***
10 минут назад… В комнате было невыносимо душно. Угасающие свечи оставляли приятный, но вместе с тем удушающий запах. За окном накрапывал дождь и дул прохладный ветер, но все окна в комнате были намертво закрыты. Дверь заскрипела и в комнату вошла Уэнздей. Она держала хныкающего и исхудавшего Пуберта на руках. Девочка осторожно усадила брата около себя, а затем плотно закрыла дверь, подперев её тяжелыми книжками. Маленький Пуберт терпеливо ждал, пока сестра вновь возьмёт его в свои объятия и прижмёт к груди, как это делала мама. Уэнздей печально глянула на Пагсли, который сгорбленно сидел на кровати и не смел взглянуть на сестру. Его глаза были уставлены на свои нервно переплетающееся друг с другом руки. Девочка приподняла голову. Она знала, что нужно это сделать. Конечно, возможно это глупо, но разве остался хоть один человек в этом доме, который бы по-настоящему их любил? Их всех? Ни за что, а просто так. Уэнздей никогда не мучил этот вопрос, так как родители любили друг друга и своих детей. Теперь же всё изменилось. Девочка прекрасно понимала, что это будет немного жестко по отношению к отцу, но разве он вспомнит о них? Вряд ли. Пусть остаётся наедине со своими мыслями и разделяет их вместе со своей новой супругой. Уэнздей, аккуратно взяв младшего брата на руки, уселась рядом с Пагсли. Мальчик сидел всё в той же позе, только стал легонько покачивать ногами. — Ты боишься? — тихо спросила Уэнздей, пытаясь взглянуть в глаза брата. — Что нас ждёт дальше? — Пагсли поднял полные печали и отчаяния глаза на сестру. Уэнздей, усадила Пуберта рядом с братом и не спешной походкой направилась к окну. Открыв его, она почувствовала ворвавшийся в комнату, ласкающий ветер. — Мама. — Пагсли сумел уловить едва заметную улыбку сестры. Уэнздей знала о чём она говорит. Они попытаюсь уйти в вечность. Они попытаюсь раствориться в ней, дабы обрести покой и быть вместе с мамой.***
Женщина подходила всё ближе и ближе к неизвестности, которая ожидает её за дверью. Мортиша подняла глаза и увидела открытое окно в комнате детей. На лице женщины промелькнула улыбка. Сейчас ей хотелось обнять их, быть с ними и никогда не уходить. Хотелось вернуть прошлую жизнь, превратить мечты в реальность, которая была не так давно. Мортиша постучала в дверь, ощущая страх внутри себя. Почему никто не открывает? Неужели её здесь больше никто не ждёт? Послышались шаги. Нет, показалось. Женщина опасливо приоткрыла старую, скрипучую дверь и заглянула внутрь. Ничего не изменилось. Её родной дом был таким же, каким она и привыкла его видеть. Вот только… Здесь было пусто. Лёрч как обычно не стоял у дверей, с кухни не было слышно возгласов бабушки Аддамс, Фестер не ходил по дому. Здесь было пусто. Здесь было жутко. Здесь поселилось отчаяние. Мортиша чувствовала его. Оно витало в воздухе, оно охватило весь дом в плеч и больше не отпускает его. Огонь единственной свечи погиб. Здесь была кромешная тьма. Подул печальный, встревоженный ветер. Он дул откуда-то сверху. Он манил её к себе, умолял поспешить. Мортиша ускорила шаг. Уже поздно… Ветер направлял её. Не давал сбиться с пути. Мортиша услышала голос любимого мужа, но через секунду послышался голосок сестры. Женщина хотела зайти в эту комнату, но что-то остановило её. Ветер не давал уйти с начертанного пути. — Мама… Мортиша испугано вздрогнула. Она обернулась, но никого не было рядом. Эти три голоса позвали её. Она чувствовала эту ужасную боль в этом одном лишь слове. Она ощутила холод в своём сердце. Душа стонет, погибает. Как только женщина подошла к той самой двери, где были её бесценные, дорогие дети, ветер тут же прекратился. Он исчез, но она чувствовала его за этой дверью. Что-то останавливало её. Внутренний страх сковывал её тело, не давал сделать и шагу, но эту дверь нужно открыть. Она хочет увидеть своих детей, она хочет обнять их, она не хочет отпускать их. Помедлив всего лишь минуту, рука Мортиши Аддамс сама потянулась к маленькой ручке. Дверь едва слышно заскрипела. Приятный ветер охладил лицо. Женщина почувствовала чье-то осторожное прикосновение к своей руке. Оно было лёгким и мгновенным. Дверь отворилась. Сдавленный крик вырвался из груди. Дыхание резко перехватило, боль пронзила сердце на сквозь. Она словно парализовала всё тело, заставила мучительно медленно погибать изнывающую душу. Иглы отчаяния пронзили её насквозь, убили её. Они сломали её дух, а теперь пытаются лишить её рассудка. Мортиша не ощущала того ветра, который помогал ей жить, она не чувствовала ничего. Всё тело парализовано болью. Она попыталась найти хоть немного сил, чтобы добраться до безжизненных тел своих маленьких крошек. Их тела лежали на холодном полу, плотно прижавшиеся друг к другу. На лице маленького Пуберта застыла лёгкая улыбка. Он прижимался к сестре, молча и тихо. Рядом лежала маленькая, пустая склянка. Бледная рука судорожно дотронулась до маленького Пуберта. Дыхание снова перехватило. Мортиша лихорадочно пыталась глотать воздух, который ей сейчас не нужен. Мортиша крепко прижала к себе единственную дочь, уголки губ которой были слегка приподняты. Что она чувствовала, когда шла на это? Её прекрасная холодная красавица больше никогда не сможет обнять маму, попросить остаться, не уходить, вернуться. — Уэнздей? Открой глаза…ты не могла умереть. Вставай доченька… — вполголоса проговаривала Мортиша, чувствуя как слёзы душат её изнутри. Внезапный крик разрушил тишину. Крик отчаяния, крик боли, крик истерзанной души. Он прерывался и вновь возвращался. Она задыхается, она умирает. У неё никого не осталось. Она одинока. Она несчастна. Взгляд пал на выглядывающую из сундука верёвку. Мортиша аккуратно уложила детей рядом. Затем, женщина медленно наклонилась к своим детям и оставила нежные поцелуи на щеках несчастных. Мортиша не могла встать. Тело уже парализовано. Она не утирала льющиеся потоком слёзы, она лишь судорожно открыла сундук и достала оттуда крепкую верёвку с петлёй. Дыхание сбивалось, крик вновь хотел вырваться наружу. Женщина попыталась сглотнуть его из груди вырвалось тихое сипение. Поставив маленький стульчик, Мортиша забралась на него, и крепко завязала верёвку на деревянной перекладине под потолком. Женщина встала лицом к детям, дабы не чувствовать боли от удушения. Продев голову в петлю и хорошенько затянув верёвку, Мортиша приготовилась раствориться в вечности и быть со своими детьми навеки. Минуты и безжизненное тело легонько покачивается из стороны в сторону. Её глаза застекленели, а ветер за окном задул с новой силой. Вдалеке раздался гром. Небеса зарыдали.***
— Мортиша! Этот вскрик был столь неожиданным, что молодая женщина дёрнулась и испуганно захлопала глазами. Гомез свёл брови к переносице и в недоумении оглядел полураздетое тело Салли Роджерс. Прибывая в лёгком состоянии шока, мужчина приподнялся с кровати и почувствовал боль в груди. — Что вы тут делаете? — резко спросил Гомез, вглядываясь в глаза молодой женщины. Салли Роджерс молчала, не смея вымолвить ни единого слова. Она тоже приподнялась с кровати и опустила глаза в пол. — Этого не может быть…- прошептала молодая женщина. Гомез накинул на себя халат и резко повернулся к Салли Роджерс. Он гневно сверкнул глазами. — О чём ты? Где моя Мортиша? Где мои дети? Молодая женщина молчала, боясь даже пошевельнуться. Гомез грубо схватил мисс Роджерс за плечи и хорошенько тряханул её, от чего у той слёзы полились неумолимым потоком. — Говори! Где моя жена? Что ты сделала с моей семьёй? — Я…я...заклинание… — Заклинание? — недоверчиво переспросил мистер Аддамс. — Да, — закивала мисс Роджерс, всхлипывая. — Я не думала, что так всё получится…это исключено. — Что исключено? Кто ты чёрт возьми? — закричал Гомез. — А ты не помнишь меня, Гомез? — слёзы внезапно исчезли и на лице появилась дьявольская ухмылка. Мистер Аддамс резко отпрянул от молодой женщины. Он смерил её недоверчивым взглядом и тихо прошептал: — Габриэлла.? — Теперь ты поплатился за всё, Гомез. — молвила Габриэлла, медленно вставая с кровати — сначала поплатилась Мортиша, затем твои дети, а теперь ты. Вы все испытали те мучения и страдания, которые пережила я. Всё вы… — А каких мучениях ты говоришь? — яростно воскликнул Гомез. Габриэлла не спеша, вглядываясь в глаза своего бывшего возлюбленного, подошла к нему практически в плотную и прошипела прямо в лицо: — Я наложила на тебя заклинание, Гомез Аддамс. Ты выгнал свою жену, но ты этого не помнишь. Я заставила поверить детей в смерть их матери. Ты любил бы меня и дальше, если бы все те кого ты любишь не скончались ровно пять минут назад. — Что? — прошептал мистер Аддамс. Он резко оттолкнул от себя молодую женщину и яростно распахнув дверь, отправился в комнату детей. Ветер направлял его.***
Дверь жалобно затрещала, столкнувшись со стеной. Мистер Аддамс стоял на пороге, не в силах пошевельнуться. Его глаза были прикованы к покачивающемуся телу. Он не видел её лица, он не видел её прекрасных глаз, он боялся заглянуть в них. Он боялся увидеть в них гнев, увидеть в них последний блеск… Гомез медленно зашагал вперёд. Ему казалась всё это кошмаром, но жестокая реальность возвращала его обратно. Его дети мертвы. Вокруг всё затянулось каким-то туманом, мутной пеленой. Он находился на грани. Между реальностью и сном. Он пытался внушить себе, что это лишь построенный воображением мир, но душа и остатки рассудка твердили иное. Они пытались вытянуть его из этих заблуждений. Кровь. На его руках кровь. Кровь собственных детей. Эти невинные, безжизненные тела сводят с ума. Теперь он чувствует её холодное тело в своих тёплых руках. Он отчаянно пытается согреть её, но она как-будто прекрасная, застывшая статуя: не шевелиться, не открывает глаз, не живёт, но остаётся всё той же прекрасной женщиной. Он может наблюдать за ней, боготворить её, обожать её, но она больше никогда не обнимет и не осветит своей улыбкой его умирающую душу. Никогда. Гомез легонько дотрагивается рукой до её бледной щеки и ощущает эту жуткую боль в груди. Как он смеет дотрагиваться до неё, понимая, сколько боли он уже успел причинить? — Мортиша…- тихо позвал Гомез, с надеждой вглядываясь в стеклянные глаза. — Мортиша… Мортиша! Мортиша!!! Мортиша!!! Вся боль, всё отчаяние, весь гнев, вся печаль вырывается наружу. Жуткий крик разрушает эту тишину. Разрушает это спокойствие, убивает его изнутри. Этой жизни больше не существует. Теперь он мечтает увидеть блеск в её глазах, услышать её голос, ощутить эти сладостные прикосновения, остаться вместе с ней. Но он возвращается в реальность. Гомез всё ещё чувствует прекрасный, ни с чем несравнимый запах её волос, он всё ещё может коснуться её бледных рук, но он не может вернуть её к жизни. Он чувствует опустошение. Ощущение, словно вырвали сердце, забрали частику души. Сейчас эта печаль, эта скорбь превращалась в ненависть, в жажду мести. Как же он страстно желал услышать мучительные крики того, кто посмел так поступить с его семьёй. Лишить его смысла. Того самого смысла жизни, который он наконец нашёл, но не понимал. И он знал кто это. Гомез точно знал, что совесть не замучает его, не заставит его страдать. Ведь страдать, больше нечему. Эта женщина умрёт в страшных муках. Она сгорит в его огне ярости и ненависти. Стоило поспешить, ведь она не глупа, раз смогла провернуть такое. Гомез ускоряет шаг. Его с Мортишей комната находится неподалёку. Он слышит, как хлопнула дверь. Она пытается сбежать. Она пытается избежать своей участи. Габриэлла уже у лестницы. Гомез сильнее и быстрее, чем эта несчастная, которая на свою беду попалась на глаза отчаявшемуся мужу и отцу. Она обернулась, заслышав быстрые шаги в свою строну. Молодая женщина что есть мочи ринулась вниз по ступенькам. На глаза Гомезу попалась шпага. В голове мужчины уже созревал план мести. Он уже слышал её крики и мольбы о смерти. Габриэлла судорожно всхлипывала, еле сдерживаясь от плача. Она понимала, что Гомез это просто так не оставит. Дверь впереди. Стоит только повернуть ручку и она на улице, мчится на встречу свободе. Сильная боль в ноге. Шпага брошена метко и точно в цель. Несколько секунд и сквозь ткань чёрного платья виднеется пятно. Маленькая лужица крови появилась на полу. Габриэлла пыталась сохранять спокойствие, чувствуя как комок подкатывает горлу при приближении бывшего возлюбленного. — Гомез, — судорожно всхлипывая шептала молодая женщина — я умоляю тебя… Мужчина сделал резкий выпад вперёд и схватил беднягу за глотку. Хватка его была железной и молодая женщина тут же стала задыхаться. — Даже то, что я с тобой собираюсь сделать будет недостаточно. — прошипел Гомез, слегка ослабив хватку. Мужчина, вновь сжав горло молодой женщины, резко дёрнул Габриэллу на себя, а затем отшвырнул к камину. Габриэлла взвыла от невыносимой боли, которая прошлась по всему телу. Гомез ранил ногу молодой женщины насквозь. Конец шпаги торчал с другой стороны, раздирая кожу. Габриэлла попыталась вытянуть шпагу, но Гомез резко направился к ней и схватив её за глотку, прижал к стене и неожиданно вытянул шпагу из ноги молодой женщины. Из горла Габриэллы вырвалось тихое сипение, не более. — Пора тебе ощутить эту боль, эту скорбь, ненависть…- Гомез склонился прямо к её уху — пора тебе сгореть в том самом Аду! С этими словами, Гомез отбросил беззащитную иллюзионистку в пылающий в камине огонь. Он видел, как она корчится от боли, как взывает о помощи. Её крики раздаются в каждом уголке дома. Могла ли она подумать, о том как жестоко будет её смерть? Думала ли она вообще о смерти? Вряд ли. Гомез стоял спокойно и наблюдал за ней. Он думал, что ненависть стихнет и она стихла, но вместо неё вернулась скорбь. Носить этот траур всю жизнь не было не сил. Его взгляд пал на окровавленную шпагу. Гомез медленно поднял её и слегка прищурился, отведя взгляд в сторону. В камине догорала одежда Габриэллы. Мужчина дождался пока от молодой женщины останется лишь пепел, а затем неспешной походкой направился в комнату, где находилась вся его семья.***
Они так и лежали на холодном полу. Их бездыханные тела, постепенно окаменели, а души остались жить. Он слышал их голоса, не смея возвращаться в жестокую реальность. Гомез опустился на колени и заглянул под кровать своей дочери. Протянув руку, мистер Аддамс достал маленькую пыльную коробку. В ней его дочь Уэнздей всегда хранила различные яды, которые с каждым годом пополнялись. Открыв её, Гомез обнаружил отсутствие одной склянки и еле сдержался, чтобы не глянуть на безжизненное тело своей дочери. Взяв сосуд с зеленоватой жидкостью, Гомез открыл его и вылил половину сосуда на окровавленную шпагу. Отбросив склянку в сторону, мужчина поднялся на ноги и взяв шпагу, сел рядом со своей возлюбленной. Он почувствовал, как горячая слеза обожгла его кожу. Он наклонился к её холодным губам и попытался согреть этим горячим поцелуем. Взяв шпагу, он выставил руку вперёд и резко провёл острым, отравленным лезвием по руке. Он не знал, как долго действует яд, будет ли он испытывать мучительные боли, будет ли он вообще что-то чувствовать, но это был не так уж и важно. Через несколько минут, Гомез ощутил жгучую боль в сердце. В голову хлынули те прекрасные воспоминания из прошлого. Теперь он всё потерял. Всё, что было так дорого. Сердце разрывалось, кровь бурлила. Он почувствовал как его душат изнутри, но не слёзы, а кровь. Этот яд был слишком сильным. Последнее действие яда и сердце разорвалось на части. Оно разбилось. Он готов принять эту смерть. Он готов раствориться в этой вечности и быть со своей семьёй навеки.Мы вместе и это реальность…