Наизусть, наизнанку, навсегда

Утро начинается с будильника, пыхтения по другую сторону кровати и тихий шепот: — Эйджи… ро… Помоги встать, — пыхтит Бакуго рядышком. Киришима еще не проснулся до конца, это Кацуки вечно куда-то опаздывает. Бакуго ударяет прямо по пояснице Эйджиро ладонью и выдыхает. — Помоги встать, блять, Эйджиро! — восклицает уже сердито Кацуки, и Киришима подрывается и встает. — Доброе утро, — улыбается он, чмокает мужа в щеку и поднимает его. — Ты совсем как неваляшка. — Доброе утро, — Бакуго отвечает чмоком и идет в ванную. Киришима не трогает его с утра и лишь интересуется, что он будет на завтрак. Каждый день как американские горки. От яичницы до лапши — Кацуки мог попросить все, что угодно. Даже если Киришиме полчаса придется мотаться по круглосуточным, чтобы найти именно то, что хочет Бакуго. Капризов — сколько Паганини не писал. — Кофе хочу, — говорит он, выходя из ванной. — Тебе нельзя, — пресек сразу Киришима. — Хы-ы… Почему ты вспомнил, — зарычал Бакуго. — Просто понюхать дай. Эйджиро с недоверием покосился на мужа, но протянул ему банку растворимого кофе. Бакуго открыл и затянулся тяжелым запахом. Киришима стал готовить завтрак. Так как Кацуки не выдал никаких рекомендаций, но и против не был — Эйджиро варил рис на молоке. Киришима обернулся, видя, как Кацуки сосредоточенно слизывает с руки гранулы кофе. — Ты… Ты! — Эйджиро цыкнул, подошел, отобрал кофе, закрыл крышку, обеспокоенно смотря на Кацуки. — Открой рот! Бакуго открыл рот, и Киришима, хмурясь от беспокойства и раздраженности, стал бумажным полотенцем счищать с языка коричневый налет кофе, которое растворилось прямо на нем. — Ты в своем уме, любимый? — расстроенно проговорил Эйджиро. — Фполне, — улыбнулся Кацуки. Киришима стер все, что смог, налил Бакуго воды, пока кипятится чайник. — Эйджи, у нас есть сосиски? — Кацуки встает со стула и идет к холодильнику. — Тебе пожарить? — Сваришь? — Бакуго посмотрел щенячьими глазами, улыбнулся, и Эйджиро сдался под натиском милоты. — На УЗИ? — начал ежедневное гадание на кофейной гуще Киришима, чистя сосиски от пленки. — Нет! — радостно воскликнул Кацуки, садясь назад. — На осмотр? — еще одна попытка. — Угу, — Бакуго отправил в рот виноградинку из фруктовой корзины. — Назначат предварительную дату. Киришима угукнул, залил маленькую кастрюльку водой и поставил на плиту. Рис уже начал булькать в кастрюле, и Эйджиро влил в полуготовую кашу полстакана молока. Он жуть как волновался перед родами Бакуго, жуть как хотел поддержать его, они заранее договорились о партнерских родах. Киришима считал, что пропустить такое ему просто нельзя. Кацуки буквально на части будет рвать их сын, и кто такой Эйджиро, чтобы не поддержать мужа? На самом деле, Киришима до сих пор слабо верил, что скоро будет десятилетие их союза. В браке они состояли около пяти лет, но встретились еще десять лет назад в Юэй. Они друг друга познали, сплелись в один клубок, как крысиный король, и вместе умрут. Эйджиро казалось, что, наверное, никто не сможет так понять его, как Кацуки, никто не сможет так любить его, как Кацуки. И он никого больше так любить не сможет. И метка на шее Кацуки тому подтверждение. Каша готова, и Эйджиро спешно раскладывает ее по тарелкам, посыпает сахаром — ограниченное количество, потому что Бакуго нельзя много. Позавтракав, Киришима помог Кацуки собраться. Они выехали к врачу, Бакуго сидел в телефоне, смотрел что-то в Тик-Токе. Приглушено играла музыка. Well are we going out tonight? We could go to yours You could come to mine I got no money for the pub no Could probably scrape enough for the bus though, yeah And what a time to be alive Four bottles down my neck and I′m felling fine So lets hear it for the good times, Lets hear it for the good times Эйджиро вспомнил кое-что, что они творили, когда еще Бакуго был на среднем сроке. В каждые выходные, одно время, они ходили гулять до вечера. Однажды Эйджиро осознанно выпил на корпоративе, зная, что впереди целый выходной, чтобы отлежаться. Бакуго был с ним. Его живот уже был заметен, и Киришима нес всякую чушь, и им пришлось уйти, потому что Эйджиро было не заткнуть — так он восхвалял Бакуго в ту ночь. — Вы! Ничего не понимаете! Вот у вас омеги такие? — Киришима надолго припал губами к красной от стыда щеке Кацуки. — Такой прекрасный, лучший… Лучший! Эйджиро заулыбался, а потом из его глаз одна за одной покатились слезы. Он был не сильно пьян, просто эмоции брали вверх над всем. Бакуго нахмурился. — А сейчас он носит нашего ребенка… Вы представьте… Я ему обязан жизнью, судьбой, любовью… Всем обязан… Мое золото, — еще один продолжительный чмок. — Поехали домой, я устал… — Бакуго чуть прикрыл глаза, и Эйджиро тут же согласился. Желание его мужа — закон! Когда они уже шли к такси, Киришима упал, споткнувшись об порог клуба, где проходил корпоратив, лбом вниз, рассек себе бровь, но его «падучая» не прекращалась. Ноги вообще его не держали. Усталость и алкоголь дали свое. Бакуго уже сто раз проклял решение и мысль, заставившую его согласиться тащиться с ним. В такси Киришима уснул, а затем, еле проснувшись, заставил Бакуго тащить себя к дому. Но Кацуки, решив, что нахер ему не сдалось тащить такую тушу с ребенком внутри, бросил мужа прямо около входа в парадную. Киришима просидел там всю ночь, и под утро ему вызвали скорую проходящие собачники. Оказалось, что он сломал себе ключицу, когда упал и рассек себе бровь и двигаться едва ли мог. Алкоголь действовал как болеутоляющее. Эйджиро знал об этом дне по рассказам Кацуки и Сэро. Он помнит только то, что было после. Ему сделали срочную операцию, чтобы собрать кость. Бакуго узнал об этом уже после нее, позвонил Ханте, чтобы тот подвез его до больницы, так как сам прав не имел. В палату пустили только Кацуки. Он ждал, пока очнется Киришима, чтобы сломать ему еще что-то за то, как сильно он его напугал. Надрался вчера, заставил понервничать, пока они ехали назад — а вдруг что. Потом тащить еще на своем горбу. Бакуго не считал себя виноватым ни на грамм. И впоследствии Эйджиро признавал свою вину. По словам Кацуки, когда Киришима открыл глаза, он сказал: — Вау, — едва различимый слабый шепот. Он даже глаза не до конца открыл, а уже говорит. — Что? — Кацуки, нахмурившись, смотрел на мужа. На его глаза тут же навернулись слезы. Он в агонии? — Крас… сивый… — выдохнул сдавленно он. — Что ты несешь, Эйджи? — Бакуго пододвинулся ближе. — Ты красивый… — голос крепчал. Он просыпался. — Черто… вски. — Ты идиот, — улыбнулся Бакуго, подпирая рукой голову. — Боже мой… Какой ты идиот. — Кто ты? У Кацуки сердце ухнуло. Не хватало еще, чтобы он забыл его. — Я твой муж, — спокойно и с опаской сказал Бакуго. — Оу… И давно ты увлекаешься… М-м-м… сладким? Кацуки шокированно посмотрел на мужа, затем отследил траекторию его взгляда. Живот. Убить Киришиму захотелось сильнее. — Это твой сын, — Кацуки шумно выдохнул, взял чужую руку и положил на свой живот. Эйджиро как будто открыли Америку. Под рукой что-то двинулось. Киришима посмотрел на Кацуки полными слез глазами. — Что ты?.. Бакуго сжал губы, посмотрел в невинные, ничего не понимающие глаза мужа. Страх, что он таким и останется, без памяти, конечно, был. Киришима смотрел на Кацуки, пытаясь сморгать слезы и прочистить горло. В дверь постучали, а затем вошли. Это был доктор. Насколько помнил по рассказам Эйджиро, потом Бакуго долго и упорно выяснял, почему Киришима ничего не помнит. Потом оказалось, что все это было из-за анастезии, и Сэро долго выслушивал рассказы о том, какими эпитетами Бакуго был назван проснувшимся муженьком. Вслушавшись в музыку, он подслушал что-то из Тик-Тока Бакуго, музыка давно сменилась на энергичную. Это сколько же он вел машину вот так, витая во воспоминаниях? Они подъехали, Киришима припарковался, потом помог Бакуго выйти. Они вместе зашли в больницу. Как раз успевали к записи. А потом отвезти Кацуки назад, а самому на работу. Успевает еще. Они садятся в зале ожидания. Через пару минут Кацуки вызывают, а Эйджиро достает телефон, чтобы отчитаться Фэтгаму, когда он приедет на работу. На обоях — их свадебная фотография. Вы думаете, что лучше мужа, чем Киришима, и быть не может. Но Эйджиро вспомнилось то, что он сделал ровно десять месяцев назад. Тогда у Бакуго были гормональные сбои, он принимал противозачаточные таблетки. Кацуки просто не знал, когда у него может начаться течка. Врач рекомендовал ему вести регулярную половую жизнь. В тот вечер они именно этим и занимались. — Погоди м… немного, — Кацуки прикрыл глаза и ощупал свои красные щеки. — Течка скоро, наверное. Странно себя чувствую. Киришима остановился, поцеловал Бакуго в лоб и улыбнулся. — Хочешь прекратить? — прошептал Эйджиро. — Нет, но больше не будем, — Бакуго потянулся за поцелуем в губы. Эйджиро возобновил фрикции, и Кацуки правда реагировал как-то по-другому. Чересчур чувствительным он был в этот раз. Да и Киришима с каждым вздохом возбуждался все сильнее. Он вряд ли до конца мог себя контролировать. — Стой, стой! — взвыл Бакуго от слишком быстрых и сильных толчков. Эйджиро остановился, зажмурился, пытаясь успокоиться. Кацуки пытался отдышаться. — Все, закончили, — Бакуго отодвинулся в полумраке. — Ты сводишь меня с ума, — прошептал он. — Эйджиро, все, слезай, — цыкнул Бакуго. — Течка вот-вот начнется. — Ничего не будет, если мы закончим, — Эйджиро чмокнул Кацуки в лоб. — Боже… Ладно, давай, только аккуратно. Киришима снова начал движения, одну руку переместив на чужой член. Эйджиро чувствовал себя, как при гоне. Они могли позволить себе секс только несколько раз в месяц. То у Бакуго непойми когда течка, то у Киришимы гон. В эти дни их едва хватало на мастурбацию. Благодаря таким непростым условиям, они быстро поняли, что в отношениях половая жизнь далеко не главное. Один сильный толчок, и они оба припадают друг к другу губами, стараясь потеряться в ощущениях наслаждения, накрывшими их с головой. Оргазмы перед и после течки у обоих ярче, чем обычно. — Киришима! — закричал Кацуки, упираясь рукой в живот Эйджиро. — Ты что творишь? Киришима затуманенным, непонимающим взглядом посмотрел на Кацуки. — Узел, идиот! — Кацуки закрыл руками глаза. Эйджиро зажмурился, уперся лбом в чужую грудь. — Я же в презервативе… Ничего не должно быть… Бакуго задержал дыхание. — Блять… Больно-то как… — зашептал он прерывисто. — Извини, извини, — Эйджиро еще раз десять повторил это. — Прости… Я должен был тебя послушать… Бакуго выдохнул, прижал к себе Эйджиро и ногтями вцепился в спину, пока Киришима шептал извинения. — Я убью тебя… Убью… — зашептал на ухо Кацуки. — Если я залечу… Я убью тебя. Киришима с горечью вспоминал об этом сейчас. Когда на утро они проснулись, узел уже спал, и течка не наступила. До них дошло, что они натворили, что презерватив, видимо, порвался. Эйджиро полностью признавал свою вину, и хотел, чтобы Бакуго сделал аборт, если он еще не готов к детям. Даже если и готов, Киришима клялся взять на себя всю ответственность за то, что он совершил. Бакуго принял решение оставить ребенка, но колебался вплоть до истечения срока разрешения на него. Но благо, гормональные сбои не повлияли на способность Бакуго выносить плод. Эйджиро до сих пор думал, что может, ему стоило тогда остановиться. Все упиралось в то, что на Кацуки невозможно было смотреть — он не мог себе сам даже шнурки завязать… Эйджиро жмурится, начинает листать галерею. Он натыкается на фотографию торта и счастливую улыбку Бакуго. Во втором триместре, Кацуки тянуло на все, что угодно, кроме съедобного. То ему захотелось понюхать сырой земли, то попробовать брокколи в мороженом. То выпить кофе с соленым огурцом и плавленым сыром. В общем, сочетания только для вызывания диареи, но однажды Бакуго превзошел самого себя. Они шли по парку после приема у врача — тогда Кацуки еще было легко ходить, и ноги так не отекали, как сейчас. — Хочу песок, — он замер, стоял как вкопанный. — М-м? — Киришима остановился чуть поодаль и чуть прищурился. — Что еще раз? — Песок, блять, хочу. Киришима, хочу песок, — Кацуки нахмурился. — Песок? — Эйджиро улыбнулся. — Почему? — Он, блять, так прикольно шуршит… Я хочу его съесть… Эйджиро, — Кацуки поднял жалостливый взгляд на мужа. — Песок нельзя есть, — напомнил Киришима. Бакуго цыкнул, как маленький ребенок, взял Эйджиро под руку и зашагал. Спустя несколько метров снова остановился. — Он так шуршит! Эйджиро, — протяжно вздохнул Бакуго. — Разреши поесть песок. Боже мой, он такой аппетитный, ты только посмотри. Киришима тоже вперился взглядом в песчаную дорожку. Эйджиро, хоть убей, не видел ничего аппетитного в песке. — Слушай, у нас же дома есть мел и глина… — снова напомнил Эйджиро. Киришима по всему Токио мотался в поисках съедобных мела и глины. Правда, глотать их нельзя, но полезными они были, и Кацуки нравилось их грызть по вечерам. Потом все губы у Бакуго были в белом налете, и от него пахло глиной. А сейчас песок. Эйджиро знал, что если он сейчас не предложит альтернативу уличному песку, Кацуки ничто не остановит перед тем, чтобы сесть и есть этот. — Я хочу песок, Эйджиро, еб твою налево! Что непонятного? Боже… — Бакуго в своей манере зарычал, перестал держать Киришиму под руку и запихал ее в карман, и пошел дальше, плотно запахнув куртку. Обиделся — догадался Киришима. — Хорошо. Давай так. За два дня я найду тебе песок. Съедобный. Хорошо? — Киришима догнал мужа и заглянул в глаза. — У тебя сорок восемь часов! — фыркнул Бакуго, победно улыбаясь. Первые сутки Киришима искал в магазинах. Ходил в аптеки, нашёл витамины с кремнием, но Кацуки воротил нос — песок, и все тут. Песок ему подавай. Десятки статей, которые твердят: ни в коем случае! Если ребенок наелся песка — в больницу. Но вот про взрослых, к тому же беременных, омег — ничего сказано не было. Эйджиро не рискнул дать ему уличный песок. Думалка сломалась уже на начале второго дня, когда Бакуго уже ревел в подушку. Так хотелось наесться кремниевого уличного счастья. Эйджиро лежал в ванной, когда гуглил про съедобный песок в очередной раз. У него в этот день был выходной. Он ненароком зашел в картинки. И увидел торт. В виде пляжа. Колесики в мозгу завертелись, пазл сошелся. Пальцы на клавиатуре. Сайт кондитерской. Заказ. Описание торта. Оплатить. Забрать сегодня вечером. Эйджиро чувствовал себя гладиатором, победившим на арене огромного льва. Киришима с улыбкой вышел к Кацуки, сидящему в гостиной и грустно поедающему фисташки. Эйджиро сел рядом и приобнял его за плечи. — А я нашел, — улыбнулся он. — Что нашел? — как-то без особого интереса спросил Бакуго. — Песок. — Правда? — глаза Кацуки засветились. — Да, я вечером привезу. — Ты знаешь, что ты самый лучший муж? — Бакуго чмокнул солеными от орешков губами Киришиму. — Откуда тебе знать, что я лучший, если я единственный? — хихикнул Эйджиро. — Потому что мне не с чем сравнивать, — хитро улыбнулся Бакуго. Эйджиро ворует у Кацуки пару фисташек. — Приготовишь ужин? — робко прошептал Киришима. — Обойдешься, сам готовь, — выдохнул Бакуго, водружая свою голову на чужое плечо. Он увлеченно смотрел в экран телевизора. Уже вечером, до ужина, Эйджиро забрал торт. Он был покрыт зеркальной глазурью, и сверху был щедро был насыпан съедобный песок. Как Киришима понял, из крошки бисквита с сгущенным молоком. Кацуки вертелся у двери, когда Эйджиро пришел домой. Бакуго ждал, пока Киришима снимет обувь и куртку, они прошли в кухню, и Кацуки с восторгом смотрел на коробку. Киришима открыл ее, и Бакуго удивленно посмотрел на торт. — Вау, — протянул он. — Я еще утром хотел стекла… Киришима чуть нахмурился. Бакуго аккуратно подцепил горку песка и отправил в рот. — Сладкий, — как зачарованный, проговорил он. — Угу. Съедобный. Доволен? — улыбнулся Киришима, приобнимая Бакуго со спины. — Да, — сладкие губы Бакуго касаются киришиминых. От Кацуки пахло медом и коржами. — Ты проиграл, — Киришима прошептал это прямо в чужие губы. — Ну и что… Ужин готовишь все равно ты… — засмеялся Кацуки. — Только сделаем фото на память. Киришима достал свой телефон, сфотографировал Бакуго с тортиком и оголенным животиком. Эта фотография стоит у них в спальне в рамке. Эйджиро, вздохнув, в тот вечер грустно готовил ужин. Киришима проснулся от воспоминаний, когда Бакуго взял его за локоть сильными пальцами. — Эйджиро, поехали, мы закончили, — позвал он. Киришима встал, забрал у Кацуки сумку. — Ну, что, когда? — спросил Киришима. — Сегодня. Паника охватила все тело Эйджиро, он раскрыл рот и нахмурился. — Я иногда поражаюсь, какой ты недогадливый. Пойдем. — О чем ты? — Отпрашивайся у Фэтгама. Мы здесь надолго. — Кацуки. Я еще не готов! — Зато он — уже да, — улыбнулся Бакуго и глянул на свой живот. — Пойдем, мне вообще-то не очень хочется… Не очень приятно. — Конечно… Куда? Бакуго цыкнул и подозвал проходящую медсестру. До Киришимы медленно доходило, что Кацуки уже утром будил его, потому что схватки начались. Эйджиро выдохнул, взял себя в руки. Пациенты, сидящие в зале, смотрели на него с недоумением. Бакуго позвал его, и они пошли вместе до палаты. Следующая фотография будет тоже в рамке. Но уже с ребенком.