***
Мобэй-цзюнь лежит на кровати Шан Цинхуа, подперев щеку ладонью, и внимательно наблюдает за тем, как его муж трудится над десятком свитков. Он сгорбился над низким столиком, высунув кончик языка между зубами, чтобы сосредоточиться. Кажется, он настолько поглощён работой, что ничто не сможет отвлечь его. Мобэй-цзюнь слышит другое. «Как смеет мой король так отвлекать меня!» — Шан Цинхуа небрежно засовывает в рот семечко дыни. — «Мой король, твоя одежда широкая! Этот бедный муж может видеть часть твоей груди! Прикройся, если не хочешь, чтобы я задохнулся!» В глазах Мобэй-цзюня вспыхивает намек на веселье, он слегка сдвигается, чтобы его одеяния ещё сильнее распахнулись. Шан Цинхуа оглядывается всего на мгновение, прежде чем снова уткнуться в бумаги. На его щеках вспыхивает соблазнительный румянец. «Работа на пике Аньдин кажется бесконечной, но он всё равно смеет отвлекать меня своим телом! Может, если мне удастся закончить половину до вечера, то у нас останется время для быстрого секса… Нет! Он не был быстрым с тех пор, как мы впервые сделали это. Ах, если говорить о…» — Эй, — вмешивается Мобэй-цзюнь. Уголки губ опущены. Шан Цинхуа продержался не намного дольше, чем он… — Что такое, мой король? Ледяной взгляд Мобэй-цзюня говорит громче любых слов — произнесённых вслух или мысленно. «Что это за сердитое выражение лица? Он чувствует себя брошенным» — Мысли Шан Цинхуа проникают в сознание. — «Или… О нет. Те цветы все-таки были ядовитыми? Держись, мой король! Я уверен, что это можно вылечить папапа! Почти всё можно вылечить папапа!» Веко Мобэй-цзюня дёргается. Мысли его мужа наполнены ерундой. Прелестной ерундой, но всё ещё ерундой. Шан Цинхуа наклоняет голову, спрашивая: — Мой король хорошо себя чувствует? Сейчас он хорошо себя чувствует. Его угрюмое настроение, очевидно, не выдерживает искреннего беспокойства Шан Цинхуа. Ему всегда нравилось, когда Шан Цинхуа суетится возле него. Издав неопределённый звук, Мобэй-цзюнь переворачивается на другой бок, оказываясь к Шан Цинхуа спиной. Он слышит шорох одежды, когда Шан Цинхуа поднимается. Голубые глаза Мобэй-цзюня расширяются, когда тыльная сторона мозолистой руки прижимается сначала к его щеке, а затем ко лбу. — У тебя нет температуры, — проговаривает Шан Цинхуа. Он начинает одергивать руку, но Мобэй-цзюнь ловит её. — Цинхуа. — Да? — Шан Цинхуа выглядит на три части растерянным, на две части счастливым. Он слегка сжимает руку Мобэй-цзюня. «О, может, он правда чувствовал себя брошенным. Если мой король хотел подержать меня за руку, ему следовало просто сказать» — Мне скучно, — говорит Мобэй-цзюнь с обычным тактом. — Заканчивай скорее, чтобы мы могли уйти. — Хаха, хорошо, хорошо… — Э-э, мой король? Ты всё ещё не отпустил меня, — смеётся Шан Цинхуа; фальшивое нервное хихиканье, которое прерывается неосознанной мыслью: «Его рука такая приятная» Мобэй-цзюнь оставляет крепкий, ледяной поцелуй на костяшках пальцев Шан Цинхуа. Он надеется, что это проклятье никогда не исчезнет.***
Проклятье начинает ослабевать. Почему? Что ж, оказывается, мысли Шан Цинхуа не совсем ерунда. Вот почему спустя две недели в середине их сеанса папапа Мобэй-цзюнь принимает учтивое и правильное решение выйти из Шан Цинхуа и телепортироваться примерно на пятьдесят ли оттуда. Он почти сразу понимает, что это было неправильно. И не только потому, что он здорово напугал пожилую человеческую пару… И их кур. Пугать людей вполне естественно, однако, делать это в обнажённом виде — не совсем нормально. Нет. Причина, по которой он думает о неправильности своего решения заключается в том, что он всё ещё может слышать мысли Шан Цинхуа. «АДВДСДВ???? МОЙ… БЕЗ… ОН ДАЖЕ НЕ… И МОЙ ЧЛЕН ВСЁ ЕЩЁ… " Отсутствие связности вызвано не большим расстоянием. Мысли Шан Цинхуа начали расплываться, превращаясь в более запутанные, быстрые, несвязные обрывки. Именно поэтому Мобэй-цзюнь решил взять внезапный отпуск. Из того немногого, что он всё ещё может слышать, он заключает, что Шан Цинхуа не очень доволен. Настроение ухудшается сильнее. Оглядываясь назад, он, наверное, мог бы справиться с ситуацией лучше… Ему следует вернуться. Мобэй-цзюнь едва собирается уйти, как краем глаза замечает одну из дрожащих куриц, у которой не хватило предусмотрительности спрятаться вместе с хозяевами. Хм.***
— Мой король! — облегченно восклицает Шан Цинхуа. Волосы всё ещё взлохмаченны после их недавнего занятия, но он уже не голый. На нём небрежно накинуто одно из одеяний Мобэй-цзюня. — Почему ты… Это курица? — Тебе, — Мобэй-цзюнь бесцеремонно пихает птицу в чужие руки. Шан Цинхуа наклоняет голову в сторону. — Зачем она? — Потому что я ушёл, — объясняет Мобэй-цзюнь. Он не может скрыть хмурости в голосе; мысли Шан Цинхуа становятся более туманными. — Эм, хорошо. Спасибо. Я просто… — Шан Цинхуа осторожно опускает курицу на пол. Она быстро убегает под кровать. Мобэй-цзюнь делает движение в попытке её схватить, но Шан Цинхуа ловит его за руку. — Всё в порядке! Мы поймаем её позже. Но мой король… Э-э… — Шан Цинхуа потирает затылок. — Почему ты это сделал? — Я не хотел возвращаться с пустыми руками. — Это очень мило с твоей стороны, ты хороший муж, но я спрашивал о том, почему ты ушёл? Мобэй-цзюнь не знает, что ответить, поэтому напрягает слух в поисках любого мысленного намёка от Шан Цинхуа о том, что ему следует сказать. Тишина. Проклятье, должно быть, наконец, исчезло. — Мой король? — брови Шан Цинхуа взволнованно сводятся. Он тянет Мобэй-цзюня за руку. — Ты уверен, что не отравлен? Я знаю, что лекарь осмотрел тебя, но, может, нам стоит попросить Му-шиди выглянуть? — Нет, — отвечает Мобэй-цзюнь. Он определенно не дуется. Люди его положения не дуются. — Я уже не отравлен. — О, хорошо… Подожди, «уже»? — Ты болел и держал это в секрете?! — Шан Цинхуа раздражённо вскидывает руки. — Цинхуа, я… — Нет, нет, нет, подожди! Серьёзный голос означает серьёзный разговор. А серьёзный разговор означает, что я отказываюсь выставлять на всеобщее обозрение Мобэй-цзюня младшего, — Шан Цинхуа указывает на очень обнаженную нижнюю половину Мобэй-цзюня. — Это очень отвлекает. Сначала надень что-нибудь из одежды! Мобэй-цзюнь моргает, глядя на него. — Я знаю, что надел твою одежду, мой король. Пожалуйста, не смотри на меня так. У тебя есть другие мантии… Ладно, ладно, ладно! Дай мне минутку, чтобы найти свою, — Шан Цинхуа обходит комнату, прежде чем заглянуть под кровать. — Ах, нашёл… Думаю, теперь моя одежда принадлежит курице. Давай разделим эту, иди сюда. Уголок губ Мобэй-цзюня приподнимается. Он был так сосредоточен на мыслях Шан Цинхуа, что забыл о изобилии ерунды, которая обычно слетает с уст его мужа. Мобэй-цзюнь послушно приближается, позволяя Шан Цинхуа накинуть на себя шёлк, согретый человеческой кожей. Он раскидывает руки, чтобы Шан Цинхуа прижался ближе к его груди. — Те цветы сделали что-то постыдное? Поэтому ты не сказал? — голос Шан Цинхуа приглушен из-за позы, в которой он находится. — …да. — Мой король, — вздыхает Шан Цинхуа. — В следующий раз, если ты столкнешься с подобным недугом, пожалуйста, расскажи об этом мне раньше, чем мы займёмся сексом. Есть множество средств, которые можно принимать для таких вещей. Мобэй-цзюнь хмурится. Его муж явно неправильно понял. — Я не бессилен. — Конечно, нет, мой король, — Шан Цинхуа похлопывает его по спине. — Уже нет, верно? — Пыльца позволила мне слышать твои мысли. — О. … — О нет! — Шан Цинхуа слегка задыхается. Он отстраняется настолько, насколько позволяют ему крепкие объятья Мобэй-цзюня. — Это ещё хуже! — Мне понравилось. — Ну, конечно, тебе понравилось! Что ты слышал? Мобэй-цзюнь не отвечает, вместо этого предпочитая уткнуться подбородком в голову Шан Цинхуа. Мгновение он позволяет своему мужу извиваться. — Мой король. Муж, — пытается Шан Цинхуа. — Я серьёзно. Что ты слышал? Нет ничего хуже, чем то, что ты говоришь вслух, думает Мобэй-цзюнь. — Неловкие вещи. — Например? Мобэй-цзюнь едва открывает рот, чтобы ответить, но Шан Цинхуа перебивает: — Ах, неважно! Не хочу знать. Наверное, для моего сердца будет лучше, если я не буду знать. Не могу поверить, что мой король скрывал это от меня! Я слегка раздражён. Тебе понадобится больше, чем курица, чтобы успокоить меня. — Я могу достать тебе ещё куриц, — предлагает Мобэй-цзюнь. Он знает, где их найти. Шан Цинхуа без всякой силы щипает его бедро. — И что мне делать с толпой птиц? Нет, я хочу другого. Найди ещё этих цветов, чтобы я мог услышать мысли моего короля. Это будет справедливо. Мобэй-цзюнь вполне может это устроить. Он целует Шан Цинхуа в макушку. — Я принесу их завтра. — Лентяй, — обвиняет Шан Цинхуа, прижимаясь ближе. — Тогда может закончим то, что начали ранее? Мобэй-цзюнь издаёт тихий звук согласия и позволяет Шан Цинхуа уложить себя на кровать. И когда Шан Цинхуа улыбается ему, Мобэй-цзюню не нужно слышать мысли, чтобы сказать, о чем думает его муж.