Ненавидеть себя, любить его

В комнате удушающе жарко и оглушающе тихо. Рэки ненавидит в своем теле все. Ланга это самое «все» любит до щекочущего чувства в животе. Он любит рыжие веснушки, покрывающие все лицо, плечи, спину, что так забавно красят его в жару, любит каждый маленький шрамик, и самые большие, как тот, который разукрашивает его лопатки. Любит водить по ним пальцами, ощущая рельеф. В них индивидуальность Рэки, в них история этого безудержного парня. Рэки не любит свою истерзанную душу, таит в ней зависть и боль утраты, но он открывает ее Ланге, потому что Ланга ценит это как никто другой. Рэки ненавидит то, что хочет выделяться, потому что видит это крайне глупым. А Ланга видит его самым открытым, честным и настоящим. Простота Рэки ему нравится до тяжелого дыхания. Нравится, как он закрывает лицо предплечьями, когда стесняется, как натягивает на глаза бандану со странным изображением, который Рэки пришил сам, потому что темно-синяя бандана казалась слишком скучной. Хасегава любит каждую повадку Рэки, любит, как он трет нос указательным пальцем, когда смущается, любит, как он кусает ноготь на большом пальце, когда долго думает над чем-то. В этом весь Рэки. Весь Рэки в мелких деталях, которые скрыты от взгляда. Ланга же наоборот, он так тих и непреступен, но прочесть его можно по одним только изогнутым бровям. Только вот никто этих знаков даже не пытается замечать. А Рэки читает его, как открытую книгу. Ланга хочет быть в компании самого себя или Рэки, потому что ближе нет никого. Он — лучшая поддержка, он — лучший собеседник. Ланга любит рисковать, не думая о последствиях, но для всех он так и останется тихим красавчиком из Канады. У Ланги самооценка трезвая, даже, наверное, местами завышенная. Он всегда ожидает от себя большего, всегда требует лучших результатов, и он не остановится, пока на коснется потолка, пока не будет доволен собой, пока не посчитает, что он сделал достаточно. Но только он сделает передых, он снова найдет цель, до которой доберется любыми жертвами, потому что он может быть лучше. Одного тошнит от себя за все, потому что его самооценка при взгляде на людей занижается, другой же ненавидит себя за то, что люди не видят того, что он жертвует всем ради вершин, ненавидит то, что ожидает от себя слишком много. Но плевав на собственные проблемы, они влюбляются друг в друга каждый раз как в первый, потому что для них партнер действительно идеален. Рэки для Ланги особенный. Для Рэки Ланга невероятен. И это чертовски сводит с ума. Забываясь, они тянут друг друга в постель снова и снова, потому что они хотят показать любовь, Ланга будет делать Рэки комплименты снова и снова, пока оголяет тело Каяна, Рэки будет смущаться и отвечать скупое: «Ты тоже» не потому что не считает так, а потому что не находит слов, чтобы выразить свою любовь, страсть, зависть, нежность. Чувств внутри них слишком много, на столько, что мысль о том, что секс — похоть, ни разу не посещала их подростковые головы. Для них секс — высшая форма доверия, когда раздвигая ноги они успокаивают грязные истерзанные души. Потому что они доверяют друг другу, долго борясь с неумением принимать слова, они верят в комплименты. Рэки нравится непринужденно болтать во время секса, он считает, что это сближает и разбавляет атмосферу. Ланга эту привычку тоже полюбил, потому что с Каяном молчание настолько интимное, что даже для них, отбитых на голову, это слишком. Рэки искусно подбирает темы, Ланге лишь остается их поддержать. Например сейчас, когда Рэки нежно растягивает его, а Хасегава обнимает Рэки за шею. — Вот, съедемся мы, разве не будет нам скучно вдвоем? — Интересуется Каян — Кота заведем. Двух. И собаку, ты же животных любишь — Ланга сжимает пальцами рыжие волосы — Погоди, не так глубоко Рэки выпускает фалангу пальцев, давая Ланге передохнуть перед тем, как продолжить — А назовем как? — Рэки смотрит на изменения в эмоциях Ланги и как только видит в них спокойствие, плавно продолжает — Ну как бы ты назвал детей? — Ланга спрашивает это с намеком, а-ля «Питомцы будут нам, как дети», поэтому Рэки хрипло смеется — Ну клички и имена — это разные вещи, не считаю, что питомцев стоит называть человеческими именами. Я могу вставить третий? Ланга кивает, немного помедлив. Рэки всегда с ним осторожен, всегда интересуется самочувствием, спрашивает разрешения, сколько бы Ланга не говорил, что Рэки может поступать так, как ему хочется. В ответ всегда получал «Мне твое самочувствие важно, не хочу навредить», но оба понимали, что навредить друг другу априори невозможно. Они любят друг друга так чисто, как ни один писатель старых времен описать не сможет. Тут нет похоти, тут проявление любви. — Я готов — Шепчет Ланга прямо в губы Каяна и облизывается, А Рэки краснеет ярко-ярко, потому что его парень самый лучший и красивый, а голос его лучшего парня чертовски сексуален, когда переходит на шёпот. Каян щелкает крышкой смазки и разливает достаточное количество по члену, следом берет с полки влажные салфетки и вытирает пальцы, испачканные в смазке, а после целует Лангу в лоб. Они оба полюбили простые нежности, потому что это еще один способ проявления любви. Каян входит медленно и плавно, постоянно спрашивая: «Ты в порядке?» «Все хорошо?» «А сейчас как?». А Ланга в ответ только по-доброму смеялся и кивал — Рэки, ты каждый раз как будто первый, я уже привык, не переживай — Ланга приподнимается на локтях и целует его в лоб, положив на щеку ладонь — я люблю тебя, Рэки — Я тебя тоже, поэтому и волнуюсь, вдруг сделаю что-то не так? У нас давно не было секса — Рэки, успокойся, все хорошо. Лучше начинай, иначе я это сделаю сам Каян не спешит, даже когда Ланга его об этом умоляет, потому что «Вдруг навредит». Рэки всегда излишне заботлив, а Лангу, чье возбуждение уже отдает болью, это начинает бесить — Рэки, я тебя сейчас ударю… — Ланга смеется, хотя так-то серьезен. — Ладно-ладно понял. Каян медленно ускоряется, слыша нежный стон, значит, задел простату. Рэки ведет пальцами по бледной коже, обхватив руками худую талию. У Ланги Хорошо сложенное тело, подтянутое, виден пресс, и Рэки так рад, что может чувствовать его так близко, потому что в Ланге он любит все. Ни шрама, хотя из них двоих падал чаще Ланга. А еще Рэки нравится, как Хасегава повторяет его имя снова и снова. Повторяет его чаще, чем кто либо другой. А Ланге нравится считать шрамы на теле Рэки, хотя давно помнит, что их ровно сорок два. Но каждый завораживает, тянет к себе и заставляет любить Каяна еще сильнее. Рэки кончает первым. Раньше бы он начал извиняться перед Хасегавой за это, но каждый раз Ланга убеждал его, что это нормально, что все в порядке. И Рэки это уже понял. Вместо извинений, Каян обхватывает его член у основания и ведет пальцами к головке, задевая ее всеми, возвращаясь и наклоняясь, чтобы поцеловать Лангу в щеку. Он слышит частые вздохи, ахи, стоны, а еще чаще свое имя, и, боже, это услада для его ушей. Когда семя пачкает и ладонь Каяна, он тянется за салфетками, вытирает руку и анал парня, сразу закидывая в мусорку использованные салфетки. Ланга притягивает его к себе рядом и обнимает крепко-крепко, опаляя горячим частым дыханием его шею. — Все хорошо? Как самочувствие? — Рэки целует его в кончик носа, на что Ланга устало мычит — Пошли в душ — Поваляемся еще чуточку и пойдем, договорились? — Ланга хрипло смеется и жмется ближе — Как скажешь, мой снежный принц — Ну Рэки! Я же просил меня так не называть! — Все-все, молчу — Рэки прикрывает глаза и берет его за руку — В следующий раз сверху будешь ты, я слишком устаю. — Заметано, чувак — Улыбается Ланга, свободную руку зарывая в потные рыжие волосы. В себе они любят ровным счетом ничего, но друг в друге им нравится все без исключения.