Сгорая

      Дым, небрежно выпущенный сквозь приоткрытые губы, обжигающий взгляд с примесью властности — это зависимость. Длинные смуглые пальцы медленно очерчивают скулу, поднимаясь выше, лишь на мгновение замерев у брови. Призрачный жест внимания, нежное прикосновение к губам, влажных от желания — это похоть.       — Ты так красив, — мурашки, покалывающие спину, гордо вскинутый вверх подбородок и слишком громкий звук тишины. Дилюк, позволивший связать себе руки, напряженно дышал носом, ведь его рот… — Позволил сотворить с собой такое. Мм, прекрасно.       Синеватые пряди ожерельем обрамляли шею, дополняя и без того прекрасный образ того, кого он так долго не мог простить. Простил ведь, если позволил подобное? Запястья, выкрученные за спину, начинали неприятно ныть, пока взгляд цеплялся за любую деталь, лишь бы избежать прикосновений. Нет — ему это не нравится.       Лжец.       — Взгляни на меня, — приказ, наполненный отчаяньем. Смотри только на меня. Ухмылка, дрогнувшая лишь на миг, как отголосок прошлого Альбериха — это обман. — Молодец, мастер Дилюк.       Собственное желание давило сквозь одежду, пока смуглые пальцы любовно ласкали лицо, изучая его, упиваясь каждой новой эмоцией. Взгляд алых глаз, темнеющих лишь сильнее с каждым прикосновением, шумный вдох носом, ладонь, сжатая в кулак. Это ведь неправильно — чуждо.       Ещё бы.       — Прекрасен. — Альберих склонился ниже, прикоснулся губами к его лбу, убирая с глаз мешающие пряди волос. Дилюк промычал что-то невнятное, больше схожее с ругательством, нежели явным согласием. — Нет-нет. Еще рано, дорогой мой.       Он вновь возвышался над ним, пробирался пальцами под резинку на волосах, ласкал затылок, пока алый взгляд темнел пуще прежнего. Одинокая капля слюны искала путь к подбородку, но её вновь перехватили очевидным жестом руки. Бледная грудь вздымается в такт дыханию мужчины, пока колени упираются в жёсткие доски.       — Обещаешь молчать? — Интерес, промелькнувший в просьбе, ничуть не дарил ощущение покоя. Скорее наоборот — Кэйя что-то задумал, снова. — Как мы и договаривались, да?       Рагнвиндр медленно кивнул головой, пока смуглые пальцы отпускали его лицо. Чувство покоя испарилось так же быстро, как и прохлада от дразнящих прикосновений мечника. Как научиться врать себе же? Ему это не нравится — нет. Отнюдь, до тех пор, пока не слышен звук застёжек, а также расслабленный вздох синеволосого. Смуглые пальцы умело расстегивали замки один за одним, сбрасывая с одеждой всю ту напыщенность, присущую лишь одному человеку в Ордо Фавониус. Это ведь защитная реакция?       Дилюк до сих пор помнит тот день первого апреля, когда названный брат в шутку признался в своих чувствах. Шутки, конечно же, в этом всём не было.       — Дилюк? — Тихий вздох нетерпения, ёрзанье на неудобном дощатом полу и сведённые от напряжения алые брови. Он бы легко прожёг верёвку, но так теряется весь интерес к игре. — Как ты можешь думать о чем-то, пока… О-о — я понял.       Улыбка Альбериха, на мгновение скрытый в полумраке взгляд, фаланги пальцев, снова ласкающие затылок. Винодел устал врать — ему это нравится. Нравится ощущать каждое из прикосновений, упиваться заботой и вниманием лишь одного человека во всём Мондштадте. Мужчина прикрывает глаза, морщинка меж бровей исчезает вовсе, стоит пальцам партнёра скользнуть ниже, к шее.       — Тогда ты знаешь, что должен сделать, я прав?       Рагнвиндр мычит сквозь кляп, шумно сглатывает вязкие слюни, вздрагивает от поглаживания яремной впадинки. Простыни мнутся под весом Кэйи, его ноги разъезжаются в стороны, натягивая ткань штанов на коленях.       — Я помогу тебе.       Алые пряди заботливо исчезают за ушами, пальцы мечника безошибочно находят замок кляпа. Щелчок, напряженный вздох мастера Дилюка, дорожки слюны, стекающие вдоль подбородка. Альберих любовно обводит губы мужчины пальцем, размазывая влагу по прожилкам. Дилюк поднимает взгляд вверх, вытягивает язык навстречу, пока партнёр упивается явной властью. Лёгкий укус за палец, смешок Кэйи на подобное несогласие.       — Ну же, — мягкое давление на затылок, пока алые пряди вновь мешаются перед глазами. — Тебе это нравится, Люк.       Сокращение имени действует столь отрезвляюще, как и последующий жест у лица. Альберих легко сжимает его челюсть, направляет к себе, а он и не против. Всё, что сейчас можно сделать — довериться. И Дилюк старается поверить, правда. Наблюдает из-под ресниц, послушно открывает рот, хотя так и норовит укусить. Пламя приручить не так просто, если не невозможно.       Альберих рвано выдыхает, стоит влажным губам прикоснуться к его торсу. Мастер Дилюк скользит ниже, ведёт языком след к пупку, немного оттягивает зубами волоски — издевается. Натыкается носом на синие пряди, вдыхая их аромат, пока колени вновь упираются в противные доски.       — Какой же ты…       Взгляд к взгляду, пламя, разжигающее лёд — им это нравится. Настолько, что Кэйя тянет ближе к себе, сжимает волосы в руках, вновь убирает пряди за ухо — восхищается. Винодел же не отводит взгляд, позволяя наслаждаться своей непокорностью, скользит языком вдоль всего естества, замечая дрогнувшие губы партнёра. Альберих и хотел бы съязвить, но всё забылось, пока влажные губы скользят внизу, доводя до искушения сорваться. Сорваться и оттрахать.       Смотреть на покорного Дилюка — влюбляться лишь сильнее. На людях он сильный, властный и безразличный. Почему же тогда в его глазах горит жар, пока губы обхватывают головку, а слюна сверкает на фоне приглушённого освещения, исходящего от жара лампы. Дилюк не спешит, явно наслаждаясь процессом: осыпает поцелуями, посасывает и снова опускается ниже, упираясь носом в тёмные волоски.       — Мастер Дилюк, ах, — Кэйя определённо сошел с ума, желая видеть подобную картину чаще и чаще. — Любите нарушать правила?       Кавалерист довольно стонет, откинув голову назад, пару раз несдержанно прижимает к себе, проникая глубже, упираясь прямо в горло. Мастер Дилюк лишь закатывает глаза, ощущая стыд даже кончиками ушей, но не отстраняется. Ладонь на затылке исчезает, растрёпывая и без того испорченный хвост. Горло саднит, пока запястья за спиной вновь начинают гореть от неприятной позы.       — В таком случае Вас следует наказать. — Довольно стонет Альберих, нехотя оттягивая его от себя. Дилюк облизывает собственные губы, шумно сглатывает, прежде чем покорно прикрыть глаза. Он вытерпит что угодно. — Поднимись.       Ладони Альбериха тянут ближе, помогая сесть на себя сверху. Смуглые пальцы пробираются под резинку белья, нащупывая пробку, лаская напряжённые ягодицы.       — Кай, — не выдерживает винодел, выдыхая в чужую шею, пока в груди разгорается пламя. Пробка ёрзает внутри, задевая самое сокровенное. Но мечник делает только хуже, обводя её вокруг пальцами, собирая смазку и слегка проталкивая глубже. Дилюк мелко дрожит, прижимаясь собственным членом через белье. Нет, он не будет просить.       — Что, дорогой? Скажи. — Улыбается кавалерист, прижимая второй рукой к себе за талию. — Хотя, зная тебя — не скажешь. Чтобы мастер Дилюк и о чём-то просил?       Запястья горят от боли, но он не скажет, нет. Вместо этого самостоятельно потирается носом о шею, безмолвно прося о ласке. А после растворяется в жарком поцелуе. Кэйа не сдержан в чувствах, выплёскивая их все в один миг. Всего один поцелуй — и большего не нужно. У Дилюка кружится голова, пока зубы капитана легко прикусывают кадык. Винодел сводит брови на переносице, надрывно стонет и жмётся ближе, позволяя пальцам Альбериха играть с его сосками.       — Ты слишком горд для этого. — Заключает Кэйя, толкая мужчину на мягкий шёлк. Рагнвиндр шипит от боли в руках, но тут же выгибает спину, стоит смуглой ладони сжать его естество. Губы вытягиваются в восторженное «о», пока глаза закатываются в экстазе. — Да, откройся для меня.       Мужчина стыдливо отворачивает лицо, из-за чего Альберих мажет поцелуем по скуле, но в следующий миг не сдерживает стона, ведь… Кэйя вновь был выше, давя авторитетом. Если бы он прикоснулся еще раз, всего один раз — это верный путь в пучины Ада. Вот только капитан и не думает останавливаться, опуская пальцы к анальной пробке. В Ад они попадут вдвоём.       — Ты уже проиграл, Люк. — Тяжелый выдох рядом с ухом, прикушенная мочка и очередной несдержанный стон. Рагнвиндр дрожит от желания, поджимая под себя пальцы на ногах, пока партнёр осыпает поцелуями его шею. — Ты мой.       Кэйя рычит, снимая с себя последний элемент одежды. Кристаллик в глазу сверкает желанием, пока вдоль виска стекает пот. И Дилюк, поддавшись животному желанию подчиниться — надрывно стонет, пачкая собственный живот.       — Да, вот так, — довольно смеётся Кэйя, даря несколько секунд на передышку. Белье Дилюка используется вместо тряпки, но кого это сейчас волнует? Алые пряди разметались по подушке, пряча глаза их владельца, дышащего загнанным животным. Он терпел так долго. — Расслабьтесь, мастер Дилюк.       Запах смазки щекочет ноздри, развратные звуки еле доходят до ушей, но даже этого хватает для улыбки. Винодел легко улыбается, довольно сверкнув взглядом на Альбериха. Пробка медленно выскальзывает из тела, быстро заменяясь на пальцы. Рагнвиндр кусает губы, вновь отворачиваясь в сторону. Это слишком.       — Не хочешь смотреть, как я войду в тебя? — Усмехается капитан, слегка царапая ребро мужчины в пылу страсти. Тот лишь мотает головой в стороны, нарываясь еще больше. — От чувств не убежишь, Люк.       Движение тел, бледные ноги, закинутые вверх и острое чувство наполненности. Кэйа сдерживается от фрикций, тяжело дыша. Нужно помучить, совсем немного, но внутри слишком хорошо. Кадык Дилюка дёргается от рычания, затуманенный взгляд умоляет продолжать, но он молчит.       Хватит.       — Двигайся, — тихо постанывает винодел, пытаясь лечь удобнее. — Чего застыл?       — Иди сюда, командир. — Проговаривает Кэйа, поворачивая того к себе спиной. На запястья винодела опускается ладонь, крепко их сжимая. Пока тот шипит от боли, вновь возобновляются движения бёдрами. — Неужели тебе это настолько нравится?       Медленная фрикция, жар тел и чувство воссоединения. Дилюк пьяно закрывает глаза, ощущая, как его волосы наматывают на кулак. Ещё. Да, оттяни назад. Постыдная правильность.       — Решил не щадить свои руки, хм.       Кэйя отчётливо проговаривает каждое слово, постепенно ускоряясь. Внутри слишком горячо, влажно от смазки, стекающей по дрожащим бледным бёдрам. По спине винодела стекает пот, кончики его ушей пылают смущением — истинное искусство. Картина, запоминающаяся слишком надолго, чтобы быть реальностью. Наверное, поэтому и хочется укусить, лизнуть, прижать еще ближе, насаживая на себя.       — Кай… — Словно в бреду бормочет Рагнвиндр, ощущая, как с каждым разом дыхание капитана срывается, а член внутри пульсирует лишь сильнее. — О Архонты, Кэйя.       — Громче, — стонет Альберих, отвлекшись на лёгкий поцелуй в лопатку. — Хочу слушать тебя. Стони для меня, Люк.       Желание ударяет лишь сильнее, стоит крепкой ладони сжаться вокруг бледной шеи. Щеки горят от смущения, ведь это именно то, чего так не хватало. Дилюк вновь постанывает его имя, стыдливо ощущая себя испорченной портовой девицей. Знать об этом Кэйе не обязательно, конечно же.       Наслаждение наступает слишком быстро, стоит ощутить жар внутри и, наверное, слишком сильную хватку на шее. Они поговорят об этом позже, обязательно. А пока только и остаётся, что довольно кусать кончик подушки, пока в ухо шепчут разные нежности, покусывая мочку. Хотя нежности и Кэйя — понятия несовместимые. Скорее он бы шутил, спрятавшись за своей извечной маской негодяя. Вот только шепчет он и вправду нежности, освобождая запястья от верёвки.       Чего стоит лишь виновато-игривый взгляд, вопреки всем законам Тэйвата, наполнен именно той искрой заботы, к которой они стремились не один год.       — Если выпьешь воды я отдам то, за чем ходил в город, — шепот опаляет мочку уха, отдаваясь щекоткой куда-то в рёбра.       — Ты и так отдашь мне документы, Кэйя.       — Мог бы и подыграть, дорогой Дилюк.       Альберих смог приручить пламя, правда, пришлось обжечься несколько десятков раз. Шрамы, конечно же, он никому не покажет.