Правда или ложь?

Правда или ложь? Детская игра, ставшая для них единственной опорой в изменчивом, иллюзорном мире. Игра, в которой так легко поддаться заблуждению, заплутать в лабиринте лживой, но столь желанной действительности. Однажды самая нелепая ложь может вдруг обратиться правдой, а непреложная истина оказаться лишь плодом чьего-то воображения. Где заканчивается мечта и начинается реальность? Где кошмар сменяется сладкой ложью? Как найти и удержаться на столь тонкой грани? Олег жив. Правда или ложь? Правда Ты все еще находишься в психиатрической лечебнице. Правда или ложь? Ложь Он вернулся из Сирии и спас тебя. Правда или ложь? Правда Птица все еще существует. Правда или ложь? Ложь Сейчас он сидит перед тобой. Правда или ложь? Правда Лекарства больше не помогают. Правда или ложь? Ложь У вас все будет хорошо. Правда или ложь? Правда?... Надоевшая за месяцы игра или неотъемлемая часть жизни? С ней Сергей просыпается, с ней же ложится спать. Он не может заснуть, не проговорив вопросы по кругу в сотый, а может и в тысячный раз. Про себя, вслух, задав их Олегу. Это не важно. Главное, чтобы они были произнесены, как некий мистический защитный ритуал, гарантирующий зыбкую, но все же веру, что ночь пройдет спокойно, что день не окажется сном, что он не придет в себя от лекарственного дурмана в своей палате-камере под зорким наблюдением психиатра, для которого ты лишь очередной подопытный, хоть и чуть более ценный, чем все остальные несчастные, для которых это заведение станет не только последним пристанищем, но и могилой. *** Новый день приветствует их пасмурным небом, сильным ветром, срывающим и уносящим последние листья с деревьев. Разумовский проснулся первым и долго ежился под теплым одеялом, ощущая пронизывающий до костей жуткий холод, ожидая пробуждения Олега, раскинувшегося на второй половине кровати. Сколько сейчас времени? Сколько прошло с пробуждения? Пять минут или час? Время потеряло для Сергея какое-либо значение еще в психиатрической больнице, где час тянулся вечность, а день проносился за секунду. В их доме не было часов, кроме встроенных в телефоны, Разумовский не переносил их звука, ему всегда казалось, что они лгут, отмеряют время совершенно неверно, сбивая его еще больше. Зябко передернув плечами и еще больше укутавшись в одеяло, он аккуратно подкатился под бок к Олегу, не отрывая взгляда от угла комнаты, заполненного тенями, страшась разглядеть в непонятной массе знакомый силуэт крупной фигуры, сотканной, казалось бы, из самой тьмы, лишь глаза которой горят холодным желтым огнем, наполненные ненавистью и жестокостью.       - Серый, ты чего не спишь? – пробурчал хриплым со сна голосом Олег, подтягивая партнера поближе к себе и укрывая еще и своим одеялом. – Опять кошмары?       - Нет, все в порядке, прости, что разбудил.       - Да лежи ты спокойно, совсем ноги ледяные. Найдя под коконом из одеяла холодные руки Сережи, он начал аккуратно их растирать, стараясь отогреть собственным теплом, в то время как ноги он проворно зажал между своими голенями, пресекая одновременно все слабые попытки высвободиться.       - Что ж ты так мерзнешь всегда? Врачу бы тебя показать, да только где его найти в бегах...       - Не надо врача, у меня же всегда так, Волче, разве ты забыл?       - Да не забыл, конечно, Лягушонок мой, – тут Разумовский от души съездил локтем по животу шутника за обидное детское прозвище, на что Олег лишь тихонько рассмеялся, вжимая его еще сильнее в свою грудь. – Но это не нормально, совсем не нормально, у нас в комнате почти тридцать градусов, мне порой от этой жары кажется, что меня варят заживо ночью, а ты кутаешься во все доступные одеяла и пледы.       - Извини, давай убавим отопление, надо было давно сказать, что тебе некомфортно.       - Серый, да я же не к этому начал этот разговор, я переживаю за тебя, что тебя беспокоит? И ответ, что все в порядке, не принимается.       - Я не знаю, Олег, правда, будто резко накатывают ледяные волны, которые также внезапно исчезают, оставляя меня промокшим под шквалистым ветром. Я все бреду куда-то в полной темноте, пытаюсь найти выход, но вокруг лишь вода и тишина, и больше ничего, абсолютно. И мне все больше кажется, что я иду по кругу и что спасение есть, где-то там, совсем близко, но я просто не способен до него добраться. И что все вокруг нас ненастоящее, призрачное, дотронься и оно исчезнет, а реальна лишь темнота, затягивающая меня все глубже и глубже. И я будто тону в ней, задыхаюсь, и не уверен, хочу ли быть спасен.       - Сережа, стой, посмотри на меня, – обрывает его Волков, резко оказываясь перед ним на коленях, держа побледневшее, покрытое холодной испариной лицо в своих крепких больших ладонях. – Давай же, вдох-выдох, смотри только на меня, все хорошо, я рядом и больше никогда тебя не оставлю, веришь мне? Разумовский с трудом сфокусировал взгляд, цепляясь холодными липкими пальцами за подставленные руки и выдавливая из себя неуверенный кивок.       - Вот так, молодец, а теперь отвечай мне. Ты в безопасности прямо сейчас, в нашей квартире. Правда или ложь?       - Правда, – еле слышно прошептал Сергей.       - Я жив, я вернулся из Сирии и спас тебя. Правда или ложь? - Правда.       - В этот миг я сижу прямо перед тобой, я реален. Правда или ложь?       - Правда, - его голос немного окреп, руки перестали так сильно дрожать, и он переместил одну ладонь на колючую щеку Олега, аккуратно поглаживая ее, задерживаясь пальцами за ухом.       - Птицы больше нет. Правда или ложь?       - Правда, – как-то обреченно выдохнул Сергей, расслабляясь в надежных руках.       - У нас все будет хорошо. Правда или ложь? Ответом ему была оглушающая тишина. Разумовский совсем обмяк и отвел взгляд, прячась от настойчивых, требовательных черных глаз напротив. Олег сильнее сжал его лицо, вынуждая восстановить зрительный контакт.       - У нас все будет хорошо. Правда или ложь? – с нажимом повторил Волков, вглядываясь в затравленные уставшие глаза, покрасневшие от недосыпа и постоянного стресса, стремясь, казалось бы, найти в них того активного жизнерадостного юношу, оставленного им всего несколько лет назад, но видел лишь ту самую пустоту и темноту.       - Правда, – почти вытолкнул из себя ответ Разумовский, тут же вырываясь и вскакивая с кровати. Последний вопрос, рушащий каждый раз абсолютно все, что было построено с таким трудом. Вопрос, на который ни разу не был получен ответ, в котором они оба были бы уверены. Вопрос, который однажды станет началом конца. ***       - Будешь кофе? – слышится с другого конца квартиры преувеличенно бодрый голос Разумовского.       - Без молока и сахара!       - Пф, мужлан.       - Это ты портишь прекрасный напиток своими добавками. Привычный спор, ставший уже неотъемлемой частью их тихой, размеренной жизни, после которого Сергей тут же появится с двумя чашками, поставит одну перед Олегом на рабочий стол, а сам заберется на широкий подоконник с ноутбуком, как делал еще в студенческие годы в их старенькой съемной питерской квартире. Сейчас они на другом конце света, в роскошной квартире, купленной на подставное лицо, из окна больше не дует так сильно, что того и глядишь Разумовского продует за считанные секунды, изменились и они сами, потрепанные всеми испытаниями, выпавшими на их долю, длинные огненные волосы сменились короткой модной стрижкой, у Олега появилась первая седина, в столь молодом возрасте посеребрившая его виски, и в комнату больше никогда не влетит белоснежная Марго, приземлявшаяся прежде на острую коленку хозяина. Одно лишь остается неизменным – кофе. Олег уверенно берет чашку, даже не глядя на нее, точно зная, что в ней никогда не окажется ни грамма сахара, что уж говорить про разнообразные сиропы и сливки, наливаемые в порцию Разумовского в объеме, превышающим содержание самого кофе.       - Ты тут и ты реален. Правда или ложь? – внезапно спрашивает Сергей, не поворачиваясь к нему, но неотрывно следя за его действиями в отражении стекла.       - Правда, – тут же спокойно отзывается Олег.       - А ты был прав, – вдруг продолжает тот разговор, вновь кутаясь в один из бесчисленных предов, разложенных по всему дому, – кофе действительно лучше в чистом виде. Волков сжимает чашку в руках, выдыхая сквозь сжатые зубы. Разумовский никогда не пил кофе безо всего. Никогда. ***       - Волче, пошли уже спать, – стонет Сережа, пытаясь утянуть того в постель. – Ночь уже глубокая, даже я уже ложусь.       - Ложись, Серый, я скоро подойду.       - Что я слышу? Олег Волков нарушает режим? Скоро птицы полетят задом наперед, не иначе.       - Не ерничай, я еще поработаю, ложись первый. Олег никогда не ложился поздно, если только не случалось чего-то сверхважного, он же старался следить за распорядком дня Разумовского, сколько они себя помнили.       - Когда я проснусь, ты будешь рядом. Правда или ложь?       - Правда, – рассеянно бросает Волков, вновь углубляясь в работу, уходя с ноутбуком из спальни, чтобы не мешать засыпать. Правда ли?... Сергей почувствовал приближение очередной волны, горло сжалось в немом крике, и он поспешил к шкафу, где хранились запасные одеяла. Мелкий незначительный момент, но по таким несостыковкам они все больше и больше чувствуют, что их хрупкий мирок рассыпается как карточный домик от слабенького ветерка. ***       - Птицы больше нет. Ты не он. Правда или ложь? – шепчет Разумовский пересохшими губами после секса, приближая лицо настолько близко, что их загнанные дыхания смешиваются в одно единое.       - Правда, – отзывается Волков, облизывая губы языком, задевая при этом нижнюю губу Сергея.       - Тогда докажи, – вдруг требует тот подтверждения, сокращая расстояние и впиваясь требовательным поцелуем. В этом жесте нет ни капли нежности, лишь всепоглощающее отчаяние и капелька жестокости. Докажи, что ты реален. Подчини меня. Не отпускай меня никогда больше. Олег отвечает с не меньшим напором, перехватывая инициативу. Поцелуй перерастает в ожесточенную схватку, где не будет победителя и проигравшего, будет лишь выживший. Разумовский грубо прикусывает губу партнера и в рот попадает первая капля крови. Олег озлобленно рывком отстраняется и пальцем стирает выступившие из ранки капли.       - Ты был очень плохим мальчиком, пора играть по-крупному, – и вдруг на секунду глаза Волкова полыхнули расплавленным золотом. Сергей тут же в ужасе замирает, пытаясь убедить себя в нереальности происходящего, не решаясь сдвинуться с места ни на миллиметр под гипнотизирующим взглядом. "Олег" же не позволяя опомниться хватает грубо за лицо, оставляя на щеке мазки крови, и почти по-животному вгрызается в его губы, имитируя поцелуй, вымещая всю ненависть и жажду крови. И это самое реальное, что было за эти несколько месяцев. ***       - Пациенту пора вводить лекарства, – докладывает медсестра, сверяясь с медицинской картой. – Продолжаем снижать дозировку?       - Да, продолжаем, пора побеседовать с нашим другом, – довольно отзывается Рубинштейн, наблюдая за Разумовским, который в этот миг пребывает в мире медикаментозного бреда. В мире, где его мечта только начинает давать первые трещинки. Ты все еще находишься в психиатрической лечебнице. Правда или ложь? Правда Олег жив. Правда или ложь? Ложь Птица все еще существует. Правда или ложь? Правда Он вернулся из Сирии и спас тебя. Правда или ложь? Ложь Лекарства больше не помогают. Правда или ложь? Правда Сейчас он сидит перед тобой. Правда или ложь? Ложь У вас все будет хорошо. Правда или ложь?