Все из-за Дамблдора

      — Эта встреча была ошибкой, — выдыхает он в потолок вместе с терпким сигаретным дымом. — О чем я только думал? — усмехается. Очередная затяжка, только на сей раз вместо облачка дыма под потолком появляется сцена: столик в ресторане и двое мужчин за ним.       — Здравствуй, Альбус. Прекрасно выглядишь, — отмечает одна из фигурок.       — Здравствуй, Геллерт, — сухо кивает другая.       — Ты себе не изменяешь! Сколько мы не виделись? Двадцать пять лет, Альбус, а ты как всегда сдержан и холоден. Будто бы не было…       — А это важно? — перебивает его речь дымовая фигурка Дамблдора. — Что было, то прошло, Геллерт.       — Ты правда так считаешь?       — Чего ты добиваешься? Если пытаешься вывести меня на эмоции и сломить, то смею разочаровать: ты утратил привилегию на мою искренность.       — Вот, как, значит… Я никогда не хотел сломить тебя, Альбус — ни тогда, ни сейчас.       — Но у тебя это вышло. Запоздало, конечно, но прими мои поздравления. Если это все, что ты хотел обсудить, то мне пора, — его фигурка поднялась и сделала несколько уверенных шагов прочь от стола.       — Подожди, — Гриндевальд поднялся следом. — Прости меня, Альбус, — процедил он сквозь зубы. — Все совершают ошибки, тебе ли не знать. Но, если верить твоим же словам, каждый заслуживает шанс на искупление.       — О, так ты за этим пришел? — Дамблдор заинтересованно вернулся на свое место. — Тебе нужно искупление?       — Мне нужен ты, — проникновенно глядя в лицо бывшему другу, произнес Гриндевальд. Но тот лишь рассмеялся…       — Ты спятил, если после всего смеешь предлагать мне альянс!       — Альбус, с каждым днем они становятся все сильнее! Ты видел, на что способны их пушки? Они пробьют барьер, и глазом моргнуть не успеешь!       — Этого не случится. Магглы не так безрассудны, как ты думаешь.       — Да послушай же ты! Они убивают только за то, что у кого-то другой цвет кожи! Цвет кожи, Альбус! А у нас — целая магия! Мы для них словно ходячее оружие — неизвестное, опасное. А сколько наших сгинуло в их лабораториях? Они ставят опыты на детях, Альбус! Таких же, как те, что ты учишь в Хогвартсе! Так не будь же слеп!       — Не все магглы такие.       — Возможно, но таких немало, и они опасны для нас.       — Так ты за шкурку свою драгоценную боишься? — насмешка бьет наотмашь, словно пощечина.       — Альбус, вспомни, как мы мечтали построить мир, где быть магом будет безопасно. Вместе. И сейчас у нас есть шанс. Один на миллион…       — Нет, Геллерт. Я уже сказал: что было, то прошло. Не к чему ворошить прошлое.       — Ты и вправду намерен отвернуться от своего народа? Ты, который говорил, что вместе мы изменим мир!       — Мир изменится, но не таким путем. Магглы полезны. И я верю, что однажды барьер станет не нужен. Мы объединимся, но не так и не сейчас. И в глубине души ты знаешь, что твое дело обречено на провал.       — Ты не в силах остановить меня, — почти рычит Гриндевальд.       — То, что ты делаешь — безумие.       — С тобой или без тебя — я сожгу их мир дотла.       Картинка развеялась, и настоящий Геллерт рассмеялся — невесело, надрывно, отчаянно. Будто только это могло помочь ему не сойти с ума от боли.       — Я глупец, да? — сквозь хохот, произнес он. — О, какой же я глупец! Наивный, наивный темный маг… А знаешь, что самое забавное? Я правда верил, что он может согласиться. Так же глупо, как и когда-то верил в нашу любовь.       Он отвернулся и надолго замолчал. Тишину в темном зале нарушало лишь тяжелое дыхание и треск очередной сигареты. Отчаянье каменной маской застыло на красивом лице.       — Знаешь, тогда, в девяносто девятом, я был готов на все, — вновь заговорил он, и в глубоком, завораживающем голосе больше не было и тени былого веселья. — Мир, война — мне было плевать, лишь бы с ним рядом. Я так любил… И, знаешь, когда я смотрел в его пронзительные глаза, то видел в них те же чувства. Я был самым счастливым человеком во всем этом проклятом мире… И сегодня, лишь на мгновение, но все же — я был готов принять его сторону. Был готов поверить, что все снова может стать как прежде — тогда, двадцать пять лет назад… Но он лишь рассмеялся.       Его речь прервал тихий всхлип. Мужчина тут же поднял взгляд на ту, что до сих пор гладила по волосам, выслушивала и никогда ни в чем не обвиняла.       — О, ты плачешь… — несколько заторможено отметил он, будто не верил, что это возможно.       — Это невыносимо, мистер Гриндевальд, — пробормотала женщина, закрывая красивое лицо ладонями. — То, что вы чувствуете — невыносимо, — ее плечи мелко задрожали от плохо сдерживаемых рыданий.       — О, моя милая, — маг поднял голову с ее колен и немного неловко обхватил хрупкое тельце руками, обнимая и чуть укачивая. — Почему из всех людей в этом чертовом мире только ты, милая Куини, так хорошо понимаешь меня?       — Если бы он знал, что вы чувствуете, то не был бы так жесток к вам, — отозвалась женщина в плечо самому темному магу столетия.       — О, ты плохо знаешь Альбуса! — Гриндевальд усмехнулся и отеческим жестом погладил ведьму — свое персональное сокровище — по волосам. — Он и в половину не так милосерден, как ты, милая Куини. Знаешь, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что моя покойная матушка была именно такой. Чистой, доброй, понимающей, всепрощающей… Иногда я думаю, что, будь она жива, этого всего бы не случилось. Я имею в виду войну. Возможно, вернувшись тогда из Англии разбитым и потерянным, я нашел бы утешение в ее понимании и не стал бы… Таким.       — Вы сами себя ненавидите, — едва слышно выдохнула Голдштейн, отстраняясь.       — Бывает и такое, милая Куини.       — Так отступитесь! Еще не поздно, мистер Гриндевальд! Я верю, обязательно найдется другой способ исправить этот мир!       — Я не могу, теперь точно не могу. Я ведь пообещал.       — Все из-за Дамблдора?       — Всегда все из-за Дамблдора, Куини, всегда из-за него.       — Но он убьет вас!       — Знаешь, я буду мечтать о том, чтобы отыскать тебя в следующей жизни.       — З-зачем? — в ее больших глазах снова собрались слезы. Она знала, что услышит сейчас, и от того было еще горче.       — Чтобы влюбиться, конечно. Без памяти, раз и навсегда. Сделать тебя самой счастливой женщиной на свете и до конца наших дней целовать твои хрупкие запястья.       — Мистер Гриндевальд…       — Мне пора, милая Куини. Наша война с магглами начнется сегодня, — он стер большими пальцами слезы с ее румяных щек, целомудренно поцеловал в висок и покинул зал.       И только Куини Голдштейн знала, как тяжело и больно ему дается каждый шаг, ведь в глубине души он уже знает, чем закончится эта история. Знает, но идет вперед.       Все из-за Дамблдора, всегда из-за него…