***
Магистр Джинн не любит переоценивать возможности, но порой — не видит иного выхода. Кейа знает это, потому смиренно принимает задание и роль командующего. Очередная чистка Хребта сводила с ума, но так безопаснее для города, так будет правильно. Он ступает мимо главной улицы в сторону излюбленной таверны, попутно кидая кокетливые взгляды девицам, но думает совершенно не о приятных вещах. Что, если из экспедиции он не вернётся? В прошлый раз всё могло закончиться плачевно. На пороге таверны он оглядывается, высматривая красную макушку, но не находит её и ступает внутрь. «Доля ангелов» — тысяча-и-один повод вернуться. Кейа не захаживает в «Кошкин хвост», где милая Диона развлекает посетителей разговорами. Где достаточно уютно, тепло и весело — нет. Ему куда приятнее возвращаться в излюбленную таверну, где пахнет древесиной, стоит лёгкий полумрак, а пьяные тушки служащих гильдии красноречивыми пятнами размазаны вокруг. Тысяча-и-один повод вернуться? Скорее, один-и-тысяча. — Полуденную смерть, Чарльз! — Будет сделано, капитан, — служебная улыбка Чарльза немного отталкивала. Хмурое лицо Рагнвиндра казалось куда более приветливым и милым сердцу капитану кавалерии. И даже после сотни упрёков и оскорблений Кейа продолжит приходить и пьяно улыбаться, докучая самому завидному жениху Монштадта. Потому что ревностно и тошно. Полуденная смерть горячими поцелуями спускалась по стенкам горла, Кейа таял и закатывал глаза при первых глотках — «Кошкин дом» о таких вкусах и не подозревает. Наслаждение от напитка грязное, развязное, и это скорее заслуга Кейи, думающего об одном конкретном человеке. Дилюк не казался обладателем пиро-глаза Бога. Слишком холоден, невозмутим и… скучен. Искра в нём давно погасла, к сожалению Альбериха. Тот Люк, яркий и искрящийся, остался в детстве. В воспоминаниях двух детей, что застряли в дождливом дне и не смогли найти дорогу домой. Феникс сгорел, но пламя не коснулось его крыльев вновь. Чёрный, чёрный, чёрный… Кейа находил это сексуальным — отчаяние Дилюка. Они высматривают друг в друге обрывки прошлого, сталкиваясь глазами всего на пару секунд. Всегда. Сегодня пятница, мастера не будет в таверне, Кейа знал это, но ждал верным псом за столиком в углу около входа. Если бы мастер решил зайти, то Кейю бы и не заметил. Завтра выезд на задание, которое продлится около двух недель или больше. Справиться со всеми монстрами на территории Драконьего хребта — Кейа стонет одновременно от предвкушения и обиды. Две недели никакой полуденной смерти? Закопайте его на территории обломков заснеженной столицы. Он ставит стакан на столешницу, пробегаясь пьяным взглядом по таверне. Никаких красных огоньков осуждения, печально. Альберих хотел просто попрощаться, на всякий случай. Всё же горы — не его территория для сражений. Отказать просьбе Джинн сродни преступлению, повести рыцарей — честь. Но про себя капитан вспоминает в самый последний момент. Дверь таверны со скрипом приоткрывается, впуская прохладный ветер города свободы. Венти вздыхает где-то неподалёку и снова засыпает, распластавшись по столу. — Чарльз, сегодня не приходил Вагнер? Я просил его что-то сделать с этой развалиной, — Дилюк снимает пальто, вешая его на ближайший стул, и хмурится. Взгляд с перекосившейся двери уходит в сторону — прямо на столик в углу. Чеширская улыбка пропадает в бокале. Красные радужки стекленеют, - ты же не приходишь в смену Чарльза. — Насколько мне известно, вы — тоже, мастер Дилюк. Рагнвиндр лишь хмыкает и уносится в сторону бармена. Чарльз немного отходит от стойки, будто боясь готового её снести винодела. Полотенце падает на пол, Чарльз вздыхает, поднимая его: — Он приходил, но толку от этого, — Чарльз смущённо дёргает плечами. — сказал, что он кузнец, а не плотник на час, и ушёл. — Вот же чёрт Монштадский, — Дилюк цыкает и уходит к лестнице, игнорируя оклики пьяниц за своей спиной. Возвращается он с ящиком инструментов и мыслью, что отсутствие в таверне одного конкретного человека улучшило бы его состояние в разы. В последние месяцы дела шли не лучшим образом: слаймы всё чаще и всё ближе подбираются к виноградникам, отчего дел у Дилюка с каждым днём всё больше. Партнёры из Ли Юэ решили уменьшить количество поставок, перевозчики стали подворовывать, а завсегдатаи «Доли ангелов» всё реже стали появляться в таверне, всё чаще предпочитая ей «Кошкин дом». У Дилюка скоро снесёт голову окончательно, ещё и этот… О, Барбатос! — Я думаю, стоит сменить дверь полностью. Замена петлей, может, и сделает её подвижнее, поможет не отвалиться этой старушке в ближайшее время, но древесина уже в явно не самом лучшем состоянии, — Кейа открывал и закрывал дверь, рассматривая крайне внимательно. В темноте разглядеть что-то было трудно, но от зоркого взгляда капитана скрыться практически невозможно. — Похоже, в Ордене учат всему, кроме рыцарства. Дилюк подходит к столику в углу и смотрит на вновь присевшего Кейю. — Рыцарству нельзя научиться, оно должно быть в крови, мастер Дилюк, — последние капли капают на острый язык. — Что-то я сомневаюсь, что в твоей крови именно рыцарство. Пьяницы кучкой покидают таверну; бедный Чарльз тащит на себе обмякшую тушку барда. Он кладёт ключи на столик в углу, кивает на прощанье обоим и скрывается за дверью — та решает не закрываться до конца, свисая на отошедшей верхней петле. Дилюк может только выдохнуть, бросив усталый взгляд назад — инструменты тоскливо стояли на барной стойке. Он совершенно не знает, что делать. — Домой не собираетесь, капитан? — Дилюк и сам удивился, насколько это прозвучало мягко. Рядом с этим… Кейей нельзя расслабляться — проглотит заживо. Альберих осматривается и пожимает плечами, откидываясь на спинку стула. Тень улыбки на его лице становится прозрачнее. — Настанет ли тот день, когда ты попросишь меня остаться? — Что? — Рагнвиндр хмурит брови, забывая о двери молниеносно. Остаться? Дилюк желает, чтобы Альберих никогда больше не появлялся на пороге его заведения. Наглый капитан приходил только в его смену, иногда с Розарией, напивался до беспамятства, толкал несвязные речи и благополучно добирался домой только благодаря монахине, а вот в дни своих одиночных попоек — неизвестно, как. И Дилюк соврёт, если скажет, что не провожает его каждый раз взглядом с балкона. Но Кейе об этом знать совершенно не обязательно. Ещё ему совершенно не обязательно стоять так непозволительно близко и опалять своим дыханием вздрагивающего и краснеющего Дилюка. Они смотрят друг на друга пару мгновений, пока Рагнвиндр не отходит поспешно, едва ли не спотыкаясь. — Я уже не тот человек, что был раньше, Люк. И ты — тоже. — Я вообще не могу быть уверен, что ты когда-то был искренним, — думает Дилюк, но не произносит. Ком встаёт в горле, так ещё и этот запах алкоголя от Альбериха провоцировал рвотный рефлекс; Дилюку хотелось покинуть таверну как можно скорее. — И что ты предлагаешь? — вот он, презрительный тон. Возможно, более грубый, чем задумывалось изначально. — я в твоих играх учавствовать не намерен. Заведение закрыто, пожалуйста, покинь его. — Пожалуйста, не оставляй меня хотя бы сегодня. Объятия отчаянные; Дилюк не понимает, почему немеет тело, будто бы две противоположные стихии столкнулись — лёд треснул. Смуглые и сильные, руки держат крепко, словно над пропастью. Рагнвиндр не прочь сейчас кануть в бездну. — Зачем? — Сам хочу понять. Губы у Дилюка мягкие, но немного сухие. Он облизывал и кусал их всё это время: Кейя смотрел. Капитан нежно касается своими губами чужих, пытаясь поймать тепло рта Дилюка, но стиснутые губы — всё, что ему удаётся получить в ответ. Красноволосый начинает отпихивать от себя мужчину, когда прикосновение затягивается более чем на минуту. Возможно, он пьянеет от одного лишь запаха Кейи, свежего и смертельно-полуденного, раз не отталкивает его сразу же, но силы возвращаются к нему вновь, стоит лишь Кейе недовольно простонать.что происходит?
— Да отпусти ты меня! Красный вихрь волос проносится перед глазами, Кейа отступает и отстранённо наблюдает за выключающим в таверне свет Дилюком. Плечи мастера трясутся, но Кейа уверен, что его самого трясёт не меньше. Всё должно быть не так. Не так сумбурно и резко. Он захотел откусить слишком большой кусок.но останавливаться поздно
Он обнимает названного брата со спины и не может проронить ни слова, слушая частые выдохи Дилюка. Тот немеет и злится, кажется, сильнее прежнего. Кажется. Потому что в Дилюке играет далеко не ярость — лишь обида. Обида на себя, Кейю и чёртову судьбу. Гори оно всё огнём; чёртов Монштадт, чёртов Каэнри’ах, чёртов Кейа и… сам Дилюк тоже горит, и дело не в глазе Бога. — Ты совершенно не умеешь общаться с людьми. Кейа хмыкает ему в плечо и разворачивает красноволосого к себе, в полумраке разглядывая родные черты лица. Он ищет в них тепло, надежду и… дом? Случись война между Небесами и Каэнри’ах, Кейа не стал бы становиться ни на одну из этих сторон. Он бы сражался рука об руку с Дилюком, доверяя свои тело и силы ему одному. Потому что кем бы ни был сам Кейа в этой игре, и кем бы он не пытался казаться — роднее Дилюка у него нет никого. — Так научите меня общаться, мастер Дилюк, — ухмылка на лице Кейи привычна и не удивляет, но Дилюк смущается мгновенно, закатывая алые глаза и отворачивая лицо. Один лишь горящий светильник на стене не может показать его горящих ушей, однако Кейе и не нужно этого видеть. Он чувствует Рагнвиндра даже на расстоянии. Всего. — Ну что вы, мастер Дилюк, в самом деле, — ласковый тон казался таким обманчивым, но не повестись было невозможно. — я же не собираюсь вас… есть? Клацанье зубами рядом с шеей ударяет током. Сумасшедший Альберих! — Мне кажется, тебе правда стоит подумать над своими манерами, — чёрно-красные перчатки ложатся на крепкие плечи (одна ладонь утопает в мягком мехе). — А мне кажется, нам просто нужно настроиться на нужный лад, мастер Дилюк. — Нужный.? — Я покажу. Мастер извилистого слова Кейа Альберих и правда решил показать. Дилюк охает, стоит его спине коснуться поверхности стола. Кейа отпускает его на миг, снимая свою ассиметричную накидку с меховым воротником, и сразу же возвращается к Дилюку. Тот пытается привстать на локтях, но Кейа забирается на стол следом, накрывая Дилюка своим телом. — Что-то я не помню, чтобы разрешал вытворять подобное, тем более в таверне и. — И что? Накажете меня, мастер Дилюк? — Альберих улыбается, садится на бёдрах Рагнвиндра и проводит ладонью от груди до ремня на брюках под ним лежащего парня. Дилюк раскрывает глаза шире обычного и дёргается, стоит ладони Альбериха опуститься на его пах. Чёрные брюки достаточно тесные, Кейа цокает языком, пытаясь расстегнуть их и не свалиться с бёдер Дилюка. Тот оторопело хватает Кейю за руки и пытается отпихнуть, приговаривая, что тот с завтрашнего дня может даже не не пытаться переступить порог «Доли ангелов», если продолжит. Кейю это мало волновало. Пряжка ремня звонко звякает, молния раскрывается моментально, и всё это под тихие проклятья со стороны раскрасневшегося Дилюка. Сегодняшний день определённо радует. Кейа решает спуститься со стола и тянет на себя бёдра Рагнвиндра, тот скользит по столешнице и инстинктивно обхватывает икрами таз Кейи, боясь упасть вовсе. Член Дилюка горячий, не до конца поднявшийся, но приятно мягкий и… Кейю, кажется, пробивает дрожь. От осмысления происходящего рука немного дрожит и сжимает орган, Дилюк стонет и прижимает Кейю ближе к себе стиснутыми до боли ногами. Указательный палец давит на головку и оттягивает вниз крайнюю плоть, пробираясь под неё и оглаживая чувствительную и красную- — Чёрт! Он стаскивает разомлевшего Дилюка со стола; тот еле стоит на ногах. Сам Альберих встаёт на колени и стягивает вниз чёрные брюки вместе с бельём. Дилюк прижимает ладонь ко рту и не может проронить ни слова, в мыслях — каша, перед глазами — Кейя. Кейя, касающийся горячим языком яиц и держащий крепкой хваткой член Дилюка. Кто бы мог такое представить? Точно не Дилюк, Кейа — возможно. Альберих мажет языком по раскрытой ладони и вновь обхватывает ей горячий и твердеющий член Дилюка. Солнечное затмение наступает прямо в этот момент у Дилюка на глазах. Он гаснет в руках Кейи, непринуждённо умелых, что немного раздражает. Альберих улыбается, посматривая наверх — Рагнвиндр заламывает брови, но звука не издаёт, лишь шумно посапывает. Тогда уже знакомый на ощущения язык вновь касается его, а после пенис исчезает в мягком рту. Вспышка. Тихий стон вырывается изо рта красноволосого парня. Кейа чувствует себя победителем, млея и заглатывая глубже. Он слегка поглаживает венки на члене языком, обхватывает его у основания пальцами и совершает пару резких движений головой, чувствуя, как орган пульсирует и вот-вот- — Барбатос, да ст… ты. Кейа отстраняется, дышит приоткрытым ртом, перемазанным в слюне и естественной смазке; под веками бегают возбуждённо зрачки. Он приподнимается и смотрит на Дилюка, разомлевшего и красного. Кажется, Кейа нашёл тот давно погасший огонёк. Он обхватывает всё ещё нуждающийся в ласке член и прижимается к Рагнвиндру, размазывая всё безобразие на своих губах по пылающей щеке. Ловит капельку пота около уха и дышит в него горячо, опаляюще. Ладонь оглаживает и сжимает, движется размеренно вверх-вниз подобно температуре тела Дилюка, впадающего в агонию и озноб от одной только мысли, что он и Кейа могли натворить подобное буквально за пару минут. Лучшие пару минут за последнюю жизнь. Дилюк вздрагивает и стонет, напрягаясь всем телом, находит губы Кейи рядом и тычется в них, ища поддержки. Языки гладят, ласкают, руки исследуют и забираются под рубашки; там смуглое и светлое тела хотят почувствовать друг друга. Дилюк думает, что сдался ещё в тот момент, когда зашёл в таверну и увидел Кейю. Альберих раздевает его быстрее, гладит плечи, кисти рук, живот и поднимается к шее — там хочется Дилюка сильнее всего. Укусить и чтобы след краснел на бледной коже до следующего раза. Они целуются, когда Кейа поднимает Дилюка на руки и усаживает на многострадальный стол. Ремешок на бедре отлетает в сторону, за ним — и сами брюки. Белый жилет так сильно контрастирует с аурой Дилюка, что Кейа ничуть не жалеет, стягивая и его с почти несопротивляющегося Рагнвиндра. — Ты же не собираешься?..- оторопело в покрасневшие губы, на выдохе. И этот момент стелется дрожью по телу Кейи, навевает воспоминания. — Я буду нежен, Дилюк. Красноволосый цепенеет и роняет потяжелевшую голову на столешницу. Звон в ушах не перебивает ворох мыслей; слёзы. Слёзы катятся по румяным щекам. Виноградники, полная луна и сладкие речи. Он не сошёл с ума, нет. Завтра его день рождения, а после - боль и одиночество. — Я был так счастлив в тот день. Так рад, что мы с тобой... Что я.. — Ну, тише, - Кейа поджимает губы. Сантименты были неизбежны, он знал это. Но плачущий Дилюк. Им будто снова по восемнадцать, Дилюк опять сломан, а на улице - дождь, и остриё меча Рагнвиндра зловеще сверкает от вспышки молнии. — Я сидел там, в луже крови своего отца, а ты... Мы в этих чёртовых виноградниках раскрылись друг для друга, но это я так думал... Он поднимается и спрыгивает со стола, находя на полу брюки. Тело охлаждается, разум трезвеет. Он чуть не повёлся во второй раз. Кейа стоит в стороне, думая, почему это произошло именно с ними. Почему эта доля выпала ему, не знающему, что с ней делать. И как теперь вернуть всё назад, если он снова всё испортил? — Я всегда был честен с тобой, Дилюк. И тот день. Тот день не исключение. Ты единственный, кому я вообще доверял и- — Какой в этом толк?! Отчаянный крик ставит точку в их отношениях. Вторую, последнюю. Альберих смотрит в глаза напротив - дикие, влажные - и плачет. Не от обиды, а лишь прося прощения. Дилюк заслуживает весь этот мир, в котором ему, всё же, нет и не было места. И случись война между Небесами и Каэнри'ах, Кейа бы попытался скрыться с лица этого мира, лишь бы не встретиться с осуждением и болью красных глаз. Лёгкий ветер проникает в дверную щель, касаясь оголённых бледных трясущихся плеч. — Прощай. Вечером в Мондштадте довольно спокойно.