***
Антон проснулся от того, что чуть не выпал из открывшейся двери машины. Быстро найдя равновесие, он сел ровно, снял наушники, выключил музыку, подобрал книгу с сиденья и вылез из машины, нащупывая подошвами кед асфальт. Поднявшись на ноги, быстро размял затёкшие — не может быть — спину и шею и уставился на отчима, что был на три головы меньше него. — Так, давай сумки из машины забирай, и пойдёшь регистрироваться, самолёт уже скоро. Открыв багажник, Костя отошёл от машины, пропуская Антона к вещам. Парень достал сумку, взвалил её на плечо и стал ждать, когда отчим закроет «Ладу». В зоне ожидания Антон сидел один, ждал посадку и слушал музыку в одном наушнике, чтобы не пропустить объявление. Вдруг приятный женский голос объявил, что посадка на рейс «Воронеж — Новосибирск» открыта, поэтому Шастун, не теряя времени, подхватил свою сумку и пошёл к нужному выходу. Минут через десять до Антона наконец дошла очередь. Он протянул посадочный талон и паспорт милой высокой девушке, которая, сверив данные, оторвала часть билета, протянула его обратно парню вместе с паспортом и пожелала приятного полёта, принимаясь проверять билеты следующего пассажира с женой и тремя детьми. Пройдя мимо улыбающейся стюардессы, Антон нашёл свой ряд и место у окна усаживаясь на него. Пряча сумку под сиденье спереди, чтобы бортпроводники не заставили переложить её на верхнюю полку, фактически оставляя парня только музыку слушать. Щёлкнув ремнем безопасности, Шастун прибавил громкость музыки, всё также оставаясь в одном наушнике, на пару секунд зашёл в ВКонтакте через мобильный интернет, который ему оплатили впервые в жизни, чтобы быстро написать маме в лс о том, что он уже сел на самолёт, и в ближайшие четыре часа на связь выходить не будет. Антон вытащил из сумки «Инферно», которое не смог почитать в машине, и принялся впитывать в себя происходящее на страницах под не совсем подходящую под ситуацию музыку. Хотя… Нет, всё же читать про попытки Вайенты поймать Лэнгдона под Ебанько и меры безопасности в самолёте — одна из самых лучших вещей на свете. Группе через десять минут пришлось выпустить Шастуна из своих объятий и передать его Пирокинезису и «Порнофильмам». События книги стремительно развивались, мотая главного героя и его подругу по Флоренции. Вот они уже приехали в Палаццо Веккьо чтобы изучить посмертную маску Данте Алигьери и обнаружили её пропажу, ещё через пару страниц они поняли, что маску спиздил Лэнгдон, но почему-то этого не помнит, а тут уже Сиена вспомнила название статьи Зобриста, которая помогла им выйти на верный след. Ещё через двадцать минут стало понятно, что в водохранилище произошла утечка инфекции, и теперь всему человечеству полнейшая пизда, но в итоге оказалось, что Зобрист слегка радикально помог ВОЗ решить проблему с перенаселением, создав «вирус бесплодия», и теперь каждый третий человек не сможет иметь детей. В полном читательском удовлетворении Антон убрал дочитанную книгу, обнаружив, что голова начала очень сильно болеть из-за перепадов давления, так как самолёт уже набрал приличную высоту, а взлёт Шастун благополучно проебал. Решив прикорнуть на полчасика, парень предупредил соседа о том, чтобы тот разбудил его, когда будут кормить, принял более-менее удобную с его ростом позу и принялся погружаться в царство Морфея. Вдруг невероятно громкий ультразвук заставил почти уснувшего Антона, сморщившись, открыть глаза. В двух рядах от него заверещал пятимесячный малыш. Едва не заскулив, Антон надел второй наушник и включил громкость песен на максимум, надеясь, что музыка перебьёт крики младенца, но ушла одна беда — появилась другая: Шастун слишком сосредотачивался на музыке, и уснуть получалось ещё хуже. В итоге, плюнув на это дело, он сел нормально и принялся включать скачанные с помощью Хрома видео с Ютуба, решив начать с прослушивания историй из «Взахлёба». Включив видео, он положил телефон в карман, не блокируя экран, и вытащил из сумки скетчбук с пеналом. Раскрыв его и положив на серый раскладной столик, Антон вытащил оранжевый простой карандаш с маленьким ластиком на кончике. Наметив величину будущего рисунка, он принялся вырисовывать портрет девушки, сидящей в ряду слева, иногда поглядывая на неё яркими зелёными глазами. Рыжеволосая девушка что-то читала в телефоне, и делала это так красиво, что у парня даже вдохновение появилось, и он самозабвенно скользил карандашом по бумаге, оставляя сероватый след. В момент, когда Антон ещё раз глянул на незнакомку, запоминая черты её лица, она взглянула на него в ответ пронзительными изумрудными глазами. На Шастуна словно вылили ведро ледяной воды, настолько проницательным и изучающим был этот взгляд. Легко улыбнувшись тонкими нежно-розовыми губами, она вновь углубилась в чтение, а Антон мгновенно стёр с бумаги почти всё лицо девушки, перерисовывая его анфас. Периодически он поглядывал на девушку, но мельком, потому что картинка, которую он увидел, прочно засела в мальчишеской светловолосой голове. Не обращая внимания на развитие истории в наушниках, Шаст, забывшись, рисовал девушку, добавляя кудряшки, коих на голове незнакомки было великое множество, малюсенькие морщинки из-за улыбки вокруг глаз, ямочки на щеках. Когда рисунок был закончен, пилот уже дал разрешение отстегнуть ремни, но рыжеволосая девушка продолжала что-то читать, закусив ноготь на большом пальце. Антон вырвал из скетчбука страницу с рисунком, поднялся из кресла, слегка разминая длинные затёкшие конечности, и взял листок в руки. Аккуратно попросив соседей пропустить его, Шаст прошёл мимо них и встал рядом с девушкой, не заметившей движения рядом с ней. Юноша чуть тронул её кончиками пальцев, но не ожидавшая этого девушка сильно вздрогнула, переворачивая экран телефона, но Антон всё равно успел прочитать подзаголовок статьи: «Симптомы ОКР». Неслышно вздохнув, он натянул на лицо доброжелательную улыбку. — Здравствуйте, извините, если отвлекаю, я не смог не нарисовать вас, — неуверенно произнёс Шастун, протягивая белый листок девушке. Та аккуратно взяла его тонкими изящными пальцами, изучая взглядом ярко-зелёных глаз результат часовой работы. — Ва-а-ау, — с плохо скрываемым восхищением в голове произнесла незнакомка, — Это.. Это просто невероятно! Знаете, я всегда удивлялась, как у людей получается рисовать красиво и реалистично, как по мне, это непосильный труд. У вас очень хорошо получается, продолжайте развиваться в этом направлении! — Спасибо, — смущённо произнес Шастун, направляясь к своему месту. Сумев пролезть через уснувшего соседа, Антон вытащил из кармана телефон и включил музыку на рандомное воспроизведение. Приложение решило, что Шасту жизненно необходимо послушать «Нервов», и выдало ему «Ты бы охуела». Оставив телефон на столике, он принялся смотреть в окно на редкие, но огромные облака, освещённые ярким летним солнцем, пока не уснул, прильнув щекой к холодному пластиковому окну. Впрочем, долго он не проспал, так как вернувшийся сосед похлопал его по плечу. Раскрыв слипшиеся веки, Антон недовольно поморщился, оглядываясь по сторонам, но заметил стюардессу и стюарда, идущих с тележкой с едой, поблагодарил мужчину и откинулся на спинку мягкого синего сиденья. Вскоре Шаст получил свою порцию курицы с макаронами и разноцветную коробочку с приборами и остальной едой. Осторожно, чтобы не обжечь кончики пальцев, он снял металлическую крышку с коробочки горячего, временно откладывая её в сторону. Открыв картонную коробку, Антон обнаружил в ней прозрачный и невероятно шуршащий пластиковый пакетик со стандартным набором столовых приборов: пластиковые вилка, нож и ложка, сухая и влажная салфетки, соль, перец и сахар. Рядом лежали две булочки, ржаная и пшеничная, в таких же прозрачных пакетиках, очень вкусный куриный паштет, треугольничек сливочного сыра в фольге и Кит-кат. Не так уж всё и плохо, Шастун ожидал худшего. В принципе, еда довольно вкусная, если засыпать её огромным количеством соли (но это от авиакомпании никак не зависит, тут уже к природе претензии). Ещё через десять минут раздали чай/кофе, кому что по душе. Поев, Антон вернул наушники на своё законное место, включил «7000 над землёй» и поудобнее устроился в кресле, закрывая глаза и сосредотачиваясь на спокойной музыке. Вскоре Шастун окончательно уснул.***
Антон, конечно, слышал, что Новосибирск невероятно красивый и колоритный город, но всегда был уверен, что за Уралом жизнь постепенно становится пещерной, а погода становится больше похожей на арктическую. Однако всё оказалось ровно наоборот: летом новосибирцы не кутаются в тридцать пять шуб, чтобы выжить, на улице было +18° в одиннадцать вечера, а это офигеть как поменяло представление Антона о сибирских городах. Ему было страшно представить, что тут происходит днём. Шастун лежал на заднем сидении дедушкиной машины и смотрел в серый потолок, вспоминая Воронеж и абсолютно проёбаную возможность ахеренного июля с ночёвками у друзей и побегами из дома, а сейчас он хер куда сбежит: по рассказам мамы Антон знал, что если нужно будет, бабушка всё село на уши поставит. Ещё и друзей ровно нихуя, со связью всё непонятно, будет или не будет — он только на месте узнает. Вскоре дедушка резко свернул налево, полоса леса прервалась. Через минуту он остановился. — Приехали, вылезай, — улыбнулся дед, создавая себе ещё больше морщин на лице. Антон потянулся (насколько это было возможно), открыл дверь машины и полез вперёд головой, чуть не грохнувшись на колючую щебёнку. Свернувшись колесом, брюнет всё-таки спустил ноги первыми и встал на землю. Ночь для Антона в селе пахла по-особенному. Бутоны цветов закрывались, и оставался только невероятно свежий запах мокрой травы, листьев на деревьях и земли. Дом был небольшой, но уютный даже снаружи. Около забора, разделяющего два рядом стоящих дома, росло большое грушевое дерево с почти созревшими плодами. Сорвав по пути одну грушу, Антон откусил от неё кусок и через силу проглотил, понимая что плод явно ещё не дозрел и кислит. В окнах на первом этаже и на чердаке горел приятный и мягкий жёлтый свет. На первом этаже бабушка сидела за столом, что-то читая. На веранде Шаст снял кеды, поставил их около двери и осторожно постучал в дверь, так как дедушка остался около машины. Фигура бабушки в окне сразу же оглянулась, поднялась с места и побежала открывать дверь. Щёлкнув замком два раза, бабушка толкнула лёгкую деревянную дверь от себя. — Антошенька! Батюшки, вырос-то как! — женщина обняла Шастуна маленькими сморщенными руками. — Привет, ба, — Антон улыбнулся и сомкнул руки на спине бабушки. — Ну проходи в дом, не стой на пороге, — она отошла от двери, пропуская внука внутрь дома, — Ты не голодный? — Нет, я в самолёте поел, всё хорошо. — Кроссовки-то свои странные в дом заноси, украдут же нелюди какие-нибудь. Шаст подхватил кеды за заднюю часть и перенёс к остальной обуви, стоящей около порога. — Пошли, я тебя на чердак отведу. Не пугайся, там всё нормально, крысы не бегают, птицы не летают, — бабушка взяла Антона за запястье и повела за собой, а парень едва успел подхватить свою сумку за длинную лямку. Пройдя по широкой лестнице, ведущей на второй этаж и забравшись по скрытой лестнице в отдельной небольшой комнате, он с трудом одной рукой поднял люк, и очутился на чердаке. Тут не было кучи коробок с ненужными вещами и приятно пахло деревом, а не какими-нибудь сгнившими трупами животных. Это была небольшая, но просторная комната с кроватью около окна, комодом и столом с одним стулом. — Антош, я туда не полезу, мне трудно слезать потом, так что располагайся, чистое постельное на кровати лежит, — негромко крикнула бабушка, — Спокойной ночи! — Спокойной ночи, ба! — так же негромко крикнул Антон, закрывая люк. Скинув сумку к кровати, Шаст подошёл к довольно широкому окну. Оно выходило на плоскую часть крыши, которая накрывала веранду, и, если судить по деревянному потолку той, вполне могла бы выдержать Антона. Решив проверить это прямо сейчас, он открыл пластиковое окно и вылез на крышу, усевшись на металлических листах по-турецки. Крыша даже не думала ломаться, что юноша взял на заметку, залезая обратно в комнату. Закрыв окно, Шастун, не имея сил ни на что, переложил постельное бельё на комод, быстро сменил уличную одежду на спальную, наспех сваливая свою бижутерию на стол, и завалился спать на голый матрас с подушкой без наволочки, моментально вырубаясь.***
Антон проснулся от яркого солнца, что слепило даже через закрытые веки. Сонно застонав и протерев слипшиеся ресницы, он открыл глаза и тут же зажмурил, из-за лучей солнца, которые так и говорили: «Мы оставим тебя без зрения, и ты не сможешь в тысячный раз пересмотреть «Смешариков». Когда солнце перестало так сильно ослеплять, Шастун осторожно открыл вновь слипшиеся веки, и потянулся. Спустив голые ступни на красный ковёр с рисунками, он встал и направился к окну, намереваясь впустить в комнату хоть немного свежего воздуха. Дёрнув за ручку, Антон открыл окно и облокотился об раму, улыбаясь. Ветер тут же начал дуть прямо в лицо Шастуну, окончательно пробуждая его. Решив оставить окно открытым, он принялся заправлять наволочку в подушку, а простыню — ровно расстилать на матрасе. Закончив через десять минут, Антон вытащил из сумки шорты, футболку и быстро сменил спальную одежду на уличную. Взяв телефон, он поднял люк, оперев его о стену, и осторожно спустился по холодной металлической лестнице на второй этаж. Выходя из комнатки, Шаст включил телефон и посмотрел на экран блокировки. На фоне какой-то красивой фотки неба часы показывали, что время 10:32, что довольно рано для подъёма парня. Громко шлёпая голыми ступнями по гладкому деревянному покрытию лестницы, Шаст спустился на первый этаж, держась за поручни, чтобы не упасть из-за сонного состояния. Уже на подходе к кухне Антон почувствовал мягкий, обволакивающий со всех сторон запах оладушек. В небольшой кухне-гостиной был довольно горячий воздух, а всё из-за постоянного жара, исходящего от сковороды. Шастун зашёл в комнату и увидел около плиты тихо ругающихся бабушку с дедушкой. — Варь, ну не сдохнет твой внук, если я съем ещё один оладушек, ну ёмаё! — Так, руки убрал! Олеж, ты и так половину партии сожрал в одну харю, дай Антону хоть чуть-чуть попробовать! — Всем доброе утро, — негромко произнёс Шаст, одёргивая оверсайз-футболку. — Доброе утро, Тох. Объясни своей бабке, что если ты не доешь один оладушек, не превратишься в ходячий скелет! — Антош, не слушай старого дурака! Садись за стол, я тебе сейчас сгущёнку ещё достану. Бабушка, открыв холодильник и сгорбившись, принялась искать на нижней полке сгущёнку. — Спасибо, бабуль, — сказал Антон, засовывая в рот небольшой и более-менее остывший оладушек, — Оладуфки офень фкуфные! — невнятно произнёс юноша, прожёвывая выпечку.***
Два раза щёлкнув замком на входной двери, Антон быстро всунул ноги в предварительно принесённые резиновые шлёпки и толкнул деревянную дверь от себя. Выйдя на веранду, он оглянулся вокруг. Ярко-зелёная трава газона, на которой росли ромашки и одуванчики, из-за росы она невероятно сильно и приятно пахла, а маргаритки, бархатцы, анютины глазки, ирисы и ещё какие-то цветы, растущие у бабушки на клумбе, успели распуститься, и теперь благоухали так, что на соседних участках сто процентов было слышно запах. Около забора, огораживающего два участка, помимо грушевого дерева, росла ещё и большая яблоня, своими ветками достающая до той части крыши, на которой Шаст сидел ночью. Посмотрев на соседский дом и забор, разделяющий эти два участка, Антон увидел большой куст ирги, грядку с морковью, сидящего на заборе пацана, плющ, обвивающий штакетники. Стоп, что? Какой-то пацан тырит груши у его бабушки и дедушки? А он, блять, не офонарел?! — Э-э-э! Руки от груш убрал! — крикнул Шастун нахалу. — А то что? — с явной издёвкой в голосе произнёс пацан, показательно срывая ещё одну грушу и откусывая от неё большой кусок. У Антона аж скулы свело. Ну кислая же, как такое есть можно вообще? — А то с забора полетишь, — пожал плечами Шаст и язвительно улыбнулся. Похититель груш спрыгнул на землю к Шастуну на участок, но не выкинул плод. — Ты что за фрукт вообще? Откуда взялся? Я тебя тут раньше не видел, — произнёс юноша, откусывая ещё один кусок от груши. — Тебя ебать не должно, — бросил Антон, с нескрываемым интересом изучая нахального парня. Очень худощавое телосложение, руки с россыпью тёмных маленьких родинок и тонкими, почти музыкальными, пальцами, худые ноги с ярко выраженными коленными суставами, выступающие ключицы, выглядывающие из выреза футболки на несколько размеров больше, отчего висящая на парне, словно мешок, тонкие губы, почти совпадающие по цвету с кожей на лице, впадинка на носу, тёмные, почти чёрные растрёпанные волосы и невероятно яркие голубые проницательные глаза, по которым легко можно прочитать, что никакие повреждения Антону не грозят, что юноша, стоящий перед ним, всеми силами пытался скрыть, стараясь казаться круче и угрожающе. Всматриваясь в глаза соперника, Шаст почему-то всё больше в них тонул, но через мгновение, испугавшись самого себя, очнулся. — Так, ладно, хватит тут устрашающее представление разыгрывать, снимай маску. Меня Антон зовут, — протянул руку Шастун и улыбнулся. — Пиздец ты конечно, поиграть не дал даже. Арсений, — рассмеялся парень, пожимая протянутую ладонь в знак примирения, — Ты к Варваре Егоровне приехал что ли? — Ага, — кивнул Антон, — Я одного не пойму: нахер тебе эта кислятина нужна? — спросил он, махнув рукой в сторону груши. — Ну как же, конфликты на какой-то почве нужно строить, вот и пришлось помучиться, — усмехнулся Арсений, выкидывая полу-огрызок на пыльную песчаную дорогу. — Антош! Подойди сюда! — с веранды крикнула Шастуну бабушка. — Ладно, я сваливаю, меня Варвара Егорна не сильно любит. Если что, я за забором живу, встретимся ещё, — бросил Арс и с ловкостью кошки перемахнул через забор к себе на участок, оставляя после себя лишь примятый ступнями газон. — Да, бабуль, иду! — негромко крикнул Антон, провожая взглядом побежавшего к калитке Арсения и направляясь к веранде, — Что случилось? — Сходи в магазин, пожалуйста, купи булку белого хлеба и молоко 2,5%, — сказала Варвара, протягивая юноше сто пятьдесят рублей, — на сдачу можешь что-нибудь себе купить. — Хорошо, бабуль, — Шаст взял в широкую ладонь деньги. — Как домой принесёшь, можешь пойти по деревне погулять.***
Песок и мелкие острые камешки попадали под ступни Антона, заставляя раздражённо шипеть, вытряхивая задолбавший мусор из обуви. Тем не менее, такие незначительные преграды не смогли остановить Шастуна, и он в конце-концов дошёл до небольшого магазина. Зайдя в очень прохладное помещение, юноша подошёл к витринам. Найдя нужное молоко, он встал в очередь к кассе. Вскоре какой-то невысокий сморщенный дедушка наконец купил сметану с маслом, и Антон подошёл к пожилой продавщице. — Здравствуйте, можно, пожалуйста, булку белого хлеба и молоко 2,5%? — попросил Шаст, складывая купюру в сто рублей на пластиковую монетницу. Взяв у женщины продукты и тридцать два рубля сдачи, он вышел из магазина, стараясь ничего не выронить, и уж тем более потерять. Светло-жёлтая песочная пыль поднималась на дороге от проезжающих мимо машин, заставляя крепко, до белых мушек и звёздочек, зажмуривать глаза и задерживать дыхание. Мимо сменялись названия переулков, чтобы местные люди могли немного сориентироваться, если вдруг чуть задумаются: «Малиновый», «Сказочный», «Зелёный», «Лесной», «Яблочный», «Музыкальный» и ещё несколько похожих примитивных названий, никак не характеризующих мини-улицу. Антон свернул на Яблочный переулок, сразу ступая на продавленную машинными колёсами колею, игнорируя узенькие дорожки около неё, усыпанные где-то щебнем, а где-то — крупными камнями, но изредка всё-же отходя, пропуская машины. В очередной раз, когда Шасту пришлось отходить с колеи, чтобы пропустить едущую впереди «Тойоту», он заметил идущего по противоположной стороне дороги Арсения, уткнувшегося в телефон. — Арс! — крикнул Антон негромко, чтобы привлечь внимание нового знакомого, который тут же оторвал взгляд от яркого экрана Сяоми. — О, привет. Из «Ивушек» идёшь? — Арсений убрал телефон в задний карман шорт, бывших джинс, переходя на другую сторону дороги. Заметив недоумение на лице Шастуна, он пояснил, — Ну, из магазина. — А, — Шаст несильно хлопнул себя по лбу, — Ну да, бабушка за продуктами послала. — Слушай, как тебе идея по деревне погулять? — Попов пнул небольшой светло-серый камешек, и он прокатился сквозь забор на какой-то заброшенный участок. — Я не против, только надо еду домой занести, — Антон запустил пятерню в волосы в надежде поправить их, но в итоге растрепал всё ещё больше, поэтому он просто тряхнул головой, и светлые пряди сами как-то распределились по голове. — Давай вместе сходим, тут недалеко. Через пару домов показался коричневый забор бабушкиного дома. Открыв калитку, которая снаружи закрывалась только на веточку, просунутую между двумя кольцами, предназначенными для массивного замка, Шастун зашёл на участок. Пройдя по бетонной дорожке вокруг дома, чтобы не примять газон, он поднялся на веранду, снял шлёпки и открыл дверь, которая днём не закрывалась на замок. — Ба! Я продукты принёс! — крикнул Антон куда-то вглубь дома. — Спасибо, поставь на тумбочку! — ответ Варвары не заставил себя долго ждать. Шаст поставил пакет на тумбу около входа и прикрыл дверь обратно, успев крикнуть, что идёт гулять. Выходя с участка, Антон успел сорвать с грядки пару стеблей щавеля, и теперь быстро жевал его, чтобы не создавать неловкости перед Арсением. Сок из растения сильно кислил, так, что скулы сводило (но не так сильно, как от груши), но дожевать его до выхода у Шаста получилось, и, вернув веточку на своё место, юноша направился за Поповым. Они шли минут пять по пыльной дороге, иногда закашливаясь из-за песка и шипя, когда мелкий щебень больно влетал в ноги из-под колёс проезжающих автомобилей. — Слушай, почему ты со мной тусуешься? Лето же, чего не с друзьями? — спросил Антон, чтобы разрушить неловкое молчание. — Были бы друзья, — усмехнулся Арсений, срывая какую-то длинную травинку, выжившую на обочине дороги. — В смысле? Ну, типа, вы же все живёте буквально в десяти минутах друг от друга, ты с одноклассниками не общаешься? Даже если нет, у вас по-любому есть параллели, и вряд ли во всей школе, даже если она небольшая, не найдётся человека, с которым ты бы мог подружиться. — Ну.. В общем, не всё так просто. Меня не сильно любят в школе: ни одноклассники, ни учителя, ни параллель. Длинная и неприятная история. Не хочу об этом говорить. Но, поверь, недолюбливать меня есть за что, — Арсений шёл, кажется, чисто на автомате, на дорогу не обращая никакого внимания. Оно и понятно — судя по всему, он в этой деревне живёт не первый год и явно не к бабушке приехал погостить. Он, наверняка, знает каждую травинку, каждый камешек, каждый кустик в деревне, где живёт, — Если я расскажу тебе эту историю, то, скорее всего, потеряю единственного человека, с которым нормально пообщался впервые за три с половиной года, если не считать тётю. Как ты понимаешь, делать я этого не хочу, поэтому давай просто закроем тему. — Ты с тётей живёшь? — поинтересовался Шастун, переводя разговор в другое русло. — Сука, умеешь вопросы задавать, — грустно ухмыльнулся Арс, — Да, я живу с тётей. Раньше был и дядя, но он по-пьяни утонул в озере в соседней деревне. Его туда знакомые пригласили порыбачить, там они набухались, Валера запнулся и полетел вниз с причала. Его бухие дружки ничем помочь не смогли, и всё. Нет Валеры больше. Всей деревней хоронили, — Арсений задрал голову, загоняя слёзы обратно в глаза, — Маму с папой я херовенько помню. Тётя мне рассказывала, что они ездили в город, и ночью на шоссе влетели в придурка, который ехал по встречке. Мне было шесть лет, когда это произошло. Антон шел, параллельно переваривая информацию. Слова куда-то съебались, не желая складываться в предложения, из-за чего Шаст испытывал дикий стыд. Не может поддержать человека, ну ёб твою мать. — Я.. Блять, — юноша шумно выдохнул, — Я не умею поддерживать людей, но я тебе искренне сочувствую, правда. Хоть этого и не видно, — он пнул какой-то мелкий камешек, который отлетел на противоположную сторону дороги. — Всё норм, не переживай, — Попов улыбнулся, взглянув на Антона. Худой и высокий, как столб, волосы за полдня превратились непонятно во что, длиннющие руки увешаны огромным количеством браслетов, словно проводами, а не менее длиннющие пальцы — кольцами, но при этом он такой красивый: с этими милыми щеками, с прямой осанкой, с этими блядски красивыми пухлыми губами, и с этой ёбаной полупрозрачной родинкой на кончике носа, которую хотелось щёлкнуть или просто нажать на неё, выбешивая владельца. Блять. Стоп-машина. Не туда едем, разворачиваемся. Наконец за магазином блеснула, ослепляя, вода. Вопреки здравому смыслу, Арсений взял Шастуна за руку, ведя к причалу. Антона словно пробило электрическим разрядом. Кожа на руках у Арса была грубая, вся в мозолях, но вместе с тем она была до одури приятная на ощупь. Тем временем Арсений уже подвёл Шаста к причалу. — Это река Орда, — гордо объявил Попов, — Мы можем сейчас пойти поплавать, а можем пойти дальше по деревне. Выбирай. — Давай дальше пойдём, поплавать мы ещё успеем. — Ладно, пошли. Мальчики свернули вправо от озера, и побрели в сторону леса, видневшегося за крышами домов. — Слушай, хотел спросить. — Антон замялся, слегка смущаясь, — Ты.. Ну.. Чем увлекаешься? А то у нас даже общих тем для разговоров нет. — Ой, да много чем. Музыкалку закончил полтора года назад и слава Богу, не нужно почти каждый день в город херачить. Сериалы смотрю, «Сватов» просто обожаю, «Гарри Поттера» люблю, «Хоббита» тоже, хотя «Властелина колец» ни разу не смотрел и не читал, — Арсений немного задумался, — В какое-то время даже пытался уговорить тётю научить меня вязать и вышивать. Господи, — Попов несильно хлопнул себя по лбу, — Как я мог забыть! Итальянский изучаю самостоятельно, обожаю просто. Антон шёл чуть удивлённый — первый раз он встречает человека с настолько схожими с ним интересами. Шаст ведь сам и музыкальную школу закончил на относительно неплохие оценки, и «Гарри Поттера» затёр до дыр, и «Сватами» маму уже заколебал. — Фига, — выдохнул парень вместо всего роя мыслей, что вертелись у него в голове, — А скажи что-нибудь по-итальянски, пожалуйста. Я просто однажды на ютубе наткнулся на чтение итальянского стихотворения, нихера не понял, но, как по мне, язык красивый. — Ок, без проблем, сейчас что-нибудь придумаю, — Арсений чуть задумался, — Zuppa di pomodoro ecologica, ma gli indicatori di base della tastiera bevono. Il piatto di peperoncino dei genitori, un comodo traghetto dal centro della città, l'ufficio ha detto il letto. Psicologia e terapia, nonché un elemento fondamentale del fine settimana che gioca a calcio a letto. I bambini incontrano una vecchiaia triste e malattie, una fame terrificante e una brutta povertà*, — произнёс Попов, умело скрывая подступающий смех. — Нихуя себе, — присвистнул Антон, — Очень красиво. Сколько изучаешь уже? — Quattro anni, — ответил Арсений, — Четыре года. Там правда не сильно ровно, я точно не помню, когда начал. Просто в какой-то момент мне понравилось, как звучит итальянский, и решил изучать. — У меня так было с фортепиано. Мне до сих пор нравится, как оно звучит, но через пять лет обучения я понял, что оно мне нахер не нужно, а закончить заставила мама, ей очень хотелось, чтобы я играл на пианино, — Антон пнул какой-то небольшой камешек, валяющийся на пыльной дороге, — Но блять, знаешь, ходить в музыкалку я терпеть не мог, а за пианино чувствовал себя. — Шаст замялся, подбирая нужные слова, — ..на своём месте, что ли, — он одёрнул футболку, что слегка задралась, — Да, наверно так. Меня очень сильно хуёвило, когда я долго к инструменту не подходил, хотя бы из-за тех же самых травм. Я в тринадцать лет копчик сломал, месяц не сидел, а как вернулся к занятиям, мне так хорошо стало, как будто я домой вернулся. Понял ещё, что в самом деле музыку люблю, но только ту, которая мне нравится, а не ту, что заставляют играть. Схожу раз в полгода в «Читай-город» за нотными сборниками, повыбираю произведения, которые нравятся, и сижу учу их целыми днями, заколёбываю маму с отчимом. — Не знаю, как ты, а я после выпуска ни разу к фортепиано не подходил, — Арс сорвал цветок какого-то растения, обвивающего чужой забор, — У меня учительница была конченая. Если что-то не получалось, она брала мой палец в свои руки, сжимала его чуть ли не до посинения и долбила им клавиши фортепиано. Потом отпускала и говорила играть самому, а у меня этот палец ссаный не прошёл ещё, нихера не получается, она на меня давит, чуть ли не до слёз доводит, потом пишет в дневнике, что нихуя у меня не получается и отпускает домой. Я чудом сдавал экзамены с ансамблями на четвёрки, но по ней было видно, что она недовольна. Сейчас такого уже нет, конечно, но каждый раз, когда я пересиливаю себя и сажусь за инструмент, мне кажется, что сейчас она придёт, опять будет на меня смотреть зло и пальцы сжимать, поэтому я сразу всё убираю куда подальше и не достаю. Антон шёл рядом с Арсением, переваривая информацию. Не у всех учителя были такими, какие были у него? Арсения не хвалили за победу в различных конкурсах, пусть даже внутришкольных? К Арсению учитель прикасался и причинял боль? Арсению не давали просто так посреди урока ириску, которую потом хуй отлепишь от зубов? Ебануться и не встать. — Почти пришли, — произнёс Попов, вытягивая Антона из мыслей. — А? А, хорошо. — В лес пойдём или в поле посидим? — спросил Арс, перелетая через очень своеобразный забор, состоящий из палок и натянутых между них двух верёвок. Вряд ли такой забор спасёт хоть от чего-то, но будь что будет. — Давай в поле, в лесу я был и в Воронеже. — Ты из Воронежа? — лицо Арсения чуть вытянулось в удивлении, — У меня туда последний друг переехал год назад. — Ага, — Антон кивнул головой, — А как его зовут? Не обещаю, что знаю его, но вдруг. — Серёга Матвиенко. С бубкой такой на затылке, — Попов показал, где у его друга находился хвостик. — Не, не знаю, — Шаст грустно пожал плечами, — Сори, у нас население миллион, не всех знаю. — Да я всё понимаю, я у нас-то не всех могу запомнить, а население всего тыща с копейками. До Антона наконец дошло, что стоит, наверное, перелезть через оградку, а не просто стоять и разговаривать с Арсением через забор. Без труда перелезая через верёвки, он вдруг неожиданно грохнулся, зацепившись носком шлёпка за верхнюю верёвку. — Тоха, ёб твою мать! — крикнул Арсений, подхватывая Шаста уже на земле, в момент, когда помощь и не нужна была. Антон же, в свою очередь, просто валялся на траве и ржал до слёз в уголках глаз, — Ну и что ты ржёшь? Ты, скотина этакая, голову чуть не разбил и меня напугал пиздец как! — Айм сорри, защитная реакция такая, — Антон поднялся на ноги, поднимая руки вверх и посмеиваясь, — Мне три года назад игла для шитья зашла в руку наполовину, так я там чуть со смеху не помер, хотя страшно было капец. — Эх, горе луковое, — вздохнул Арсений, поправляя волосы на голове у Шаста, отчего у того по спине и бёдрам пробежал табун мурашек, — Это кровь? — очень обеспокоенно спросил Попов, убирая ладонь от головы юноши, — Всё-таки разбил. Ладно, пошли к Варваре Егорне. Пиздюлей получим, но зато ты жить будешь.***
Антон сидел на кровати в наушниках, в который на всю громкость играл «Sweater Weather», самая подходящая, по мнению Шаста, музыка для ночных посиделок одному. Бинтовую повязку на голову бабушка разрешила снять ещё за три часа до сна, как только убедилась, что кровь засохла. Мягкая мелодия, обволакивающая Шастуна со всех сторон, тёплое одеяло, обнимающее его и не дающее замёрзнуть, чистое тёмное небо без единой тучки, прохладные металлические листы, накрывающие крышу веранды, скетчбук на коленях, карандаш в руках скользит по шерховатой поверхности бумаги, вырисовывая всю ту красоту, что он сейчас видит — вот идеальная ночь, по мнению Антона. На бумаге — пейзаж, а в голове — Арсений. Этот мальчишка. Боже, это не мальчишка, это ураган. Ураган эмоций, ураган действий, ураган дружелюбия, ураган красоты. В школе на таких часто западают девочки, таких любят учителя, такие обычно становятся гордостью родителей, затмевая своими заслугами младших братьев и сестёр. С Поповым же всё по-другому. Ну не может такого прекрасного человека ненавидеть вся школа! Он же, блять, идеальный! В окнах дома Арса не горит свет. Наверное, Арсений спит, видя уже десятый сон, так как на часах уже три ночи. Наверное, Антон никогда не узнает, что Арсений сидит около своего окна на втором этаже и наблюдает за тёмной фигурой, сидящей на крыше, закутанной в одеяло и что-то слушающей в наушниках.