Miracle of Genesis

*Англия. Колледж. Личный кабинет лектора теологии* Просторный кабинет, залитый тусклым светом полуденного лондонского солнца. В царящем в помещении полумраке за столом сидит одинокая, склонившаяся над столешницей, фигура. Вокруг неё сложены в аккуратные стопки различные бумаги, папки и прочие канцелярские принадлежности. В гладкой бледноватой руке грубого сложения покоится тонкая палочка сигареты, испускающая в воздух тонкую струю дыма. Золотистые глаза медленно скользят по строчкам страниц толстой книги в затёртой обложке, которая спустя мгновение захлопывается с громким звуком. Чтению помешал неизвестный звонок на сотовый, что неприятно щекотал вибрацией сквозь плотную ткань брюк. Мужчина, негромко выругавшись в пространство, погасил всё ещё чадящую сигарету, кинув ту в чёрную керамическую пепельницу, затерявшуюся где-то между гор бесконечных записей. Без особого воодушевления достав мобильный из кармана и мельком бросив взгляд на имя звонившего, тот, мгновенно поёжившись, опасливо нажал на кнопку ответа. - Добрый день, шеф. - Вечер, - холодно оправил глубокий мужской голос на том конце. - Ну, прошу прощения, – скомкано извинился тот, поднявшись из-за стола и опасливо спросил, - Вы что-то хотели узнать? - Как он там? – лаконично ответили ему. - Я не знаю. Этот бездельник сегодня не ходил на занятия, - подойдя к длинному стеллажу с книгами и поставив потрёпанный фолиант на полку, пробормотал мужчина в ответ. - Я его больше так и не видел, после того, как выкинул с лекции. - И куда он делся? От этого спокойного, но одновременно серьёзного вопроса мужчина, снова вздрогнув, несколько раз в судороге сжал свободную руку в кулак, блуждая потерянным взглядом загнанной в угол мыши по стенам кабинета. Наконец совладав с собой, он подошёл к своему столу и мельком кинул в трубку неуверенное: - Я... я не знаю где он. - Еще раз, - послышалось требовательное. - То есть, я пока не знаю где он! - поспешно исправился он, заметно выделив слово «пока». – Подождите минутку. Сейчас узнаю. После этого второпях подняв с базы белую трубку самого обычного стационарного телефона, тот начал судорожно набирать телефонный номер в надежде дозвониться до нужного человека. В конце концов, ему это удалось и, быстро узнав всю искомую информацию, он тут же грубо кинул трубку на базу и вновь обратился к собеседнику: - Он уехал вчера к матери в Россию. - Что? Зачем? – удивился звонивший и тут же сорвался, - Рофокаль, ты забыл, что я тебя туда не деток учить отправил?! - Шеф, вы кричите на меня каждый раз, как звоните! Я же не могу следить за ним круглосуточно! – обиженно отозвался тот на эту фразу. – Но я могу выяснить подробности... - О-о... Не надо. Здесь уже твоя помощь не нужна, - раздражённо оборвал его говоривший и уже прежним ледяным тоном добавил, - Можешь возвращаться. Хватит с тебя протираний штанов на лекциях. - Слушаюсь. *** POV Чарли Никогда эти пять часов полёта на авиалайнере не были настолько невыносимо длинными, как сейчас. Время, казалось, текло медленнее, чем тонкая струйка песка сквозь воронку песочных часов, а, может, и ещё медленней. Пять часов... Каждую их секунду в мою голову закрадывались не самые позитивные мысли. Ведь за этот, относительно небольшой период, который я потерял, просиживая в кресле самолёта, могло произойти всё что угодно. Меня терзали дурные предчувствия. Переполненный, буквально кишащий людьми, как тараканами, аэропорт. Громкий шум посторонних разговоров, электронный голос оператора, разносившийся повсюду, скрип колёс чемоданов по гладкому глянцевому полу в купе друг с другом создавали хаос, не давая трезво хоть что-либо осмыслить. Полностью потерявшись в своих размышлениях, на автомате иду сквозь эту шумную толпу вечно спешащих куда-то людей, абсолютно не замечая, как кто-то откровенно отпихивает меня в сторону или довольно болезненно заезжает багажом по коленной чашечке. И я дрейфую на волнах общей человеческой массы, абсолютно равнодушный ко всему. Вдруг, чувствую, как руку выше локтя сжимает уверенная мужская рука. Обернувшись к её владельцу, обнаруживаю стоящего рядом со мной невысокого худого парня с белёсыми растрёпанными волосами. И, вот странность, мне почему-то кажется, что я его знаю. - Здравствуй, Чарли, - поприветствовал тот меня. - Здравствуйте. Вы Андрей, да? – не без труда узнав его голос, спросил я, привычно переходя на русский. - Точно. Пойдём скорее, - несколько торопливо изрекает парень и начинает тащить меня сквозь всё это столпотворение. - Твой отец уже в больнице. Равнодушно позволив мужчине тащить меня, куда нужно, мельком обдумываю сказанные этим Андреем слова. Папа? И он значит в курсе? Похоже, дело и вправду очень серьёзное, раз даже такой занятой человек, как мой отец, решился поехать в такую даль. Для меня совершенно незаметно пролетает получасовая поездка на такси, сопровождаемая гулом переполненной автомобилями автострады и скучным серым видом города, с проносящимися мимо высокими многоэтажками и блёклыми рекламными вывесками. Равнодушно провожая всё это разнообразие пейзажа куда-то в неизвестность, отчаянно пытаюсь сохранить внутреннее спокойствие, прекрасно зная, что вскоре увижу всю свою семью, впервые за столько лет собравшуюся в полном составе, но при таких скверных обстоятельствах. В конце концов, машина тихо останавливается у обочины и я, движимый, словно бы на автопилоте, выхожу наружу, сразу же чувствуя, как свежий ветер свободно блуждает под тонкой тканью футболки. На секунду останавливаюсь и смотрю в безразличное ко всему синее небо, от края до края затянутое плотной пеленой туч, сквозь которое светлым пятном просматривался бледный блин солнца. Слегка вздрагиваю от упавшей на нос холодной капли. Сгущались тучи, грозя пролить на город нескончаемый поток свежего, такого привычного в начале лета, дождя. Какая противная погода. Ненавижу. Наконец спрятавшись от этого депрессивного состояния природы за толстыми стенами больничного корпуса, с натягом вздыхаю, всё ещё следуя за идущим впереди Андреем, что-то уточняющим в справочной. После короткого несколько беглого разговора с пожилой женщиной парень окликает меня, снова зовя за собой. Сдержанно кивнув, иду следом, по возможности стараясь не отставать. В помутившихся глазах мелькают светло-зелёные стены больницы с какими-то врачебными вывесками о болезнях, повсюду сидят и стоят больные, постоянно переполняя микробами сравнительно узкое пространство коридоров. Всё в этом месте пропахло стерильностью, от невыносимого аромата которой внутри всё сжималось. Но мне, как будто, было плевать даже на это. Весь я, казалось, перестал существовать. Отгородившись от всех и каждого, просто отчаянно пытался не потеряться в общем хаосе переполнявших меня чувств и эмоций. Я задыхался от их избытка. И, если бы не заблокировал весь этот поток размышлений, то, наверно, точно бы свихнулся. Если, конечно, уже не сошёл с ума. Так я думал, поднимаясь вверх по узкой серой лестнице, про себя уныло считая низкие ступеньки. «Один, два, три...» - Чарли! Давай быстрее! – крикнул мне, стоящий на втором пролёте, парень. «Семь, восемь, девять...» - Иду, – откликаюсь я еле-слышно. Перестав считать, резко срываюсь на быстрый бег, перепрыгивая сразу через две ступеньки. В итоге пробежав несколько пролётов, на полном ходу выскакиваю на площадку третьего этажа, тут же цепляясь руками за стену и постепенно переходя на спокойный шаг. От чего-то тело стало ощутимо неподъёмным и неуклюжим, будто было сделано из насквозь проржавевшего металла. Отдалённые голоса врачей, противные грязно-серые стены, гудящие лампы... Всё мешалось в одну общую неразборчивую кучу. Хотелось закричать, но у меня не было сил даже на то, чтобы просто разомкнуть охолодевшие губы. Мне было реально хреново. Паршиво настолько, что каждая минута жизни казалась невыносимой пыткой. Ожидание убивало. Спиной опираюсь об бетонную стену, чувствуя лопатками её противный холод, своими склизкими ручонками пробивавшийся в самое сердце. Уставшим взглядом смотрю на то, как Андрей бегло разговаривает с вышедшим из палаты высоким седовласым врачом с угрюмым, полностью погруженным в работу выражением лица. Слов я практически не различаю, да и не зачем. Итак, понятно, что всё хуже некуда. Наконец когда парень-таки узнал всё, что было нужно, на его лице отразились одновременно тревога, грусть и боль. Похоже, как я и думал, новости были не из приятных... - Они... ничего не могут сделать, - тут же выдал он, оборачиваясь ко мне с застывшей виной в глазах, а потом добавил утешающе, – Но твоя мать хоть и в тяжёлом состоянии, но пока держится. На краткое мгновение мне стало легче, что мама всё ещё не сдаёт позиции и борется за свою жизнь, но это «Но»... Что-то мне подсказывает, будто о Владе нельзя сказать того же. - А что с Владой? – озадаченно спросил я. - В коме. И вряд ли продержится до конца этой недели. Что-то внутри с грохотом упало и разбилось в дребезги. В ушах зазвенело, и мир поплыл во всех возможных направлениях без всякой надежды вернуться к изначальному виду. Нет, ну я не могу сказать, что я прямо-таки обожаю свою младшую сестру, но, чёрт побери, мне никогда не было так плохо, как после известия о том, что её уже нельзя спасти. Почему-то на миг захотелось сесть в самый тёмный угол больницы, забиться в нём, сжаться в один большой ком боли и, как бы это смешно не звучало, просто тупо реветь. Детское желание, но мне кажется в данной ситуации более чем адекватное, нежели желать застрелиться или вскрыть себе вены. Хотя, я совру, если скажу, что у меня не проскальзывали в голове подобные мысли. Так началась череда дней, от края до края переполненных лишь отчаяньем и страданиями. Дни, которые не сулили не мне ни кому бы то более в этой злосчастной больнице ничего хорошего. Конец POV Чарли. А меж тем от стен огромного здания отражался звук тяжёлой и одновременно элегантной поступи коварного демона с золотыми, словно два самородка, глазами... *** POV Анна Виски ломило от тупой боли. Всё тело было словно истерзано стаей голодных волков и оно так и ломилось. В голове мелькали какие-то неясные обрывки аварии, в ушах эхом отдавался страшный крик ужаса, принадлежавший не то мне, не то дочери, не то нам обеим сразу. Автобус, непонятно каким образом вылетевший на встречную полосу, отрезал путь и протаранил нашу маленькую легковушку, после чего наступила тьма. Когда же я на миг пришла в себя, перед глазами замелькали белые халаты, в нос ударил неприятный запах идеальной стильности и не менее гадкий запах спирта. Всё суетилось, прыгало, бегало. Кажется меж этих белых пятен, постепенно превращавшихся в мешанину промелькнул кто-то знакомый. Ну не может быть, что бы это был Джеймс – этот вечный трудоголик, что только и печётся о своём графстве и как бы его удержать при себе. Да и потом, какое ему дело до нас, когда он так занят воспитанием наследника... Надеюсь, Чарли не узнает об этом. Он будет так волноваться. И снова перед глазами всё померкло, канув в небытие. И опять мне снились лишь неясные образы, что всё так же мелькали передо мной, словно наяву. Лишь боль давала мне понять, что есть реальность, а что лишь мираж из недалёких событий. Невыносимые муки, не дающие мне забыться в таких лживых, но и настолько желанных грёзах. - Здравствуй... - слышится где-то со стороны до скрипа зубов знакомый баритон, – Анна. Мне потребовалось вся сила воли и остаток силы физической, чтобы просто разомкнуть, будто налившиеся свинцом веки и чуть повернуть голову на звук приятного мужского голоса. Некоторое время перед глазами плавает белёсая дымка и несколько тёмных бесформенных пятен, постепенно приобретающих белее менее понятные очертания человеческой фигуры. Минута – и вот в трёх шагах от моей койки возвышается томной тенью уже знакомая личность, которую сейчас хотелось бы видеть в самую последнюю очередь. - Ты... Не думала, что ещё когда-нибудь сведемся снова, - прошептала я вяло, обращаясь к незваному гостю. - Честно говоря, я тоже так думал... Вплоть до того момента пока ты не умудрилась попасть в аварию, - улыбнулся тот, ставя в керамическую вазу, стоящую на тумбе пышный букет ярко-алых роз, которые я так люблю. - Поиздеваться пришёл? – проворчала я беззлобно, краешком глаза глядя на нежные лепестки цветов. Тот, сначала не ответив, медленно присел на край койки, противно скрипнувшей под тяжестью его тела, и внимательно заглянул в мои глаза. Честно говоря, терпеть не могу, когда он так делает. Ненавижу ощущать то липкое чувство пустоты, что своими холодными склизкими лапами заползает в душу через этот золотистый, наполненный многовековой усталостью неестественно яркий взгляд. - Ты этого не знаешь, но ещё полчаса назад врачи уже почти предлагали твоим родственникам готовиться к твоей скорейшей кончине, - наконец произнёс тот, полностью введя меня своими словами в ступор. Тот час во рту пересыхает, а в горле встаёт ком, не дающий не то чтобы что-то сказать на это уверенное заявление, но даже просто вздохнуть. И почему-то внутри всё леденеет, по венам медленно растекается пульсирующий всё нарастающий холод и пугающее осознание того, что эти на первый взгляд издевательские с немалой долей язвительности слова были чистейшей правдой. - Бред. Не говори бред. Я же ведь жива... - Можешь не благодарить, - резко обрывает он мой поток бессвязного бормотания и встаёт с кушетки, медленно отведя в сторону свой пустые глаза и начиная медленно, как будто нарочно, идти к выходу из тускло освещённой палаты. - Что? Погоди... – запоздало, кидаю я вопрос ему в спину, только через мгновение, понимая смысл на первый взгляд обыденной фразы. – Так значит... Парень ухмыльнувшись, а я точно знаю, что он сейчас ухмыляется, как последний подонок, останавливается на самом пороге и лишь слегка повернув голову в сторону, тихим бархатным голосом говорит: - Анна, не надо так удивляться. Я просто вернул тебе старый должок. Так что постарайся не сдохнуть – второй раз я тебя с того света вытаскивать не стану. - Ты... Ну, да, - чуть отойдя от сказанного, отрывисто выдохнула я, мысленно содрогаясь только от одной только мысли, что я на секунду посмела забыть о том, что передо мной стоит отнюдь не человек. Однако наш разговор на этом не окончился. Парень, тихо усмехнувшись, развернулся ко мне боком и, прикрыв глаза веками, деловым тоном добавил: - И кстати – если ты думаешь, что я помог и твоей дочери, то сильно ошибаешься. Она умирает так же, как должна была умирать ты – медленно и мучительно, - краем глаза видя, что я хочу что-то сказать, он резким взмахом руки заставляет меня помедлить и отрезает, - Говорю сразу – мне твоя душа ни к чему. - Тогда, что ты хочешь?! - надрывно спрашиваю я, теребя дрожащими, побелевшими от напряжения пальцами светло-жёлтую простыню. – Что?! - Хм... Чего я хочу?.. – медленно, будто пробуя вопрос на вкус, тянет парень и затем вскидывает на меня разгоревшийся внезапным озорством взгляд, - Этого тебе пока знать не обязательно. И я это заполучу. Но только не от тебя... Выздоравливай, Анна. И с этими словами тот, так и не дав мне сказать в ответ ни единого слова, скрылся за дверью, которая в свою очередь с каким-то тихим заунывным скрипом захлопнулась следом за ним. Этот противный звук, отразившись от пустых однотонных стен, штопором ввинтился в барабанные перепонки, заставив поёжиться. Когда же скрип стих я снова повернула голову к двери, наивно думая, что этот проклятый демон ещё вернётся, чтобы добить меня окончательно. Но тут же натыкаюсь глазами на стоящий в вазе букет и в ужасе широко распахиваю глаза – бархатистые роскошные цветы иссыхали на глазах, теряя краски и как-то уныло роняя на белоснежную тумбочку и серый пол некогда алые, словно кровь, но теперь сухие лепестки. *** POV Чарли Что-то щемит где-то глубоко в груди. И в голове невольно возникает мало оптимистичная картина зияющей в ней сквозной дыры с обугленными рваными краями, по которым течёт вязкая, отдающая металлом багровая кровь. Почему-то у меня зреет догадка, что примерно на этом же уровне, где располагалась в моей наичудеснейшей фантазии весьма живописная рана, некогда было сердце. Бьющееся, живое, словно пташка... Но теперь слыша глухой звук, доносящийся откуда-то изнутри, мне тяжело верилось, что это не просто глюк, а действительно биение моей жизни. В мыслях быстро и болезненно проносятся те дни, что я сам не свой просидел у медленно, но верно умирающей в беспамятстве младшей сестры. О как медленно и мучительно они проходили, поочерёдно сменяя друг друга, принося всё больше и больше страданий от собственного бессилия и никчёмности в такой, мягко говоря, паршивой ситуации, как эта. И вот когда я почти потерял надежду и смирился с потерей дорогих людей, как в мой мир, охваченный колкими объятиями безнадёжности, врывается этот странный таинственный голос. Бархатный, тягучий и вкрадчивый, так заманчиво предложивший мне довольно выгодную сделку, чтобы вернуть жизнь сестре за не очень-то выгодную цену – мою душу и сердце. Ну, да, конечно, я мог бы списать эти шумовые галлюцинации на моральную усталость и ещё какую-нибудь психологическую бредятину, если бы не тот факт, что спустя десять минут нашей весьма милой беседы источник этих галлюцинаций весьма эффектно и даже эпично возник посреди комнаты. И мало того – после моего окончательно и бесповоротного согласия этот некто, не спрашивая моего разрешения и вообще не интересуясь моим мнением по поводу сохранения целомудрия моего личного пространства, уверенно, даже как-то по-хозяйски, проник языком сквозь неплотно сжатые губы, почти нежно лаская гладкую кожу нёба и внутренней стороны щёк. Вашу мать – я целуюсь с парнем! Блять, и я ещё ловлю с этого какой-то кайф?! Вместе с этими мысленными возмущениями в сердце буквально ввинчивается штопором адская боль, тут же руша и без того шаткое чувство реальности. Сил сопротивляться ласкам этих холодных, но одновременно мягких губ незнакомца не остаётся и я, обвиснув в его руках безвольной куклой, явственно ощущаю, как вдруг начинают затихать еле-слышные из коридора голоса. Весь окружающий мир мало-помалу обращается в одну однообразную серую массу и лишь в последний момент, прежде чем мой помутившийся разум отключился, перед глазами мелькнули загадочный взгляд парня, имеющий удивительно тёплый медово-янтарный оттенок. Однако моё забытье длилось не так долго как планировалось. Не успел я провалиться в спасающие меня от своей не в меру богатой фантазии объятья сна, как тут же, внезапно возникшее чувство тревоги вернуло сознание в грешное тело, заставив меня нервно глотать мгновенно высохшими губами тяжёлый и вязкий, словно кисель, воздух. Подавившись при слишком глубоком вдохе пытаюсь прокашляться, лишь бы избавиться от мерзкого чувства удушья и не особо приятного запаха серы. Минутку. Серы? Так и не сумев толком откашляться, всё же додумываюсь оглядеться по сторонам, постепенно с ужасом осознавая, что вокруг меня ровным счётом ничего нет. Лишь чёрная сосущая пустота и темнота, которая, к моему удивлению не мешала мне спокойно рассмотреть себя, свои руки и ноги. Очень странно. Ничего толком не понимая, поворачиваюсь вокруг себя, верчусь юлой, бегаю в разных направлениях, стремясь наткнуться хоть на что-то. А потом, поняв, что в поле зрения так ничего и не, оказалось, кричу какую-то ерунду в чёрную даль, что есть мочи, наивно надеясь, что кто-нибудь в этом странном пустом месте меня услышит. Ни звука. Даже эха нет. Вот это уже по-настоящему жутко. Жутко и страшно настолько, что хочется куда-нибудь спрятаться, сжавшись в маленький незаметный комочек. Но в этом долбанном пространстве, пролегающем, как я понял, на огромные расстояния во все возможные направления не было ни стен, ни потолка, разве что только пол, и то я сомневаюсь что, то, что сейчас зияет своей могильной чернотой под моими ногами можно так называть. Ничего. Абсолютно пусто. И тут сердце, неприятно ударившись о рёбра, екнуло, и я чуть было не сел там, где стоял, от осознания одной принципиально важной вещи, пришедшей на ум совершенно внезапно. Договор... Конечно. Наверно, это и есть клетка для моей истерзанной, вымученной и наконец, бездумно проданной души! Да. Бесславная смерть и просто-таки радужная перспектива провести остаток вечности в этом унылом месте в полном сознании, но без сил и хоть какой-то маломальской надежды найти отсюда выход! Но надеюсь что хоть с Владой сейчас всё в порядке... И вот когда я уже было начал смиряться с таким существованием, а жизнью это назвать было очень и очень тяжело, я с глубоким вздохом опустился на «пол» и обхватив дрожащие худые колени трясущимися руками уже подумывал застыть в таком положении и немного всплакнуть на счёт своей участи хотя бы ради приличия, но и тут мне помешали. - Не волнуйся. Мы здесь ненадолго, - вдруг прозвучало спокойное и я, тут же перестав мысленно себя жалеть, быстро вскочил на ноги и обернулся на голос. Передо мной, вальяжно развалившись в огромном кресле из матовой кожи тёмно-коричневого цвета, сидел высокий парень. На вид ему было лет двадцать, может больше. Приятные аристократические черты лица, холодная ухмылка, выделяющаяся на фоне бледной кожи тёмной и тонкой линией губ, чётко изогнутые брови и, будто бы светящиеся в темноте глаза... И тут меня осенило. - Ты, ты тот самый... Из палаты... С голосом, - задыхаясь, прошептал я отрывисто, не без доли панического страха смотря на этого спокойного брюнета, взирающего на меня как на раба. Честно, у меня сразу коленки затряслись и даже упасть ниц захотелось! - Да, - выдохнул тот. Чуть переведя дух, тихо и нерешительно спрашиваю: - Слушай... А где это мы? - В чистилище, - сообщил мне собеседник таким тоном, словно мы сейчас сидим на скамеечке в парке. Как будто я каждый день бываю в подобных местах! От этого заявления мне стало ещё хуже. Желудок свернулся в трубочку, норовя выплеснуть своё содержимое в самый не подходящий для этого момент, но, увы, оказалось, что выворачиваться мне не чем, так как я уже нормально не ел как минимум дня два. Посему к горлу мгновенно подкатила лишь жгущая нежную слизистую и отдающая кислятиной желчь, от которой чувство тошноты стало почти невыносимым. И я уже был готов расстаться со всем содержимым моего нутра прямо перед этим ухмыляющимся подонком, особо не заботясь о том, каким лохом я буду при этом выглядеть, как он вдруг мягко сказал: - Если уж приспичило, можешь и блевануть. Твои предшественники здесь и не такое вытворяли. После этих слов мне как-то сразу расхотелось позориться и я, насильно проглотив всю омерзительную жижу, что заполнила мой рот, хрипло ответил: - Не дождёшься. - Тогда присаживайся. У нас будет серьёзный разговор, - довольно улыбнувшись моему ответу оказал тот, указав рукой на внезапно возникший за моей спиной стул с высокой спинкой, который, больно ткнув меня краем сиденья под колени, заставив резко на него сесть и очень быстро подкатил меня к моему мучителю, так же быстро остановившись напротив парня. От внезапной остановки бегающего стульчика с обречённым вскриком уже было лечу на импровизированный «пол», как вдруг утыкаюсь носом прямо в холодное гладкое дерево стола, появившегося между нами. Удачно. - Ох... – потирая ушибленный кончик носа, простонал я, – А о чём будет разговор? - О ламах, - до ужаса спокойно и даже серьёзно ответили мне. Я на секунду опешил от такого, так сказать, неожиданного ответа, и, так и не уловив сарказма, растерянно пробормотал: - Я, конечно, обожаю лам и пончо, но чтобы за них душу продавать... - Несчастное создание... – хмыкнул парень, откровенно насмехаясь над моей реакцией. – Сдались мне твои ламы. - Не, ты сам только что начал о них разговор! – почему-то меня прорвало. - Ну, так давай закончим и перейдём к делу... – проведя тонкими изящными пальцами по гладкой столешнице, тихим размеренным тоном предложил собеседник. - К телу? Чьему? – на секунду отвлекшись, переспросил я. - Парень, не заговаривайся, - услышал я недовольное шипение. Ух, кажется обстановка накаляется. Но так как меня уже понесло, будь что будет - плевать на дальнейшие последствия. - Или что? – вскинув нос, спросил я. - Или мы серьёзно передом к телу... – как-то уж больно двусмысленно процедили в мой адрес. - Ламы? – тем не менее, невинно спросил я и тут же услышал, как ногти моего опонента по разговору с неприятным хрустом врезаются в лакированное дерево. - НЕТ! - А чьему? - Твоему! - Но я же не лама! – очень весомый довод. - Идиот... – проведя рукой по лицу, устало выдавил брюнет. - А ты лама-фетишист, - констатировал я истину. - Ты замолкнешь? - Возможно. - Так мы закончили? - Да. - Тогда, будь так любезен – забудь уже об этих адских животных и вернёмся к разговору. - Ага... Ой! Постой минутку! А что в аду тоже есть ламы?.. Хруст дерева, скрип зубов, страшное рычание... Чёрт вот на кой я сейчас нарываюсь? - Эм, ну... Договор, значит... – тяжело протянул я, а потом, будто струсив, прошептал, – А можно как-то отложить это дело? Похоже, такой ход моих мыслей златоглазого весьма позабавил, исходя из того, что с его губ так и не сошла эта поганая садисткая улыбка. Мало того – мои слова тут же были встречены широким потоком издевательств: - Ну, мне-то собственно некуда торопиться. Чистилище для меня как дом родной. А вот твоё тело, в лучшем случае протянет в состоянии клинической смерти не больше семи минут, - чуть улыбнувшись мне уголком губ констатировал парень суровую истину, с неподдельным интересом смотря на то, как я со стоном хватаюсь за голову, норовя выдернуть себе все волосы, лишь бы вся эта до дебилизма отстойная ситуация оказалась лишь плодом моей не в меру богатой и больной фантазии. – Так что думай быстрей. Время - деньги, ну а в нашем с тобой случае самая ходовая волюта – это жизнь. Ты ведь ещё не забыл о своей сестре или тебе всё ещё хочется поговорить о ламах? Неприятно поёжившись при упоминании несчастной Влады, о трагичной судьбе которой, по правде говоря, я чуть было не забыл из-за шока и всей странности происходящего, глубоко вздыхаю, понимая своё положение. Мысленно коря себя за беспечность и непростительную слабость, с силой сжав руки в кулаки сквозь зубы уверенно цежу: - Так что там, на счёт договора? Парень тут же оскалил белоснежные зубы в довольной ухмылке и, звонко щёлкнув пальцами, вызвал старинный, покрывшийся тёмными жёлтыми и бурыми пятнами известного происхождения, пергамент, который, чуть подрагивая закрученными краями, парил в десяти сантиметрах от лица моего собеседника. Брюнет, бесконечно скучающим взглядом осмотрев документ, по шершавой поверхности которого мелкой вязью скользили строчки из мелких багровых, и будто переливающихся в полумраке, букв, чуть дунул на него, отправляя договор в мою сторону. Пергамент, до того спокойно покачивающийся на месте, мягко скользнул вдоль гладкой столешницы и с тихим шорохом улёгся напротив меня, давая хорошенько осмотреть и осмыслить его содержимое. - Советую прочитать внимательно, и если найдёшь то, что тебя не устраивает, сообщи мне, - мягко промурлыкал мой личный мучитель, внимательно смотря мне в глаза, от чего я тут же почувствовал, как спину покрывают колючие мурашки. Столько боли, бесконечной скуки и усталости было в этом взгляде. С непонятной тяжестью на сердце кое-как разрываю зрительный контакт с этим во всех отношениях странным типом и начинаю медленно вчитываться в многочисленные пункты договора. И вот спустя уже две минуты чтения сей интереснейшей вещицы я начинаю понимать, почему во всех книжках, сериалах и фильмах чаще всего герои, заключающие сделку с дьяволом, просто на просто не дочитывая тот до конца тупо чиркали своё имя в конце, рассчитывая на старый добрый «авось». И чаще всего этот некий «авось» им нисколько не помогал, так как я не помню ровным счётом ни одной подобной истории с хорошей развязкой. А то, что я неудачник, «рыжий» по жизни и к тому же ни хера не разбираюсь во всех этих мудрёных туманных пунктах как дважды два. В общем, Калверт, попал ты. Попал по полной и никуда ты уже не денешься. Так что не фиг тянуть кота за яйца – пора действовать. За Владу! За мир во всём мире и пусть все кролики будут целы! - Эм, где мне... подписывать? – не смотря на весь мой внутренний боевой настрой, как-то жалко вдавил я, споткнувшись на последнем слове. - М-м? Уже прочитал? – удивлённо вскинув тонкие соболиные брови, осведомился тот. – Быстро, однако... - А чего тянуть? И вечности не хватит, чтобы вычленить из текста все пункты с подвохами. А у меня только жалкие семь минут – так не честно! – обиженно и как-то больно по-детски крикнул я ему в лицо, откладывая от себя исписанный кучей всякого словесного хлама договор. Гад! Вот точно настоящий демон в плоти! - К твоему сведенью уже три, - усмехнулся тот, откровенно смеясь над моей реакцией. - Тем более! – надулся я. Парень, некоторое время изучающе посверлив мою скромную надутую персону своими золотистыми, горящими в темноте, словно два тлеющих уголька, глазами, чуть вздохнул и щелчком пальцев заставил возникнуть на столе чёрную пузатую чернильницу, довольно изрёк: - Ты чертовски прав. Семь минут для такого дела – до смешного мало. Но в том и суть. В конце концов, ты находишься в полном моём распоряжении, хоть и твоя душа всё ещё ютится в твоём тщедушном теле, - вкрадчиво сообщил мне демон, а в том, что я сейчас так непринуждённо общаюсь именно с настоящим исчадием Ада, сомневаться уже не было смысла. - Да... Я вник в фишку... – уныло прошептал я, мысленно обидевшись на слово «тщедушный», - Где мне чиркнуть-то надо? Мучитель, тяжело вздохнув, осмотрел меня с нескрываемым недоумением, видимо удивляясь тому, как быстро сменилось моё настроение. Впрочем, какое дело ему до морального самочувствия, какого жалкого смерда? Я наверно перегрелся, раз думаю, что эта саркастичная тварь, а человеком я его даже мысленно назвать не могу, может до такого снизойти... - Видишь в конце две пустые строчки? – наконец разорвал тишину тот, кивнув на пергамент. - Ага. - В предпоследней строке смертный, заключающий контракт, может написать одно и только одно условие, при котором договор, может быть, расторгнут без каких-либо последствий для нижеподписавшегося... И тут моё тоскливое лицо озарила такая довольная, такая исполненная коварством улыбка, что парень даже замолчал, снова одарив меня новой порцией недоумения, которую я просто-напросто проигнорировал. Да какие там уж демоны, когда у меня кажется, появился неплохой шанс спасти не только сестру, но и собственную, почти что проданную шкурку! Но увы.... - Стой! Не смей брать в руки ручку пака не дослушал меня до конца! Странное дело не смотря на то, что сказано это было беззлобно, но не без строгости, я немедленно разжал пальцы, держащие перо и то сверкнув в тусклом свете единственной чёрной витой свечи, с глухим стуком ударилось о столешницу рядом с пергаментом. Всё бы ничего, если бы при всём при этом я вдруг не почувствовал что моё тело выполнило приказ будто на автомате даже вопреки желаниям взбунтовавшегося разума. Вашу мать, это точно его штучки! Иначе и быть не может! - Хорошо... – удручённо выдавил я, помассировав виски и до сих пор испытывая противное ощущение, как будто кто-то порядочно поковырялся у меня в голове. Однако попыток написать что-то без разрешения больше не предпринимал. - Некоторые индивидуумы думают, что написав всякую непонятную хрень в строке с условием по типу: «Договор будет аннулирован после ковыряния в носу...» - тем временем начал пояснять мне тот, но услышав собственную идею, я тут же его перебил: - Эй! Не читай мои мысли! Но брюнет больше меня, не слушая, откровенно меня проигнорировал и, дождавшись, когда я умолкну, спокойно продолжил: - ... могут рассчитывать на быстрое освобождение. Да. Они в каком-то смысле и правы, ведь написанное смертным условие будет выполнено. Но не факт, что контракт, а этот документ имеет разум, поймёт условие так, как бы хотелось. И поверь, за прошедшие тысячелетия я повидал стольких глупцов, потерявших жизнь из-за одной только запятой, поставленной не в том месте... Хочешь присоединиться к этим несчастным? - Нет... – поджав губы, прошептал я, с ужасом осознвая во ЧТО только что чуть не вляпался. - Подумай хотя бы немного и выбери правильное решение, - посоветовал он мне уже менее строго и даже как-то лояльно. Шок прошёл окончательно. Собственные глупые шутки, сказанные ранее, и вырывающиеся из меня скорее от напряжения и панического, даже животного страха, чем по собственному желанию казались бредом ненормального шизофреника и мне стало за себя даже как-то стыдно, да так что у меня наверно покраснело не только лицо, но и уши, судя по тому, как ужасно они горели. Сжав в подрагивающих пальцах ручку и вновь склонившись над документом уже прекрасно осознаю, что мне нужно написать. Нет. Вру. Осознания не было. Просто первое, что пришло на ум. То, что казалось более осмысленным, на мой взгляд, и я решился, наплевав на всё, даже на свою жизнь, которую теперь считал не более чем ненужным мусором, по сравнению с жизнью моей любимой сестры, которую просто обязан был вытащить из белых тапок, пока не стало слишком поздно. Острый наконечник пера с тихим скрипом заскользил по шершавому старому пергаменту, выписывая размашистым почерком иссиня-чёрные буквы. И, наконец, когда тонкий кончик завершил последнюю лихую закорючку, ручка в моей руке тут же обратилась в короткий клиновидный кинжал, чуть поблёскивающий в свете маленького, отдающего зеленцой, огонька. В недоумении устремляю взгляд на собеседника. Но тот вновь мне, улыбнувшись ничего, не ответил. Не получив никаких дальнейших инструкций сосредотачиваю своё внимание на клинке, неприятно холодящим кожу своей серебряной рукоятью. Секунда – и из глубокого надреза на ладони потекла терпкая, пахнущая металлом красно-багровая кровь. Не долго думая и пытаясь абстрагироваться от жгущей боли в ладони медленно сжимаю пальцы в кулак выдавливая из раны пару-тройку крупных капель на строку подписи, теперь понимая что это конец и у меня больше нет пути назад. Нет выбора, воли и свободы. И души. Плевать. - Всё. Теперь выполни мои условия! – семь минут практически истекли и я торопился, ощущая, как жизнь мало-помалу утекает из моего полумертвого тела. - Как пожелаешь... – прошипел незнакомец, маниакально сжимая в изящной, но крепкой руке свернутый контракт и с откровенным наслаждением вдыхая его запах, - Однако для начала я заберу плату. Только с губ парня острыми осколками стекла сорвались наполненные жестоким сарказмом слова, как стол со всеми письменными принадлежностями и стул подо мной тот час испарились в воздухе. И не прошло и мгновенья, как я оказался на «полу» позорно сидя перед своим мучителем на коленях и, чувствуя проходящую вдоль хребта мелкую дрожь. Мягкие, будто шёлковые пальцы с неестественно гладкой кожей чуть коснулись моего подбородка заставив поднять голову и встретиться с холодными глазами, горящими драгоценными отблесками золота. Никогда я не видел таких глаз... - Запомни, смертный, моё имя – Астарот, Великий Герцог Ада. И с этого момента я твой полноправный хозяин. А затем мой мир сомкнулся и свёлся на одном единственном и невыносимом чувстве боли. И отнюдь не физической. Увы о ней я мог лишь мечтать, явственно ощущая, как медленно утекают из меня последние остатки жизни, как цепляется своими хилыми ручками за смертную оболочку истерзанная душа и с ожидаемыми муками оставляет бренное тело, переходя в руки к новому владельцу. Но прежде чем моё сознание, сжалившись над тем, что от меня осталось, милостиво вырубилось, левый глаз пронзила яркая вспышка света и я пал в безграничную власть благоговейной тьмы.