уничтожь, растопчи, разрушь меня своими штормами. твоя молния и не раз застревала в моей голове.
***
— Мне…жаль. Парень беспокойно трет затылок, переминаясь с ноги на ногу. Пинает носком новеньких кед уличный вазон, из которого в разные стороны торчит самшит, смотрит побитой собачонкой. — Я знаю, - девушка рукавом лонгслива смахивает капли крови, что текут из недавно разбитого носа. - Конечно тебе жаль. Тебе всегда жаль. Только никогда не бывает достаточно жаль, чтобы ты извлек урок из ошибки, и никогда не бывает достаточно, чтобы не повторять их снова. Но все нормально. Я в порядке.***
— Ханма, - Кисаки на него не смотрит даже, слишком занят белокурой девчонкой, что болтает с Дракеном, но знает же о привычке друга (друга ли?) закидывать ноги на журнальные столики. - Ханма, блять. — А? — Б. Клешни убери свои, говорю. И Ханма подчиняется. Беспрекословно, безоговорочно. Привык, что делать надо так, как ему скажут. Главное - создать иллюзию покорности. Так и так, мол, сделаю все, что скажешь, только дай чужие кости пересчитать, чтобы знать потом, сколько их им было сломано. — Чё она с ним трется вечно, а? Блевать тянет. — Так блюй. - Роняет между делом Шуджи. Он подимается, не дожидаясь ответа, и уходит. Спешит на свежий воздух, пока его самого не стошнило (слишком пропахла комната травой, дешевым пивом и влюбленностью Кисаки). Парень протискивает между потных тел, пытается скорее отыскать выход. Надо же, пришли на вечеринку Тачибаны, а свастонов не сыскать. Ну, если только Дракена, но он слишком занят сестрой Майки. Скука. — Мидори, за подружкой последи. Майки не обрадуется, если его сестру трахнут на глазах у всей школы. Даже если это будет лучший друг. Танака оборачивается на его голос, как ошпаренная. За все время знакомства это их второй разговор на людях. По глупости девичьей Мидори спутала его с Такаши Мацуей, ошибочно предположив, что этот урод может являться главой швейного клуба. Смешно.