***
Когда стало ясно, что одним перепихоном не обойдется, федерал выкатил целый свод правил и ясно дал понять, что если Хэнк нарушит хотя бы одно — он его закопает. Среди прочего из них следовало, что изображать влюбленного подростка, как назвал его Ричард, Хэнку было позволено только дома, наедине. И лейтенанту грех было жаловаться, ведь вне работы, вне кабинетов и залов для брифинга Перкинс был удивительно контактным. Конечно, мерзкий характер, высокомерный взгляд и гадкая такая ухмылка (он как-будто вообще не умел просто улыбаться) никуда не девались, но все это отходило на второй план, ведь трогать, проявлять свое желание и просто смотреть на любовника Хэнк мог сколько угодно. Ричард, например, совсем не был против объятий, поцелуев, отвлекающих его от планшета или готовки, и даже не возражал против щипков за задницу — лишь ворчал как-то совсем уж лениво, что только больше заводило Хэнка. Проблема была в том, что стоило им пересечься в рабочее время, как Ричард начинал вести себя так, будто прилагает огромные усилия просто чтобы терпеть его присутствие. В такие моменты на Хэнка, казалось, ведро ледяной воды выливали: как-будто еще несколько часов назад он разговаривал с одним человеком, а потом вдруг встретил его злого двойника. Именно поэтому Андерсону такие «качели» в какой-то момент осточертели. Вместо того, чтобы каждый раз разыгрывать долбанный спектакль, ему хотелось лишний раз прикоснуться, побыть рядом, может, вместе пообедать. Хотелось совершенно тупо и по-ребячески заявить окружающим о своем праве на другого человека. Хэнк в душе не мог понять, почему ему нельзя было даже присесть рядом с тем, кого он трахал прошлой ночью? Почему нельзя хотя бы мимолетно прикоснуться к тому, с кем утром пил кофе? Почему, черт возьми, он должен скрывать от окружающих, что в жизни появилось что-то кроме работы и выпивки, и что впервые за целую вечность ему не хочется пустить себе пулю в висок? Ричард запретил ему вести себя как подростку, а сам вел себя как трусливый школьник. Трусливый шакал, если уж начистоту.***
Близился сочельник. В департаменте всех так или иначе припахали украшать помещения. На вопрос лейтенанта на кой хер оно надо Фаулер, для поднятия праздничного настроя, выдал свое категоричное: «завались и делай». И теперь Хэнк, мусоля в руках бестолково блестящую мишуру, вдруг подумал: а может Ричард его просто стесняется? Может, будь на его месте кто-то другой, федерал бы не возражал? А если так, то чем же он тогда так плох для этого пижона? Задом кверху хоть полночи лежать — пожалуйста, а днем спокойно делать вид, что он его не знает — вот значит, каков план, да? Мишура порвалась, не выдержав вспышки гнева. Пора было действовать, и пусть этот ублюдок подавится. —Коннор! Дай-ка сюда эту херню.***
Хэнк хитро усмехнулся, глядя на оказавшегося ровно там, где он и планировал, федерала. Перкинс сначала окинул его прохладным вопросительным взглядом, а потом наконец заметил выделяющуюся на сероватом фоне стены ветку. На его лице отразилось недоумение, которое переросло испуг, когда Хэнк шагнул навстречу, сократив расстояние между ними. —Ты не посмеешь, — Ричард предупреждающе понизил голос. —Брось, Рик, — Перкинс метнул в лейтенанта полный злобы взгляд, — это ж традиция, а традиции, сам понимаешь — надо уважать. —Андерсон. Стоп, — он выставил перед собой ладонь. Вид у агента был забавный: судя по его напряженной позе он готов был либо бежать, либо драться. Но, ясное дело, не сделает ни первого, ни второго. —А то что, оставишь без значка? — усмехнулся Хэнк. Судя по недоброму блеску во взгляде Ричард уловил отсылку. —Ведешь себя как реб… Ну и что же в этом было такого ужасного? Это же было так естественно и так правильно приблизится вплотную, ощутить запах парфюма, обнять одной рукой за плечи, а ладонь второй устроить на затылке. И уж точно ничего страшного не было в том, чтобы почти привычно коснуться пахнущих кофе губ. Перкинс так и застыл, упершись ладонью ему в грудь. Хэнк не вслушивался, но уж больно громкие раздались удивленные вздохи. Кто-то даже похлопал. Скоро плечо под его ладонью заметно расслабилось, и Хэнк скорее почувствовал кожей, чем услышал, как федерал выдохнул. Что ж, он уже с нетерпением ждал комментариев Рида и вопросов остальных коллег. Все равно не так ужасно, как разнос, который устроит ему Ричард. Дома, конечно же. Наедине.