Международный день.

Обычное утро, как одно из многочисленных ему подобных. Норвегия сурово продвигался по коридору, уже на подсознательном уровне выискивая брата глазами. Глубоко в душе у него вновь и вновь раскатами грома разносились призывы: "Братик... Братик~ Ну назови же меня так~". Телепатически уже адресуя эти послания своей жертве, он лишь чуть ослабил наблюдение за окружающей обстановкой,как из-за угла его прихватила за шею чья то мускулистая рука и тут же,дружески подергивая вверх-вниз,приветственно сдавила глотку. Чуть ли не плюясь от "счастья", Норвегия заметил, что это был Дания. Ничего не говоря после обыкновенного своего оскала, он подозрительно вытянул губы и образуя ими ужасающий сосуще-лижущий аппарат,как у какого-нибудь насекомого, потянулся, прикрыв глаза, к Нору. Незамедлительно нокаутировав пристающего, Кетиль теперь стоял, с брезгливостью дергая бровью, перед поверженным. - Это что еще такое? - Холодно поинтересовался он. С жалобным видом Дания подался вперед и ,усевшись на полу, еще раз было атаковал Нора флюидами щенячьего взора, но эти попытки были жестко пресечены ответным всеуничтожающим взглядом. .-Ноооор, ну сегодня же день поцелуя ~ МеждуНародный, кроме того! Ты же знаешь что это значит~- Дания начал,было утолщать намеки, но Норвегия плюнул на все это и не стал дальше и слушать,оставив Дании участь разводить дифирамбы перед самим собой. За этими событиями последовал великий поход на комнату Исландии, где Кетиль хранил девственность уст своего брата от любвеобильного друга-алкоголика. Исландии было как-то все равно, и он просто сидел на балкончике с Пуффином. Изредка ему приходилось скидывать Данию,то с помощью безотказно действующих естественных снарядов своего питомца, то бомбардировкой из заледенелых заготовок тухлого акульего мяса. «Захватчик» в свою очередь все больше и больше поражал соседей снизу. Воистину интригующее зрелище представлял из себя скандинав в экстравагантном снаряжении для покорения Эйяфьятлайокюдля,свершающий поражающие воображения па в полете. Каждый из актов этого представления сопровождался боевым криком души и находил свое логическое завершение красочным паденьем. Перестав наконец ломиться в обитель братьев, Дания с какой то страшно-воодушевленной улыбкой подпорхнул к только что явившейся во дворе машине. Из транспортного средства незамедлительно показалась суровая фигура Шведа, который тут же начал сосредоточенно выгружать коробки из Икеи. Дания, насколько это было возможно, нежно обвил плечи Бервальда, но тот,будто ничего не замечая, ускользал из объятий и игнорировал все трели, текущие реками из его незатыкаемой глотки. Кончилось все тем, что незаметно для Дании, дверь очень ловко разделила его и Швецию своей неприступной стале - деревянной грудью, встав на защиту чести остальных скандинавов. И вот, вроде бы, все спокойно и мирно в доме скандинавской братии. Даже Дания перестал его штурмовать и тихо засел в печали под неизведанными просторами живой изгороди. Финляндия весь день как чувствовал и не выходил из своей комнаты, поэтому покушение на него так и не было совершено, и следами переполоха в памяти остались лишь полеты Дании мимо его окна и его же пробежки вокруг дома, когда того временно изгнали оттуда. Чем занимался в это время Тино оставалось загадкой, только когда дверь скрипнула и робко качнулась, он подскочил на месте и, ужасно краснея, начал прятать все разложенное кругом него добро под диван, даже, когда суровая фигура Шведа буквально нависала над ним и уже вроде делала порывы, дабы помочь Финну, он продолжал это уже бесполезное занятие. Тино, изредка пыхтя и поглядывая на Бервальда, тут же прятал взор при том, как все новых и новых личных вещей его касалась рука Швеции... Под конец этого процесса уборки Финляндия будто обессилел и, опустившись на колени потупившись сидел, не произнеся ни слова. Руки его плетями лежали на коленях, изредка вздрагивая, будто в них отдавались эхом те действия и слова, которым он так и не давал выхода. В полутемной комнате повисла тишина несколько напрягающая, ее разрывал только редкий шелест бумаги и скрип книжных переплетов. Потом и эти звуки утихли. Тогда то и почувствовал Тино какое то странное одиночество. Швед с ним, но при этом ничего не говорит... Даже будто не дышит...Ладно слова...Они никогда не играли особой роли в его чувствах, но... Он же пришел зачем то? Почему же ничего не делает? Эта мысль разбудила Финляндию, и вытащила наружу из колодца его сознания, резко бросив в реальность. Немного вздрогнув, он быстро поднял взгляд к месту предполагаемого расположения Бервальда, и тут же его встретили довольно печальные голубые глаза Шведа, которые как будто пытались спрятаться за холодными стеклами очков и неизменной каменной его личиной. В тот же миг руки удивительно теплые и большие, пусть и с немного огрубевшими ладонями коснулись его и мягко поддержали. Финляндия почувствовал ужасное смущение, горько въевшееся краской в его щеки, но тело Тино само невольно подалось вперед, как будто желая попасть в еще большее пекло. Он уже и не думал спрашивать Шведа о чем -либо... Может потому что уже понял его и не хотел узнать об обратном, хотел знать лишь жар губ Бервальда, которые в единую секунду с этой мыслью подарили Финну миг драгоценней целой вечности. Прервав поцелуй Швед тихо пробормотал:” Поздравляю”-. и перевел взгляд на клочок какой то газеты, валяющийся на полу, с заметкой про понятно какой всемирный день, потом на календарь, в котором сегодняшнее число было жирно обведено, и на сиротливый журнал с романтическими советами, открытый на странице, исписанной рекомендациями по первому поцелую...Бросая взор туда же куда и Оксеншерна Финн все больше становился подобен своей краснотой помидору. В результате не выдержав, с тихим тяжелым выдохом уткнулся в грудь Бервальда и предпочел больше свое личико свету не являть. Но, похоже, он прогадал, ведь впереди его ждал целый вечер празднования дня поцелуя украдкой, самым должным образом ~ Пока достопочтенного Данию боялись пустить в дом, а именно до полуночи, он забившись в какое то хилое строение на территории скандинавского двора, тихо впадал в меланхолию. Там то его, полусонного от выпивки, и застукал пытающийся найти себе укрытие Силенд. Дания же так и не узнал с, кем говорит… - А? Почему ты не в доме, дядь?- Мальчуган застыл на месте, разглядывая во мгле знакомые очертания. - М...День поцелуя же... А мою любовь не желают принимать... - С легким псевдотрагичным завыванием отозвался «узник одиночества». - Меня тоже никто признать не хочет... - Питер подполз на четвереньках к удивительно обессиленному Дании и, легонько чмокнув как-то не точно то ли в губы, то ли в щеку, быстро отскочил от ошеломленного скандинава пустившись наутек с криками - Не грусти, дядь... все уладится!!!-