Десять лет спустя

      Однажды он нарушил обещание. Сам не понимал, как так вышло — не совладал с эмоциями, поддался искушению… Он гулял по вечернему Хогсмиду, а в следующий миг уже стоял напротив решетчатой двери под чарами невидимости. Что он здесь ищет? Что хочет увидеть? Зачем пришел?       — Альбус…       Хриплый голос разнесся по всему помещению, вызвав стаи мурашек. Неужели дезиллюминационные чары подвели? Нет, вроде на месте… Показалось?       — Я знал, что ты придешь, — глаз уловил какое-то движение в темноте за решеткой. — Ты помнишь, какой сегодня день? Ты ведь не просто так явился именно сегодня? Я помню — ровно тридцать пять лет назад умерла твоя сестра, прекрасная Ариана. Удивлен? Альбус, Альбус, Альбус… В тот день и моя жизнь разбилась на осколки, — заключенный хрипло рассмеялся и, наконец, вышел из тени.       Дамблдор отшатнулся, когда лицо заклятого друга показалось всего в десятке сантиметров от его собственного. Измученное, сухое, постаревшее, осунувшееся — оно больше походило на маску, чем на живого человека.       — А хочешь, расскажу, почему я тогда сбежал? О, дорогой мой Альбус, ты будешь в восторге! Все дело в том, что я боялся. До дрожи боялся увидеть твой взгляд — такой, каким ты смотрел на меня в нашу последнюю встречу, на дуэли. Весь такой сильный, убежденный, неприступный, красивый, пылающий… А на дне пронзительно-голубых глаз океаны боли, отчаяния, тоски и страха. Этот взгляд мне снится до сих пор. Он сводит меня с ума. Всю свою жизнь я от него бегал, и вот — он меня нагнал. Знаешь, я тогда все понял. Это было как озарение, Альбус! — его речь оборвалась, взгляд потупился. — Тогда до меня, наконец, дошло, что это я наполнил твой прекрасный взгляд океанами боли, — прошептал он и вдруг, зажмурившись, протянул руку вперед.       Дамблдор был настолько поражен откровениями бывшего друга, что не успел отступить. Сухие, дрожащие пальцы коснулись небритой щеки. Гриндевальд тут же вскинулся, его взгляд заблестел, стал более осознанным. Лишь на миг он отдернул руку — в удивлении — чтобы после прильнуть уже всей горячей ладонью к невидимой щеке мага.       — Ты правда здесь, — ошеломленно пробормотал он, заглядывая прямо в глаза, будто не было никаких чар невидимости. — Прошу, покажись.       — В прошлый раз ты просил о другом, — тихо припомнил Дамблдор.       — Не вини меня, Альбус. Я был разбит, — он говорит, исступленно поглаживая щеку бывшего возлюбленного большим пальцем, про себя тихо радуясь, что его тюремщик до сих пор не прекратил это. — Когда ты опустил палочку, я ведь думал… Я не так себе все представлял. Всего на миг мне показалось, что мы можем… Можем послать все к черту. Весь этот мир — гори он Адским пламенем! Мне был нужен только ты, — вторая его рука легла на другую щеку. — Прошу, покажись.       Альбус не знал, что происходит. Все это было так странно! Как он оказался в стенах Нуменграда, откровения Гриндевальда, в конце концов — эти прикосновения! Он не знал, почему до сих пор не ушел. И не знал, зачем поддался и снял чары невидимости.       — О, — выдохнул заключенный и с жадностью стал исследовать лицо напротив. — Ты почти не изменился, дорогой мой. Лишь немного постарел, самую малость. Вот этой морщинки раньше не было… И волосы отрастил. Ты поседел? Но тебе к лицу.       Наконец, поняв, что больше не может выносить этой близости, Дамблдор отступил, но лишь для того, чтобы наколдовать себе сигарету и перевести дух.       — Мне тогда тоже так показалось, — тихо выдохнул он.       — Прости меня, Альбус, прости! За Ариану. И за то, что сбежал. За то, сколько боли тебе причинил. Прошу, прости меня. Вся эта война… Все не должно было зайти так далеко. Ты же знаешь, ты должен помнить, о чем я мечтал — мы вместе мечтали. Ты ведь помнишь? Мы хотели построить мир, где будет безопасно быть магом, где не нужно будет скрывать свою сущность — идеальный мир…       — И так и было бы, Геллерт! — наконец, не сдержался Дамблдор. — У нас бы получилось! Вместе! — он в секунду оказался возле решетки. Взгляд глаза в глаза. — Так и было бы, если бы ты тогда не сбежал… Не бросил меня в тот момент, когда больше всего был нужен! Геллерт, я до сих пор не знаю, чье заклинание убило ее! Прошло тридцать пять лет, а я до сих пор не знаю! — он затих, уткнувшись лбом в решетку и зажмурив глаза. Эмоции, затопившие сознание, потихоньку отступали, давая возможность дышать.       Прильнув к решетке с другой стороны, Геллерт, как мог, пытался утешить друга. Он обнимал его одной рукой, другой — гладил по седым волосам. Вечно уравновешенный, аккуратный Дамблдор был таким же узником, как и он сам, только тюрьмой его было — собственное сознание.       — Я думал, ты знаешь… — прошептал узник. — Хочешь, я покажу? Прочти. Прочти меня.       Альбус хотел. Поэтому, как только прозвучало приглашение, вихрем ворвался в сознание бывшего друга. Он не осторожничал, не пытался сгладить неприятные ощущения — нет, он во всю хозяйничал в памяти Гриндевальда, напролом продираясь сквозь года к заветному воспоминанию. Он чувствовал, как темный маг вцепился в его плечи, но сейчас это не имело никакого значения. Даже если Геллерт умрет…       Эта мысль отрезвила, заставила сбавить напор. Нет, он не хотел убивать. Он не знал, зачем пришел сюда, но точно не за этим. Совладав со своими эмоциями, мужчина протянул руку за решетку и мягко погладил узника по спутанным волосам — успокаивая, обещая не навредить. Дальше он старался быть аккуратнее и не причинять лишнего дискомфорта.       — Спасибо, — донеслось до него сквозь толщу воспоминаний.       Перед глазами мелькали люди, места, события — яркая, насыщенная жизнь, пусть и отданная ложным целям. Наконец, года остались позади. Вот только Альбус очутился не на злополучном пляже, а на кладбище. Он видит Геллерта, притаившегося в тени деревьев, а рядом с ним — Аберфорт?       — Зачем явился? — в своей манере спрашивает братец.       — Ты знаешь, Эйб, я нужен ему, — твердо отвечает Гриндевальд.       — Ты так считаешь? — насмешка, несвойственная Аберфорту, вводит Дамблдор в ступор.       — Да, и ты не встанешь у меня на пути. Не в этот раз. Я не отступлюсь!       — Да ты что? А если я скажу, что это ты убил Ариану? Там было столько заклятий — не разберешь, чье стало роковым…       — Глупости, он не поверит, — на секунду лицо молодого мага озаряется улыбкой.       — Уверен?       — Мы любим друг друга! Он знает, что я бы никогда…       — Ой, заткнись!       Вспышка, и Геллерт, обездвиженный, лежит лицом к земле. Взмах палочки, заклинание… Империо. Дамблдор видит, как маг пытается сопротивляться заклинанию, но все равно протягивает руку для нерушимой клятвы.       — Ты никогда не расскажешь Альбусу, что на самом деле произошло на том пляже и здесь. Ты уберешься восвояси и не станешь пытаться с ним связаться. Ты никогда не будешь с ним вместе.       Геллерт сопротивлялся до последнего, но магия была сильнее, и в итоге проклятое «обещаю» все же сорвалось с потрескавшихся губ. Безвольной куклой парень упал на землю и потерял сознание, а Альбуса дальше потащило сквозь воспоминания. Наконец, он увидел белую полоску песка и четыре фигуры вдали…       — Нет, — сеанс легиллименции оборвался так же резко, как и начался. Маг выпутался из объятий и отошел от решетки. Помещение вновь наполнилось запахом сигарет.       — Нет? — переспросил узник.       — Нет. Я передумал. Больше не хочу знать правды.       — Но, Альбус…       — Нет. И перестань меня уговаривать. Дай мне пару минут, хорошо?       Его голос звучал тихо, ровно и безэмоционально, что абсолютно не соответствовало эмоциям, бушующим внутри. Дамблдор изо всех сил старался не анализировать, что он только что увидел и не делать поспешных выводов — просто принять новую информацию, не более. Удавалось из рук вон плохо. Только спустя четыре сигареты он смог вернуть контроль и посмотреть на старого друга.       — Но ты пытался со мной связаться.       — Альбус, тебе ли не знать, что любую клятву легко обойти! Особенно, с такой нечеткой формулировкой.       — Почему не рассказал?       — А ты бы стал слушать?       На душе тут же стало противно. Дамблдор вспомнил, как его друг верил в их дружбу и любовь, а что же он сам? Он сам, не сомневаясь, принял версию о вине Гриндевальда в смерти сестры. Хорош любовничек, ничего не скажешь!       — Каким же глупцом я был, — горько усмехнулся маг.       — Альбус…       — Вся моя жизнь, Геллерт, вся жизнь построена на этой лжи. Все, чем я жил до этого дня и кем являлся — все Мордреду под хвост! Черт, надо же такому случиться, а… Великий светлый маг! Кавалер Ордена Мерлина! Заместитель директора школы Хогвартс! И такой осел… Как мне жить дальше, Геллерт?       — Ты справишься, дорогой, — заключенный улыбнулся светлой, исполненной нежностью и такой родной улыбкой. В груди предательски защемило.       Не давая себе шанса одуматься, Дамблдор в два шага преодолел разделяющее их расстояние и дернул друга за руку. Их лица оказались совсем близко друг к другу.       — Прости меня, Гелл. Я был слеп и совершил много ошибок. Если ты когда-нибудь сможешь, прошу, прости, — горячо прошептал он и растворился, будто бы не было.       О том, что все это ему не привиделось, свидетельствовала лишь волшебная палочка, оставшаяся в руке Гриндевальда после исчезновения друга. И дурацкая надежда, ярким фениксом запылавшая в груди.