Трудности перевода

Низкие грозовые тучи отражаются в окнах-витринах небоскребов, подпирающих низкое пасмурное небо. Высотки, словно великаны гномов, окружают разноцветные домики Сароны — старой немецкой слободы. Арсению нравится этот контраст, он щелкает гигабайты фото и уже не убирает айфон в карман, постоянно фоткая то, что кажется ему красивым. А красиво здесь почти все. Они не должны были задержаться здесь так надолго — интернет обещал полуторачасовую прогулку с дигитальным гидом. Но погода навевает какую-то неспешность, а в угловом кафе подают завтраки, классические и совсем уж какие-то замысловатые, в любое время дня, и даже судя по рекламе на меню — ночи. Стоит выйти из кафе, как припускает собиравшийся весь день дождь. Льет словно из включенной на полную душевой лейки, а сорвавшийся ветер швыряет струи почти параллельно земле, делая любой зонт бесполезным. Ближайшим убежищем от ливня оказывается крытый продуктовый рынок, расположившийся в галерее, соединившей три стоящие в ряд многоэтажки. Он не похож на тот самый восточный базар из сказок «Тысяча и одной ночи», но шумный, как и всё в этой стране, рябящий перед глазами яркими вывесками. В углу у одного из выходов примостилась парфюмерная лавка. Арсений первым её замечает, ныряя в стеклянную дверь. Остальные заходят следом, но внутри слишком тесно для них всех. Антон запинается о порог и блядыхает, едва не сбивая какие-то декоративные колбы. Арсению лавка определенно по вкусу. Видя его загоревшиеся глаза и раздувающиеся от предвкушения покупок ноздри, Матвиенко со вздохом предупреждает, что они здесь застряли. Переминаясь с ноги на ногу у дверей все обреченно ждут и наблюдают, как Арсений долго принюхивается к предложенных хозяином ароматам, нанесенным на тонкие полоски белого картона, внимательно слушая объяснения на английском с сильным французским акцентом. Даже Окси в этот раз не присоединяется к Попову, стоит от парней в сторонке, нахохлившись в промокшей толстовке, и кому-то яростно печатает сообщение. — Арс, ну ты где? — не выдерживает Антон. — Иду уже! Выбрал! — поднимает вверх выбранный рум-спрей. — Кто хочет попробовать? — Потом попробуем! Быстрее давай, Попович! — терпение заканчивается даже у Матвиенко. — Кусочек Тель Авиве в бутылочке! — Арсений кажется намеренно прикалывается. — И что будешь с ним делать? В туре купе в российских поездах Израилем озонировать? — Позов привычно язвит, но как-то устало — покурить бы, если не долбанный дождь. С другой стороны, если бы не он — то не торчали бы в этой лавчонке уже хрен пойми сколько. Продавец меж тем долго заворачивает флакончик в несколько слоёв пупырчатой пленки, безошибочно сообразив, что тот отправится в далекое путешествие в чемодане. Через широкие стеклянные двери видно, что дождь закончился. Запах выпечки из кондитерской напротив щекочет всем ноздри, долетая через широкий проход. На лотке у самой парфюмерной лавки продают бельгийские вафли. Выпеченные маленькими квадратиками, их нанизывают на шампур и поливают разными топпингами. Не понятно, как такое есть. Но аппетитный вид заставляет захотеть непременно попробовать, несмотря на недавний плотный обедо-завтрак. У Сергея громко бурчит в животе. — Арсеньсергеич, ну! — Скорее давай, Арс! — Арс, епта! Когда наконец Арсений соизволит сделать покупку, и все покидают лавку, на рынке становится заметно теснее. И стоит сделать несколько шагов к двери, выясняется, что это вовсе не покупатели срочно заинтересовались выпечкой и необычными вафлями. С дюжину мужчин обступают парней, преградив дорогу, гомонят, перекрикивая шум рынка. В их непонятной речи то и дело проскакивает «Арс», но большинство взглядов устремлено почему-то на Сережу. — Твои поклонники, Арс? — лыбится Матвиенко. Очевидно, что эти кричащие на незнакомом языке люди шоу «Импровизация» никогда не видели, и вряд ли по местному телевидению показывали что-то из актерских проектов Попова. В ответ на невинный вопрос Сережи местные ревут злее. Делают какие-то не то, чтобы угрожающие, но непонятные жесты, крутя руками так, словно отвинчивают что-то, едва ли не тыча пальцами парням в самые лица. Арсений вообще нихрена не понимает, причем тут он, однако тут же закрывает Оксану собой и быстро кидает взгляд на парней: воронежская диаспора, хоть и быдловаты на язык, но по жизни ребята мирные — у Шаста на физиономии откровенное недоумение, Позов тоже слегка растерян, но уже готовится вступить в диалог, а Матвиенко как всегда со спокойной мордой, его максимально сложно вывести из себя. Становится ясно, что парни сами не зная как, влезли в какие-то разборки. Быть побитыми на восточном базаре чуваками, похожими на чолос из сериала про мексиканский картель, и это в первых же заморских гастролях — чет не слишком хочется. Но знания иностранных языков, даже всех их вместе взятых не хватает, не то чтобы ответить толпе всё больше и больше распаляющихся местных, но даже чтобы понять, что именно пошло не так. Парням остается только разными интонациями повторять на русском и английском «Мы туристы из России». Они даже не знают как сказать, что не говорят на иврите — а доставать айфоны и юзать гуглопереводчик в толпе агрессивных местных не кажется хорошей идеей. Окси пытается, подсказывая слова из-за их спин, дергая Шастуна за куртку, но ее не слышно за гомоном голосов. Неожиданно один из местных, расталкивая остальных и шикая на них, заговаривает во внезапно наступившей тишине по-русски, но с таким акцентом, словно карикатурно плохо рассказывает анекдот про кавказцев. — Приехали из Русия, иврит — нет. А ругаетесь! — он грозит узловатым пальцем, словно нашкодившим детям. Похож на кавказца из тех, что ещё в Советском Союзе торговали мандаринами на рынках. Усы как у Мимино, и массивная цепь желтого золота в палец толщиной на короткой шее. — Мы не ругаемся! — Мы ни с кем не ругались! Они повторяют это снова и снова, как пару минут назад про туристов, лихорадочно соображая, о чем именно говорили, пока ждали Арсения из лавки, и кто мог их услышать, а главное понять. — Плохие слова говорите! — и, не давая возможности оправдаться, продолжает внезапный спаситель. — Арс — плохое! — Да его так зовут! — получается буквально хором, и все указывают на Арсения. — Имя такое! — продолжает убеждать парламентера Позов. — Русское имя. — That’s my name! — после секундной заминки подтверждает Арсений, разводя руками и нервно улыбаясь. В душе он надеется, что не придется показывать паспорт. «Кавказец» недоверчиво прищурившись слушает их увещевания, а затем, усмехнувшись, громко тараторит что-то на иврите собравшимся. Те внимательно слушают с полминуты молча, переглядываясь в сомнениях, а дальше взрываются хохотом на разные голоса. — Плохой имя! — всё ещё хихикая произносит «кавказец». — Не подходит! — Понял, СЕНЕЧКА, — Шаст ехидным тоном намеренно выделяет это «обращение», так что «яжактера» передергивает, — говно у тебя, а не имя. — Да, Поповский, реально, ну что за имечко такое, — подхватывает Матвиенко, однако утешающее поглаживая друга по локтю. — Арсюш, реально, встряли тут из-за тебя, — присоединяется Окси, наконец протискиваясь вперед. А Дима просто думает, что общий смех гораздо лучше злых выкриков. Почему имя плохое и неподходящее, и чем вызвано внезапное веселье решают прям здесь и сейчас не выяснять. Уходят по-английски. Только вечером в гостинице Гугл подсказывает, что «арс» на иврите означает «гопник». — Ты и в жизни гопник! — Не только на иврите! Сергей и Антон произносят это одновременно. И дальше Попова до ночи стебут тем, что граф-то вовсе не голубых кровей, выходит. — Еще каких голубых, — ржет Матвиенко, глядя, как Шастун на соседнем диване утешающее приобнимает своего питерского «гопника» за плечи. Тот будто и не расстроен вовсе, крутит в руках сегодняшнюю покупку, отдав Антону пупырчатый антистресс — тот по-детски залипает, лопая полиэтиленовые пузырьки. Наигравшись, Антон отбирает у Попова рум-спрей и пшикает вверх — крохотные капельки медленно оседают на них, заполняя комнату свежим ароматом дождя. — Тель-Авив в колбочке, говоришь? — В бутылочке, — Арсений по-заячьи шевелит носом. — А поменьше б выебывался и отзывался на «Сеню» — не встряли б сегодня, — продолжает беседу Дима, расслабленно потягивая пиво из горла бутылки. — Зато прикол, — Сергей салютует ему энергетиком. — Прикол, — соглашается Позов, — еще какой.