Повешенный

The more that you say The less I know Wherever you stray I follow I'm begging for you to take my hand Wreck my plans That's my man В Колизее темно и сыро, пахнет плесенью и как будто гнилью, и сердце неприятно сжимается, когда я понимаю, что тебя здесь держат уже довольно долго. А потом я вспоминаю эту твою идиотскую выходку с признанием, и хочется хорошенько ударить тебя. Но я знаю, что это только до тех пор, пока я не увижу твои щенячьи глазки. И ты снова пускаешься в какие-то путанные объяснения, пытаешься втолковать мне, что твой план — вовсе не бессмыслица, а очень даже хорошая идея, а я снова потираю переносицу. Усталость валит с ног, и я уже не помню, когда спала в последний раз. Синяки под твоими глазами говорят, что и ты давно не отдыхал. Весьма в твоём стиле. Ну, теперь ты хотя бы не пытаешься утверждать, что убил Люцио. Но и детали своего плана не открываешь, говоришь вокруг да около. Ничего нового. Чем больше ты говоришь, тем меньше я понимаю, но я знаю, что тебя не переубедить, если уж ты решил что-то. А ты знаешь, что я пойду за тобой куда угодно. Поэтому ты такой мрачный да? Снова начнёшь свою лекцию о том, как не хочешь мне навредить? Клянусь, на этот раз ты получишь в нос, если хоть заикнешься. Но ты только виновато заламываешь руки и гремишь цепями. Не смотришь мне в глаза и бормочешь какие-то извинения, просишь не ходить в то подземелье. Ты всегда чувствуешь себя виноватым, не правда ли? Вечно взваливаешь на себя то, что не должен. — Джулиан, я лишь прошу быть честным со мной, — мой голос звучит не так уверенно, как мне бы хотелось, — неужели это так много? Ты поджимаешь губы и ёжишься. Прости, я не должна была…тебе тяжело слышать такие слова. Я знаю, ты сделаешь ради меня что угодно, но…ты всегда закрываешься, всегда бежишь от меня, когда дело касается твоих проблем. Почему ты никогда не подпускаешь меня к ним? — Я…прости, я не могу затягивать тебя в это. Я справлюсь один, я обещаю. Ты всегда так говоришь. И не принимаешь помощь до самого последнего момента. Каждый раз…на грани. Я умоляю тебя, прими руку помощи хоть сейчас. Я не хочу плакать при тебе, не хочу делать тебе больно, но сдержаться не получается. Я отворачиваюсь и моргаю часто-часто, но всё равно чувствую слезы на щеках. Прости. — Эй, эй, эй, — ты тянешься ко мне под звон цепей, — только не плачь, хорошо? Не плачь из-за меня. Но когда ты обнимаешь меня и прижимаешь к своей груди…я теряю контроль. Я не хочу думать о том, что тебя могут повесить, плевать что у тебя есть какой-то план. Я чувствую стук твоего сердца под своей ладонью, и я не хочу думать, что он может прекратиться. Я не хочу, я просто не хочу, а ты… Почему ты поступаешь так со мной? Я жмусь к тебе, а ты гладишь меня по спине и шепчешь какую-то успокаивающую чепуху на ухо, и я чувствую, что ткань твоей рубашки на плече становится мокрой от слез, но ничего не могу поделать. Я устала, мне страшно, и…всё это просто слишком для меня. Ты вздыхаешь и бормочешь опять какую-то глупость. Различить трудно, но я понимаю общую суть по опыту. Снова что-то о том, что не стоило мне связываться с тобой. — Заткнись, Илья, — всхлипываю и бью тебя кулаком в грудь. Несильно, но этого хватает. — Ты ведь меня знаешь. Постоянно нахожу проблемы и выхожу сухим из воды, — я не вижу твоё лицо, но чувствую, что ты ухмыляешься. — И вообще, разве я не обещал показать тебе Невивон, а? Обещал. Я вздыхаю и смотрю на тебя. Твои руки чуть трясутся, но в глазах вижу уверенность. Кажется, ты веришь в себя. Впервые за долгое время. Хорошо. Тогда и я поверю в тебя. Здесь темно и сыро, пахнет плесенью и как будто гнилью, а твоя рубашка пропитана запахом трав, и я не хочу отпускать тебя. Вспоминаю эту твою идиотскую выходку с признанием, и очень хочется дать тебе хорошего пинка. Но это лишь до тех пор, пока я не увижу твои щенячьи глазки.