спальню, захлопнув за собой дверь, и рыдая бросилась на кровать.