Проблемы пищеварения

На столе доктора Еримеева лежала пухлая история болезни, принадлежащая Ветровой Екатерине Павловне, девушке 29 лет. Хотя историей болезни данные внесенные в папку было сложно назвать, так как все тесты и анализы давали единый результат – отклонений не выявлено, пациентка здорова. Но факт оставался фактом, сидевшая перед ним прикована к инвалидному креслу вот уже 20 лет. И сейчас обращение в их исследовательский центр - это для нее последняя надежда обрести нормальную, полноценную жизнь. Пальцы доктора выстукивали монотонный ритм по полированной поверхности деревянного стола. Через руки Еримеева прошли сотни таких пациентов, как Екатерина. Все они с точки зрения медицины были здоровы, но все они были не здоровы с точки зрения психологии. Ведь все их болезни происходили от ума. У каждого имелась пережитая психологическая травма, которую можно было найти, извлечь на свет и препарировать, даровав, таким образом, исцеление. Для этого достаточно хорошенько покопаться в "мозгах". Но бывали и случаи, когда приходилось применять RX107S, новый препарат, пока ограниченный в использовании, но дающий прекрасные результаты. Он погружал пациента в глубины его собственного подсознания, давал найти матрицу проблемы и решить ее непосредственно на месте. Но подобная терапия несла в себе большой риск. Это сумасшедший стресс для человека и найти смельчаков, готовых встретиться с самим собой взаправду, было мало. За всю пятнадцатилетнюю практику врача, таковых выискалось не более двенадцати. И «погружение» они прошли успешно. Правда, половина из них после процедуры проснулись полностью седыми. Но все они знали, с чем могут столкнуться, их проблема была им известна. Хотя бы в общих чертах. Екатерина была совсем другой. В чем крылась причина ее неспособности ходить, оставалось тайной за семью печатями. Множество психологических тестов, гипноз. Ничего не дало даже намека. Применение RX107S на таком пациенте могло дать совершенно непредсказуемый результат. И решение о подписании ее заявления на «погружение» сейчас тяжким грузом давило на плечи Еримеева. Чутье предвещало неприятности, но глаза сидящей напротив девушки в инвалидном кресле были полны надежды и решимости. Врач сделал глубокий вдох и, задержав на миг дыхание, размашистым движением классическим докторским почерком вывел «Разрешаю», поставил подпись и, пристукнув кончиком Parker´а, оставляя утверждающую точку, шумно выдохнул. После этого рывком придвинул подписанный лист к девушке и резко встал, отвернувшись к окну. Екатерина потянула к себе на колени долгожданную бумагу и тихо выговорила: - Спасибо. Еримеев слышал, как прошуршали по мягкому ковру колеса ее кресла, а затем тихонько скрипнула дверь. Он остался в кабинете один. Устало потер пальцами переносицу, затем скрестил за спиной руки и уставился на вид за окном. Беспокойство не покидало врача и в помещении прошелестело его не менее тихое: - Удачи, надеюсь, ты не ошиблась. Надеюсь, я не ошибся. *** Екатерина полулежала в специальном кресле. Руки зафиксированы на подлокотниках, в вене правого запястья катетер с подключенной к нему системой внутривенного вливания, на пальце датчик пульса. На левом предплечье манжетка тонометра, на голове паутина проводов энцефалометра, рядом реанимационная бригада. Ассистент уже в который раз объясняет порядок проведения процедуры и нюансы «погружения». Убедившись, что пациентке все понятно и отказываться она не собирается, он подносит ей стакан с растворенным в нем компонентом RX107S, другие составляющие будут введены непосредственно в систему кровотока. Сладковатая жидкость мягко скользнула в горло, поршень шприца, подключенный к системе внутривенного вливания, начал свой ход, а за ним начало свой ход и «погружение». *** Екатерина только успела моргнуть, как оказалась сидящей не в кресле, а на мягкой, синей, бархатной подушке, края которой обшиты белой бахромой. Она находилась в полукруглом помещении, стены которого были окрашены глянцевым голубым. Пол под углом уходил вниз, к арочному проему в дальней стене. Сзади послышалось чьё-то тихое дыхание и смутно знакомый голос произнес: - Позвольте вас прокатить. Руки незнакомки уперлись в подушку сзади, толкнули и мягкое сидение с удивительной легкостью начало скольжение вниз, но на самом пороге сделало немыслимый кувырок, сбрасывая сидящую по-турецки Екатерину прямо в проем. Позади послышался задорный смех и обе девушки, поднимая брызги, понеслись вниз по трубе водного аттракциона, оказавшегося за аркой. Несколько лихих виражей и, не успевшая отрегулировать положение в пространстве, Екатерина вверх тормашками вылетела из трубы в бассейн. Вынырнув и вовсю чертыхаясь, отфыркиваясь от воды, она начала искать виновницу столь неожиданной поездки, та оказалась в метре слева. - Ты, ты кто такая? Что за детские выходки? А если бы я утонула? – негодованию Екатерины не было предела. - Я, к твоему сведению, парализована ниже п… – взгляд вниз заставил девушку поперхнуться. В мягком, белом свете она ясно видела свои ноги под водой и они двигались. – Это как? - Ниже п? Хм. Не знаю такой части тела. И что значит как, здесь ты не ограничена физическим телом и можешь свободно передвигаться. Или это проблема? Тебе не нравится? Незнакомка прищурила глаза и с улыбкой уставилась на притихшую девушку, вовсю рассматривающую свои двигающиеся ноги. Екатерина подняла круглые от удивления и блестевшие от счастья глаза на говорившую и только хотела поспешно сказать, что проблемы в этом никакой не видит и пусть все так и остается, как повторно запнулась, издав непонятный, сдавленный писк. На нее смотрела ее точная копия. - Ты кто? – тихо спросила Екатерина. - Хм. Я? Сложный вопрос. Но самым простым ответом на него будет: «Я – это ты, то есть часть тебя». По сути, я осколок твоей личности. Мне доступны все твои воспоминания и ощущения. Для удобства передвижения по подсознанию ты сама меня создала, как свою помощницу. Так что пользуйся на здоровье. – Девушка сделала в воде шуточный реверанс, выглядевший комично, учитывая, что она, как и Екатерина, был одета в больничную рубашку длинной до колен и с завязками на спине. Только цвет отличался, на копии она была белой, тогда как на самой Екатерине одеяние было в серый, мелкий цветочек. - Эм, но если ты это я, то как мне к тебе обращаться? Копия только равнодушно пожала плечами. - Ладно, будешь Кэт. И если ты призвана помогать мне, тогда объясни, где мы находимся? - В желудке. – Последовал быстрый ответ. Екатерина удивленно осмотрелась. Они плавали посреди бассейна в помещении с потолком в виде купола, в самом центре которого, над их головами, была дыра. Из нее небольшой струйкой текла вода. Судя по всему, именно из этого отверстия они и вылетели. Бассейн, стены и сам потолок окрашены в глянцевый серо-голубой цвет. По всему потолку нарисованы большие серебряные звезды с маленькой сердцевиной и длинными, тонкими лучами. Из каждой вытекал зеленоватый кисель, который густыми струйками стекал по наклонной поверхности. Принюхавшись, Катя уловила еле заметный яблочный запах. Она слизнула с губ воду, та оказалась сладковато-кислой. Это напомнило вкус ее любимого сорта яблок - «Голден». И что бы ни говорила копия, но окружающее пространство никак не ассоциировалось с желудком. - Это шутка? Да? – поинтересовалась Екатерина. - Нет не шутка. Ты в подсознании, а здесь все довольно символично и редко совпадает с тем, что ты привыкла видеть в реальности. Вспомни. Однажды, ты спросонья засунула бутылку с подсолнечным маслом в морозилку, хотя ее место в шкафу. Сознание дремало, а подсознание посчитало это нормальным. А твоя подруга вообще, после тяжелого трудового дня, засыпая на ходу решила попить, но вместо воды из под крана в чашку налила моющее средство. Так чему же здесь удивляться. Некоторая логика здесь присутствует. Ты начала свое путешествие, сидя на подушке, потом было скольжение к арке и кувырок. Это аналогия с языком и глотком. Аттракцион – это пищевод, а помещение со сферическим куполом – желудок. Все нормально по здешним меркам, – копия снова пожала плечами и от скуки начала пускать ладошкой волны по водной глади. - Ты еще скажи, что зеленый яблочный кисель – это желудочный сок. – Екатерине было трудно уложить такое в своей голове. - Ага, - только и сказала Кэт, продолжая забавляться с водой. Или с содержимым желудка? Но посмотрев вниз, Катя отметила все такую же прозрачность, запах был все тот же яблочный. Облизав мокрый палец, девушка снова почувствовала вкус «Голдена». - Но почему мой путь в поисках проблемы должен пролегать через пищеварительный тракт?! – Екатерина находилась в полной растерянности. - А почему бы и нет? Очень символично, кстати. – Кэт надоело играть, и она просто разлеглась звездой на воде, рассматривая потолок. - Да уж. Символика на символике. И как нам продолжить путь? Здесь кроме дыры, из которой мы упали, нет других выходов. – Катя вертела головой, но действительно не видела ни единой возможности выбраться. - Двоечница, - ехидно сказала копия. – Все очень просто, анатомию вспомни. Кэт набрала в легкие побольше воздуха и нырнула. Катя проследила за фигуркой и с еще большим удивлением заметила обычный слив на самом дне, закрытый пробкой на цепочке. Только этот был в разы громаднее, чем его собрат в стандартной ванной. И понимая, что за этим последует, Екатерина невольно поежилась. В такое отверстие спокойно пройдет ее тело, значит снова аттракцион, теперь уже с водной воронкой. Копия тем временем ухватилась за цепочку, потянула и без особого труда вытянула пробку. Сначала ничего не происходило, затем Кэт потянуло к сливу и, вскоре, она исчезла в его темноте. Вода начала стремительно закручиваться и, спустя несколько секунд, с громким чавкающим звуком исчезла в отверстии, прихватив с собой и Катю. Следующим помещением оказалась продолговатая пещера серебристо-серого цвета, почти доверху наполненная жидкостью. Копия спокойно висела в воде, пуская пузырьки через сложенные трубочкой губы. - Не задохнешься, не бойся, - прозвучал ее равнодушный голос в голове. Екатерина попыталась что-то сказать, но только выпустила целое облако такого необходимого ей воздуха. Легкие начало жечь. Собравшись, она так же мысленно ответила. - Тебе легко говорить, а я не могу превратиться в русалку по взмаху волшебной палочки! Я задохнусь! Помоги мне! Осточертела эта вода! – эмоционально подумала Катя, чувствуя нарастающее головокружение. - Как пожелаешь, - ответила копия и хлопнула в ладоши. Вода тут же пропала, а Екатерина рухнула с двухметровой высоты на стальной пол. Такое неприятное приземление тут же отдалось болью в ушибленном боку. Катя резко выдохнула, выплевывая остатки воды и кашляя. Болезненный стон невольно вырвался при попытке сесть. Прижимая руку к пострадавшему месту, девушка все же смогла принять более вертикальное положение. - Помягче нельзя было? – процедила сквозь зубы Екатерина, уставившись на спокойно стоявшую рядом копию. Та снова излюбленным жестом пожала плечами. Катя огляделась. Окружающее ее пространство сильно походило на обычный тамбур вагона поезда. Только очень чистый, с белыми занавесками на окнах. - Поезд? Ты смеешься? – Екатерина никак не могла уложить в голове метаморфозу. - А что такое? Тебе же нравится «Желтая стрела» Пелевина. Поезд и жизнь, путь по рельсам. Довольно символично. Хотя это все тот же пищеварительный тракт, длинная кишка, от двенадцатиперстной, в которой мы сейчас находимся и до ануса, то есть последней двери. И здесь сухо, - веско закончила копия. Катя только хмыкнула, осторожно поднимаясь. И тут же потребовала: - Раз уж ты такая угодница-кудесница, а наколдуй-ка мне исцеление и сухую одежду с волосами. - А нечего падать, как мешок картошки, - проворчала Кэт и снова хлопнула в ладоши. Требуемое было исполнено. Бок больше не болел, больничная рубашка не прилипала к телу, а волосы сухой копной лежали на плечах. Только сейчас, приглядевшись, Катя заметила, что помощница все-таки не полный близнец. Шевелюра копии была русой, а не каштановой, как у самой Екатерины. Но удивляться сил не осталось, а спрашивать о такой мелочи не хотелось. - Веди дальше, Сусанин, - буркнула Катя. Кэт сделала небрежный поклон, приподняв полу больничной рубашки и открыв дверь в вагон, пригласила девушку пройти. Поскольку поезд стоял на месте, то передвижение было легким, и Екатерина спокойно проследовала вглубь вагона. Ее встретили пустые купе с все теми же белыми занавесками на окнах. На каждом столике стояли разноцветные бутылки с прозрачной жидкостью. Но, как и раньше, все ранее виденные цвета исключали красный и его оттенки. - А что это за бутылки? – не удержалась от расспросов Катя. - Это вещества, выделяемые поджелудочной железой. Как видишь, все бутылки целые, без трещин и щербинок, жидкость внутри прозрачная, без мути. Значит, эта часть твоего организма здорова. Впрочем, как и предыдущие. Любое наличие мусора или повреждений будет свидетельствовать о болезни. Но пока все чисто, - тоном лектора ответила копия. - Подожди, но как подсознание может отслеживать такие вещи? – Екатерина, давшая себе зарок больше не удивляться, не смогла удержать любопытства. - Как, как. Просто. Все тело человека - это химическая фабрика. И все что происходит, конечно же, фиксируется мозгом, иначе регуляция была бы не возможна. Миллионы импульсов оповещают мозг о нарушениях, сбоях, нехватке элементов. Довольно часто организм подсказывает, что ему нужно и сообщает хозяину о проблемах. Например, тебе не хватает витаминов группы В, тогда тебе вдруг начинает хотеться дрожжевой выпечки. Нехватка кальция – тебе хочется молочных продуктов. Недостаток фосфора – и тебя на рыбку потянуло. Организм всегда говорит, что ему нужно, но мы не всегда его слышим. А если что-то болит – это сигнал о повреждении или о сбое в работе какой-то части. Все просто, - Кэт развела руки в стороны и снова пожала плечами, демонстрируя обыденность данного вопроса. - Да, но эти оповещения, кроме боли, конечно, идут от подсознания, вот и пойми их правильно со всей этой символикой и заморочками, - раздраженно хмыкнула Екатерина. В ответ копия только махнула рукой и пошла дальше по проходу. Следующие несколько вагонов ничем существенным не выделялись. Везде было чисто и без каких либо повреждений. Красный все так же отсутствовал. И Катя поинтересовалась: - А почему здесь встречаются все цвета кроме красного и его оттенков? - Почему, почему, по кочану! Не эстетично, - отмахнулась копия и ускорила шаг. Ответ был странным. И впервые Катя задумалась о том, что Кэт не такой уж простой персонаж, как казалось в начале. Сейчас она что-то не договаривает, но что именно? Это вскоре предстояло узнать, судя по быстро двигающейся вперед фигуре. Вот открылись двери очередного вагона, и перед глазами Екатерины предстала странная картина. Они попали в вагон-ресторан. Но соотнести его с каким-либо отделом кишечника девушка не смогла, а смена сценария означала только одно - возможно здесь откроется что-то новое. Это радовало, ведь монотонное продвижение по поезду немного надоело. Почти на весь вагон тянулся длинный обеденный стол, накрытый белоснежной скатертью. Белыми накидками были обернуты стулья, белые тарелки аккуратно расставлены, в центре - ваза с белыми цветами, возле каждого столового набора - белые салфетки. Слева от дальнего конца стола сидела девочка лет 8-9, с русыми волосами, заплетенными в две косы. Кэт оказалась сидящей напротив нее. Копия совершенно не обращала внимания на Екатерину, как будто той и не было. Катя только хотела сесть на место во главе стола, между уже занявшими свои места, как сзади негромко хлопнула дверь. Девушка обернулась и встретилась взглядом с серыми глазами пухлого мужчины, одетого в белоснежную форму шеф-повара. На его шее не было традиционного платка, просто застегнутый на все пуговицы пиджак, воротничок-стойка и двойной подбородок над униформой, под добродушным, веселым лицом. В руках прибивший держал поднос, накрытый крышкой в виде купола. - Что же вы, садитесь. Сейчас будем кушать. Сегодня на ужин превосходный, хорошо прожаренный бифштекс из нежной телятины под сырным соусом, - широко улыбаясь, сказал мужчина мурлыкающим голосом, подталкивая Катю к ближайшему стулу и открывая поднос. Та не противилась и села в основании стола. Повар быстро положил на тарелку ароматное блюдо, налил невесть откуда взявшийся апельсиновый сок в высокий стакан и проследовал к другим присутствующим, раскладывая еду. Сам он сел во главе стола, напротив Екатерины и аккуратно повязал на грудь белую салфетку, взял в руки вилку и нож. Сидевшие возле него последовали его примеру. Катя тоже приступила к трапезе. Но первый же кусок застрял у нее в горле, так как мужчина внезапно начал говорить и в его голосе звенела холодная сталь. - Дорогуша, я знаю, почему ты здесь. Ищешь причину своей болезни? Что же, ты пришла по адресу, я все об этом знаю. Но хороших вестей для тебя у меня нет. Это неизлечимо. Мало того, ты скоро умрешь. Сдохнешь. Откинешь копыта. Сыграешь в ящик. Скон-ча-е-шься! – весело закончил он и принялся усиленно жевать кусочек бифштекса. У Екатерины затряслись руки, приборы выпали из ослабевших пальцев. Горло сдавил подкативший комок и в глазах предательски защипало. Это и есть ответ? Неужели все? Все напрасно? Так не бывает, она будет жить и обязательно найдет средство излечиться, а толстяк просто врет. Врет! ВРЕТ! Руки сами сжались в кулаки, но только она хотела вскочить и высказать ему, как неожиданно ее внимание привлекла сидевшая до этого тихо копия. Кэт аккуратно вытерла губы белоснежной салфеткой, затем перехватив поудобнее нож встала и резким движением всадила прибор в живот мужчины. С равнодушным лицом мясника помощница извлекла орудие обратно и снова всадила. Она продолжала и продолжала тыкать толстяка в грудь, потом снова в живот. Его белая униформа начала окрашиваться красным. Брызги из ран летели во все стороны, пачкая скатерть, разливаясь по тарелкам, смешиваясь с прозрачным соком бифштекса и сырным соусом. Падали на лицо девочки, на больничную рубашку Кэт. Изо рта повара толчками потекла густая струйка крови, он закашлялся, еще больше пятная белизну вокруг. А копия продолжала вонзать в него нож, пока он не завалился назад, упав вместе со стулом. Девочка сидела, закрыв лицо руками и громко всхлипывала. Закончив расправу, Кэт с удивлением разглядывала свои окровавленные руки. Удивление сменялось неверием, неверие осознанием, а осознание шоком. Лицо копии перекосилось, рот приоткрылся, глаза, казалось, готовы вылезти из орбит. Она что-то беззвучно шептала и мотала головой из стороны в сторону. Екатерина пулей сорвалась со своего места. Подбежала к Кэт, схватила ладонями запачканное кровью лицо, повернула к себе, заставляя смотреть себе в глаза. - Что ты наделала? Почему? Что здесь вообще происходит? – Катя высматривала в расширенных зрачках ответы, трясла девушку за плечи, но копия продолжала беззвучно что-то шептать и никак не реагировала. Маленькая девочка от ужаса забилась под стол и перепуганными зареванными глазами следила оттуда за ними, обнимая свои тонкие коленки. Свет начал мигать, а вагон потряхивать, как будто поезд начал свой ход. Состав резко дернулся и несколько тарелок со звоном упали на пол, разбившись. Перевернулся графин с соком, расплескав содержимое на скатерть. Оранжевые ручейки, смешиваясь с красными пятнами и, оставляя разводы, устремились к краю стола. Под толстяком продолжала разливаться лужа крови. Его пустые, мертвые глаза смотрели в потолок. Кэт уже ощутимо потряхивало от шока, и Катя потянула ее за собой, уводя подальше от места разыгравшейся трагедии. Копия не сопротивлялась, только еще более заметно тряслась, стуча зубами, судорожно сглатывая, но продолжая сжимать мертвой хваткой нож. Екатерина тащила ее за собой по полутемному вагону, а позади них, прячась за перегородками, следовала девочка, размазывая сопли, слезы и кровь по лицу. Ее глаза неотрывно следили за каждым движением девушек. Не выдержав, Катя резко развернулась, уставившись на преследующую. - Почему ты идешь за нами? Уходи! Что тебе нужно? Где твои родители? – закричала на нее Екатерина. На последних словах Кати девочка вздрогнула всем телом, как от удара. Попятилась назад и вдруг, резко сорвавшись с места, побежала прочь. Поезд продолжало потряхивать и раскачивать. Бутылки падали со столиков, разбивались, устилая своими осколками пол. Босые ноги девушек то и дело наступали на них, и через вагоны за ними тянулся кровавый след. Но это их не останавливало. Катя продолжала упорно тянуть за собой Кэт, а та безвольной куклой с остекленевшими глазами тащилась следом, то и дело спотыкаясь. Сейчас главным было покинуть поезд. Это место больше не внушало доверия. Оно вызывало неудержимый страх. Вот и последняя дверь. Перед ней стакан в подстаканнике, внутри горячий чай. Пар плавными волнами поднимается над поверхностью. Но Екатерине сейчас не до странностей этого места. Она со всей силы дергает ручку двери и та нехотя поддается, затем со скрипом открывается. Поезд стоит, но его продолжает трясти. Катя со злостью пинает мешающий стакан и тот улетает на рельсы, расплескивая содержимое и рассыпаясь осколками. Девушка спрыгивает вслед за ним и протягивает руки, чтобы помочь спуститься копии. Нож все еще в руках Кэт. Катя вырывает его из ослабевшей хватки и не глядя швыряет в сторону. Его звон по насыпи приводит в себя застывшую помощницу. Она поднимает удивительно ясные глаза на Катерину и неожиданно произносит: - Волосы в детстве были русыми, но потом потемнели, - губы копии растягиваются в жалкой улыбке, но затем лицо расслабляется, и Кэт мешком падает на рельсы без движения. Катя тянет руки, чтобы поднять помощницу, но ее стекленеющий взгляд лучше всяких слов говорит о том, что копия мертва. Екатерина пятится, спотыкается, падает, встает и продолжает пятиться, закрывая рот рукой, сдерживая рвущийся наружу крик. Но странный сон продолжается. Поезд, резко дернувшись, начинает свой ход, следуя за Катей. Тело копии разворачивается подножкой. Сначала под вагоном скрываются ноги, слышится противный чавкающе-хлюпающий треск. Потом вагон подминает корпус, выгибающийся под не естественным углом, за ним следует русая голова. Последней исчезает рука, передавленная колесом пополам. Катя, наконец, смогла оторвать взгляд от кровавых пятен и клока волос на подножке. Посмотрела под ноги, огляделась по сторонам. Поезд продолжал ползти за ней. Она рванулась в сторону от рельс, поскользнулась на железнодорожной насыпи, но удержав равновесие, бросилась подальше от состава. Резкий, заливистый смех пригвоздил ее к месту и заставил ноги девушки подкоситься. - Глупая, ты убегаешь от своего тела. Разве такое возможно? – голос продолжал смеяться. – Ты бежишь от себя самой. Где же твоя храбрость? Или ты пришла за смертью? Хочешь узнать правду? Знаешь, что это за место? Это лимб! Разве ты не догадалась? Ты же любишь маму? Может, хочешь поиграть? Я люблю игры! Давай попробуем? Моя любимая игра – кегли! Голос пробирал до мурашек, парализовал. Словно в замедленной съемке, Катя наблюдает, как с водонапорной вышки срывается металлическая бочка, как падает вниз, сверкая своей начищенной поверхностью, как она начинает катиться к ней, взрывая землю кусками развороченной арматуры. Но голос не дает сдвинуться с места, ведь это ее собственный голос. Он насмехается, кривляется, бьет по ушам своей знакомостью. Блестящий, полированный металл катится все ближе. И на его поверхности Катя видит вдруг свое отражение. Девушка 29-ти лет, сквозь лицо которой проступают давно позабытые детские черты маленькой девочки с русыми волосами, заплетёнными в две косы. Ее детские черты. Больше не в силах смотреть, Екатерина закрывает глаза, и воспоминания вспышками проносятся в памяти. Она так не хотела помнить об этом, но все напрасно. Вот папа, влиятельный и богатый толстяк. Вот мама, так похожая на саму Катю, красивая, молодая шатенка. Они ужинают втроем. Сегодня повар приготовил замечательный бифштекс под сырным соусом, любимое блюдо отца. Мама сегодня чрезвычайно хороша в своем легком белом платье. Только все портит налившийся на ее скуле синяк. Отец не кричит на нее, но его ледяной тон пробирает до самих костей не хуже злого крика. - Сколько раз ты изменяла мне? Пересуды знакомых, шепотки партнеров по бизнесу, я не хотел верить. Но вчера убедился сам. С завтрашнего дня ты отправишься в частную психиатрическую лечебницу. Я не могу пятнать свое имя разводом, но и гулящая жена меня не устраивает. Ты останешься там до конца дней своих. Я перепишу завещание, ни ты, ни Катя ничего по нему не получат. Я ведь даже не знаю, моя ли она дочь. Может ее отец один из твоих любовников? В любом случае, я отрекаюсь от нее и от тебя. Мама бледная, она дрожит. Сильно сжимает в руках приборы. Затем переводит взгляд с мяса на тарелке на свои сжатые кулаки, перехватывает поудобнее нож, встает и резким движением всаживает его в живот мужа. С равнодушным лицом мясника извлекает орудие обратно и снова всаживает. Она продолжает и продолжает тыкать им в грудь, потом снова в живот. Его белая рубашка окрашивается красным. Брызги из ран летели во все стороны, пачкая скатерть, разливаясь по тарелкам, смешиваясь с прозрачным соком бифштекса и сырным соусом. Падали на лицо Кати. Изо рта отца толчками потекла густая струйка крови, он закашлялся, еще больше пятная белизну вокруг. А мама продолжала вонзать в него нож, пока он не завалился назад, упав вместе со стулом. Катя сидела, закрыв лицо руками и громко всхлипывала. Закончив расправу, мама с удивлением разглядывала свои окровавленные руки. Удивление сменялось неверием, неверие осознанием, а осознание шоком. Ее лицо перекосилось, рот приоткрылся, глаза, казалось, готовы вылезти из орбит. Она все шептала и шептала, мотала головой из стороны в сторону. - Я никогда тебя не любила, никогда. Я не хотела быть твоей женой. Маленькая Катя от ужаса забилась под стол и перепуганными зареванными глазами следила оттуда за мамой, обнимая свои тонкие коленки. А та, наконец, пришла в себя, огляделась вокруг. Затем села на пол и, откинув скатерть, позвала дочь. - Катенька, доченька, не бойся. Все позади. Все закончилось. Я не дам тебя в обиду. Я очень тебя люблю. Теперь мы будем счастливы вдвоем. Только ты и я. Папа исчезнет из твоей жизни. Пропадет без вести. Но тебе придется молчать. Ты ведь забудешь то, что случилось сегодня? Правда? Ты ведь любишь маму? Не в силах отвести взгляд от красных пятен на руках и одежде матери, маленькая Катя кивнула головой в знак согласия. Она любит маму и поэтому забудет. Взрослая Екатерина закрыла лицо руками. Ответ найден. Она наказала себя сама. Удар. *** Доктор Еримеев задумчиво смотрел в окно. «Погружение» закончилось два часа назад, закончилось смертью пациентки. Но ему никак не давали покоя последние слова Екатерины перед тем, как ее сердце остановилось. Она сказала: - Я в лимбе.