out of hands.

В окно сквозь полупрозрачные шторы, служащие больше декором, проникает солнце, через форточку в комнату проникает не только теплый воздух с улицы, но и запах цветения, жизни, и Люмин нежно щебечет совсем рядом. Сяо ее совсем не слушает, рассматривает только аккуратные черты лица, такие схожие с чертами ее брата, что легкие снова невольно сжимает, до того горько, что юноша невольно встряхивает головой. Девушка замечает и тут же забывает о своем рассказе, точно зная, куда повернуло чужое настроение, и прикосновением к плечу выражая сожаление. — Сяо, я очень хорошо тебя понимаю. Мне тоже тяжело, но нам нужно смириться с этим, — выходит нескладно, не в ее стиле совершенно, но искренне, от всего сердца, ведь она правда понимает: как-никак Люмин теснее всех была с Итером связана. И знала всё с самого начала. Сяо в ответ бубнит что-то о желании проветриться и выходит из комнаты, морально угнетающей еще сильнее, хватает по пути куртку, сам не понимая зачем, и уходит. Практически сбегает и от Люмин, стараясь убежать еще и от того, что чувствует. Стоит у холодильника с газировкой так долго, что ловит взгляды продавщиц, и по итогу по дороге к кассе машинально хватает персиковый сок в стеклянной бутылке, не особо обращая на это внимания до самого выхода. Там появляется желание швырнуть это в стену. Итер часто просил такой. Сяо прекрасно помнит всё: от золотистых мягких волос, в большинстве случаев заплетенных в почти идеальную косу, и лучистых глаз, до горстей снотворного и виноватой улыбки среди ночи, когда и его самого накрывала бессоница. Еще лучше он помнит, как обнаружил, что Итер в конце концов заснул. Болезнь уносила его долго, а Сяо и помочь дорогому человеку ничем не мог — медицина, совершенно бессильная в их случае, только оттянула неизбежное. Никаких подозрений не вызвала ни бессоница, ни вздрагивания от любого шороха. Даже панические атаки, которыми Итер никогда при нем не страдал, не породили тревоги, до тех пор пока Сяо не нашел документы. И снова та виноватая улыбка. Свежи воспоминания о ледяных, дрожащих пальцах в его руках, постепенно слабеющем прижимающемся теле, отчаянно старающемся получить хотя бы минуту сна. Сяо пытался унять невольную дрожь Итера, нежно зацеловывая бледные щеки, а тот только виновато улыбался, разрывая душу на части. — Сходим весной к тому месту... Как же оно называлось... Где к концу апреля всегда много белых цветов? Итер слабел и таял всё с той же виноватой улыбкой, сошедшей с лица только к последней стадии, когда энергии в организме оставалось только на перевод почти бессознательного, как у засыпающего человека, взгляда в другую точку. Сяо одаривал своего солнечного мальчика своим теплом до тех самых пор, пока не обнаружил, что не ощущает его слабого дыхания. Истонченная кисть лежала слишком тяжело для неспособного заснуть. Теперь рядом Люмин, но она уже не так похожа на солнце. Юноша делает глоток сока. Сладко и не совсем понятно, но кажется слишком густым, а еще о чем-то напоминает, хотя Сяо пока не понимает о чем именно. В комнату, где сидит Люмин, всё так же светит солнце, только форточка закрыта. И кофе, который она делала для Сяо, стоит на месте, совсем нетронутый. Девушка ничего не спрашивает, просто внимательно смотрит на него, выжидая правильный момент для слов, но не находит до самого вечера. Пока юноша пьет чай, Люмин ест какой-то салат и шутит. И он, вроде, не просто улыбается уголком губ, а даже смеется. Сяо кажется, что наконец, спустя три месяца, всё начинает налаживаться. Ровно до тех пор, пока он не замечает, как Люмин украдкой пьет снотворные.