***
— Включи музыку погромче! Я люблю эту песню! — Эй, Джисон, я думал, что ты рэп любишь. — И? Я что, не могу любить рождественскую музыку? — Хан тянется через проём между двумя передними сидениями и толкается в плечо Чанбину, который тут же упирается в холодное окно автомобиля. — Во-о-от! Давайте вместе петь! Ликс-и, давай, я знаю, ты хорошо поёшь! По салону раздались мягкие гитарные аккорды играющей по радио песни «Karizma Duo». Громкие голоса с задних сидений тут же заглушают их и сливаются с быстро льющейся мелодией песенки, которую мычали и повторяли с явным акцентом, — с австралийским, корейским и даже британским, — Хёнджин, Джисон и Феликс. — А вы такие же громкие, как всегда, — смеётся Чан, внимательно следя за заснеженной дорогой. Его утверждение так и осталось без ответа, потому что троица была слишком занята пением, чтобы услышать что-то. Чанбин задумчиво прислоняется виском к стеклу и глядит на завораживающий зимний пейзаж: длинные ели были полностью покрыты серебром, искрящимся под лучами едва выглядывающего из-за туч солнца, а за ними можно было рассмотреть скромно высовывающие свои заснеженные вершины горные хребты. Снег по дороге редел, однако не останавливался полностью, заполняя морозный воздух вытанцовывающими пируэты снежинками. Асфальт легко контрастировал с блестяще белым ландшафтом своим графитно-чёрным оттенком, который плавно переходил в сугробы, прибранные к основаниям деревьев вдоль. С ненавязчивой гитарой на фоне атмосфера казалась более, чем просто пленительной естественной красотой природы, и весёлое пение на фоне лишь усиливало ощущение ностальгии после долгой разлуки. Свитер неприятно колет своим горлом, и Бин со вздохом слегка оттягивает его от покрытой мурашками шеи. Несомненно, прямо сейчас он должен достать свой фотоаппарат из сумки, лежащей в ногах, попросить всех попозировать для селфи, рассказать какую-то шутку или просто подключиться к завыванию рождественской музыки, но ощущение отчуждённости почему-то было намного сильнее. Даже Бан Чан, тепло улыбающийся от веселья ребят, кажется счастливо тихим, нежели Чанбин. Крису в принципе никогда не нужно было в чём-то участвовать, чтобы чувствовать себя удовлетворённым. Таким он был всегда — неслышным, но всегда радующимся со стороны и развлекающимся совершенно ненавязчиво. Он достаточно вырос за всё это время, и Чанбин завидует ему в такой простоте. Он отворачивается. Всё-таки, Чан приехал сюда повидаться со всеми. А Чанбин приехал только для того, чтобы увидеть первую любовь, которую сейчас видит в зеркале, подвешенном на середине. И её обнимают двое друзей, которые оказались решительнее и увереннее в себе, чем Бин. — Скучно ехать? Чанбин мычит что-то в ответ. Голос Бан Чана еле-еле пробивается сквозь шум младших, но всё же Бин благодарен, что может различить его и что ребята не слышат. Бан хмыкает, откидывая локоть на сидения и продолжая рулить одной рукой. — Не хочешь с ними повеселиться? — продолжает Крис, стараясь не пропустить нужный поворот. — Не-а. Нет настроения, — пожимает плечами Чанбин. — Вот ты сноб. Ты не был таким, — усмехается Чан. Его взгляд внимательно очерчивает фигуры в зеркале заднего вида, а затем прослеживает, как часто туда смотрит Чанбин. — На себя посмотри. Ты тоже молчишь. А я просто спать хочу. — Ну да… От такой picturesque природы меня тоже в сон клонит. — Давай без английского, хён, — отворачивается обратно к окну Чанбин, всё же не переставая слушать приятный, бархатистый бас Феликса, который весело тянет ноту сзади. — Особенно с твоим акцентом. А то он мне напоминает о тоске… Остальная часть поездки проходит более-менее спокойно. Бин старается подремать, однако шум на задних сидениях так и не даёт ему этого сделать — всё внимание сосредоточено на красивом, таком родном голосе Феликса, который служит приятным дополнением к идущему снегу, за которым лениво наблюдает Чанбин. Голос Хёнджина, однако, вызывает лишь ненужные мурашки по телу от ощущения, словно здесь что-то не так. Или Бин просто хочет, чтобы именно его голос сливался с басом Ликса — он не решил точно, отчего в груди его всё противно смешалось. Эти мысли вскоре испаряются, а на их месте появляются новые: о том, что ребята сразу же собрались пойти на лыжный склон, и Феликс тянулся за этой идеей, как ребёнок за банкой конфет, которые прячет мама. — Блин, я думал, мы сначала в отель заедем! — недовольно выдыхает Минхо, закинув голову назад. — Я так устал вести машину с этими придурками! Сынмин мне постоянно кричал что-то в ухо, я думал, что выкину его через окно на обочину! — Твоё лицо требовало, чтобы я над ним пошутил, — невозмутимо отвечает Сынмин, скрещивая руки в варежках на груди. Джисон с Хёнджином многозначительно переглядываются. — Ну а что? Чонину вот понравилось! — Почему мы не могли разделиться четыре на четыре? — всплёскивает руками Хо. — Отдали бы мне Феликса, я бы послушал, что там у кенгуру… А у этого щенка одна единственная история — про то, как он чуть не провалился в унитаз, когда чистил его. — А что тебе не нравится в этой истории? — фыркает Сынмин и подходит к Минхо вплотную, столкнувшись с ним грудью. — Готов променять мою прекрасную историю и моё красивое лицо на Феликса? — С удовольствием! Лишь бы тебя не видеть! Я правда по тебе совершенно не скучал! — встаёт на цыпочки Хо, чтобы смотреть на парня сверху вниз. — Вы ещё потрахайтесь здесь, — подхватывает настроение Чонин и заставляет двух парней вспыхнуть, будто те вспомнили что-то совершенно непристойное. — Ну а что? Я всю поездку думал о том, что вы продолжите ругаться, а потом как в ромкомах через длинную паузу агрессивно поцелуетесь. — Эй, давайте без разборок, ладно? — хохочет Чан и осторожно разделяет залившихся красным парней друг от друга. — Мы сюда веселиться приехали. Напомню, что из разных точек страны и даже из других стран. — Он указывает носом на стоящего в обнимку с Хёнджином Феликса. — Он бы с вами точно не поехал, они всю поездку с Хёнджином и Хан-и пели рождественские песни. Чанбин, находящийся поодаль от других, иронично хмыкает. Да, компания Минхо им точно бы не помешала. Хо себе не изменяет — продолжает вести себя напыщенно громко, в этом с Сынмином им нет равных, они ещё во времена школы были самыми главными зачинщиками, которые никак не могли поладить друг с другом (но кто знает, что они вдвоём делали на заднем дворе, пока никто не видел…). Лучше бы кто-то из них сидел на переднем сидении вместо Чанбина — он единственный там источал сплошной негатив и жажду быть ближе с одним единственным человеком. Даже сейчас, когда тот так явно жмётся к Хвану, в голове Бина нет ни одной мысли, кроме той, что он зря вообще приехал сюда, ведь ближе с Феликсом всё равно быть не может. А ведь Феликс в комплекте с Джисоном или Хёнджином — это далеко не одно и то же. — Так всё-таки, почему мы не можем сначала в отель поехать? — наконец отвлекается от главной темы спора Хо и расправляет плечи. — Я бы передохнул. Серьёзно, мне кажется, у меня ноги опухли… — Заезд только вечером, Хо, — разочарованно вздыхает Чан. — Мы даже вещи оставить там не можем. Зато можно будет бросить машины тут вместе с чемоданами, прямо у этого караоке-бара, а потом вернуться за ними после лыж. Что скажете? — Я за! — покраснев, вытягивает руку Феликс. — В Австралии на лыжах не покатаешься особо, я так хочу успеть! — Я тоже за, — уверенно сообщают в унисон Джисон и Хёнджин, вторя Ликсу. — Блин, даже отдохнуть от Сынмина нельзя… Ладно, тогда я тоже за, — фыркает Минхо и, странно поглядывая на Сынмина, присоединяется ко всем. — Вот ты душный, — прозвучало от Кима, как согласие. — Вы оба такие. Я за, не зря же два года в кружок отходил, — уверенно улыбается Чонин. — А ты, Чанбин? — спрашивает Крис немного погодя, когда обнаруживает, что один из них отбился и стоит где-то поодаль, рассматривая снежинки, кружащиеся в воздухе. — Ты же не против такого расклада? Бин, уловив на себе взгляд Феликса, наполненный искрящейся надеждой, потупился. Ликс даже оторвался от Хёнджина ради этого — казалось, что одними своими подыгрывающими веснушчатыми щеками упрашивает Чанбина согласиться. И кто он такой, чтобы отказать? — Думаю, у меня всё равно нет выбора, — пожимает плечами Бин. — Пойдёмте. Они поднялись чуть выше по склону к горнолыжным подъёмникам, оставляя позади горящее маленькими огоньками гирлянд кафе и машины, продолжающие бесхозно стоять на парковке, покрываясь тоненьким слоем снега. Краем уха Чанбин слушает, как снова друг с другом ругаются Минхо с Сынмином, мельком поглядывает на то, как смеётся над чем-то вместе с Хёнджином и Джисоном Феликс, а сам пытается запечатлеть каждый пейзаж в своей памяти, чтобы уехать не с пустыми руками. Лучи солнца едва пробивались сквозь густые тучи, похожие на мотки ниток, которые макнули в чернила, однако ветра практически не было. Неровные горные вершины, рисующиеся небрежным контуром на горизонте и уходящие вглубь, возвышались над людскими постройками, словно показывали, кто на самом деле главный — а именно, сама природа в своём прекрасном обличье. У подножья и немного выше можно было разглядеть тёмно-зелёные, аляповатые пятна елей с заснеженными верхушками, и они образовывали растекающиеся отпечатки, которые резко контрастировали с белоснежными хребтами. И только ближе к следующему склону стало возможным посмотреть на то, как использовали их люди, разгладив и построив огромные лыжные горки, поднимающиеся на экстремальную высоту и позволяющие самым храбрым рассекать покров острыми носами лыж и концами палок. Пока Чан, как самый старший, пытался оплатить каждому пропуск и экипировку в кассе, ребята разошлись кто-куда: Минхо и Сынмин что-то снова выясняли, но уже менее интенсивно, Чонин смеялся над ними, а Феликс направился в сторону небольших ларьков с сувенирами вместе с Хёнджином и Джисоном. Чанбин тут же прошмыгнул к соседнему, чтобы уловить, о чём они болтают. — Тут так солнце светит, даже несмотря на то, что пасмурно, — кладёт тыльную сторону ладони на лоб Феликс, однако друзья не обращают на это внимания. — Я хочу себе домой снежный шарик, — со вздохом всплескивает руками Хван и берёт один в руки, покрутив туда-сюда. — Да ты такой же нарисовать можешь, я тебя знаю, — толкает его в плечо Джисон. — Ну и что? Зато на полочке будет приятное напоминание, что я тут с вами был. — Тогда лучше давай что-нибудь парное купим! — предлагает Хан. — Или тройное, потому что с нами Фе… А, кстати, куда он убежал?.. Повернувшись на триста шестьдесят, Хёнджин хмурится, как и Джисон — Ликс действительно исчез из поля зрения, смешавшись с толпой. Но теперь его отлично видел Чанбин, стоявший поодаль и наблюдавший за тем, как младший с затаённым дыханием смотрит на стенд с тёмными очками разного размера и формой оправы. Он смешно заламывает брови и надувает веснушчатые щёки, словно ребёнок, который перемножает сложные числа в уме, не упуская момента потянуться к одной паре, а затем сразу же перемещаясь к другой, а затем прикусывать нижнюю губу. Хруст снега сзади слегка нарушает его колебание. — Выбираешь очки? Феликс вздрагивает и вполоборота смотрит на тёмную фигуру — Чанбин оказался прямо в нескольких метрах от него и показательно хмурился, копируя мимику младшего. На чужих малиновых губах, похожих до этого на нераскрывшийся бутон, расцветает мягкая улыбка. — Ага… — выдохает Ликс и берётся пальцами за собачку молнии на куртке, чтобы со смущением задёргать. — У тебя же есть, зачем ещё одни? Я видел, ты пришёл в них в кофейню, — поравнялся с парнем Чанбин и заглянул в тень век. — Забыл в машине, — разочарованно хмычет Феликс. — А идти назад как-то не хочется… Хён, может, поможешь выбрать мне новые? Посмотри, какие мне больше идут? Чанбин даже и слова не успевает сказать, когда Ликс хватает его за рукав и тянет его к себе поближе, а затем с воодушевлением начинает пробовать мерить на себя разные очки. Они были самой разной формы: круглые, треугольные, прямоугольные и квадратные — но Бину казалось, что младший хорош во всём. Под едва различимыми лучами солнца тень от очков падала на веснушки и, как ни странно, выделяла их на покрасневших щеках. Чанбин просто стоял и глазел с лёгкой улыбкой на то, как Феликс поворачивался к нему с попыткой спросить что-то, но тут же сам отвечал на свои вопросы и поворачивался обратно. Ему было совершенно не угодить, но Чанбину хватало и того, что он наконец с ним говорит. Именно он. И что они отдалились от одноклассников, как это было раньше. Так редко, но всё же так драгоценно. Бин помнит, как нашёл идеальный момент, чтобы вытянуть Феликса из толпы школьников после занятий и пригласить на вечерние ттокпокки в поджанмаче. Чувства были почти такие же — сердце безумно трепетало от осознания, что Ликс уделяет ему какие-то отрывки своего личного времени, смеётся с его шуток, прямо как на уроках за партой, а потом шутит сам или тянет пресловутое «хё-ё-ён» привычным бархатистым басом. Раньше в этот момент его и так пухлые щёки становились ещё больше, а на уголках глаз появлялись едва заметные морщинки. Чанбин заметил, что они остаются на своём месте, но те щёки пропали, сменившись на острые скулы с очерченной линией челюсти. И, на самом деле, Бин знает, что Феликса это нисколько не портит. Они оба изменились. Чанбин набрал мышечной массы, перестав походить на мелкого гномика в больших ботинках и чрезмерной худобой, а Феликс обрёл «взрослые черты», которые сделали его ещё краше и заставили бабочки внутри живота Бина разлететься, как у маленького влюблённого школьника. — Мне кажется, эти самые лучшие! — с гордостью заявляет Феликс, наконец поворачиваясь к старшему в овальных тёмных очках с кофейными линзами, на которой качалась белая бирка, обёрнутая скотчем. Где-то сзади небрежно покосились остальные оправы, использованные одним неугомонным австралийцем, и продавец уже хватался за голову, гадая, сколько ему нужно будет убирать. — Как тебе, хён? Как тебе эти? Бин наконец приглядывается поближе, перестав обращать внимание только лишь на лучезарную улыбку цвета тюльпана. Форма этой пары действительно подходила чертам лица Ликса, как, в общем-то, любая из этих странных оправ. Однако весь этот пафос был совершенно не для Чанбина — он слегка нахмурился и наклонил голову, будто пытался что-то для себя уяснить. Но, видимо, Феликс понял это неправильно, и приподнятые уголки губ опустились, превратившись в увядший цветок. — Что, не то, да? — бурчит он, снова схватившись за собачку молнии. — Мне показалось, что это лучшая… Всё же квадратная сидит правильнее с моей формой лица, так? Однако в этот раз Феликс повернуться так и не успевает — Чанбин вдруг изменяется в выражении и делает шаг вперёд, а затем осторожно берёт одними кончиками пальцев дужки очков. Секунда — и Феликс моргает от солнечных лучей, ударивших в глаза, когда кофейные линзы перестают их защищать. Сквозь пятна он всё же ловит мягкие черты лица Чанбина, который тут же осторожно поправляет его блондинистую чёлку, вылезающую из-под шапки, и улыбается. — Если бы я выбирал… Я бы оставил тебя так, без ничего, — подумав, говорит старший. — У тебя просто такие красивые глаза… Я уже забыл, какие они у тебя красивые. А ты всё хочешь их скрывать чем-то… Феликс стал похож на спелую клубнику и не смог сдержать смущённой, чуть кривой улыбки. Он уже было замямлил что-то невнятное, когда продавец прервал их романтическую идиллию своим недовольным хриплым голосом: — Вы мне так всех покупателей распугаете! Либо выбирайте, либо уходите отсюда! Чанбин прокашлялся в кулак, становясь таким же красным, как Феликс. Видимо, такому прекрасному совместному моменту не суждено было продлиться слишком долго. — Эй, это, конечно, правда мило… Но если я ослепну от солнца, ты никогда больше не увидишь этих красивых глаз! — смеётся Феликс и слегка толкает Чанбина в плечо, забирая очки. — Тогда… Бери те круглые, — буркнул Чанбин и указал на оправу, наполовину свисающую с крючка на стенде. — Они тебе очень идут. Ты выглядишь в них, как рок-звезда. — Слушай, и правда! — всплескивает руками Феликс и слегка приобнимает старшего, прежде чем снова подбежать к очкам. — Спасибо большое, хён! Чанбин подумал было, что в его груди поселилось маленькое существо по типу назойливого кота, который продолжает настойчиво царапать его чувство гордости на пару с собственничеством. Одним лишь полуобъятием Бин ощутил, что прикосновения, будто сделанные вскользь, на самом деле значат намного больше, чем можно было подумать. И они наверняка не были похожи ни на одно прикосновение, совершённое в сторону Джисона или Хёнджина. Возможно. Всё возможно. Бин решил мыслить позитивно, даже если после того, как он оплатил за Феликса эти очки, и тот ещё раз обнял его, их взаимодействия закончились, и всё время Ликса заняли воодушевлённые Хёнджин и Джисон. Даже мягкая, загадочная улыбка, сменившая недовольное выражение отрешённости, говорила о том, что Чанбин потеплел. Бан Чан, вручив билет ему в руки, уловил это сразу же. — Что, всё-таки не хочешь больше спать? — подмигнул он ему, и Бин слегка толкнул его локтём в плечо. — Чай в кафе был крепким, знаешь. Просто сработал немного позже, чем я планировал. — Ну, как скажешь, — закатил глаза старший и развернулся к остальным ребятам, которые тем временем что-то горячо обсуждали. — Итак, народ! Нам дали талоны на экипировку на пунктах, смотрите не потеряйте их! Сейчас поедем на подъёмниках наверх, разделитесь по группам, кто с кем. И давайте без сюрпризов, ладно? — Тогда я скажу заранее, что хочу столкнуть Минхо! — поднял руку Сынмин с невозмутимым выражением лица, и группа парней взорвалась смехом. — Ну а что? Чтобы не было сюрпризом! Правда, хён? — Ха-ха, конечно… — буркнул Хо. — Я тоже хочу признаться! Я планирую дать Сынмину коньки меньшего размера, чтобы он влетел вон в ту ёлку! Все слышали, записали? Никаких сюрпризов! — Хватит скубаться, — вдруг толкнул обоих Чонин. — Я буду за ними следить, Чани-хён. Я два года на лыжи отходил, если что, разберусь. — Отлично! Я поеду с вами тогда. А вы втроём, — Чан указал сначала на троицу Хёнджина, Джисона и Феликс, а затем кивнул в сторону Чанбина, — и Бинни… Езжайте в другой. Надеюсь, не потеряете нас. Чанбин слегка стушевался и поймал взглядом загадочный прищур Криса — тот осторожно указал на счастливое трио, а затем специально заострил внимание на улыбающемся Феликсе, призывая Бина перестать наконец медлить и влиться в их компанию. Как ни странно, вместо возмущения Бин лишь кивнул в ответ и подошёл к парням, подталкивая их к собравшейся очереди на фуникулёры. — Ну что, поехали? — воодушевлённо спросил он и похлопал всех по спине. — О, наконец-то ты выглядишь, как живой, хён! — расцвёл Джисон. — Быстрее, чтобы не попасть в компанию к каким-нибудь строителям на отдыхе. Бин лишь посмеялся, однако всё его внимание упало на Феликса. Тот теперь стоял в новых солнечных очках, однако даже через них старший мог заметить, как морщинки на уголках его глаз приятно подпрыгнули, когда тот кинул на Чанбина многозначительный, мягкий взор. Возможно, щёки его были такими красными из-за мороза, но мужчина предпочёл думать о том, что Ликс и правда рад, что Бин присоединился к ним. И это выражалось тем, как младший постепенно сократил расстояние между ними, а затем прибился к чужой спине в очереди, чтобы аккуратно придержать за локоть. Они прыгнули в первый попавшийся подъёмник, где сидела одна женщина с укутанным ребёнком лет трёх на коленях, и тут же приникли к окнам, чтобы рассмотреть живописные горные просторы: снег продолжал валить, но, как только они стали подниматься выше, казалось, что он исчезает где-то на половине пути; белые верхушки тёмных елей в таком положении походили на имбирные печенья, посыпанные сахарной пудрой, а с высоких склонов стали мелькать маленькие лыжники в цветной одежде, профессионально управляя собственными конечностями, словно по-настоящему порхали на снегу. Горные хребты приближались всё быстрее и быстрее, и теперь казалось, что первая точка высоты была уже самой максимальной. — Как же красиво… Я обязан это нарисовать потом, — завороженно шепчет Хёнджин и тут же хватается за телефон, чтобы снять видео. — Ва-а-ау… Я такое только по телевизору видел, серьёзно! — ахнул Феликс и почти полностью прильнул к стеклу. С другой стороны и женщина, сидящая рядом с Чанбином, стала показывать ребёнку зимний пейзаж. — Выглядит… Unreal… Будто сделанное кем-то в программе! Бин слегка улыбнулся. Он лениво скользил взглядом по горным хребтам, но в основном фокусировался на эмоциях Ликса: на галактику в его блестящих глазах, на выражение реального восхищения горными просторами, на слегка сжатые в кулаки руки, в одной из которой были сжаты недавно купленные Чанбином очки… Он скучал по этому. По тому счастью, которое так легко было распознать на Ликсе, словно оно приросло к его светлому образу. Последний раз Бин видел это счастье на выпускном — в момент, когда Феликс обнял его, а затем тепло поцеловал в щёку. Он слегка ощупал карман — бумажник всё ещё оставался там вместе со старой полароидной фотографией, которое Чанбин хранил чуть ли не у себя под сердцем, выгравировав его в памяти на долгие годы. Казалось, что Бину хватало лишь видеть этого человека перед собой, чтобы быть счастливым, но щёки предательски краснели при мысли о том, как бы Феликс мог поцеловать его, будучи уже взрослым и потерявшим прежнюю детскую наивность. Поцеловать бы Ликса прямо под идущим снегом в горах, среди блестящих разноцветных огней и звуков скользящих лыж… — Я всё время забываю, что ты из страны, где лето круглый год, Феликс, — усмехнулся Джисон и продолжил наблюдать за людьми, скатывающимися с горок. — А тут высоко… Уже… Надеюсь, что мой страх высоты с детства не даст о себе знать после стольких лет. Я планировал вообще-то подняться ещё выше! Резко выражение лица Ликса изменилось: из восхищения оно переросло в лёгкую тревожность, которая заставила улыбку слегка упасть, а пухлые губы — поджаться. Чанбин вдруг заёрзал и случайно задел женщину с ребёнком, тут же извиняясь. — Да-а-а, тут очень высоко… — пробормотал он. — Интересно, а я смогу вообще с такой высоты съехать, если вообще не умею?.. Старший сглотнул, заметив, как Хёнджин и Джисон совершенно не обращают на это никакого внимания. Феликс лишь продолжал кусать губы, растеряв прежний запал, и Чанбин не нашёл ничего лучше, чем придумать отчаянный, спонтанный план, который не обязательно должен был сработать, но зато хоть как-то помочь поднять настроение молчаливому Феликсу. Он ещё раз проверил свой бумажник, небольшую сумку, затем ещё раз прочёл талон на экипировку, а затем стал следить за тем, насколько быстро их подъёмник стал приближаться к первой точке, которую они планировали проехать. У Чанбина, конечно, нарисовалась совершенно другая идея. Как только кабинка подъехала к земле, и женщина стала быстрее выбираться из неё, поднимая при этом всех парней, Бин уловил момент и схватил Феликса за руку, вытягивая с собой. Тот даже возразить не успел, потому что подъёмник двигался слишком быстро, и запрыгнуть обратно он более не имел возможности. Зато заорать им в след успели недовольные Хан и Хёнджин, оказавшиеся зажатыми новыми пассажирами, поднимающимися выше. — Эй, вы куда! — вытянул руку Джисон. — Хён, ты чего удумал?! Верни Феликса! — Ликс, вы чего, не с нами поедете? — заломил брови Хёнджин, и это было последним, что услышали Ликс и Бин, прежде чем их фуникулёр исчез за поворотом, направляясь на следующую точку высоты. — Хён! Эй, что за дела?! Мы же все вместе планировали! — охнул младший, слегка запыхавшись, прежде чем выпрямиться и надуть щёку в сторону хёна. — Блин, мы же их теперь не догоним! Нужно сесть быстрее на другой, пока… Благо Чанбин был быстрее, чем порывистость Феликса. Проходит буквально секунда, прежде чем Ликс чувствует, как рукав его куртки оттягивается назад, и он тормозит прямо в нескольких метрах от подъёмников — Бин уверенно удерживает его на месте и вздыхает так, что по холодному воздуху рассеивается пар. Однако прямо через один короткий миг он полностью теряется и практически съёживается. — Хён? — Бровь младшего карикатурно изогнулась. — Ты выглядел так, как будто не хотел подниматься слишком высоко, — быстро протараторил Чанбин и покраснел. — И что, вроде как, никто не сможет тебе с этим помочь… Я подумал, может, нам стоит выйти раньше и попытаться покататься… Ну, знаешь, в…вместе-м-м-м… — Как-как? — удивлённо вытянулся Ликс и подошёл к хёну поближе, вдруг ехидно улыбнувшись. — Как, говоришь, хён? — Вместе, — проговорил более внятно Чанбин. — Покатаемся вместе, Ёнбок-а? Ответом послужила лишь одна единственная ужимка, слетевшая с губ, похожих на нежный тюльпан. — Думаю, ребята не обидятся…***
— Я думаю, эти ботинки мне тоже великоваты… По маленькому домику с рядами деревянных лакированных скамеек, где люди то снимали, то наоборот, натягивали на себя экипировку для спуска, разносится басистый разочарованный выдох. Чанбин, уже давно натянувший свои лыжные ботинки, медленно сходил с ума, поскольку ни одна из пар Феликсу совсем не подходила. То ли у Ликса какой-то особенный размер маломерок, которые найти можно только в специализированных магазинах где-то на окраине мира, то ли ноги в Австралии растут не так, как в Корее, но очередная обувь оказывается ему мала, и Чанбин готов уже отдать свои, лишь бы наконец ступить на лыжи. — Прости-и-и, хён… В них правда неудобно, — тоскливо тянет Феликс и опирается руками на заднюю часть скамейки, одной из них не забывая стереть выступившую испарину со лба. И где он так успел запыхаться?.. — Я думаю, мы перепробовали всё, — полушёпотом сообщил Чанбин. — Может, ты делаешь что-то не так? Или затягиваешь недостаточно? — Хё-ё-ён, ну я и так сделал всё, что мог, — поджал губы Ликс. — Только не говори теперь, что я из-за этого не смогу на лыжах покататься… Shit, я так долго ждал, когда смогу сюда приехать! В Австралии толком нигде не покататься вообще… Глупые ноги! Бин пропустил грустную, несколько ироничную ухмылку. Даже таким Феликс казался донельзя милым, но видеть его таким практически отчаянным было слегка неприятно. Особенно то, как он схватился за свои пушистые блондинистые волосы и слегка их растрепал. Чанбин задумался над тем, что можно было сделать — чуйка ещё никогда не подводила его, когда дело касалось какой-нибудь нерешаемой ситуации, и через какое-то время она больше не казалась такой уж нерешаемой. Ликс отпрянул от собственных ладоней, когда краем взгляда увидел, как Чанбин опускается перед ним на колени, а затем и вовсе их убирает. Он видит только макушку старшего и часть его повзрослевшего лица, которое в спокойствие направлено вниз — туда, где покрытые тонкими нитями вен руки затягивают шнурки чуть ли не до того, чтобы те порвались, и завязывают их в аккуратную бабочку два раза. Феликс непроизвольно краснеет — такое чувство, что Бин встал перед ним на одно колено, чтобы признаться в чём-то, но то, как он помогал, было в сто раз романтичнее и теплее наощупь, если трогало сердце. Через какое-то время, когда младший наконец почувствовал, как его ноги плотно обхвачены материалом ботинок, Чанбин поднял голову и снисходительно улыбнулся, слегка качнув головой. Этого жеста вполне хватило, чтобы Феликс постарался избежать зрительного контакта в этот раз и залился краской. — Ну вот. Как, сейчас нормально? — спрашивает старший. — Кто же так шнурки завязывает-то, а? Мог бы вообще не стараться, тот же результат бы и остался… — Да, сейчас хорошо… — пролепетал Ликс в ответ и почесал затылок. — Прости, я думал, что завязал хорошо. — Эх ты, — хмыкнул Чанбин и, встав, слегка потрепал младшего по волосам. Тот тут же зажмурился и весело хихикнул, возвращаясь в прежний запал. — Пойдём кататься. Будем пытаться не расшибиться лбами об ёлки, как Сынмин с Минхо. — Ха-ха, точно! Вышли наружу они уже в разноцветных лыжах, наколенниках, налокотниках и шлемах поверх шапок. Так как склон был не настолько крутым, чтобы улететь с огромной высоты, они решили обойтись без специальных очков, предпочитая смотреть друг на друга, а не на сплошное стекло с пластмассой. Здесь всё ещё шёл снег, однако уже не так сильно, как внизу. Почему-то именно сейчас он решил стихнуть на пару с ветром, и теперь Чанбин мог не щуриться от попадающих капелек на ресницы, пока смотрит на воодушевлённого Феликса. Тот уже вовсю готов был прыгать со скалы — иначе не объяснить, с каким энтузиазмом он потянул Чанбина за руку поближе к спуску и весело засмеялся. — Давай, хён! У нас не так много времени, пока Чани-хён не заметит, что мы отбились ото всех! — Иду я… Подожди, ты же боялся, как в тебе может умещаться столько энергии? — Забыл? Я всё время таким был! — хихикает Ликс, смешно перебирая ногами в лыжах, словно утёнок, идущий за мамой-уткой гусиной походкой. — Да-а-а, что-то в тебе не меняется… Может, оно и к лучшему. На такой высоте всё казалось безумно маленьким — и те верхушки елей, похожие на имбирные печенья в красителе, и те лыжники, разрезающие снег, и подъёмники, в которых люди сидели и разговаривали, пока поднимались обратно на нужную высоту. Где-то вдали виднелись необузданные снежные горные хребты, вершины которых были спрятаны в облаках и в тумане. Чанбин вдохнул побольше воздуха в грудь, стараясь не захватить заодно и непоседливых снежинок, однако тут же чуть ли не подавился ими, когда понял одну важную вещь, которую упустил из виду. — Ёнбок-а, погоди… — остановил он Феликса, который уже норовил начать спускаться. — М-м-м? — повернулся к нему младший, поправляя шапочку. — Ты только давай не разгоняйся, ладно? Я и сам-то в своей жизни катался наверно раза три-четыре, и то давно, так что… — пробормотал Чанбин и спрятал глаза в снегу. — Я просто немного не учёл, что мы с тобой оба… — Ничего, сейчас научимся! — тут же подхватил волнение Чанбина Феликс и выбросил его. — Хорошо, что мы наверх не поехали, там бы точно не получилось. «Там бы тебя научил Хёнджин или Чонин», — хотел сказать Бин, но решил промолчать. Вместо этого он сосредоточился на том, как Феликс вдруг взял его за руки и потянул за собой к краю, чтобы начать спускаться. Тело будто пробрало лихорадкой — Бину достаточно было единичного касания, чтобы потерять самообладание, чего уж там говорить про тёплые ладони, которые он теперь мог прощупать подушечками пальцев. Кожа на них была всё такой же нежной и мягкой, прямо как у младенца. Почему-то тут же вспомнилось, как они точно так же держались за руки на выпускном, когда случайным образом не получили своей женской пары на танцы. И в самом деле, Чанбину совсем не нужна была девушка, когда рядом стоял веснушчатый улыбающийся парень, который тут же со смехом затянул его в самую гущу людей и, мягко обхватив ладони, закрутил так, что Чанбин практически потерял равновесие. Яркие разноцветные огни, радующиеся выпускники вокруг, выпивка и веселье, от которого щёки сами собой рдели. А потом, когда громкая музыка стихла и стала намного спокойнее, Феликс нежно обнял своего хёна за плечи, пока все были увлечены своими парами, и сказал что-то такое, отчего Бин бы окончательно потерял землю под ногами. Как жаль, что кто-то в этот момент выстрельнул в потолок оглушающей хлопушкой, и Чанбин навсегда упустил те слова, которые Ликс должен был ему прошептать. А переспросить духу не хватило — Феликс уже был отвлечён, и волшебный момент был разрушен навсегда. Оставалось лишь гадать, что тогда младший прошептал ему, и стоило ли остановить его, прежде чем терять надежду на что-то. И сейчас, когда он смотрит на него сквозь тёмные очки, Бину приходится собрать свои мысли в кучу и сосредоточиться на чём-то одном, потому что яркие воспоминания поглощают его, не щадя ни секунды. Он прокашливается, теряя зрительный контакт, перебирает чужие руки своими от волнения и ставит свои лыжи «треугольником». — Так, насколько я помню, нам обязательно нужно ехать носами внутрь, так можно затормозить, если что… И если падать, то только набок, так что, если что, держись за меня, но не тяни вперёд… — неуверенно командует он, и Ликс тут же кивает, смотря вниз. — Вот так, да. Ну что, поехали как-нибудь… Они достаточно быстро съехали с ровной поверхности и, держась друг за друга, заскользили по склону вниз. С самого начала Чанбин вовремя остановил спешку Феликса и показал, с чего его учили когда-то начинать свой путь на лыжах. Он отпустил одну ладонь, потом, держась за другую, развернулся лицом к нулевой точке, где они оставили машину, и медленно начал учить его обычному шагу на лыжах, чтобы не побояться упасть. Они медленно двигались вниз, отрывая ноги от поверхности, и изредка дёргались, когда мимо проезжали более опытные спортсмены в соответствующей яркой экипировке. Вскоре, когда у Феликса наконец получилось идти, более-менее не боясь расшибиться, Чанбин осторожно переместился спиной к низу некрутого склона и, взяв его за руки, стал показывать, как идти скользящим шагом. — Б-блин, первая часть была такой долгой, а склон не заканчивается… — выругался себе под нос Феликс. — Ты такой нетерпеливый, — усмехнулся Чанбин. — Видишь, даже я вспомнил, как когда-то катался… Всё решает уверенность, наверно. — Везёт тебе. Ты всегда всё быстро схватывал. Взять даже школу… — фыркнул Ликс и чуть сильнее сжал руки хёна, когда почувствовал, что поверхность под ногами становится более неровной. — Даже если ты что-то плохо усваивал сначала, ты всегда быстро навёрстывал. Неудивительно, что тебя все гением называли. — Правда? — удивлённо вскинул брови Бин, хохотнув. — Честно, уже не помню такого… Много чего улетучилось со школьной скамьи, знаешь. — Ага, ты много чего не помнишь, — как-то грустно ухмыльнулся Феликс, не вовремя отвернувшись, а затем случайно разъехался в лыжах и, не удержавшись, вцепился в руки Чанбина по локти. На лице тут же пробежала тень страха упасть, но по памяти парень быстро вернул носам треугольное положение. — Осторожнее, Ёнбок-а! Иначе и я упаду, тогда мы точно до конца не доедем… — шикнул Чанбин и мягко огладил ладони Феликса своими, опуская их в прежнее положение. Они остановились прямо посередине дороги, пока остальные лыжники проезжали мимо них с большой скоростью и тормозили в конце горки. — Видишь, мы уже почти внизу. Давай-ка, будет круто, если мы доедем первый раз без падений. — Ты мне точно соврал, ты не три раза катался. Не может так командовать человек, который катался три раза, — прищурился Ликс, ехидно улыбнувшись. Чанбин тут же поднял голову куда-то вверх. — Ладно, возможно, я смотрел гайды, прежде чем приехать… — пробубнил старший. — Знаешь, хотел подготовиться… Был в предвкушении и не мог ничего с собой поделать. — А заманить меня покататься вдвоём — часть твоего плана? Повисло молчание. Чанбин чуть ли не проглотил собственный язык, а затем соскользнул одной лыжнёй в сторону так же, как Ликс. Парень вовремя не успел среагировать, и, держась за руки, они повалились набок на твёрдую снежную дорожку. Прошло несколько секунд, прежде чем Чанбин зашипел от несильной боли в локте, на который он приземлился, а Феликс звонко засмеялся, чуть потирая затылок. — Ты сам говорил мне быть осторожнее, хён! На себя посмотри! — сквозь хохот проговорил он и сел, стараясь разобраться с лыжами, но в итоге так и не смог перестать смеяться. — Это всё из-за тебя, понятно? Ты меня врасплох застал! — возразил было Чанбин, густо краснея, но не смог сдержать собственного смеха, потому что хихиканье Феликса оказалось более, чем заразительным. — Да ну-у-у! Что, малыш Бинни так покраснел от того, что я всего лишь спросил, являлся ли я частью его плана? — Феликс вдруг тыкнул ему в щёку, показывая румянец. — Как ты со старшими общаешься, а? Вот же! — шикнул Бин и сжал губы. — Про что ты такое говоришь, м-м-м? Я просто хотел покататься на лыжах! С тобой это просто по-другому, понимаешь? Я с тобой единственным так много общался, чтобы провести время вместе… А ты там со своими Джисонами и Хёнджинами, вот и… Феликс наконец перестал смеяться, утирая невидимые слёзы, и Чанбин не смог оторвать от него своего взгляда. Он был невероятно красивым, сидя посередине склона перед ним и глупо хлопая глазами, словно услышал что-то, что услышать не хотел. Его щёки стали такими же красными, как и у него. Бин вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы их потрогать. Такие ли же они мягкие, как руки? Такие ли же тёплые? Такие же упругие, как и раньше, или же теперь они «повзрослели» так же, как и Ликс?.. Он уже было потянулся за этим, но мимо снова проехал лыжник, и Феликс внезапно увернулся от долгожданного касания, опустил слегка тоскливый взгляд в землю. Чанбин слегка опешил, но подумал, что это было бы слишком. Ведь на самом деле — всё вышло настолько спонтанно, что нельзя было позволить себе чего-то большего и настолько отчаянного. Просто Бин до сих пор влюблён и хочет, чтобы это было взаимно. Интересно, может ли Феликс вообще ответить на такое взаимностью? — Да, нам надо бы наконец доехать… — закопошился старший, поднимаясь на ноги самостоятельно и помогая с этим затихшему Ликсу. — А то опасно так сидеть на дороге, ещё налетит кто-нибудь, и уедем по домам со сломанной шеей. — Ага, ты прав, хён… До конца склона они доехали без происшествий, тут же попутно хватая первый свободный подъёмник. Снег тем временем слегка усилился, и теперь Чанбин очищал свой и чужой шлем от налетевших снежинок. Феликс поджал губы и поморщил нос, чувствуя, как тёплые ладони трогают его. Первый раз они доехали до точки молча, так и не сказав ни слова друг другу. В течение следующего часа Феликс стал намного увереннее в катании, теперь уже норовя отпустить руки хёна, чтобы поехать самостоятельно. Они даже взяли из деревянного домика с экипировкой две пары палок, однако Ликс всё равно часто хватал Бина за руку, боясь упасть или влететь в еловый ствол. Постепенно неловкость улетучилась сама собой, и Чанбин наконец услышал, как Феликс снова смеётся с его шуток и дразнит его за редкие падения у самого конца склона, которые сопровождались громким кряхтением. — Ты прямо как дедуля! Тебе же двадцать один, хён, ты качаешься! — хохотал он, размахивая лыжными палками. — Эй, я же не лыжами качаюсь! — возразил Бин, поднимаясь и поправляя защитный шлем. — А я думал, что ты правда всё быстро усваиваешь, тц-ц-ц… — Феликс подъехал к нему поближе, чтобы схватить за руку. — Хён не такой уж и гений, правда? — Ну держись! Проходит секунда, прежде чем Феликс чувствует чужие руки на своей шее, а затем взрывается хохотом, ощущая, как щекотка расходится по телу крупными мурашками и заставляет конечности скривиться вместе с туловищем. Чанбин находит момент, чтобы повалить его на землю вместе с собой, но подложить вовремя руку под шею, дабы Феликс остался целым. Пока все остальные лыжники старались не врезаться в них, объезжая стороной и тормозя немного раньше, Бин расставил руки по сторонам от плеч Ликса и навис сверху, не давая тому уйти. — Хё-ё-ён, это грязная игра, так нечестно! — буквально взвыл Ликс и со всё никак не кончающимся смехом увернулся от очередной партии щекотки. — Ч-чёрт, у меня аж щёки болят! — Всё-всё, ладно… Зато будешь знать, каково это — хёна дразнить! — гордо заявляет Бин и вдруг стопорится, чувствуя, как Феликс резко обхватывает его щёки своими ладонями. Тишина и разрезающие снег лыжи. Новогодняя музыка где-то вдали. Ликс мягко оглаживает кожу пальцами, смотря старшему в глаза, а тот медленно тянется, чтобы снять его тёмные очки. Бин буквально слышит, как его учащающееся сердцебиение гудит в самых ушах и отбивается явной пульсацией, способной заставить кровь бурлить. Взгляд Ликса как будто желающий, пылающий и в то же время скрытый лёгкой невинностью. Феликс наверняка сделал это, просто чтобы остановить Чанбина, но у старшего перед глазами крутится фантазия, где буквально через секунду он притягивает его к себе, чтобы поцеловать. Прямо так — лёжа на искусственном снегу, которые покрывается слоем настоящего, в лыжной экипировке, прямо на публике, когда все остальные могут узреть столь интимный момент, что Чанбин хранит в своём сердце как искушение, как желание, как несбыточную мечту. И раз за разом этот придуманный эпизод прокручивается, поселяя в сердце Бина страх сделать первый шаг, словно огромный груз тяжести. Чанбин очень хочет его поцеловать. Столкнуться дурацкими защитными шлемами, сделать это максимально неаккуратно и смазано, но зато чувственно и нетерпеливо. Завладеть губами, похожими на нераспустившийся тюльпан, и заставить бутон расцвести. Бин очень хочет его поцеловать, но тушуется, ощущая, что может потерять всё, если сделает это. — Хён? Ты… — неуверенно произносит Ликс одними губами, так и не отпуская щёки. Но Чанбин теряет этот шанс, вдруг отворачиваясь и чувствуя, как скулы снова становятся холодными — Феликс вдруг отпускает его, и старший отдаёт ему очки обратно, стараясь сделать вид, будто ничего не произошло. — Да ничего, просто… Просто отвлёкся, — выдыхает мужчина и встаёт, отряхивая себя от снега. — Пошли, а то мы другим мешаем. Феликс казался разочарованным и немного непонимающим происходящее — в один момент романтичная, весёлая обстановка, которую они с трудом наверстали, снова превратилась в напряжение, и на этот раз он не хотел отмалчиваться. Так же отряхнув себя от снега, младший поспешил за сжимающим кулаки Чанбином и сел вместе с ним в подъёмник. Держа между ног лыжные палки, они свесили ноги вниз, когда их тела наконец оторвались от земли, и сидение повезло их наверх. Тем временем снегопад вернул себе прежнюю силу, и прилипшие друг ко другу хлопья медленно завьюжили к лесистым горным местностям. Солнце начало садиться, и тучи, спрятав его, создали ощущение приближающихся сумерек. Феликс мягко прижался к Чанбину, словно гнездился, чтобы сохранить тепло, и Бин, не говоря ни слова, позволил ему это сделать. Больше всего Ликса напрягало то, как его хён был изредка молчалив. Вспоминая про их школьные будни, Феликс не мог не отметить, как Чанбин иногда старался чего-то трусливо избежать, используя тактику игнорирования или тишины, пока давящие на сердце эмоции не утихнут. Так было, когда он проваливал очень важные тесты и не мог с ними смириться, так было, когда что-то шло против его планов, и разочарование, смешанное с недовольством и непринятием, приходилось сдерживать в узде, чтобы не выйти из себя. В такие моменты Бину хотелось кричать, но сейчас всё было по-другому — сейчас он хотел признаться в том, что так давно скрывал за стенами своей души, но страх сковывал его, не давая выговорить и слова. Почему-то именно сейчас Чанбин почувствовал себя тем самым влюблённым школьником, но в той самой стадии, когда чувства приносят скорее дискомфорт, нежели счастье и желание просто быть рядом, как бы любимый человек не относился к нему. Он просто уже многое пережил, пока те года разлуки шли в бесконечную пустоту ожиданий и тихих надежд. Чувства к первой любви всё же остались прежними. Это и делало больно. Он даже не может об этом сказать. — Хён, посмотри, как красиво… — прервал молчание Феликс, слегка трогая старшего за руку, а затем показал пальцем на заснеженные хребты гор. — Такое чувство, как будто такой красоты просто не может существовать в реальности… Удивительно. — Ты прав, — слегка улыбнулся Чанбин, украдкой посматривая на восхищённого Ликса. — Ты сегодня уже про это говорил, ты знаешь? Когда мы второй раз на подъёмнике ехали. — Ха-ха, правда? — вскинул брови младший. — Извини, меня просто напрягала тишина. И всё равно… Мне так нравится этот рельеф, он похож на неровную линию, который нарисовал ребёнок в детском альбоме. — Красиво сказал, — Чанбин пропустил лёгкую ухмылку и присмотрелся. — И правда, похоже… Мне нравится, что у них есть несколько маленьких вершинок вместо одной. Пока старший разглядывал дальний пейзаж, Феликс повернулся к нему и заскользил глазами по спокойным чертам. Большой нос с горбинкой, карий, глубокий прищур, припухлые губы, ровная линия челюсти — всё казалось знакомым и одновременно новым. Хён и правда чем-то поменялся, но в лучшую сторону — его взгляд стал более осознанным, и это касается и его взглядов на жизнь. Ликсу стало интересно всё — то, почему он всё время такой отчуждённый, что случилось в его жизни за тот отрезок времени, как он развлекался, где учился, завёл ли новых друзей и появился ли в его жизни кто-то, кого Чанбин бы сильно полюбил. Все вопросы задать было практически невозможно. Просто Чанбин такой человек — он извернётся как угодно, лишь бы не говорить что-то, что могло бы расстроить. Но в то же время, когда он честный, Феликс чувствует себя самым близким ему человеком. — Хён, — вдруг произнёс он, не отрывая взгляда от чужого лица. Тот повернулся. — Что? — Почему ты так избегаешь всех нас? — напрямую задал вопрос Феликс и застал Чанбина этим врасплох. — Я не избегаю… — выдохнул он немного погодя, и горячий пар растворился в холодном воздухе. — С чего ты это взял? — Ты был сегодня таким тихим, пока мы с тобой не пошли кататься… — протянул Феликс, теребя концы шарфа. — А потом и со мной ты чаще начал молчать, как будто тебе некомфортно… Я не помню тебя таким. — Люди меняются, — хмыкнул Чанбин, пожав плечами. — Не то, чтобы мне было некомфортно. Вы всё-таки мои бывшие одноклассники, было немного волнительно увидеть вас такими взрослыми. Просто… Я думал, что могу помешать вашему веселью с Хёнджином и Джисоном. Я имею в виду, в машине. — Ты бы не помешал, — поджал губы Феликс. — Мог бы с нами петь в конце концов, кто запрещал-то! — Ты не понимаешь. Это же всё не то, — повернул голову в сторону приближающейся первой точки Чанбин. — Я уже говорил… Я с тобой единственным так тесно общался, чтобы проводить время вместе. Дело же в тебе. Феликс растягивал тишину, молча разглядывая Чанбина с чуть приоткрытыми губами. Он был счастлив, что Бин не видит его сейчас — иначе он бы заметил, насколько сильно горят у него щёки. — Было бы моё желание… Я бы проводил время здесь только с тобой, — честно признался Бин, снова поворачиваясь к Феликсу, и тот вздрогнул. — Насколько это звучит эгоистично? Ещё несколько секунд Ликс ничего не мог ответить, прежде чем грустно усмехнуться. — Очень даже. Но я не против такого эгоизма, — прижался ближе Феликс. — Всё-таки, нам весело вместе. Разве это плохо? Мы с тобой всё-таки за одной партой сидели… — Не знаю даже, — с лёгким вздохом ответил Чанбин, прижимаясь к Ликсу в ответ и чувствуя, как сердце странно ноет. — Всё-таки мысли о том, чтобы Джисон и Хёнджин поскорее от тебя отвалили, меня загоняют в стыд. Мой мозг иногда придумывает чудовищные мысли. — Эй, хватит, — хихикнул Ликс, легко толкая старшего в плечо. — Всё в порядке. Мы же взрослые люди, хён. Считаешь, я не думал о странных вещах когда-нибудь? Иногда я вспоминаю, как ты носил тот андеркат… — О нет, давай не будем вспоминать это, — закатил глаза Чанбин со смехом. — Я тогда с ней смешно выглядел. Даже фотки с этим причесоном рассматриваю редко, ну его… — А мне нравилось! Прикольно же, и тебе шло. Ты его всю старшую школу проносил, я к нему даже привык, — оторвался от чужого плеча Феликс. — Тебе бы сейчас тоже пошло, у тебя лицо изменилось визуально. — Думаешь? — иронично вскинул брови Бин. — Слушай, у меня в бумажнике вроде даже осталась моя старая школьная ID-карта, где я с этой причёской. Хочешь убедиться в том, что мне совершенно не шло? — Ага, попробуй только! — скрестил руки на груди Феликс и отвернулся, начав снова рассматривать горные просторы. Чанбин тут же залез в карман за кошельком и быстро его открыл, чтобы найти потрёпанную карточку среди остальных. Какие только под руку не попадались в этих маленьких кармашках — и банковские, которые давно закончили своё действие, и скидочные, и бонусные, и даже купонные, сделанные из одной чековой бумаги. Бин выругался себе под нос, спеша показать её, и полез в главный отсек, где нащупал знакомый полароид, смятый в несколько раз. Сердце пропустило удар, когда он случайно достал его практически наполовину и увидел, как их с Феликсом лица вылезают из-под шва бумажника. Он мельком взглянул на Ликса — тот всё так же смотрел на горный пейзаж, но, кажется, ожидал, когда Чанбин покажет хоть что-то. Старший медленно опустил глаза на полароид, и пульсация в ушах стала отбиваться сильнее. Стоило ли Феликсу знать о том, что Чанбин до сих пор хранит у себя ту самую фотографию? Стоило ли вообще знать о её существовании?.. Всё, что делал Чанбин, когда на ум приходил Ликс, — доставал этот полароид и часами смотрел на него, мечтая о том, чтобы младший поцеловал его снова. Теперь, когда он сидит рядом с ним, это желание находится буквально в двух шагах. Однако же страх быть отвергнутым всё ещё сильнее, и Чанбин снова смотрит на них лишь на фото, пока счастье в двух шагах терпеливо ждёт своего часа. И что теперь для него было важнее — реальность или фантазии?.. Он не успел ответить себе на этот вопрос. Резко он почувствовал землю под ногами и увидел, что они снова на самом верху. Феликс наконец повернулся к нему, улавливая бумажник в руках, и Чанбин тут же спрятал полароид обратно, запечатывая кошелёк. — Эй, нам выходить надо! — воскликнул Ликс и взял Бина за руку. — Ну что, ты там что-то нашёл? Что это ты там прятал, а? Что, всё-таки стесняешься показать свою крутую причёску? Чанбин иронично усмехнулся, останавливая подъёмник и помогая Феликсу вылезти. — Да так, ничего… Просто думаю, что забыл его дома. Может, как-нибудь в другой раз… — Эй, так вот вы где! Бросили всех нас и решили, что будете вдвоём курлыкать, голубки? Парни вздрогнули в унисон и резко обернулись на высокий, пронзительный голос. Хан Джисон неприветливо хмурился, щурясь сквозь снег и настигающие местность сумерки, а вместе с ними стояли и остальные ребята. Колени Минхо все были в снегу и он, недовольно пыхтя, держался за Сынмина, Бан Чан хлопал самого младшего Чонина по карманам, чтобы убедиться в том, что тот ничего не забыл, и наравне с Ханом переносил вес с одной ноги на другую Хёнджин. — Вот и вы! А мы как раз про вас вспоминали! — воскликнул Феликс, поправляя шлем, и потянул Чанбина за собой. — Вы вспоминали? — усмехнулся Хван и с дружеским подколом натянул шлем Ликса прямо ему на глаза, пока тот хихикал. — Надеюсь не всуе, блин! Чани-хён всё время думал, что вы с нами, а потом весь обыскался! Мы вам звонили, а вы трубки не брали! — Да тут связь плохая, Хёнджини-хён! — надул щёки Феликс. — Да и мы слишком увлеклись катанием… — Так что, вы научились? И без инструкторов? — удивлённо распахнул глаза Чан, подходя к парням поближе. — Хён просто смотрел гайды ради меня! — с гордостью заявил Ликс, обхватывая руку парня. Тот слегка сжался и ещё раз проверил наличие бумажника в кармане. — Как жалко, что Сынмин не мог быть инструктором Минхо… — недовольно проворчал Чонин. — Я устал с ними бороться! Они всё время друг друга поддевали, пока я не сдался и не начал кататься сам! А Минхо сразу начал всё время падать, когда я перестал с ними учиться… — Эй, хватит уже! — вспыхнул Хо. — Ага, хён, хватит! Что бы ты делал, если бы Сынмин тебя не пошёл вытаскивать? — сложил руки на груди Чонин. — Вы подумайте! Они оба готовы были друг друга съесть, а когда Минхо-хён начал ныть из-за ударенного локтя, Сынмини-хён сразу же побежал его спасать! — Не было такого! — залился краской Ким, готовый уже отпустить Минхо, чтобы тот упал. — Как хорошо, что мы с Хёнджином покатались спокойно, — удовлетворённо произнёс Джисон. — Без Феликса было, конечно, скучно, но мы всё равно столько раз съехали за эти два часа! — Я сделал столько фотографий, — мечтательно протянул Хёнджин. — Заодно теперь моя плёнка наполовину забита фотографиями Джисона. Он столько просил меня снимать, что у меня вся карта памяти негодная стала! Пока ребята обменивались впечатлениями, Чанбин молча следил за ними, находясь где-то глубоко в собственных мыслях. Ему всё ещё не давал покоя разговор на подъёмнике и жесты Феликса — такие доброжелательные, но в то же время другие, не похожие ни на что другое, что было раньше. Мужчина находил это донельзя забавным — неужели это его воображение рисует то, что Ликсу на самом деле далеко не всё равно? Или же он не приукрашивает давнюю дружбу, которая давно превратилась в тесную эмоциональную связь?.. Может, Феликс правда просто хотел, чтобы Чанбин почувствовал себя комфортно с ними? И… выбрал ли бы он сам своего старшего, если у него была бы такая возможность? У Ликса со всеми было очень много хороших, дорогих сердцу воспоминаний, и Чанбин не был исключением. Но были ли они для Феликса такими же дорогими, как для Бина?.. Под конец дня Чанбин потерял уверенность в себе. Даже несмотря на то, что он провёл так много времени наедине с Ликсом, в голове вопросов стало только больше, и ни на один из них ответа дано не было. Сердце слегка закололо — если на них не было ответов, то значит, что никакой более уверенности в том, чтобы признаться в чувствах, у Бина больше не было. Вместо этого он выбирает стратегию «старого себя» — просто находиться рядом с Ликсом и радоваться со стороны, пока шанс постепенно выскальзывает у него из-под рук… — Феликс, ты теперь обязан покататься с нами! — слышит сквозь раздумья голос Хёнджина Чанбин. — Нечего было нас бросать, понятно? — Ладно-ладно… Может, только один раз, — закатывает глаза Феликс, а потом вдруг ловит взгляд Чанбина на себе и смущённо улыбается. — Я потом хочу ещё с хёном покататься. — Оу, — хмыкает Хёнджин многозначительно. — Ну, как скажешь. — Погнали уже, хватит время тянуть! У нас его и так немного! — возникает Джисон и тащит Ликса за собой. — Чанбини-хён, тащи свою задницу с нами, сейчас заодно научишь Минхо-хён нормально кататься, пока они с Сынмином от нытья не засосались! — Джисон-хён, ты давно пробовал вкус коры ёлки?! Чанбин с лёгким вздохом натянул на себя улыбку. Всё-таки, может, в общей компании не было ничего плохо. Он ехал сюда с целью признаться в терзающих чувствах Феликсу, но, потеряв эту надобность, в итоге обретает хорошие моменты с одноклассниками, которых давно не видел. В этом было что-то своё, волшебное. Настоящее. В какой-то степени даже очень весёлое. — Ты как? — в какой-то момент слышится ему голос Чана, который слегка хлопает его по плечу. — Получилось у вас хоть что-то? — О чём ты? — пропускает смешок Чанбин. — Ты знаешь, о чём я. — А что я могу? — Бин наклонил голову с лёгкой ухмылкой. — Мы просто катались на лыжах, хён. Большего мне теперь и не надо. — Да, таким снобом ты точно никогда не был, — цыкнул Крис. Бин уже хотел начать снова возникать, где это он сейчас прозвучал, как сноб, но Чан лишь направился к началу склона, откуда уже съезжали другие ребята. — Ты пойдёшь кататься или нет? Правильно Джисон про тебя сказал, задницу сюда тащи! Вдохнув больше холодного воздуха в грудь, Бин гуськом направился к нему. — Иду я уже! Я сейчас вас всем покажу, как круги научился с Феликсом наворачивать! Будет вам «Perfect Duet»!***
Солнце достаточно быстро сначала спряталось за тёмными тучами, а затем полностью исчезло за неровной линией горных вершин. Загорелись первые огоньки фонарей, заставляющие падающий снег блестеть, преломляя лучи, у ближайшего кафе-бара заблестели цветные гирлянды и зазвучала музыка из караоке. Компания друзей каталась ещё полтора часа все вместе, прежде чем наконец спуститься к подножью и подойти к своим машинам. Ребята уложили все купленные сувениры внутрь, после чего решили провести время в забитом людьми пабе. Басы известных песен уходящего года слегка били по ушам. Бан Чан взялся заплатить за всех сегодня, и довольные парни стали активно выбирать что-то своё из меню, взятого у барной стойки. Метель за окнами постепенно усилилась, но в деревянном домике было настолько тепло, что Чанбину даже захотелось снять свой серый свитер с высоким горлом. Каждый разговаривал «кто о чём», делился впечатлениями и прошедшими без насыщенной школьной жизни годами. — Я просто рад, что наконец перестал слушать родителей и наконец стал заниматься тем, чем захотел, — гордо заявил Хёнджин, ударив по столу кулаком. — Как ты и говорил, Ликс, мне стоило быть просто уверенным и стоять на своём до последнего. — Я тебе об этом твердил ещё с первых дней создания того художественного школьного клуба! — захлопал в ладоши Феликс. — Я так рад, Хёнджини-хён! — И как с продажами? — тут же задал вопрос Минхо. Хван покраснел и слегка потёр затылок. — Ну, я ещё учусь в Сеульском… — проглотил он. — Пока только как подработку делаю, рисую на заказ в диджитале, иногда сижу на улице, как на пленере. — Я хочу у тебя купить! — тут же высунулся Чонин, подняв руку. — Ты мне обещал ещё в школе нарисовать меня, помнишь? И так и не сделал! Сколько стоит? — Ну, в общем, беру девяносто тысяч вон за одну работу, выполненную полностью в цвете. Сынмин в шоке открыл рот почти что до стола, и Минхо, закатив глаза, закрыл его ладонью, надавив снизу на подбородок. Бан Чан посмеялся и слегка похлопал Мина по плечу, пока все остальные понимающе закивали головами, услышав настоящую цену. — Да ты тот ещё жлоб, хён! — воскликнул Сынмин, таращась на Хёнджина. — Нифига себе, это половина моей стипендии! — А что ты думал? — толкнул его в плечо Минхо, сидящий рядом. — За искусство тоже платить надо. Учитывая то, какой Хёнджин-а талантливый, не удивительно, что он так много берёт. Себя тоже уважать надо. — Да ладно вам… Да, может показаться, что многовато, но в своё время мне Феликс сказал, что нельзя недооценивать себя, свои желания и старания, так что я очень благодарен ему за это, — улыбнулся Хёнджин, кинув тёплый взгляд на сидящего вместе с Джисоном Ликса. Тот смущённо заулыбался. — Феликс и правда для нас очень много делал, — подхватил мысль Хёнджина Джисон, подвинувшись к деревянному столу поближе. — Я помню, как он весь класс выгораживал после того, как мы сбежали с последнего урока, потому что учителя долго не было. — Даже если он нарушал устав школы, Ликс всё равно всегда и везде нас поддерживал, — согласился Чан. — Как хорошо, что я с вами ни в каких авантюрах не участвовал… Чанбин-а, ты же тогда собирался остаться со мной, но всё равно кинул! Бин, до этого просто слушавший пылкий разговор со стороны и тихо ухмыляясь тому, как Ликса все хвалят, наконец вышел из раздумий. Краем глаза он, кажется, заметил, как младший повернул голову в его сторону, но Чанбин лишь прищурился куда-то в окно, подперев щёку, и промычал что-то себе под нос. — Прости, хён. Возможно, у меня тогда были другие планы, — пожал плечами Бин и слегка улыбнулся. — Я просто таскал ребят по магазинам, чтобы купить что-нибудь Феликсу в благодарность за молчание. Мы тогда хорошо в кино сходили, только пришлось спустить кучу денег на то брендовое худи. — Не стоило тогда его вообще покупать! — отмахнулся Феликс, покраснев. — Так неловко было его принимать, жуть такая… — А почему бы и нет? — наконец повернулся в его сторону Бин и с огоньком тепла, отскочившего от приподнятых уголков губ, продолжил почти неслышно. — Чего только ради тебя не сделаешь… Как ни странно, последние слова почти никто не уловил. Лишь только Ликс, пряча в тени век робкий вопрос, томно взглянул на старшего, чуть прикрыл лицо рукой. Его губы застыли вытянутыми, словно нераскрывшийся бутон, и Чанбин буквально не мог не опустить на них глаза, неосознанно ёрзая на стуле. Возможно, если бы они были одни, Бин бы его поцеловал. Возможно. Если бы ему не было страшно и если бы он был уверен в чужих чувствах, он бы точно попробовал Ликса на вкус. И как же жаль, что сердце его отчаянно билось о стенки груди, намекая на то, что Чанбин пожалеет, если сделает это. Именно поэтому запал в нём снова погас, и он, потупившись в гладь стола, прокашлялся в кулак. Выражение лица Феликса в этот момент он так и не увидел. — Как только принесут выпивку, нужно обязательно сказать тост Феликсу! — в какой-то момент вспыхнул идеей Чонин, разряжая шум, который заполонил компанию. — Ты так ждёшь момента, чтобы выпить, — закатил глаза Минхо. — Что, наш младшенький превратился в проходимца? — Нет, я жду выпивку не для себя, а для вас с Сынмином. Хочу, чтобы вы были в говно и наконец поцеловались, чтобы мы все облегчённо выдохнули! — Эй, да хватит уже, не буду я его целовать! — взорвался Хо, всплеснув руками, и затем скрестил их на груди. — Судя по его любимой истории, от него можно обязательно что-нибудь подхватить, если обменяться слюнями… — Вообще-то я не такой уж и грязный, чтобы отказываться от целовашек, — возразил тут же Сынмин, и Чонин, сидящий рядом, вытянулся в лице. — Что? — тут же среагировал он. — Что?.. — подхватил Минхо, не сообразив сразу, что ему нужно ответить, но Сынмин с лёгким румянцем на щеках невозмутимо стал рассматривать свои отполированные ногти. — Ты что, уже выпил что ли? — Знаешь ли, чтобы целоваться с кем-то, мне пить не надо. Минхо слегка потупился и прокашлялся. Как раз в этот момент официанты наконец принесли им выпивку, и парни под радостный гул принялись за неё, закусывая кусочками сыра с длинной деревянной дощечки. Постепенно разговоры рассеялись по всей компании друзей настолько небрежно, что уже никто не различал, обсуждают ли одну конкретную тему все вместе или нет. Чан стал рассказывать несмешные анекдоты, над которыми смеялся только Джисон, Минхо и Сынмин куда-то по-быстрому сбежали (видимо, снова выяснять отношения), Чонин опустошил пять рюмок соджу и лез обниматься к Крису, напевая себе что-то под нос, а Феликс с Хёнджином шептались о чём-то, но шептались настолько громко, что Ликс сам собой увлёк в разговор Чанбина, допивавшего к тому времени уже второй шот алкогольного напитка. И не то, чтобы Чанбин не хотел разговаривать. Они посмотрели все вместе рисунки Хёнджина, сфотографированные на телефон, Феликс, счастливый и слегка пьяный, стал выкладывать селфи в Инстаграм и уламывать сделать такие же со всеми. В итоге закончилось это смазанными фотками покрасневшего Чана, растрёпанного Хёнджина и устало улыбающегося Бина. Он здесь был единственным, кто не отрывался по полной, но всё же достаточно расслабился для того, чтобы хорошо провести время, наблюдая со стороны. Чанбин просто был счастлив. Счастлив видеть весёлого Феликса спустя столько времени, то, как он, опустошая рюмку, начинает учить шутить своего хёна, затем лезет обниматься к Хёнджину и поправляет ему чёлку. В душе, конечно, скреблись кошки, и скреблись они так, что Бину тяжело давалось осознание, как все его планы оказались практически невыполнимыми. Но он всё равно подыгрывает и уверяет себя, что ему хватает лишь смотреть и вспоминать, как когда-то они с Ликсом были настолько близки, что чувствовали горячее дыхание друг друга и чёткое осознание собственных эмоций. — Вы видели, как это в фильмах делают? — подстрекает ребят на действие Джисон, двигая к себе длинную деревянную дощечку и ставя на неё рюмки, наполненные соджу. — Я не думаю, что это хорошая идея, — цокнул Чонин, посматривая на наблюдательных официантов. — У нас будут проблемы, если мы что-нибудь разобьём. — Ты всё ещё можешь мыслить трезво, Чонин-а? — хохотнул Хёнджин и пододвинулся поближе к Хану. — Чани-хён, давай с нами! — Да, хён, погнали! — воскликнул Феликс, подхватив настрой друзей. — А как же Сынмин-и и Минхо-я? Они бы самые первые в очереди на такую авантюру стояли… — кряхтя, пробрался через скамейки к диванчику Крис и уселся напротив доски с рюмками. — Я бы не стал их звать. Они только и делают, что ссорятся. Сейчас бы ещё друг друга пообливали, — заявил Чанбин и двинулся поближе к Ликсу, чтобы Чан уместился. Кожу невольно коснулись колкие мурашки, и Бин, на секунду повернувшись ко младшему, постарался быстрее разорвать контакт глаз. — Так что… Да, давайте без них. Ликс подвигал плечами, как будто снова попытался дотронуться до Бина, и, улыбнувшись, схватился за доску. Между Чанбином и Феликсом всё ещё царила та неразрешённая, неловкая обстановка после разговора на подъёмнике. Сколько бы они ни говорили друг с другом, пока пили и веселились, слушая гудящую музыку паба, Феликс всё равно не мог связать и двух слов, когда доводилось говорить с Чанбином напрямую, без Хёнджина. Казалось, будто что-то всё равно неправильно. Будто что-то недосказано… — Так, командуйте, что делать, — наконец пришёл в себя Чанбин, указывая глазами на дощечку. — Короче, нужно поднять её на счёт «три» и выпить шот, — уверенно говорит Джисон, наклоняясь ко столу, чтобы увидеть, Бина, и кивает всем остальным. — Ну что, готовы? Погнали, выпьем за то, чтобы по жизни было так же весело, как в выпускном классе! — Вздрогнем! — Вздро-о-огнем! В какой-то момент дощечка взлетает в воздух, когда её держат вместе несколько человек, и алкоголь оказывается внутри, разогревая довольных ребят ещё сильнее. Спирт разливается по телу, распаривая щёки. Во мгновение ока Чанбин смотрит, как Феликс довольно пьёт и как с уголка его губ стекает ещё какое-то количество соджу. Ликс того не замечает и, пока все смеются и травят шутки про то, как Хан слегка пролил на себя свой шот и теперь не получит весёлую жизнь как в школе, захватывает рукой зелёную бутылку, выпивая ещё из горлышка. Бин, конечно, сидеть в стороне не стал. — Эй-эй-эй, полегче, — с укором хохочет старший, вырывая у Феликса из рук алкоголь. Тот в моменте не понимает, что происходит, а затем всё же ловит распалённым взглядом своего хёна. — Хё-ё-ён, ну так нечестно! — возмущается он и тянется за бутылкой, пока Чанбин перехватывает её из руки в руку и ставит на стол подальше. — Ну-ну-ну, с тебя сегодня хватит! Я не буду тащить тебя сегодня на спине, понятно? — Почему? А почему нет, хён?! Чанбин на секунду стопорится и замолкает. Крис, сидящий рядом, неожиданно испарился, оказавшись на другой стороне стола, снимающим происходящее с другими ребятами на камеру, и теперь опереться было не на кого. Бин лишь продолжил смотреть, как пьяный Феликс надувает свои малиновые губы, все мокрые, да ещё с этой блестящей струйкой алкоголя, отпечатавшейся на подбородке… Ему снова хочется их поцеловать. Как никогда сильно хочется. Но не при всех, Чанбин бы не смог поцеловать при всех, чего уж там говорить про то, что Ликс пьян. Да, он просто пьян. Он говорит всё это несерьёзно. Вместо того, чтобы воплотить свои желания в реальность, Чанбин не может сопротивляться порыву потянуться к парню. Его рука рефлекторно накрывает чужую горячую щёку, а затем большой палец стирает с подбородка соджу, оставляя Феликса в ещё более уязвимом состоянии. Теперь он, кажется, похож на варёную свеклу, и то, как у него при этом вытянулись брови, заставило Чанбина замереть. Феликс был таким красивым. Он был ужасно красивым в свете новогодних гирлянд и в тенях снега, отражающегося на его коже тёмными пятнами. Как жаль, что Бин не может его поцеловать, потому что момента лучше он бы уже не нашёл. Чанбин почти что грустно хихикнул, заставив Ликса непроизвольно вздрогнуть. Именно в этот момент шум сзади прерывает их идиллию, заставляя Феликса завертеть головой, чтобы прийти в себя. — Хён, ну какой оте-е-ель? — промычал Чонин на ворчание Криса со стороны. — Рано ещё! Пойдёмте лучше караоке попоём, что скажете? — О-о-о, погнали! Отличая идея, Чонин-а! — подхватил Хёнджин, потрепав младшего по голове. — Я уже давно хочу прочистить горло… — Супер, только выбирайте трек с рэпом, я хочу вам зачитать! — уверенно заявил Джисон. — Чани-хён, ты на подпевках. Феликс, Чанбини-хён, вы с нами? Бин слегка стушевался. Лишь только Ликс тут же приобрёл прежнюю улыбку, словно ничего не случилось, и вытянул руку, солнечно хихикнув и поправив свитер. — Я за, звучит прикольно! — кивнул он. — А я посижу лучше… — вежливо выкрутился Чанбин. — Я что-то перепил, кажется, живот немного крутит. Давайте без меня, а я потом подойду, лады? — Я ловлю тебя на слове! — прищурился Джисон. — Погнали, ребят. Чани-хён, давай-давай, понимаю, старость — не радость, но всё же… — Встаю я, встаю… Последнее, что Чанбин трезво осознавал, было то, как с лёгкой грустью на уголках глаз Феликс провожал его взглядом, после чего широко улыбнулся друзьям и полностью растворился в музыке и веселье, которое ему дарили бывшие одноклассники. И в этот раз Чанбин не был одним из них — точнее, он оказался здесь лишним, и теперь эта мысль наконец смогла заглушить мнимое счастье от компании друзей, когда алкоголь наконец решил обнажить его душу перед самим собой. Чанбин правда не мог оторвать глаз. Крупные хлопья снега порхали за окном, вытанцовывая пируэты в колючем морозном воздухе горных массивов, и мягко ложились на землю, уже по щиколотку заваленную сугробами. На такой высоте и правда холодно: Бин всё-таки весь день проходил в утеплённом пуховике, кутаясь в длинный клетчатый шарф, который постоянно сползал — особенно во время езды на лыжах и на подъёме пешком, что было явно не самой лучшей идеей в его жизни, но всё же приятной, наполненной теперь уже тёплыми воспоминаниями. В баре, отделанном приятно пахнущим деревом, оказалось, было почти жарко. Особенно после алкоголя, выпитого залпом несколько минут назад. Бин опирался щекой на свою руку и томно дышал, смотря в одну единственную точку, которая заменяла ему сейчас и веселье, и громкую музыку, и недопитый соджу. Смеющийся с микрофоном в руках Феликс. И только он вызывает у Чанбина пьяную грустную улыбку. Это ведь действительно планировалось как особенная встреча выпускников: поездка на горнолыжный курорт и отдых от работы или учёбы — смотря, чем занимались одноклассники после школы. Ли Минхо, например, всё ещё учился на работу ветеринаром, как Чанбин узнал, катаясь всей компанией вместе, Хан Джисон стал работать в лейбле рэпером, параллельно доучиваясь на вышке, Ким Сынмин продолжил дело родителей и подался в бизнес, Чанбин же, как и мечтал, учился на тренера. А Ли Феликс… уехал после школы в Австралию и разорвал с Чанбином почти все контакты. Бин правда волновался за него всё это время. Даже если все мысли были заняты усердной учёбой и тренировками, он всё равно частенько доставал из бумажника их совместную фотографию с выпускного. С того момента Чанбин никогда… никогда не забывал этого веснушчатого мальчика из далёкого Сиднея, который сидел с ним за одной партой. И сейчас всё это кажется совсем сюрреалистичным: видеть его настолько близко, но не быть способным сказать всё, о чём ныло сердце. — Эй, Бинни-хён, айда с нами петь! Бин отрывается от раздумий и тут же тормошит головой, когда видит, что Феликс машет рукой. — Да куда мне! Сказал же, от выпивки крутит, уж лучше посижу… Ничего не крутило. Во всяком случае, крутило у него только сердце — безжалостно, завистливо и ревностно. Потому что приехал он в такую даль, взяв выходные, только по причине того, что здесь будет его любимый Ли Феликс. Бин бы всё отдал, лишь бы увидеть его мордашку ещё один раз, и вот он — только разговаривает, поёт и танцует не с ним. Возраст и учёба сделали Чанбина уставшим. Если бы не Феликс, он бы вообще никуда не поехал, сославшись на забитый график. И сейчас, видя, как тот развлекается с другими ребятами, Чанбин предпочитает думать, что вообще зря заявился сюда. — Ну и зря-я-я! — смеётся Феликс, продолжая петь с остальными, пока Бин медленно собирает вещи, чтобы по-тихому удалиться в уборную и выпустить пар. Он пересекает несколько столиков, после чего заворачивает за угол и оказывается в реструме. Пьяный мозг ведёт его, не давая сообразить буквально ничего, и Чанбин стопорится только на пороге, когда видит перед собой до этого совершенно невообразимую картину, от которой практически перехватывает дыхание: прямо там, прогибаясь над раковиной, стоит Ким Сынмин и цепляется за шею нависающего над ним Ли Минхо. И они целуются. Очень, очень страстно целуются, совершенно не боясь быть пойманными посетителями паба. Чанбин сглатывает и непроизвольно делает шаг назад, не зная, как ему себя чувствовать. Он знал, что эти двое на самом деле скрывают от других своё прошлое так же, как скрывал его Бин, но у них хватило смелости его преодолеть, построив настоящее и, возможно, ближайшее будущее. Учитывая настойчивость Минхо, он действительно был серьёзен, и Бину захотелось уйти от этого чувства. Оно неописуемо безжалостное. Теперь понятно, куда это они удалились на такое долгое время. А сейчас самое время удалиться Со Чанбину. Он возвращается в главный зал в пограничном состоянии, чувствуя, как ему нужно закурить. Ребята всё ещё не допели песню, полностью поглощённые текстом на экране, и Чанбин пользуется этим моментом, чтобы накинуть на себя верхнюю одежду, застёгивая куртку по дороге, и направляясь в сторону двери, стараясь спрятаться от взоров друзей за толпящимися людьми. Но это, на самом деле, замечает Ликс, когда хочет позвать Чанбина на следующую песню. Массивная фигура словно тень удаляется за выход, оставляя на деревянном, слегка мокром от алкоголя столе кожаный бумажник.***
Чанбин надевает шапку уже на улице. Ночью снег всегда идёт сильнее, чем обычно: дорога была будто облита серебром, блестящим от света желтоватых настенных фонарей, а из-за осадков не было видно даже тёмных высоких елей, раскинувших свои мохнатые лапы вдалеке. Бин задумчиво прочертил на снегу неровную линию ступнёй, и её тут же заполнили новые белые хлопья. На холодном воздухе мысли складываются в общую картину легче, словно несложный детский пазл. Бину так удобнее расслабиться — почувствовать, как холод щиплет щёки, выдохнуть горячий пар из лёгких и заполнить грудь никотиновым, хотя из-за здорового образа жизни Чанбин позволял себе это очень редко. — Интересно, получится ли слепить что-нибудь… — задумчиво пробормотал мужчина и грустно ухмыльнулся, доставая из кармана пальто коробочку. Мотки облаков, похожих на вату, обмакнутую в чернила, серели по сравнению с тёмным небом. Они растворялись там, где сияла белая полная луна, и обнажали точки ярких звёзд, которые напоминали о веснушках Феликса. Чанбин вздохнул. Видимо, всё и правда пошло не по его сценарию. Во всяком случае, жизнь никогда не крутилась так, как Бин хотел, и это было, возможно, даже правильно. Если бы она слушалась сердце мужчины, то он бы уже давно признался Феликсу в чувствах — ещё тогда, на выпускной вечеринке. Неизвестно, как бы тогда сложились их отношения. Смог бы Бин тогда посмотреть ему в глаза так, как смотрел сегодня? Захотел бы Ликс и дальше общаться с ним? Или это не имеет значение, поскольку он всё равно бы разорвал все контакты? Бину от этого неимоверно грустно. Он строил большие планы на сегодняшний день, но было ли это правильно? Допустил ли он вообще мысль о том, что Феликсу он… безразличен, как парень? — Да уж… Я и правда дурак, — устало усмехается себе под нос Чанбин. — Ещё и грущу из-за этого пустяка. И правда как школьник… У него получается пройти лишь несколько метров вдоль деревянного домика и только занести зажигалку к сигарете, как вдруг он роняет её прямо в сугроб и оступается. Цветная вещица теперь поблёскивает в снегу, отражая свет огоньков гирлянд. В спину Чанбина, как оказалось, прилетел плохо слепленный снежок, который после неровно рассыпался по пуховику и скатился по штанам. — Эй, что… Чанбин оборачивается и тут же замирает, краснея в щеках то ли от мороза, то ли от улыбающегося Феликса в шапке с помпоном, из-под которой торчали осветлённые волосы, и в мягких розовых варежках. — О, Ёнбок-а… — с придыханием произносит Бин, ощущая, как в груди что-то начинает клокотать, а затем постепенно угасает. — А ты… почему не с ребятами? Разноцветные блёстки искр снова освещали его лицо аляповатыми пёстрыми пятнами, но теперь на ресницах застывали маленькие хлопья снега, которые сыпались за воротник его тёплой кутки и на шарф, обмотанный вокруг не до конца утеплённой шеи. Феликс выглядел обворожительно, как и всегда. Он, возможно, был ещё пьян, но его осознанный взгляд на хёна был более, чем трезвым. Особенно сейчас. — И почему ты ушёл? — обиженно спросил Ликс, на секунду потеряв улыбку. — Хён, я думал, ты вообще уедешь без нас! Совсем что ли? — Да я просто покурить вышел, подышать… — неловко почесал затылок Чанбин. — И не собирался я никуда… Внутри душно просто. Ну а ты всё-таки, ты… Чанбин не успевает и слова вставить — в него снова в наглую прилетает снежок, и в следующее мгновение улица заливается звонким смехом младшего. — А я вышел, чтобы закидать тебя снегом! Признаться, Чанбин изначально хотел вести себя холодно. Даже холоднее, чем погода в горах сейчас, но поздно понял, что Феликса нужно согревать, нежели морозить сильнее. Вместо этого Бин решает лишь рассмеяться в ответ, ловя момент, пока это ещё возможно, а затем схватить горсть снега из ближайшего сугроба, чтобы попасть в парня. Если тебе дают возможность быть счастливым наедине, нужно использовать её сполна. Чанбина напрягала недосказанность, но ещё более его напрягало отношение к Феликсу, которое не должно измениться ни при каких обстоятельствах. — А ты всё такой же хитрый! — не упустил возможности хохотнуть Чанбин и тут же взял второй снежок, пытаясь нацелиться на красного от смеха Феликса, который то и дело бегал из стороны в сторону, показывая старшему язык. — Не попадёшь! Не поймаешь, хён! — Ах ты! Старших уважать надо! — оскалился Чанбин и с дерзкой улыбкой замахнулся, попадая Феликсу в плечо. — Тогда получай! Ему тут же прилетает в ответ. Снежная битва превращается в игры на выживание: сквозь застилающий пространство снегопад мало что можно было разглядеть, но лучше всего получалось увидеть игриво прыгающий и мечущийся туда-сюда помпон розовой шапочки. Чанбин ловко кидал снежки в цель, однако юркий Феликс тут же находил лазейку, чтобы ускользнуть от удара и сразу же нанести ответный. Чанбин забывает про всё: про друзей в баре, про поездку на лыжах с разговором на подъёмнике, про свою лёгкую ревность и злость на самого себя и собственные чувства. Когда он видит солнечную улыбку Феликса, которая способна растопить холодные сугробы, ему всё равно. — Эй, так нечестно! — вскрикивает Феликс, когда Чанбин вдруг оббегает его и хватает за капюшон куртки, чтобы вдавить снег в бок. От щекотки Ликс хохочет, удерживая равновесие с помощью шарфа Чанбина. — Ха-ха-ха, ну прекрати, хён, я сейчас упаду! — Ты сам напросился, чертёнок! Так и случилось — Феликс, не удержавшись, поскользнулся на льду и тотчас же повалился в снег, утаскивая за собой и Чанбина. Однако больно не было — оставался лишь звонкий смех, от которого так трудно было избавиться. Бин чувствует себя летящим на лёгком облачке или катающимся в сладкой вате — именно так можно было описать его эмоции в момент, когда Ликс, улыбаясь во все тридцать два, смотрит на него янтарными, блестящими глазами и смаргивает застрявшие в пушистых ресницах хлопья снега. Парень времени зря не теряет. Лёжа на спине, он расставляет руки и ноги и тотчас же начинает делать снежного ангела, зазывая с собой и Чанбина. Тот, поправив нелепый шарф, повинуется, как заколдованный — и это правда так весело и атмосферно одновременно. Когда с неба сыпется снег, словно сахар, когда, несмотря на отмороженную задницу, тепло от чужого тела прожигает конечности. — Блин, я ведь так заболею! — хихикает Феликс, вытирая щёки от снега. — Зато красиво, наверно, получилось… Ликс смотрит на свою работу, опираясь на локоть, и берёт небольшие горсти снега, чтобы создать своему снежному ангелу глаза и улыбку. Бин смотрит молча, но настолько пронзительно, что прожигает Феликсу щёку. Свет фонаря заливает его макушку оранжево-жёлтым, переливающиеся гирлянды создают рефлексы на губах, снежинки покрывают его куртку тонким слоем, а затем спадают на сырую землю. В этот момент старшему хочется сказать ему всё, что только придёт на ум, пока сердце позволяет и язык развязывается. Чувства переполняют его сердце, и он всё-таки разрывает тишину. — Да-а-а, — завороженно протягивает Чанбин, не отрывая взгляда от веснушчатого Феликса. — Очень красиво… Особенно то, как ты вырос за это время, Ёнбок-а. На миг младший застывает и хлопает глазами, будто не осознаёт сказанного. Только потом смущённо отводит их и кусает губы, стараясь не заулыбаться слишком очевидно — такой он, Ли Феликс. И он всегда таким был. Просто вырос, стал крепче и краше, а ещё увереннее и веселее. — И ты тоже… так изменился, — лепечет он себе под нос. — Я тебя почти не узнал, когда вошёл в кафе сегодня, правда… Несколько секунд стоит молчание. Бин сомневается, нужно ли ему говорить это. — Если бы я не струсил и попросил твои контакты, прежде чем ты уехал, ты бы видел меня в своём экране телефона каждый день, — всё-таки честно признаётся Чанбин и глупо смеётся, кладя ладонь тыльной стороной поверх лба. — Но, как ты догадался, я струсил. Ну не дурак ли, правда? Ликс на это промолчал, хотя его щёки загорелись пуще прежнего. Он слегка их ощупал, прежде сняв розовые варежки и о чём-то, видимо, раздумывая, а затем наконец поднялся с сугроба, отряхивая спину. Тяжело вздохнув от осознания, что только вредит своими неловкими словами в который раз, Чанбин встал тоже. Его шарф, до этого стянутый Феликсом в попытке не потерять равновесие, съехал вправо и практически полностью развязался, оставляя шею в уязвимом состоянии, и Бин с тоской на сердце стал поправлять его. — Ты прости… — вздохнул он, чувствуя, как пальцы заплетаются, как и слова, не желающие строиться в полное предложение. — Я просто часто обо всём думал… Я уже… говорил, что приехал только ради тебя, это звучало, наверно, так странно… Это может прозвучать ещё более странно, но я просто скучал по тому, как мы общались. — Общались?.. Мы?.. — глупо переспрашивает Феликс. — Да… — сглатывает Чанбин, на секунду останавливаясь. — Даже если мы общались не так уж и много, и я не был твоим самым лучшим другом, но всё же… Я очень жалел, что не смог продолжить всё это. Хотя бы как-то поддерживать контакт, просто знать адрес твоей странички, чтобы тихо лайкать фотографии, просто видеть тебя и всё. Но оно и не надо, если ты того не хотел, Ёнбок-а. Феликса словно задушили последние слова — Чанбин просто заметил краем глаза, как тот вмиг сжался. — Просто это всё я, понимаешь? — с силой сжал ткань палантина старший, ощущая, как говорить становится всё труднее, а страх заставляет сердце биться настолько оглушительно, что это становится похоже на набатный колокол. — Я просто всегда относился к тебе… Чанбин вдруг осёкся на полуслове. Феликс, до этого неловко пинающий снег поодаль, вдруг подошёл к Бину практически вплотную и положил свои ладони поверх чужих, чтобы помочь правильно завязать никак не поддающийся шарф. Старший буквально выпрямился по струнке и почти не дышал — настолько сейчас его сердце загналось и бешено забилось о грудную клетку, а затем остановилось. — На самом деле… Я вышел за тобой, потому что ты забыл бумажник, — поджал губы Феликс, засовывая руку в карман, дабы вытащить кошелёк. Голова Бина почти закружилась. — Стой, ты… Ты смотрел?.. Феликс молча, прежде спросив разрешения одним только невинным взглядом исподлобья, с характерным звуком отщёлкнул кнопку и распечатал чужой бумажник. Его короткие пальцы аккуратно зацепили полароидную фотографию, и он осторожно протянул её Чанбину. На её неровной глади тут же отпечатались толстые хлопья снежинок. — Я не хотел смотреть, честно… — выдохнул Феликс, стараясь не завести разговор в иную стень. — Просто так вышло, я хотел проверить, твой ли это кошелёк, но в итоге… — Боже, ты её увидел… — спохватился Чанбин, практически схватившись за голову и почувствовав, как земля исчезает из-под ног. — Это… Прости, если считаешь это странным! Я просто скучал, и… Ну, как сказать… Чёрт, какое же дерьмо! — Нисколько, хён, я не считаю это странным, — завертел головой Феликс и мягко улыбнулся. — По правде говоря, я сам… скучал. Наконец повисла тишина. Чанбин, находящийся в панике, зацепился за приподнятые уголки губ. Они всё так же походили на бутон красивого цветка, но теперь уже наполовину раскрывшегося и показавшего свои прекрасные, нежные лепестки. И румянец на щеках Феликса теперь не походил на пьяный — он словно сам был осознанным, напрямую созданный смущением, которое смешалось с горячим паром в холодном воздухе. — Ты… только не говори так, если хочешь спасти моё положение, — издал нервный смешок Чанбин. — Я и так сейчас выгляжу глупо, когда пытаюсь понять, о чём ты… — Я просто увидел эту фотографию и вспомнил, как мы вместе тогда танцевали… Помнишь, как мы кружились, как дураки, потому что нам не досталось ни одной девушки? — внезапно сменил тему Феликс, и Чанбин завороженно кивнул. — А потом был медляк. Наверно, со стороны выглядело слишком, — качнул головой Чанбин. — Ты… был рад, что он закончился так быстро? — тихо спросил Феликс, словно спрашивая разрешение на свой слегка каверзный вопрос. — Глупости… Нет конечно, — грустно усмехнулся Чанбин. — Я был готов убить на месте Юнхо, когда он активировал эту хлопушку. Я тогда даже не услышал, что ты там мне хотел сказать. Феликс сначала смятённо посмеивался, стараясь не пересекать черту, но вдруг замер, когда Бин упомянул последний момент перед тем, как взорвалась хлопушка. В этот же момент снежинка упала ему на нос и тут же растаяла. — Ты… не услышал тогда? — с придыханием спросил, почти что теряя прежнюю неуверенность, Феликс. — Нет? — неуверенно ответил Чанбин. — Было очень громко, я отвлёкся, и… В общем, как-то пропустил мимо ушей, а переспрашивать было как-то страшно, не знаю… — Я… всё это время думал, что ты просто не хотел мне ответить, — в осознании залепетал Феликс и схватил хёна за рукав, застав того врасплох. — Ты… точно не слышал это? Может, ты просто забыл?.. — Я не понимаю, о чём ты, Ёнбок-а… — Я тогда сказал тебе, что ты мне нравишься, хён. В этот момент у Чанбина буквально остановилось всё: дыхание, сердце, а потом и снежинки, кружащиеся в танце, застыли в колючем воздухе как по волшебству. Гирлянды хаотично заморгали, переливаясь то красными и жёлтыми, то синими и зелёными оттенками, переходя из одного в другой. Страх вдруг исчез, заменившись на тяжесть, которая повисла в груди тяжёлым маятником, от коего хотелось поскорее избавиться. — Я… Я тебе нравился?.. — переспросил вдруг Чанбин, сам не осознавая собственного хриплого голоса. Феликс лишь зарылся носом в воротник куртки, который прикрывал палантин. Теперь трясло уже его: увидев такую реакцию, не каждый почувствует себя уверенно. Но Чанбин не хотел этого — он просто не думал о том, что это могло быть взаимно тогда. Он не думал, что для Ликса он намного больше, чем просто близкий друг и одноклассник, сидящий за одной партой. — А сейчас?.. — обмолвился наконец Чанбин, чувствуя подъём бабочек в животе. — Ты правда хочешь это услышать? Бин поймал странную экспрессию на его лице: морщинки у глаз прыгали, на нижнем веке застыла серебряная нить слезы, а губы слегка дрожали. Он не хотел, чтобы его отвергали. Он, видимо, вообще не хотел признаваться в этом первым, но Чанбин практически не оставил ему ни единого шанса на отступление. Феликс просто молча кивнул, заставляя Бина резко выдохнуть. Наверно, это был груз, который упал с его плеч спустя столько времени. Чанбин снова захотел его поцеловать. Он так сильно хотел это сделать. К чёрту всё. Теперь была очередь Чанбина позаботится о его шарфе, ведь слова ему были не нужны. Всего пара секунд, в которые Бин укладывается, оттягивая воротник, и Феликс вдруг сам тянется к нему — так, что клубящийся пар стелется по воздуху и попадает на лица, а губы нежно соединяются, согревая друг друга. Их первый настоящий поцелуй оказался невинным и совершенно обычным, прямо какими и они были во время школьных дней. Если бы они признались в чувствах ещё тогда, то этот поцелуй был бы абсолютно таким же. Так что Чанбин нисколько не жалел. Он лишь слегка его углубил, чтобы показать, какие они сейчас, а после слегка погладил щёку. Бин чувствовал привкус алкоголя, а ещё цветы. Он словно попробовал на вкус самые красивые цветы, и они оказались горьковато-сладкими, какими и должны были быть. И раскрывшиеся бутоны слились с холодным снегом, который таял на их разгорячённых, распухших губах. Даже эти хлопья не мешают им, тут же исчезая на распалённых щеках и облетая их, образовывая купол искренних чувств, прошедших через долгие года расставания. Фотография падает вместе с кошельком в сугроб, когда Феликс обхватывает чужую шею, чтобы приблизиться ещё сильнее, до самого конца. Они практически забывают про время и про то, где находятся, пока Чанбин не отмыкает, ощущая, как земля постепенно уходит из-под трясущихся от вожделения ног. — Просто чтобы ты знал… Я был влюблён в тебя всю старшую школу, — внезапно честно признаётся Бин. — Я не хочу больше ничего скрывать, поэтому скажу как есть. Я хранил это фото и каждый день на него смотрел, ужасно по тебе скучал, а когда Джисон сказал, что ты будешь здесь, я отложил все планы, просто чтобы приехать и увидеть тебя. Я хотел признаться тебе, но я боялся, что у тебя кто-то есть, что ты уже забыл про меня, что ты был влюблён в кого-то другого… — Как ты мог о таком подумать? — вспыхнул Феликс. — Я думал, что моя влюблённость очевидная… Мне кажется, что все знали про то, что ты мне очень нравился! — Видимо, кроме меня и Юнхо, — фыркнул Чанбин и услышал хихиканье со стороны Феликса, которое тут же захотелось сцеловать — это Бин и сделал следом. — Да, он, видимо, так и останется единственным, кто не знает. — Забудь уже про Юнхо, хён, — закатил глаза Ликс. — Я просто хочу, чтобы ты ещё раз меня поцеловал. — И правда, чего только ради тебя не сделаешь. Ещё один поцелуй вышел более смазанным, но всё же не менее чувственным. В какой-то момент Чанбин подумал, что уже на седьмом небе от счастья, когда почувствовал, как под его ногой прощупывается уроненный бумажник вместе с фотографией. От приятного занятия пришлось оторваться, и Ликс разочарованно выдохнул. — Так, я всё-таки хочу ещё вернуться домой, деньги мне ещё нужны, — прокомментировал он и слегка трясущейся рукой поднял кошелёк из сугроба, очистив его от снега и засунув фото внутрь. — Д-да уж… Что-то похолодало, не думаешь? Феликс потёр руки и надел на них перчатки. На самом деле, холодно ему не было. После горячего поцелуя во время идущего снега холодно быть не может, но Ликс слишком смущён обстановкой и совершенно не понимает, куда ему теперь деваться. — Может, немного… — пробурчал он. — Как ты думаешь, они всё ещё поют караоке или уже собираются в отель? — Чанбин отряхнул плечи от снега и с ужасом обнаружил, что его ноги слегка трясутся от переполняющих сердце эмоций. — Они ещё долго там будут, — вздохнул Феликс, почёсывая затылок. — Кажется, там вернулись Минхо-хён с Сынмином, и Минхо с дуру выпил, хотя он за рулём. И там, в общем, теперь некому вести, поэтому все собираются тусоваться до самого утра или что-то в этом роде. — О-о-о, я не готов слушать улюлюканья Минхо-хёна и Сынмина всю ночь… — завертел головой Бин. — Не думаю, что готов вернуться в этот шум. Как ты думаешь, у нас есть шанс выбраться куда-то? — Чанбин вдруг застопорился, увидев, как покраснели щёки Ликса при этих словах, и прокашлялся. — Ну, если ты хочешь, конечно… — На самом деле… — протянул загадочно младший и вдруг вытащил из кармана куртки ключи от машины. Чанбин охнул. — Ну, Чани-хён спросил, куда я иду, перед тем, как я оделся, а потом дал мне ключи от машины Джисони-хёна, чтобы мы забрали свои чемоданы. Сказал, чтобы мы уходили пораньше, если хотим побыть наедине, или что-то в этом роде… — Айщ, чёртов Чани-хён, — ударил себя по лбу Чанбин, пытаясь скрыть своё смущение. — Я потом ему обязательно это припомню… Но, в любом случае. Феликс вздрогнул, когда почувствовал, что Бин осторожно взял его за руку в варежке. Почему-то ему сразу захотелось сцепить их пальцы вместе, поэтому младший, не медля, быстро стянул с себя перчатку и сделал то, чего желал. — Ты же не против, если я заберу тебя провести время наедине, правда? — с надеждой произнёс Чанбин и приподнял уголки губ, ощутив, как по телу разливается мягкое тепло. — Я правда очень этого хотел, но у меня даже не было возможности попросить тебя об этом. — Хён, ты и так знаешь мой ответ, — прищурился Ликс и, посмотрев на сцепленные руки, стал качать их из стороны в сторону. — Будет ещё лучше, если мы не поедем в тот отель на попутке, а возьмём что-то более… уединённое. Чанбин задумался, смаргивая снежинки, которые всё ещё попадали на ресницы и морозили глаза. — Думаю, у нас есть такой вариант. Не против пройтись пешком?***
— И что, ты правда застал их там вместе?! — вытягивается в лице Феликс, когда его накрывает удивление от неожиданного рассказа Бина, кое-как пытающегося восстановить дыхание после подъёма в тёмных лесных горах. — Не поверишь, но они целовались так, как будто готовы были сожрать друг друга, — смеётся с придыханием старший и поправляет съехавшую шапку. — Я не думал, что Сынмин-и с Минхо-хёном настолько друг друга ненавидят, что творят такое. — Я помню, что они были близки в школе, — задумчиво тянет Феликс. — Я имею в виду, у них было много общего. Они всегда были такими громкими, а ещё… ну, sassy, you know what I mean? — Не понял ни слова, но допустим, — хихикнул Чанбин и потянулся к нему, чтобы сжать руку в своей. — Мне просто нравится слушать твой акцент, он особенный, знаешь? — Ага, и у каждого австралийца он точно такой же. — Ликс закатывает глаза, стараясь скрыть в тени мохнатых лап елей то, как покраснели его щёки от комплимента. Подул лёгкий ветерок, сметающий горсти снега вниз, и Феликс слегка поёжился. — А нам ещё долго идти?.. Нести чемодан в руках по такому склону немного трудновато… Чанбин осмотрелся и расцепил их руки, чтобы подсветить серебряную дорогу фонариком телефона. В самой чаще гор было очень темно: длинные, тонкие стволы деревьев, покрывшиеся белым, скучились у тропинки, ведущей вверх, из кустов доносилось шуршание диких птиц, ютившихся в поисках ветвей для гнёзд и хотя бы какого-нибудь тепла, величаво смотрела на них полная луна сквозь наполненные тяжестью облака, и хребты заволокла лиловая дымка едва видного тумана. За спиной, где-то внизу, осталась городская суета рядом с лыжными склонами и шумом из бара, в котором пахло спиртом, потрескивающим огоньком из мангала и сухой древесиной. Здесь же живая природа встретила парней мягкой прохладой и окутала лёгким желанием полениться, наконец достигнув нужной цели, к которой ребята направлялись вдвоём. Бин почесал репу, постаравшись сосредоточиться на вопросе Феликса, и тут же залез в навигатор, проверяя, правильно ли они идут. Интернет тут работал крайне плохо, и им потребовалось время, чтобы двигающаяся покругу оранжевая стрелочка наконец показала их текущее местоположение. Её нос указывал прямо на финишный флажок — значит, с пути они не сбились. А в этой темноте вместе с небольшими, но всё же чемоданами потеряться — раз плюнуть. — Нет, совсем немного осталось, — уверенно произносит Чанбин. — До нашего «шале», или как там это называют, ещё сто пятьдесят метров. — По-моему, «шале» только в Альпах… — пробурчал Феликс, потягиваясь. — Блин, всё равно сто пятьдесят метров по склону — это много. Надо было такси брать… — А ты попробуй тут на такси поехать, — хохотнул Чанбин. — Застрянет водитель в этих ветках, а потом переплачивать за два часа, пока он разберётся, что там с двигателем. — Не попробуешь — не узнаешь. — Феликс делает шаг вперёд и тянет Чанбина руку, чтобы схватиться и не потерять опору. Тот, убирая телефон в карман, отвечает на этот жест и сжимает ладонь посильнее. — Ну, раз пошли пешком, значит надо дойти. Что там хотя бы хозяин домика писал? — Сказал, что ключи находятся в специальной электронной ключнице с кодом, — заученно повторил Бин. — Оставил инструкцию, как пользоваться камином, всякой электроникой… В общем, всё, что нам понадобится и не понадобится. — Здорово, я всегда хотел затопить камин! Уже через десять минут они оказались на месте. Снег к тому времени слегка притих, ветер же усилился и стал подвывать, хотя иногда замолкал, как будто не хотел, чтобы парни замёрзли. Они стояли перед деревянной хижиной среди тёмных елей, за которой можно было увидеть, как склон спускается вниз сквозь острые хребты и кучкующиеся деревья, покрытые серебром. Здесь же горел один единственный уличный фонарь — наверно, он горел здесь всегда, чтобы люди, поднимающиеся в горы, не заблудились в поисках домика, и Чанбин мысленно оценил счета за электричество, которые выплачивают хозяева. Да, как же хорошо, что он не имеет такого дома в собственности. Хотя, скорее всего, это упущение, нежели что-то хорошее, ведь Бин не сможет привести Феликса сюда ещё раз и ещё раз, не сможет жить с ним в вечной зиме на вершине и лепить снеговика, когда вздумается. А ведь такая мысль, пробежавшая, казалось бы, вскользь, оказала на Чанбина сильное влияние. Нет, всё-таки, он хотел бы иметь такой дом и делить его с Феликсом. И платить за фонарь не придётся, потому что Ликс светит не хуже. — Вау, выглядит, прямо как в фильмах! — удивлённо воскликнул младший и тут же потянул Чанбина за собой по тропинке к дому. Они ещё долго копошились с кодом и ключницей, пока наконец не заполучили долгожданную связку и не оказались внутри. На пороге их встретил небольшой коврик с надписью «Welcome» и вешалки с деревянной полкой для обуви внизу. Невысокая платформа позволяла выйти из коридора сразу же в гостиную, где, включив свет, парни увидели самый настоящий угловой камин, старый телевизор на журнальном столике напротив, маленькое окошко с белыми шторами, колыхающимися от лёгкого сквозняка, длинная мягкая белая шкура на полу, которая своей, вероятно, оторванной головой указывала на скромную кухоньку и деревянный двуместный столик у стены, украшенной картинами с горными хребтами и лыжами. И эта атмосфера была бы просто чудесна для того, чтобы прямо сейчас покидать вещи куда глаза глядят и устроить романтические посиделки у камина, если бы не кое-какое осознание… — Хён, а тут… должно быть так холодно? — неловко спросил Феликс, поёжившись, когда снял с себя верхнюю одежду и остался в одном свитере. — Я не думаю… — выдохнул Чанбин, откатывая чемодан в сторону, и прошёлся по ледяному полу. — Видимо, хозяин просто не прогревал дом перед тем, как мы въехали… Сейчас, погоди, дай мне сообразить… — Бойлер должен быть в ванной, разве не так? Напротив друг друга располагались две двери, одна из которых вела наверняка в спальню, а другая — в ванную комнату. Бин слегка выругался себе под нос от ощущения, словно он сейчас замёрзнет здесь насмерть, и лёгкими быстрыми шажками направился в сторону одного из входов, попутно включая свет, где только можно. Феликс по пятам запрыгал за ним. Увидел Ликс парня уже напротив электрического бойлера: Чанбин старательно возился с ним, прищуриваясь и стараясь не ошибиться при настройке. — Блин, я такие только пару раз в жизни видел… Я-то в частном доме ни разу почти не бывал, — чертыхнулся Бин и вдруг почувствовал, как Феликс жмётся к нему, обвивая сильную руку. — Чего, холодно, да? — Просто настрой на шестьдесят восемь градусов, нажми на «плюс», — вместо ответа произнёс Ликс, однако не отпрянул, всё же стараясь сохранять тепло. — Мы в Австралии с родителями живём в частном. Там хоть и не бывает слишком холодно, но всё равно бойлер есть… Чанбин кивнул и последовал указаниям, как вдруг вдумался в сказанное слишком глубоко. Когда Феликс упомянул Австралию, старшему тут же стало как-то не по себе — до этого, проводя с ним время вместе, Бин всё время считал, что, признавшись в чувствах, он обеспечит себе хоть какой-то шанс остаться с Феликсом навсегда. Однако реальность дала ему грубую пощёчину — Ликс ведь приехал всего на пару дней, после чего снова улетит в другую страну, оставив Бина в одиночестве. Он поёжился от этой мысли и поджал губы. Они с Феликсом даже не разъяснили, кем они стали друг для друга. Встречаются ли они, или же это просто роман за несколько дней в путешествии, который закончится ничем? Молчание и бездействие сохранялись слишком долго. Чанбин впал в настолько глубокие раздумия, что не заметил, как Феликс под боком вдруг бесследно исчез — от него остались лишь вмятины на всё ещё накинутой на плечи куртки. Почему-то холод ощущался теперь ещё сильнее, оставляя за собой горячий пар изо рта и глубокую тоску на сердце. Настроив всё так, как Феликс ему указал, Бин в незнакомой для себя панике выбежал из ванной и остановился у её порога, смотря по сторонам. Лёгкий страх в его глазах продолжал гореть, даже когда в поле зрения появилась уже знакомая фигурка, которая уже закидывала в камин сухие дрова, видимо, из кладовой, и проверяла, всё ли в порядке внутри. Почему-то на секунду Чанбину показалось, будто Феликс снова исчез из его жизни навсегда или вовсе никогда не появлялся. — О, хён? — наконец повернулся к старшему Ликс, шмыгая носом и вытирая его пальцем, испачканном в саже. — Уже включил? Я тут подумал, что нужно камин зажечь, чтобы прогрелось быстрее… Нашёл дрова вот, вроде ничего такие, хотя немного влажные… Ну ничего, если повозиться, то… Феликс не успел договорить. Чанбин вдруг сорвался с места и, ни секунды не думая, максимально приблизился к младшему, чтобы обхватить за щёки и терпко поцеловать. Это был их первый поцелуй с момента у бара во время снега, и Ликс успел забыть, каково это — однако старший был здесь, видимо, чтобы своевременно напомнить, именно поэтому Феликс прильнул ближе, стараясь сохранить тепло, и чувственно ответил на внезапный поцелуй, превратив его в долгий и развязный. В какой-то момент Феликс полностью расслабился в его руках — причём настолько, что даже ноги стали ватными, а голова перестала соображать. Чанбин вовремя прекратил близость, чтобы Ликс не потерял самообладание вовсе. Он уже выглядел красным и донельзя смущённым ситуацией, но всё равно глупо улыбался. — Ты чего, хён? — промямлил он, пропустив смешок. — Просто подумал, что без тебя рядом как-то не так. Ликс выдохнул и посмотрел себе в ноги. Чанбин был взволнован и сам, но его волнение колебалось от низких частот к самым высоким. Казалось, что он не мог с собой совладать из-за того, какая неопределённость между ними чувствовалась. Но даже при ней вид смущённого и такого красивого Феликса доставлял Бину невыразимое удовольствие и любовь, и тот не сдержал уголки губ, которые машинально поползли наверх. — А ещё тут всё ещё холодно, — поёжился Чанбин, стараясь замять собственные страхи о будущем и сосредоточиться на настоящем. — Я подумал, что можно согреться так. — Ты глупый, — закатил глаза Феликс и легко толкнул старшего в грудь. — Давай лучше попробуем камин зажечь вместо этого… — А что, тебя это не согрело? — никак не унимался Бин, даже когда Ликс развернулся к нему спиной, сосредотачиваясь на том, чтобы закинуть остальные поленья в камин. — Хочешь чего-нибудь ещё горячее, чем просто поцелуи? — Тебе лучше замолчать, пока я не кинул в тебя эту кочергу, — прищурился Феликс и направил на него чёрную металлическую палку, испачканную в саже. Чанбин демонстративно поднял руки вверх. — Боюсь-боюсь. Спустя какое-то время за мутным стеклом камина с каменной облицовкой заиграли небольшие языки пламени: они танцевали хороводы, стремясь вверх по трубе, и на холодную, зимнюю природу гор выходил горячий, пахучий дым, струящийся по воздуху, словно маленькие тёмные облака, а затем растворяющийся в нём. В доме стало гораздо теплее, чтобы снять куртки, но не настолько, чтобы избавиться от свитеров и футболок под ними. Чанбин и Феликс просто медленно разбирали вещи, общаясь на отвлечённые темы: Ликс узнал, что старший учится на тренера уже несколько лет и скоро будет заканчивать, что тот проходил практику в школах и даже был наставником нескольких детишек, которые в итоге заняли второе место в каком-то местном районном соревновании по бегу; Чанбин же наконец услышал о том, что так долго Феликс делал в Австралии: — Да много чего навалилось на самом деле, — как-то мутно начал он, вытаскивая из чемодана пижаму и кладя её на кресло у окна. — Прости, что так резко перестал общаться в тот момент. Мне пришлось навёрстывать английскую грамматику, потому что за время школы в Корее я её конкретно подзабыл, потом вступительные, юриспруденция, и вот уже заканчивается последний год колледжа. — Ты поступил в колледж? А почему сразу не на вышку? — задал тут же вопрос Чанбин, поворачиваясь к нему. — Да просто не знал, кем мне быть, вот и выбрал колледж, чтобы не жалеть потом. Ну и потом, конечно, туда легче… Я бы не вытянул вышку, мне не хватало многих знаний. — И что… планируешь делать потом? — Бин напрягся, когда разговор продолжился в не совсем приятной для него теме. — В смысле, когда сдам последнюю сессию? — В смысле, когда диплом получишь свой. Пойдёшь на вышку дальше? Выберешь что-то другое? Феликс глубоко задумался, перестав складывать в стопку белую футболку от пижамного комплекта. Его лицо подёргивалось ритмическими переливами, и Чанбин заметил это даже краем глаза, почувствовав, что сердце беспредельно ёкает и бьётся о кости. Страшнее всего было услышать про то, что Ликс останется в Австралии навсегда, что никогда не вернётся в Корею и что всё закончится так же быстро, как и началось. — Я ещё пока не решил, — коротко промолвил младший. — Я, конечно, хотел очень попробовать себя в музыке… Я про это говорил с Джисоном по переписке. Он говорил мне идти, куда я пожелаю, но я не уверен в этом. В любом случае, я не думаю, что… смогу так быстро освоить другую специальность, если в этом не будет необходимости. — Ты, наверно, прав, — тяжело вздохнул Чанбин, улавливая, к чему Ликс клонит. Повисло неловкое молчание. Бин не знал, что ещё можно добавить к своему немногословному ответу, поэтому просто предпочёл дальше разбирать одежду, как ни в чём не бывало. Однако невозможно было забыть то, как болезненно сжались внутренности в осознании, что у Феликса нет не только той самой «необходимости» для занятия любимым делом, но и для того, чтобы остаться в Корее. Мог ли Чанбин удержать Ликса, мог ли предложить себя в качестве той самой необходимости? Вопросы оставались без ответов. Чанбин хотел прожить с Феликсом эти дни, будто они последние: вслушивался в потрескивание дров в камине, чувствовал, как к щекам приливает кровь при мысли, что присутствие Ликса так влияет на него, краем уха слышал его дыхание — такое комфортное, тёплое и родное. Всё вернулось к одной и той же идее: даже если им не светит быть вместе, нужно наслаждаться тем, что у них осталось. В какой-то момент Бин уже хотел предложить Феликсу попить чего-нибудь горячего на ночь, чтобы согреться сильнее, но вдруг обнаружил его стоящим у окна с распахнутыми, удивлёнными глазами. — Ёнбок-а, что-то интересное? — Чанбин подошёл поближе и заглянул в окно, как вдруг охнул. — Посмотри, как идёт снег, хён… Порхающие снежинки, слепленные между собой и образующие крупные хлопья, похожие на мигающие пятна, гладко скользили по воздуху, вытанцовывая пируэты. За ними были видны жёлтые и оранжевые огоньки из близлежащей деревни, находящейся ниже по склону, и серебряный покров ложился на едва заметные силуэты маленьких домиков пуховым одеялом, сотканным из фигурных кристалликов. Картина была настолько завораживающей, что парни ещё несколько секунд смотрели на неё через окно в морозных узорах, прежде чем Феликс сорвался с места и побежал к порогу, чтобы быстро напялить на себя уличные ботинки. — Эй, ты куда это без куртки? — спохватился Чанбин, выбегая на улицу за ним, предварительно напялив на себя только шарф и сапоги. — Совсем с ума сошёл? Мы так заболеем! — Ну и что? — весело подмигнул Феликс, спрыгивая с крыльца и попадая в образующиеся сугробы. — Зато смотри, как красиво! Здесь снег намного отличался от того, что шёл внизу. Он был каким-то особенно волшебным: Феликс прыгал на нём, словно на пушинках, и они как будто помогали ему взлететь, становясь волшебными помощниками из сказки. Ели в белых шапках слегка покачивались из стороны в сторону от легкого ветерка, который нёс с собой молодую метель, постепенно превращающуюся во взрослую, а пока украшающую землю великолепными блестящими коврами. Жёлтый фонарь замигал и запылал ярче, осветив невычищенное крыльцо в следах от ботинок, и теперь веснушчатое, счастливое лицо стало заменой закатившегося за горизонт солнца. Чанбин не мог оторвать глаз. Феликс прыгал, не теряя широкой улыбки, — прыгал на одной ноге, потом на двух, затем захватывал в холодные руки горсть снега с земли и подкидывал, рассыпая, словно конфетти, а потом смеялся, смеялся и ещё раз смеялся… Его щёки тут же покраснели, из носа потекло, но тело совершенно не дрожало. Ликс жил моментом и чувствовал его так, как никто другой — именно это в нём Чанбин так сильно полюбил. Феликс, не думая ни о чём, соглашался прикрыть одноклассников, когда это было нужно, наплевал на осуждение и стал парой Чанбина на выпускном балу, танцевал с ним так, как в последний раз. И это действительно стало последним их танцем, ведь вскоре их разлучила судьба, и от Ликса осталась лишь смятая фотография… Бин не хотел, чтобы у него снова осталось дурацкое фото с воспоминанием о тёплом поцелуе. Он хотел чувствовать такой же поцелуй изо дня в день, пока его губы не потрескаются. Он хотел видеть эту улыбку, эти веснушки, это счастье и радость на лице каждый день. Чанбин не хотел всего этого терять — он хотел стать причиной того, чтобы Феликс выбрал себя и остался с ним. Он хотел потанцевать хотя бы ещё один раз. — Ёнбок-и. Феликс не слышал. Он так радовался приходу метели, которая, казалось, преследовала их ещё на лыжной горке, однако теперь всё было по иному. Чанбин просто сделал два шага, поравнявшись со младшим, и схватил его за плечи, резко остановив. Ликс удивлённо захлопал глазами, когда почувствовал мягкую хватку. — Ёнбок-и, — снова повторил Чанбин, смотря тому в глаза. — М-м-м?.. — Давай потанцуем. Как тогда, на выпускном. Это было настолько резко, что Феликс на какой-то момент оторопел и молча хлопал ртом, словно рыба. Однако причин отказываться не было — Ликс вдруг покраснел ещё сильнее, становясь похожим на спелую клубнику, разорвал зрительный контакт и нежно вложил свою руку в чужую, позволяя взять Чанбину ответственность за это на себя. И он берёт. Это выглядит донельзя неуклюже без музыки, а ещё Феликс пару раз наступает ему на ноги, но это время было драгоценнее всего на свете. То, как Ликс сбито дышал, выпуская горячий пар, стелющийся по воздуху клубами, то, как Чанбин согревал его ладони в своих, практически прижимаясь лбами, смотрел лишь на него и пытался соединить контакт глаз, который был так нужен сейчас. Парни покачивались из стороны в сторону, изредка посмеиваясь из-за собственной неуклюжести, а потом Феликс с улыбкой обнял старшего, прижимаясь покрепче и продолжая плавать в медленном танце, который они так и не закончили во времена старшей школы. Внутри Чанбина что-то медленно таяло — возможно, это был тот самый страх, сковывающий конечности и, что самое главное, язык, даже сейчас. Но сейчас волшебная зимняя атмосфера, тёплые объятия и мягкое тело в руках наконец позволили ему развязаться, и Бин прильнул к уху младшего, прошептав что-то очень важное: — Я люблю тебя, Ёнбок-а, — донеслось до Феликса лёгким эхом, и он вдруг остановился, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Ностальгия пробила его острым колом и заставила замереть. — Если ты меня любишь в ответ, то ты любишь эгоиста… Потому что я не хочу, чтобы ты уезжал отсюда. Я хочу быть хотя бы какой-то значимой причиной, по которой ты мог бы остаться… Тишина была настолько звенящей, что Чанбин слышал лишь белый шум в ушах. Он продолжал придерживать Феликса, но тот всё равно отпрянул, смагривая снежинки с ресниц. Его губы были слегка бледные от холода — конечно, они оба были на морозе без курток и, вероятно, подхватят простуду после этого, но Бин не мог уйти сейчас. Он хотел услышать ответ, во что бы то ни стало, хотел почувствовать хотя бы что-то, отдалённо похожее на согласие. Ликс молчал. Он так долго молчал, что мороз окутал их неприятной, сковывающей дымкой. Внутри Чанбина образовался один сплошной сумбур — в него будто тыкались острые ветви тревоги, которая смешивалась с ощущением провала, который встретил его сумрачной прохладой на сердце. Но в какой-то момент Феликс, тяжело выдохнув, наконец посмотрел на старшего и мягко сжал его руку. — Да, это звучит правда очень эгоистично, — честно признался он. — Но я говорил, что я не против твоего эгоизма… Я чувствую себя очень нужным. Я… Я очень хотел услышать, что ты всё ещё ждёшь меня здесь. — Но мы даже не решили, встречаемся мы или нет, — нетерпеливо выдал Чанбин, ощущая, как уголки губ машинально ползут вниз. — Если ты уедешь, то мы снова оборвём нашу связь. Я знаю, что это твой выбор, но я не хочу тебя терять. Я правда… Правда так долго ждал, что мы встретимся снова, и… Чанбин осёкся, когда почувствовал на своих холодных губах лёгкое покалывание: Феликс обхватил его щёки и поцеловал, со спокойствием прикрыв глаза. Бин почти что растворился в нём, ощущая, как эмоции слегка притупляются, оставляя за собой умиротворение. Когда Ликс наконец отпрянул, у старшего осталось вопросов только больше. — Я не был уверен в том, что меня может здесь что-то удержать, — сказал Ликс, всматриваясь в напряжённое лицо. — Хён, я… Прости. Я правда до конца не был уверен в том, что смогу остаться здесь, с тобой. Что, если я приеду в Корею, то у меня будет то, для чего я буду жить. Джисон предлагал мне место в лейбле, но я всё равно не мог ответить ему точно. Потому что я знал, что, если я останусь в Корее и не смогу быть с тобой, хён, то мне будет слишком больно. — И почему ты так думал? — покачал головой Чанбин и мягко поцеловал того в лоб. — Неужели по мне совсем не было видно, как я по тебе скучал… Как сильно ты мне нравишься и как сильно я ждал тебя здесь… — Прости, хён, — прильнул к старшему Феликс и крепко-крепко обнял. Спустя минуту молчаливых объятий он заговорил снова: — Мне всё равно нужно будет уехать снова, чтобы закончить колледж, а потом я вернусь сюда, чтобы попробовать пройти в лейбл, в котором работает Джисони-хён. Думаю, родители не будут против. — Тогда… Могу я спросить ещё раз? — Чанбин отпрянул и очистил волосы Феликса от рассыпанных по локонам снежинок. Тот мило зажмурился и пропустил смешок. — Ты будешь встречаться со мной, Ёнбок-и? — Буду, хён. Уверенность в его ответе наконец заставила гору с плеч наконец упасть. Чанбин глупо засмеялся, не в силах сдержать накал эмоций, нарастающих по всему телу волной цунами и захлёстывающей с головой. Он уже даже не чувствовал леденящего холода, ранее заставлявшего окоченеть — просто смотрел на Феликса, на искренность в его юных чертах, на то, как он вырос за эти годы и как вернулся к нему, чтобы сойтись. Жёлтый фонарь снова замигал. Чанбин приблизился к младшему и снова поцеловал его, придерживая за затылок, и тот обвил руки вокруг его шеи. Слепленные между собой хлопья растворялись на их горячих поцелуях, когда Бин слегка его углубил, и Феликс поддался этим ласкам, чтобы потонуть в старшем до самого конца. Они целовались, и снег будто таял вокруг них, создавая волшебную атмосферу самого романтичного лыжного курорта. Из дымоходной трубы шло тепло, растворяющееся в воздухе запахом костра, однако даже здесь двум парням было жарко, ведь вдвоём никогда не замёрзнешь. Скрип снега под ногами отдавался приятным шумом в барабанные перепонки. В какой-то момент Бин всё же оторвался от чужих губ, и увидел играющее блестящими искорками в глазах счастье, искренне распространяющееся на всю округу. Он хотел было приблизиться ещё один раз, превращая чувства в прикосновения, когда вдруг парни вздрогнули от протяжного мяуканья со стороны. — Боже, что это? — быстро обернулся Феликс в сторону какого-то копошения. — Господи, откуда… Прямо на крыльце их арендованного на несколько дней деревянного дома, под крыльцом, рассматривая переливания в настенном жёлтом фонаре, сидел совсем маленький растрёпанный котёнок с серо-белой шёрсткой и чёрным пятнышком возле розового носика. Он еле-еле перебирал своими лапками на морозе, спотыкаясь о свежие сугробы, но всё равно не мог оторвать своих любопытных зелёных глаз от единственного источника света. Феликс тут же спохватился и, взял за руку Чанбина, потянул его в сторону крыльца. Котёнок тут же среагировал, сначала слегка опасаясь парней, но затем, как только Ликс присел на корточки и потянулся к нему, сразу же потёрся о холодные пальцы и протяжно мяукнул. — Посмотри, хён, он сильно замёрз! — охнул тревожно младший и повернулся к Чанбину. — Откуда он здесь вообще? — Возможно, из той деревни убежал и потерялся, — цокнул Бин и покачал головой, чувствуя, как мороз захлёстывает теперь и его. — Бедолага какой, ему бы согреться… Да и мне, собственно, тоже… — Как думаешь, хозяин дома не будет против, если мы приютим его на денёк? — с надеждой спросил Ликс. — Пожалуйста, хён, мне его так жалко… Посмотри, какой он очаровательный! Котёнок словно услышал похвалу, замурлыкал, оставаясь в руках Феликса. Тот не выдержал и тут же взял его на руки, согревая у груди, пока Чанбин нервно кусал губы, думая, стоит ли нарушать правила и пустить незваного гостя в дом. Однако поблёскивание в искренних больших глазах подкупило его, и Бин сдался. — Ладно, пойдём, — указал на дверь Бин и прищурился, обращаясь к животному. — Надеюсь, ты, мой пушистый друг, ходишь в туалет на улицу. С этими словами Феликс, счастливый и растроганный, потянул хёна обратно в дом, оставляя на улице лишь глубокие следы в сугробах и воспоминание о волшебном танце и признании в любви во время снегопада.***
Натягивая тёмно-синие пижамные штаны вместе со светло-серой майкой-безрукавкой, Чанбин слышал, как потрескивает камин в гостиной. Пока они мёрзли на улице, дом наконец смог нагреться до конца, и каждый его уголок пропитался запахом дерева и имбирных печений, которые успел приготовить за это время Феликс. На часах было уже почти двенадцать ночи, когда Бин вытирал полотенцем мокрые волосы и смотрелся в зеркало: без макияжа и укладки в домашней одежде он выглядел комфортно и слегка заспанно. Он вышел из ванной с полотенцем на плече и тут же ухватился взглядом за сидящего напротив камина Феликса: волосы у того были всё ещё мокрыми, хотя он принял душ первым, рядом с ним стояла чашка с ароматными имбирными печеньями, до которых, похоже, почти не притрагивались, мягкая шкура, на которой он сидел, слегка продавливалась ворсинками под весом парня, а на коленях у него сидел и мирно посапывал котёнок, усы которого слегка щекотали кожу. Глаза у Ликса были слегка прикрыты, и было видно, что он просто расслаблялся и грелся, пока это было возможно. Сердце Чанбина дрогнуло от влюблённости. Он мягко улыбнулся и, подойдя поближе, захватил из чашки одно печенье, после чего отправил в рот. Это заставило Феликса открыть глаза и посмотреть на него. — Уже всё? — Ага. Я не сижу в душе, как ты, по полчаса, — ехидно хихикнул Чанбин и, прожевав имбирного человечка, промычал в удовольствии. — Я там занимаюсь важными делами, тебе не понять, — фыркнул в сторону Феликс и погладил котёнка, но аккуратно, чтобы тот не проснулся. — Ну да, ну да… Одно твоё важное дело точно безупречное, ты печёшь прекрасные печенья, — облизал пальцы Чанбин и посмотрел в сторону раковины, где была сложена вся грязная посуда, оставшаяся после выпечки. — А убираться мы не будем? — М-м-м, я слишком устал, — покачал головой Ликс и снова прикрыл глаза. — Завтра с утра помою. — Уверен, что мы с утра вообще встанем? — хохотнул Чанбин, пока мыл руки, стараясь не задеть посуду. — Такое чувство, что спать нам ещё до полудня придётся. — Мне всё равно, я на романтическом зимнем курорте со своим парнем и со Спотти, зачем мне волноваться об этом? Жаль, что Феликс не видел, насколько зарделись щёки старшего в этот момент. В груди приятно заклокотали чувства. То, как Феликс назвал его своим парнем, отозвалось где-то внутри мурлыканием — было ли то мурлыкание котёнка на коленях Феликса, или это Чанбин так отреагировал на сказанное Ликсом — неизвестно. Он предпочёл не думать об этом и, закончив мыть руки, направился к отдыхающему на шкуре младшему, чтобы осторожно сесть сзади него, вытянув ноги, и, прижавшись щекой к тёплому стыку плеча и затылка, мягко обнять. Феликс тут же открыл глаза, но не двинулся с места, боясь спугнуть зверька, который так и продолжал спать сквозь протяжное рокотание. Их пятки в носочках соединились, и Бин слегка подвигал своей, чтобы приласкать Феликса. Тот тут же расслабился, приняв внимание к себе, и нежно потёрся виском о мокрые волосы Чанбина, чуть откинув голову назад. — Ты уже успел его назвать? — в какой-то момент тихо спросил Чанбин, указывая носом на котёнка, и Феликс кивнул. — А почему Спотти? — У него есть пятнышко у носика. На английском пятнышко — «Spot». Поэтому и Спотти, ему подходит, — лениво улыбнулся Ликс и мягко погладил зверька, почесав за ухом. — Он очень ласковый. Не похоже, что чей-то, его даже помыть пришлось, пока ты с формочками возился на кухне… Куда же он потом пойдёт и кто его будет чесать вместо меня?.. — Эй, тут есть ещё один кот побольше, который хочет, чтобы его почесали, — с игривой возмущённостью возразил Чанбин. — Блин, ну так нельзя, — покраснел Феликс и со смущённой улыбкой отвернулся от старшего. — Ты не можешь так со мной поступать… — Он всё ещё ждёт, — закатил глаза Чанбин и прижался поближе, подставляя голову. Сквозь лёгкую растерянность Ликс всё же закинул руку назад, чтобы дотянуться до влажных каштановых волос, и мягко погладил их. Чанбин облегчённо улыбнулся, и младший стал чутко прислушиваться к его спокойному, ровному дыханию. — Мы… можем его забрать? — в какой-то момент задал вопрос Феликс. — Мне ещё ехать на поезде, меня с ним не пустят, Ёнбок-и, — пробубнил Бин, наслаждаясь поглаживанием с прикрытыми глазами. — Он без прививок, ничейный совсем, что мне с ним делать? — Тогда, может, попросишь Джисона отвести тебя вместе с ним… Я не хочу оставлять его здесь одного, я к нему уже привязался. — А что, хочешь жить потом со мной и Спотти? Феликс тихонько вздрогнул и перестал гладить обоих. Это заметил и котёнок — тут же приоткрыл один глаз и вопросительно взглянул на парня в розовых пижамных штанах, что только что уделял ему всё своё внимание. Чанбин усмехнулся ему прямо на ухо, заставив по телу пройтись тысячи мурашек. Старший воспользовался его уязвлённым положением и неожиданно поцеловал в мочку сзади, заставив ахнуть, и Феликс, сам того не осознавая, накрыл чужие руки, сцепленные на талии. — Ну, я… Я думал об этом, — промямлил Ликс и прикусил нижнюю губу, когда Чанбин сделал то же самое. — Думал, что, может, сильно соскучусь, что не смогу отпускать неделями, а ещё котёнка некуда деть, вот и… — Ты такой милый, — бархатисто ухмыльнулся старший, и Феликс неосознанно поёжился от горячего шёпота, который заставлял всё тело сладко напрячься. Особенно, когда хён говорит такие вещи. — Я не против. Найдём способ, как увести Спотти. Наверно, придётся Джисону потесниться и выдержать испытание езды с котёнком без переноски. — Спасибо, хён! — радостно подорвался Феликс, и котёнок вдруг встал на лапы, чтобы устроиться на коленях поудобнее и снова улечься. — Уговорим как-нибудь, я всё устрою, я… — Всё в порядке, — потёрся о загривок Чанбин и слегка толкнул его в пятку своей ступнёй. — Давай завтра об этом подумаем. — Да, конечно, хён… — улыбнулся Феликс и устроился поудобнее, чувствуя горячее дыхание сзади, что обжигало его кожу. За окном всё ещё искрился падающий снег, сливаясь с зимней местностью горных хребтов. Где-то там, в ближайшей деревне, горящей разноцветными огоньками, проходили какие-то празднества и вечеринки, а здесь, на одной из вершин, было очень тихо и спокойно. Чанбин был счастлив находится в таком месте вместе с Феликсом, когда никто не может их потревожить, и они оба могут наверстать упущенное только вдвоём, не обращая внимание на одноклассников. Завтра они ещё раз встретятся и пойдут снова кататься, затем, может, посетят местные достопримечательности, а пока Бин готов посвятить весь вечер одному парню, по которому он так сильно соскучился. Огонь в камине приятно согревал ноги. Сидеть вот так, с Феликсом впереди, было достаточно жарко, однако старший готов был потерпеть, потому что не хотел отпускать того ни на шаг. — Так тепло, — расслабленно прошептал Ликс и чуть откинул голову назад. — М-м-м… — И правда… Очень тепло, — согласился Чанбин и, не упустив очередной момент, чмокнул Феликса в щёку. — А твои щёки совсем горячие. Что, так нравится сидеть со мной? — Угу, — хихикнул Феликс. — Поцелуй меня так ещё раз. Чанбин снова поцеловал его в то же место, а потом вдруг снова переместился назад, чтобы дотронуться губами до проколотой мочки уха. Феликс заметно вздрогнул и сжался, однако Бин не собирался останавливаться, и теперь перешёл на загривок, отодвинув волосы одной рукой и продолжив оставлять слегка мокрые следы на сливочной коже. Нежность, наполнившая сердце Ликса, постепенно стала выходить за берега. Его пальцы на ногах рефлекторно поджались от слишком чувствительного контакта. В какой-то момент Чанбин всё же разорвал его, желая понаблюдать за реакциями младшего, и тот нашёл миг, чтобы поймать чужой взгляд, полный заботы и любви. У Феликса же веки были чуть опущены, покусанные губы приоткрыты, а щёки зарделись ещё сильнее, чем прежде. Бин уловил его настроение, написанное на сдвинутых к переносице бровях, приблизился и коснулся лишь носами, прежде чем Феликс откинул голову ещё сильнее соединил их губы в развязном поцелуе. Рука Ликса тут же поползла от котёнка к коленке, а затем выпрямилась и согнулась на уровне с лицом старшего, дабы приблизить ещё сильнее. Губы Чанбина были покусаны и немного сухими, именно поэтому Феликс не нашёл ничего лучше, чем облизать их и обречь себя на то, что Бин подхватит настрой и запустит язык через приоткрытый рот, а затем максимально прильнёт, чтобы не дать младшему отстраниться. Сидеть у камина в объятиях друг друга вмиг стало жарко. Котёнок Спотти, до этого ласкающийся у Феликса, заметил, что парня он больше не интересует, и спрыгнул с колен, направляясь к креслу, чтобы заснуть теперь там. Когда Ликсу больше ничего не мешало, он попытался согнуть ноги в лёгком покалывающем возбуждении, но в тот же момент Чанбин вдруг слегка сжал чужую талию и коснулся пальцами кожи под спальной футболкой. Он не ожидал, что Феликс отреагирует на это тихим, басистым стоном. — Х-хён, — послышалось от него сдавленно, и младший накрыл руки Чанбина своими, будто резко останавливая его. Чанбин хотел было спросить, было ли это слишком, но, когда Феликс медленно провёл их прямо под белую футболку, чтобы тот дотронулся до плоского живота наверняка, Бин практически непреувеличенно сошёл с ума. Кожа там была значительно более нежная и бархатистая, а ещё донельзя горячая. Чанбин почти непрерывно смотрел на то, как изгибаются складки ткани над его рукой, пока не заметил краем глаза, насколько сильно покраснел Феликс, и снова поймал его губы в возбуждённом поцелуе. Прямо там пальцы осторожно очертили контуры совсем немного выпирающего пресса, ненароком задели пупок и направились выше. Когда Чанбин задействовал и вторую руку, футболка ощутимо задралась, и Феликс вздрогнул от почти незаметного холодка, прошедшего по телу. Контакт был настолько близким и жарким, что парни оба почти что вспотели: сидеть на мягкой шкуре напротив камина и заниматься близостью одновременно не было самой лучшей идеей Чанбина, зато до ужаса атмосферной и горячей настолько, что Бин не хотел прерываться, чего уж там говорить про Ликса. И правда. Тот, практически съедая чужие губы в глубоком поцелуе, выгнул спину практически так, как это делал Спотти после дрёмы, хаотично двигал ногами, не в силах расслабиться, и периодически издавал басистые стоны, которые делали из Чанбина очень слабого, неспособного рационально мыслить человека. В какой-то момент Бин забрался слишком высоко и мог уже достать до ключиц, но вдруг остановился у груди и как бы ненароком задел выпирающие розовые соски двумя указательными пальцами. То, какой звук издал Ликс при этом, было на грани с непристойностью, а ведь Бин лишь только ласкал его — ничего более. — Господи, я никогда не слышал ещё, чтобы ты так красиво звучал, — прошептал старший, когда Феликс оторвался от его губ и уставился вниз, рассматривая чужие руки поверх собственной груди. Бин не упустил момент мокро поцеловать его в шею и затылок. — Даже когда мы пели на уроке музыки, ты звучал иначе… — Х-хён, ты понимаешь, что мы делаем? — сквозь тяжёлое дыхание произнёс Феликс. — М-м-м, а ты? — ответил вопросом на вопрос старший. — Если тебе не нравится, то я могу этого не делать, но… Мне кажется, что ты целовал меня так, что готов был сам повалить на пол. — Мне всё нравится, — внезапно честно признался Ликс и снова накрыл ладони Чанбина, чтобы навести их. — Пожалуйста, коснись меня ещё раз… — Вот тут? — Да, вот здесь. Это было… Ах… Ликс издал приглушённый вздох и прикусил фалангу пальца, когда Чанбин снова коснулся его уже набухших сосков. Краем сознания старший уже чувствовал, как его эрекция упирается Феликсу в спину, и думал о том, заметил ли он это, однако предпочёл отдать всего себя человеку, по которому так сильно соскучился. Всё-таки, подростковые мечты тоже отыграли когда-то своё, и Бин не мог соврать о том, что не мечтал об этом. Чтобы Феликс был здесь, в его нежных объятиях, сладко стонал от того, как старший его ласкает, и чтобы за окном шёл снег, покрывая землю пуховым одеялом и ложась на внешние деревянные подоконники тонким слоем со следами прилетающих птиц. В камине всё ещё атмосферно потрескивали дрова, языки пламени бились об стекло, посылая тепло в гостиную, но жарче становилось лишь оттого, что Чанбин оставлял на шее Феликса горячие поцелуи, когда его пальцы перешли от лёгкого касания до намеренного потирания вставших сосков. От громкого выдоха Феликса вздрогнул даже котёнок, пытавшийся мирно заснуть на разбросанной одежде, которая покоилась на кресле смятыми комками. От нежности хёна Феликсу хотелось лезть на стены. Это была целая гамма чувств сразу: возбуждение, пульсирующее в паху, бьющееся сердце от удовольствия, приятная боль от трения набухших сосков, запах имбирных печений и полыхающего в камине дерева и любовь. Чанбин был так внимателен к тому, как направлял его Ликс, и ему не хотелось останавливаться — по правде говоря, младший хотел, чтобы всё закончилось именно так. Или же… только начиналось? — Ты… такой податливый, — произнёс вполголоса Бин, нетерпеливо потираясь о задницу Феликса в попытках хоть как-то помочь себе, а затем специально сжал соски между пальцев, заставив Ликса издать самый громкий стон из всех, что из него выходили. — Хён, пожалуйста… — в прострации шепчет Феликс, чувствуя возбуждение старшего и то, как он прокручивает бусины его сосков, играясь с ними так, что младший постепенно теряет самообладание и ощущение реальности. Ликс начинает в нетерпении ёрзать по мягкой шкуре, и Чанбин наконец замечает выпуклость между его чуть раздвинутых ног. Коленки младшего немного трясутся, и Феликс постоянно тянется свободной рукой к паху, однако одёргивает сам себя, как будто не знает, может ли сделать это и будет ли это правильно. Вместо этого Бин мягко накрывает его ладонь, останавливая ласки, и не упускает возможности поцеловать того в стык плеча и шеи. — Я могу потрогать тебя, только дай мне своё согласие. Фраза, сказанная почти что утробным, низким голосом сзади выбивает из Феликса вздох. Он никогда бы не подумал, что услышит именной такой тон, принадлежащий хёну, поэтому тушуется и нервничает, заплетаясь в словах. — Со… Согласие? — Я не хочу трогать тебя там без твоего согласия, — поясняет Бин, продолжая оставлять на шее лёгкие поцелуи и поглаживая ладонь Феликса большим пальцем. — Я хочу позаботиться о тебе, а не навредить. Если ты не захочешь продолжать или хочешь сам себе помочь, то я не буду приставать к тебе или что-то в этом роде. Просто чтобы ты знал, я… Мне не нужно заниматься с тобой сексом, чтобы быть ближе. Я и так по тебе сильно скучал, что каждое прикосновение для меня на вес золота. То, как загналось сердце Феликса, было настолько сладко-приторно, что Ликс затаил дыхание, потому что не мог усмирить собственный поток чувств. Хён всегда о нём заботился — было ли то незначительное проявление снисхождения с его стороны в школьные дни, или то, как Бин защищал его, как спасал много раз или проявлял свою любовь тихо и незаметно, чтобы Ликс этого не понял, но вместо этого почувствовал и принял. И даже сейчас, когда они оба повзрослели и уже опустили ту детскую наивность вместе с неспособностью выразить чувства вслух, Чанбин всё равно заботится о нём и не хочет, чтобы его младший почувствовал себя некомфортно. Феликс тяжело дышит. Рука Чанбина всё ещё сжимает его ладонь, и Ликсу приходится постараться, чтобы перехватить её и специально опустить вниз по животу, останавливая прямо в районе паха. Старший вожделенно охнул. — Ты шутишь что ли? Я люблю тебя, хён, — произносит почти изнемождённо Феликс и поворачивает к хёну голову, чтобы мягко поцеловать. Тогда Бин видит, как его младший возбуждён и как сильно покраснело его веснушчатое лицо. — Пожалуйста, хён, я правда этого хочу… Прошу, потрогай меня. — Г-господи, ты… Я-я тоже тебя люблю, — в лёгкой панике от сказанного бубнит Бин и целует того в ответ, а затем всё же выполняет просьбу и накрывает выпуклость Ликса рукой, начиная поглаживать. По мере того, как поглаживания становится интенсивнее, Феликс медленно забывает про лыжный курорт, про пьяных одноклассников, про мягкую шкуру на полу и про зажжённый камин, помогающие согреться, про котёнка, спящего и не обращающего никакого внимания на то, что устроили внизу хозяева, и про идущий за окном снег, до этого заставлявший кипеть от счастья кровь. Теперь, к слову, кровь кипеть заставляет Чанбин, который вцепляется губами в чужое плечо, втягивая кожу до первого кровоподтёка, и сжимает член младшего через ткань, окончательно помогая тому полностью отдаться в его руки. Сильная ладонь с выступающими венами буквально дразнит Феликса: пальцы с издёвкой поддевают кромку розовых спальных штанов, намекая на то, что вот-вот избавятся от них, а затем тут же снова обхватывают ствол через одежду и очерчивают его, между делом сжимая. От засоса на шее Ликс почти взвыл и откинул голову назад, переставая стараться хоть как-то сдерживать себя. — Б-блять, как же красиво ты звучишь, м-малыш, — слышит он шёпот на ухо и совсем сходит с ума от нетерпения, готовый уже самостоятельно подрочить себе, лишь бы хён перестал его дразнить. — П-пожалуйста, сними… Ах! Феликс дёргается на моменте, когда Чанбин находит кончик его головки через одежду и нажимает на неё, и ему тут же приходится удержать младшего на одном месте, чтобы тот не повалился на бок от чувствительности. Тепло, рассеивающееся от камина, начинает практически выжигать на их ступнях клеймо, гласящее о том, чем они сегодня занимались на этой мягкой шкуре. — Снять? Посмотри, как тебе нравится, малыш… — специально говорит Чанбин и ловит улыбкой то, как Феликс выстанывает что-то невнятное на новое прозвище. — Ты так прекрасно выглядишь вот так, когда я на тебя смотрю с этого угла… — Я думаю, если ты продолжишь говорить такое… кончу прямо в штаны, — честно выдыхает Феликс и стыдливо прикусывает нижнюю губу. — Что, тебе так нравится, когда хён делает тебе комплименты? — целует его в шею старший и сжимает член, заставляя Ликса выгнуться. — Да… Да, очень нравится. Мне всегда очень нравилось… Я… — Феликс издаёт стон, когда Чанбин дразняще оттягивает резинку его розовых штанов. — Я всегда хотел, чтобы ты обращал на меня больше внимания. Поэтому, пока я думал, что ты специально мне не ответил тогда, на выпускном… Я придумал, что буду развлекаться с другими, чтобы привлечь твоё внимание… Но мне всё равно так хотелось проводить с тобой время, хён. — Иди сюда, малыш. Феликс резко поворачивается к старшему и тут же сталкивается с ним носами, но, прежде чем успеть просто посмеяться над этим, Чанбин завлекает его в развязный, горячий поцелуй, на который младший с удовольствием отвечает. И, пока они страстно отдают друг другу своё тепло, Бин пролезает одной рукой под майку снова, чтобы сжать твёрдый сосок, а второй наконец ныряет Ликсу под резинку штанов и надавливает на мокрое пятно возле головки. Теперь поцелуй отдаётся вибрацией в чужие губы, не оставляя равнодушным старшего, который ещё ни разу не притронулся к себе. Ликс, краем сознания заметивший то, как на миг ослаб Чанбин, приблизился к нему спиной максимально близко и специально поёрзал, дабы хоть как-то создать трение. Услышать первый, глухой стон хёна теперь было словно благословение, заставившее член выпустить ещё какое-то количество естественной смазки, тут же впитавшейся в серую ткань трусов. — Хочешь… довести меня? — бормочет Чанбин, отрываясь от губ и смотря на Феликса исподлобья. — Ты такой красивый, хён, — как в забвении произносит Феликс и целует того в уголок губ. — Господи, только не заставляй меня просить тебя говорить такое. Я перед тобой слишком… — Ты мой самый любимый, прекрасный хён. — Феликс прикусывает губу и вдруг съезжает ниже, чтобы дотронуться губами до чужой шеи и оставить на ней свой след. У Чанбина в тот же миг сжимается сердце, и он старается сдержать совсем небольшие крупицы слёз от счастья, смешанного с ярким возбуждением. Он краем глаза видит, как за окном всё ещё валит снег и как бьёт своим тоненьким хвостиком об одежду Спотти, мурлыкающий во сне, а потом его кувалдой ударяет осознание, что он даже надеяться на такое не мог. На мягкого, податливого Феликса в его руках, который будет шептать ему о любви на полу перед камином, его глаза будут сиять от удовольствия, а тело — желанно отвечать на ласки. И Бин ещё никогда не чувствовал себя настолько переполненным радостью за то, что всё-таки послушал своё внутреннее «я» и поехал на этот лыжный курорт, даже отдавая себе отчёт о том, что всё может не пойти по тому сценарию, что он так долго планировал. Но всё вышло даже лучше. Теперь здесь есть Феликс. Его Феликс. Его родной человек и его первая любовь, к которой ещё остались дорогие сердцу чувства. Лучше момента и не найдёшь. В забытье Чанбин улавливает, когда Ликс наконец отмыкает от шеи, сделав засос, и подтягивает его к себе поближе снова, дабы теперь по-настоящему зацепить его розовые штаны пальцами и помочь стянуть их вниз. Феликс точно не ожидал, что это произойдёт сейчас, поэтому его руки слегка затряслись от возбуждения и некого волнения, которое он тут же попытался укротить. Теперь пятно на серых боксёрах было видно невооружённым глазом — оно неровно растеклось от контура выступающей головки и до какой-то небольшой части ствола. Бин снова надавил на него, но теперь не стал играть с этим слишком долго — лишь провёл по всей длине члена пальцем, заставляя Феликса выдохнуть, а затем помог стянуть и трусы, выпуская его наружу. Ликс, на самом деле, было дико рад тому, что они сидят именно в такой позе, и старший не может увидеть его зардевшихся щёк и смущения, написанного прямо на лбу. Феликс был на удивление гладко выбрит, а его член со спрятанной за крайней плотью розовой головкой тут же устремился кончиком вверх и дёрнулся от возбуждения. — Ты готовился, или… — вдруг заговорил Чанбин, слегка погладив низ живота и лобок, и Ликс не стал дожидаться, пока тот договорит. — Я готовился, — честно ответил он. — Я… думал о том, что произойдёт, если мы сойдёмся, потому что я по тебе скучал. — То есть ты тоже… думал о том, чтобы признаться мне?.. — затаив дыхание, спросил Чанбин, и Феликс робко закивал. — Ко… конечно я думал. Как я мог не думать, если… Если ты мне очень нра… Ах! Последнее слово превратилось в полустон — Феликс вздрогнул, когда Чанбин обхватил его липкий ствол рукой, а второй снова залез под майку. Тело пробило мурашками и почти лихорадочно затрясло, а перед глазами был лишь туман в виде расплывающихся языков пламени за стеклом, ведь старший тут же раскрыл розовую блестящую головку и размазал по всему члену предэякулят. Феликс оказался донельзя чувствительным в такой обстановке — то, как мягко обволакивали нежную кожу пальцы, как другая ладонь мужчины поглаживала подтянутый торс вверх и вниз, то и дело играясь с сосками поочерёдно, и правда выглядело, наверно, сюрреалистично, но Ликсу настолько нравилось, что он даже не старался сдерживать собственные низкие стоны. Ворсинки шкуры щекотали голые мышцы ног, а ещё тепло камина продолжало прожигать пятки, однако парням не хотелось куда-либо уходить, а Чанбин и правда увлёкся тем, что делал, что потерялся в лабиринте спутанных между собой мыслей. — Хё-ё-ён, это… Б-боже, — только и мог лепетать Феликс, откидывая голову назад и иногда медленно соединяясь губами с хёном, пока это было возможно. Ему нравилось, как дёргается член Ликса от поглаживаний и от горячего шёпота сзади, нравилось, как нежно-розовая головка залилась красным, как Феликс стонал, когда Чанбин нажимал на уздечку и не забывал потрогать яички, поглаживая их более чувствительно, чем всё остальное. Из уретры выходило всё больше предэякулята, намекающего на скорую разрядку, и Чанбину пришло в голову, что он почему-то хочет попробовать Ликса на вкус, если это ещё возможно, однако сам младший его опередил в желаниях. Он вдруг остановил его руку, затаив дыхание. — Что-то… — хотел было спросить Чанбин, но Феликс его перебил. — Я чувствую, что сейчас кончу, — без заминки произнёс младший, чувствуя, как сжимается член от потери скорой разрядки. — Разве… — Я не хочу сейчас, — тут же пояснил он и повернулся к Бину. — Мы можем… Теперь и он оказался прерванным. Без лишних слов Чанбин вдруг отпрянул от него, а затем, захватив одно запястье и талию, уложил прямо на спину. Феликс охнул и тут же почувствовал затылком мягкую шерсть шкуры, а лодыжкой, кажется, холодную чашку с имбирными печеньями. Заметив это, Чанбин тут же отставил её в сторону и снова навис над младшим, теперь уже любуясь им с другого угла. Он выглядел волшебно. Его белая футболка слегка задралась вверх, обнажая часть низа живота, полностью открытый низ и налитый кровью член, лежащий и пачкающий часть рядом с пупком, подтянутые худые бёдра, очертания пресса и смущённое веснушчатое лицо, на которое спадали локоны осветлённых волос. Эти карие пылающие глаза, пушистые ресницы, пухлые малиновые губы, между которых Ликс сжимал фалангу пальца в предвкушении… Чанбин не выдержал и нежно убрал её, чтобы суметь поцеловать эти губы и настроить Феликса на процесс заново, и тот тут же включился, выгибаясь в спине от новых прикосновений. Ликсу нужно было много доверия, чтобы сейчас оказаться под чужим телом и отвечать на ласки, и он специально берёг себя для такого момента. С другими всё было не то — спустя столько времени влечение к Чанбину нисколько не убавилось, а даже наоборот — возросло с новой силой и теперь отдавалось пульсацией в члене, когда Бин снова стал его поглаживать ладонью. — Х-хён, ах, это… — выдохнул младший с вожделением, когда мужчина вдруг оторвался и поцеловал засос, поставленный на шее. — Хочешь, чтобы я тебе отсосал? Феликса подорвало от такой прямолинейности, и он залился краской. Бин на это лишь ухмыльнулся и задрал майку, чтобы сжать твёрдый розовый сосок между пальцев. — Отсо… Что? — переспросил неуверенно Ликс, стараясь дышать менее сбито. — Я приму это за положительный ответ, хорошо? — Чанбин поцеловал его в челюсть. — Ты весь горишь. Видел бы ты себя сейчас, малыш, ты такой очаровательный… Младший простонал на это что-то совсем невнятное и тут же схватился руками за мягкую шкуру, ведь хён не стал медлить и растягивать момент, просто спустившись размашистыми мокрыми поцелуями по торсу к животу, затем остановившись у выпирающей косточки бёдер и наконец опалив возбуждённый орган с выпирающими нитями вен горячим дыханием. Ещё чуть-чуть, и Ликс, наверно, сошёл бы с ума, если бы Чанбин не успокоил его нежными поглаживаниями по ногам и не начал с простых поцелуев, коими он покрывал член с самого основания и до уздечки, которую игриво облизал. Какая-то часть смазки снова выступила на кончике головки, медленно стекая вниз, и Бин тут же сцеловал её. — Ты такой вкусный, — хихикнул Чанбин и, словно леденец, взял в рот головку. Феликс тут же подмахнул бёдрами, не сдержав сдавленного стона. — Очень, очень сладкий. — Прошу, прошу, я… — почти взвыл Ликс, толкнувшись в воздух. — М-мне так нравится, когда ты говоришь такое, н-но… — Ты так мило смущаешься. Тебе так нравится, когда хён тебя хвалит, да? — Да, да… Только, пожалуйста, хён, не останавливайся. Чанбин ловко поймал его настроение. То, как Феликс реагировал на похвалу, было удивительным открытием для него, но сейчас он предпочёл разговорам решительные действия: взял основание члена в руку, старший снова взял в рот головку, прокручивая вокруг неё языком, а затем, окольцевав ширину, начал медленно насаживаться на половину длины, помогая себе ладонью. Ликс, до этого кое-как опиравшись на локти, почти задохнулся от жара в паху и откинул голову назад, не сдерживая слетающих с губ стонов. Теперь тепло от камина казалось плавящим ступни полностью. Чанбин наработал более чем желанный темп, в котором опускался вверх-вниз и работал языком, и Ликс кое-как смог открыть глаза лишь через долгую минуту. Картина, которая предстала пред ним, помутнила его сознание: между его ног буквально находился его любимый хён, его волосы были растрёпаны в разные стороны, и какие-то локоны были до сих пор влажными, майка-безрукавка слегка съехала, оголяя натренированное плечо, а губы — эти шикарные пухлые губы, которые Феликс целовал сегодня много раз! — стали алыми от трения о член. Он работал так усердно, как только мог, но казалось, что для него делать минет так легко, что он не прилагает никаких усилий — брови Чанбина были расслаблены так же, как и черты лица, карие глаза были лишь слегка приоткрыты, а ноги иногда разъезжались в стороны, так что ему приходилось постоянно поправляться, дабы не съезжать с темпа. Феликс стонет громче, когда Бин отмыкает и нажимает кончиком языка на чувствительную уретру, а затем съезжает на уздечку, поднимая на младшего распалённый взгляд — и тот тут же морально погибает, соединяясь с этим прищуром исподлобья. — Х-хён, мне… Ах, мне так хорошо, — из последних сил бормочет Феликс и протягивает руку, чтобы погладить старшего по волосам и чуть сжать их. Чанбин отводит взгляд в смущении, будто не он сейчас делал Ликсу сногсшибательный минет, и Феликс пользуется этим моментом, чтобы слегка надавить ему на голову. — Можно я… Сначала до старшего не доходит, чего парню хочется, и только потом он чувствует, как его приближают к члену снова, и с его стороны следует согласный кивок. Чанбин снова берёт головку в рот и убирает руку на бедро Ликса, чтобы тот задал свой темп и получил то, что давно хотел. У Феликса постепенно съезжает крыша, когда он осознаёт свои возможности в момент, когда управляет происходящим с помощью волос хёна и наращивает темп, но парень всё равно пытается совладать с собой, дабы не причинить старшему боль. Поэтому, чередуя грубые толчки с более плавными, Ликс постепенно ослабляет хватку и прикусывает губу, чувствуя ощутимый подъём в животе. Чанбин, полностью отдаваясь в руки младшему, расслабляет горло настолько, насколько это было возможно, и помогает языком, дабы доставить ещё больше удовольствия. Сердце почти горит от понимания, что они оба находятся в точке невозврата, и теперь ничего не сможет им помешать. Атмосфера мешает эмоции Чанбина между собой, оставляя несмываемые чёткие отпечатки воспоминаний в голове — то, как они первый раз за три-четыре года обнялись, как ездили на лыжах, держась за руки, как пили соджу и первый раз поцеловались во время снегопада, после этого рисуя своё будущее самостоятельно и решаясь на ответственный шаг, который навсегда выгравирует эту ночь в памяти обоих. — Ах, хён, я… — шепчет Феликс, готовясь излиться, и Чанбин уже расслабляется, чтобы принять всё, однако громкое мяуканье, донёсшееся рядом с ухом, заставляет Ликса вздрогнуть, а Бина тут же отпрянуть от члена, забывая про скорый оргазм младшего. Спотти, видимо проснувшийся от непонятного шума, доносящегося с пола, где мужчины доставляли друг другу удовольствие, внезапно подошёл к Феликсу и несколько раз потрогал его лапой, выражая своё недовольство. Чанбин не мог не прыснуть в кулак, увидев, с каким шокированным выражением лица смотрит на незваного гостя Ликс: весь красный, почти потный, с растрёпанными волосами и всё ещё вставшим членом, который только что был готов к разрядке. Кот ещё раз протяжно мяукнул, и Феликс нахмурился, отодвигаясь подальше от животного. — Спотти! — теперь воскликнул недовольно уже Ликс, поджимая губы в обиде. — Ты что, не видишь, что папы занимаются… ну… делом?! Котёнок снова что-то пробурчал, тронув парня лапой, и Чанбин заливисто засмеялся и смахнул невидимую слезу с уголка глаз, привлекая внимание Феликса. — Я думаю, он просто ругается, что папы не дают ему заснуть, — шутливо говорит Бин и чешет затылок, облизывая губы, измазанные в естественной смазке и слюне. — Спотти, иди спать, мы тебе больше не помешаем. — Коты могут спать крепко, ты к нему слишком снисходителен, — фыркнул Ликс, вытирая испарину со лба. — Я почти кончил, ч-чёрт… — В любом случае, я не думаю, что это хорошая идея — заниматься сексом на полу, что думаешь? Феликс кинул на старшего обиженный взгляд, но тут же растаял, когда тот подполз к нему и чмокнул в уголок губ. Улыбка неосознанно нарисовалась снова, и Ликс обхватил плечи старшего, дабы притянуть к себе и теперь уже поцеловать по-настоящему. Котёнок, до этого наблюдающий, что делают его родители, теперь развернулся и снова направился к креслу для крепкого сна. Когда Чанбин ещё раз тронул его член во время поцелуя и сделал пару небольших движений, Ликс ощутимо вздрогнул и промычал что-то невнятное — он всё ещё был чувствительным, хотя из-за небольшого испуга и потерял хватку. — Хён… — Это просто, чтобы ты не обмяк, малыш, — слегка улыбнулся в поцелуй Чанбин и легко потёрся носом о чужую горячую щёку. Тот более расслабленно ответил на ласку. — У камина жарко… Может, продолжим в спальне, м-м-м? — Если понесёшь меня на руках, — ехидно хихикнул Феликс и получил за это поцелуй в щёку. — Ты очаровательный, знаешь? — Вот бы ты всё время мне такое говорил… — Если бы я так делал, то мои слова бы давно обесценились. — Чанбин вдруг присел на корточки и ловко подхватил Ликса на руки, захватив заодно его боксёры и розовые пижамные штаны. — Приберегу их на такие моменты. Мне ещё нужно, чтобы ты просил меня побольше тебя хвалить. — Ты сам не лучше, хён. Мне показалось, что ты расплавишься, если я скажу ещё что-нибудь такое… — Феликс тут же ухватился за его шею, краснея оттого, насколько смущающе было находиться в таком положении, будучи возбуждённым, да ещё и без белья. — Ну… — протянул задумчиво Чанбин, ступая на прогревшийся пол после мягкой шкуры. — Значит, теперь ты знаешь, как меня соблазнять. Мы квиты? Феликс очаровательно хихикнул, откидывая голову назад. — Квиты. После того, как оба очутились в спальне, Ликс тут же оказался на кровати и включил жёлтую лампу на комодике рядом с левой частью двуспальной кровати. Здесь прогрев шёл лучше всего из-за количества батарей, поэтому после камина это место казалось даже не менее прохладным, чем в гостиной. Чанбин быстро прошмыгнул обратно, упомянув, что ему надо доделать что-то в комнате, и младший тут же смущённо оповестил хёна о том, что ему нужно оттуда кое-что захватить с собой. — Что? Погоди, ты… — Бин заметно потупился, стоя в проёме двери. — Да, я купил с собой лубрикант и резинки… Ну, я же говорил, что готовился, поэтому подумал, почему бы не взять с собой, — накручивая прядь на палец, говорил Феликс, стараясь не поддерживать зрительный контакт. — Они в моём чемодане, так что… Чтобы, в общем, не ходить несколько раз, можешь найти их? — Ты… честно, не перестаёшь меня удивлять, — слегка сбито усмехнулся Чанбин и скрипнул дверью. — Всё нормально, не переживай. Попробую найти, а ты полежи пока, ладно? — Как скажешь, хён. Прошло примерно три-четыре минуты. Феликс задумчиво смотрел в окно и следил за каждой маленькой снежинкой, которая лепилась с другими, превращаясь в толстые хлопья, а затем скатывалась вниз, образовывая большие сугробы, через которые им с Бином придётся завтра пробираться вниз. Краем уха парень услышал, как где-то вдали ухает сова, а с ближайшей деревни доносился шум пьяниц, идущих с вечеринки в баре, и громкие взрывы фейерверков, разлетающихся разноцветными искрами в покрытом тучами небе, сквозь которые можно было разглядеть яркий свет лунного месяца. В этом было что-то особенное. В запахе дерева, в тепле, обволакивающем тело до мурашек, в ощущении безопасности и в полумраке, освещающимся одним лишь жёлто-оранжевым светильником в углу. И это клонило в сон — в какой-то момент Феликс и правда почувствовал, что его глаза слипаются, да и сам он обмякает без трения и возбуждающих поцелуев, которые дарил ему хён. Он прикусил губу. Мысль о том, что ему нужно ласкать себя самостоятельно, засела в голове настолько навязчиво и бесстыдно, что Феликс даже выругался себе под нос. Но в то же время это было так возбуждающе, что член, до этого почти полностью обмякший, призывно дёрнулся — ведь Чанбин в любой момент может прийти обратно и застать своего парня в таком положении. Увидеть, как он мастурбирует в ожидании, весь мягкий, податливый и желающий. Без лишнего копошения Ликс вдруг медленно спустился ладонью к паху и окольцевал полувозбуждённый член, вызвав у себя стремительную реакцию. Вторая рука тут же взметнулась к груди, на пробу сжав сосок, от чего в голове сразу всё заволакивается лиловой дымкой, и лицо парня подёргивается ритмическими переливами при каждом новом шипящем стоне, вырывающемся сквозь зубы. Он ещё ни разу в жизни не пробовал ласкать себя именно так, прикасаясь к собственной груди, но теперь, когда Чанбин совершенно испортил его, пальцы сами трут её, а рука переходит от лёгких поглаживаний к равномерному медленному темпу, с которым кончить быстро будет весьма затруднительно. Желтые лучи лампы падают ему на лицо аляповатыми пятнами, освещая часть его веснушек и пухлые мокрые губы, приоткрытые в возбуждённом стоне. Феликс практически полностью забывается и совершенно не слышит, как скрипит дверь и шаг через порог делает его парень. — Извини, что так долго, я просто печенья убрать ре… Чанбин стопориться, так и не пройдя к кровати. Перед ним стоит донельзя развратная картина, которую он бы в жизни никогда до этого не представил: его Ёнбок-и лежит на кровати, разведя ноги в стороны, и ласкает свою грудь и член, закинув голову назад. Воздух застревает где-то в горле, и Бин пытается сообразить, что ему нужно сделать в такой ситуации, пока Феликс не приоткрывает глаза, смотря на того исподлобья. И он не убирает руки. Наоборот — подмахивает бёдрами и, издав жалобный стон, будто подзывает хёна взглядом. — Я по тебе так соскучился… — только и выходит из младшего, после чего Чанбин быстро кидает найденную смазку с коробочкой презервативов на кровать и забирается на неё, чтобы проползти между ног Ликса и впиться ему в губы. — Меня не было всего ничего, а ты уже… — шепчет горячо Чанбин, накрывая член Феликса рукой поверх его ладони, и тот протяжно скулит от стимуляции. — Ты такой нетерпеливый, что… Ах, ты меня сведёшь с ума. — Я просто подумал, что должен подготовиться, и… Ах, тебе понравилось видеть меня таким? — с надеждой слабо улыбается Феликс, а затем его уголки губ снова опускаются, когда Чанбин нажимает на его мокрую от смазки головку. — Да, очень, малыш… На секунду мне показалось, что я тебя насухую готов взять. От мысли, что хён действительно входит в него без подготовки, Феликс протяжно простонал. Хотя и воплощать это в жизнь он бы не стал, эта опрокинутая вскользь фраза не могла звучать менее возбуждающе. Ликс тут же выгнулся в спине и устроился поудобнее на подушке, стараясь выровнять дыхание, когда вдруг Чанбин приподнялся, чтобы сесть на колени прямо на простынях и, скрестив руки за головой, снять с себя мешающую майку-безрукавку, оголяя натренированный торс. Теперь не мог оторвать глаз Феликс. То, как Чанбин расправил свои широкие плечи и слегка размял шею, было чем-то совершенно невероятным: его накаченная грудь, выпирающая, должно быть, немного больше, чем было нужно, его сильные руки с выпирающими нитями вен, его подкаченный пресс, на котором всё же не было видимых кубиков, однако это лишь больше дополняло его. Феликс тут же почувствовал себя маленьким — и это было не в плане роста, которым они практически не отличались, а в том, каким же всё-таки широким и большим был старший по сравнению с худым Ликсом, который не проводил в тренировочном зале достаточно времени из-за учёбы. Он прикусил губу. Рука сама собой потянулась к оголённому торсу и с интересом огладила смугловатую кожу от ключиц и до самой линии пресса, которая вела в штаны. Чанбин безо всяких слов мягко накрыл ладонь младшего своей, наводя его на более плавные поглаживания, а затем с разрешения переместил пальцы Феликса на член, выпирающий сквозь ткань одежды. — Ты такой твёрдый, хён… — прошептал с придыханием от волнения Ликс. — Ну конечно я твёрдый… Ещё бы я не был после того, что мы делали, — отвёл взгляд Чанбин, слегка выдохнув оттого, как Феликс продолжал ласкать его сквозь штаны. — Ты… Ах… — Хён, можешь лечь на спину, пожалуйста? — внезапно спросил Ликс и поймал на лице Бина лёгкое недоумение в сдвинутых к переносице бровях. — Ты хочешь… — Просто ложись, ладно? Чанбин не стал возражать и, сделав пару движений в сторону, повалился на спину, подкладывая под голову подушку. Феликс, неловко взобравшись на его бёдра, расставил руки на ширине чужой шеи, а затем опустился к лицу, чтобы нежно поцеловать щёку. Оттого, как Бин хихикнул на это, сердце тотчас же затрепетало, и Ликс повторил это, но теперь с губами. Они развязно целовались ещё какое-то время, после чего Феликс решил взять себя в руки и погладить чужой торс, хаотично очертив незамысловатые линии кончиками пальцев. — Ты ведь совсем без опыта, правда? — задаёт сбивающий с толку вопрос Чанбин, когда Феликс опускается ниже и целует старшего в шею. — Эй, только не смейся надо мной. — Я и не собирался, — ответил старший. — Я просто хотел удостовериться. Мне нравится, когда ты ведёшь себя, как обычный ты… Ах… Чанбин не смог договорить, когда почувствовал, что вокруг его соска всё обдало жаром — Ликс, не теряя времени, обхватил одну бусину губами, нежно посасывая, а вторую сжал между пальцев, слегка потирая. Бин чуть не подавился воздухом и откинул голову, теперь смотря в потолок из-под приоткрытых век, которые теперь норовили полностью упасть. Это было приятно. И правда, очень приятно. Чанбин никогда бы не подумал, что он такой чувствительный, когда Феликс делает это. Ликс буквально влюбился в эту грудь. Она была широкая во всех нужных местах и идеальная, куда ни посмотри — ещё во время их сегодняшней первой встречи спустя несколько лет Феликс отметил, насколько хорошо Бин натренировался, но без одежды это смотрелось куда лучше. По правде говоря, младший решил для себя, что это просто идеальное телосложение, которому не нужно теперь меняться ни в одну сторону. Обведя языком сосок по контуру ареола, Феликс совсем легонько прикусил его, чтобы не причинить боли, и это тут же отозвалось резким стоном где-то впереди. — Г-господи, если ты… М-малыш, ах… — Кажется, я хорошо справляюсь, — ехидно улыбнулся Ликс, немного подув на покрасневшую бусину, и Чанбин охнул. — Да, да… Только… — Хён, я понял. Ты так красиво выглядишь сейчас, с этого ракурса… Очень, очень красиво, и то, как ты стонешь, я почти… — О боже, малыш, я не выдержу, если ты продолжишь, — сквозь зубы шепчет Чанбин, густо краснея от каждого нового упоминания его красоты. — Думаю, это отличная идея, ты так не считаешь? Феликс ещё немного поласкал его грудь, наслаждаясь стонами сверху, пока его рука наконец не опустилась ниже, трогая выпуклость через ткань штанов. Тогда-то вся уверенность внезапно улетучилась, и Ликс отпрянул от разгорячённого тела, уставившись старшему в пах. Даже по контуру можно было разглядеть, что ствол был толще, чем у младшего, и то, как он слегка подёргивался при прикосновениях, было слегка волнительно. Феликс сглотнул, цепляя пальцами кромку штанов хёна. — Честно… Я сейчас немного нервничаю, — внезапно решил быть честным Феликс и прикусил губу. Бин тут же расслабился в лице, стараясь мыслить здраво и уловить суть того, что сказал ему парень. — Нервничаешь? Почему? — Чанбин пододвинулся ближе к подушке и принял положение полусидя, накрывая руки Феликса. — Тебе некомфортно это делать? — Нет. Просто боюсь, что сделаю что-то не так. Я же… Ну, не знаю, как это делать другому человеку, — промямлил младший, шмыгнув, и Чанбин поцеловал его в кончик носа. — Эй. Я тебя за это не съем, — мягко произнёс Бин и тут же следом чмокнул его в щёку. — Нет, я хотел бы… Но тогда я не смогу сказать, что ты со всем прекрасно справляешься. — Хватит так говорить, ну… — буркнул с лёгкой улыбкой Феликс и почувствовал, как его лицо запылало. — Но это правда. Ты делаешь всё так, как у тебя получается, и это прекрасно. И ты тоже прекрасный, малыш. Старший взял веснушчатые щёки в ладони и глубоко поцеловал, чтобы убедиться, что Феликс может настроиться снова. В какой-то момент одна из рук совсем незаметно ускользает и цепляет чужое запястье, чтобы поднести его к штанам и снова накрыть возбуждение, но теперь уже ближе к кромке штанов. Феликс выдохнул. — Просто… М-м-м… Делай всё так же, как делаешь себе, — уже тише произносит Чанбин и наводит парня, помогая ему стянуть одежду и теперь оставшись в одних лишь трусах. — Я могу снова лечь, малыш? Я буду тебе помогать, если тебе это будет нужно. — Д-да, конечно. Чанбин устроился поудобнее на мягкой подушке, и теперь Ликс мог видеть очертания члена ещё чётче, чем до этого. Он прикусил губу, и в его мыслях тут же всплыли картины, где этот ствол уже проникает в него до самого основания, заставляя звёзды блестеть перед глазами, а сознания — отчаянно посчитать количество снежинок за окном, чтобы не сойти с ума от удовольствия. А они и правда всё ещё падали, кружась в воздухе, — значит, от потери рассудка Феликс не умрёт, это точно. Младший решил следовать по наитию: сначала погладил член по всей длине, заставляя Бина всхлипнуть от нетерпения, затем точно так же, как ему делал хён, нажал на мокрое липкое пятно, тем самым помассировав кончик головки и вызвав у старшего шипение. Тот ничего не говорил — лишь вздыхал и сжимал простынь, дабы сконцентрировать куда-то неконтролируемое желание. В конце концов Феликс взял себя в руки, окончательно решив действовать серьёзно, и, взяв боксёры за резинку, стянул их, кидая куда-то на пол. Зрачки сами собой расширились, а рука потянулась, чтобы взять член за основание: он был широким и тяжёлым, с выглядывающей из-под крайней плоти налившейся кровью головкой и чуть колющимися волосками на лобке, а через его нежную, немного липкую структуру выступала пульсирующая от возбуждения вена. Феликс сглотнул накопившуюся пенящуюся слюну и почувствовал, как у него закружилась голова — он не был идеальным по придуманным стандартам, но словно идеально ему подходил, и Ликс тут же влюбился в него, ловя себя на мысли, что он выглядит так, будто был создан для того, чтобы его взяли в рот. — Он такой… Липкий здесь, — охнул, не осознавая, Феликс, и опустил крайнюю плоть, размазывая предэякулят. — Я едва ли могу сомкнуть пальцы, когда его обхватываю… — Н-не преувеличивай, ха-ха, — откинул голову назад старший и запустил пятерню в копну волос, зачёсывая её назад. — Видишь, твою неуверенность как рукой сняло, ах… — Тебе не нравится, когда я говорю такое, хён? — смущённо усмехнулся Феликс и опустился ко стволу, обдавая набухшую головку горячим дыханием. Чанбин тут же охнул, замечая взгляд, кинутый исподлобья. — Н-нравится, малыш… Н-наоборот, нравится… — Я знаю, что тебе нравится, хён. Да, он будто с самого начала знал. Всё ещё колеблясь от отсутствия опыта где-то внутри, Ликс мягко поцеловал член в уздечку, придерживая его вертикально, а затем с пылающим желанием в груди обхватил губами головку, нежно её посасывая. Чанбин тут же что-то невнятно забормотал себе под нос, пропуская через зубы тихие, отрывистые стоны с каждой попыткой Ликса слегка насадиться. Его ладонь рефлекторно потянулась к голове парня и слегка погладила его по блондинистым растрёпанным волосам. — Ё-Ёнбок-и, попробуй языком немного… Покругу… — прошептал он, и, когда Феликс послушался, Чанбин прикрыл глаза. — Д-да, малыш, вот так… Т-ты такой молодец. Член Ликса тут же дёргается в ответ на похвалу. Он басисто стонет прямо со стволом во рту, и по всей длине сразу же проносится вибрация, которая остаётся мурашками по коже на теле Чанбина. У Бина мутит перед глазами: внизу живота приятно тянуло, когда орган обдавало жаром со всех сторон, язык тёрся о пульсирующую вену и чувствительную уздечку, а почти болезненная узость стенок рта служила старшему лёгким полупьяным головокружением. С каждым разом Феликс старался насадиться глубже, основываясь на своём опыте и издавая пошлые, хлюпающие звуки, и губы почти саднило от постоянных толчков, но всё же младший постарался расслабить горло и опуститься кончиком носа до колючих волос на лобке, когда головка упёрлась парню прямо в корень языка, и Чанбин закинул голову назад в стоне, полном удовольствия. Его слегка дрожащая рука теперь впилась Ликсу в волосы и заставила продержаться так ещё несколько минут, после чего младший всё же немного закашлялся и отстранился полностью. — Х-хён, это… Феликс уже начал было говорить, находя хотя бы какие-то остатки рассудка в голове после минета, как тут его губы тут же ловит своими Чанбин, в момент поднявшийся с матраса и нежно обхватив Ликса за плечи. Тот тут же ответил на ласки и краем сознания заметил, что по подбородку у него стекает слюна, смешанная с остатками естественной смазки, которую он всё это время не имел возможности сглотнуть. Как только Бин отстраняется, Ликс охает — старший, кажется, замечает это тоже, поэтому проводит языком по мокрой дорожке и слизывает это, заставляя младшего содрогнуться от похоти. — Господи, как же меня тянет сейчас с тобой целоваться, ты так прекрасно выглядишь таким, малыш, — забормотал Чанбин, всё ещё не отпуская чужие плечи. Феликс охнул и залился краской. — Я не перестарался слишком сильно? Ликс сжал губы от осознания, в какой эйфории он находился. Ему всё ещё ужасно хотелось кончить, и воспоминания о том, как ошеломительно приятно было чувствовать во рту хёна, только усиливали его крепкий стояк. Одна лишь мысль, как сейчас он почувствует старшего теперь внутри себя, была спусковым крючком к нетерпеливым действиям. — Э-это было приятно, — пробубнил Феликс и поцеловал Чанбина снова. — А т-тебе, тебе было? — Ты такой милый, ты знаешь, — хохотнул Бин и вдруг развернул парня, уложив на кровать. Ликс быстро устроился поудобнее на смятой подушке. — Конечно было, шутишь? Ты был идеальным. — Хватит заставлять меня краснеть, ну хён, — отвёл взгляд на окно Ликс. — А я хочу. Хочу, чтобы ты весь был красный от моих следов. Если Бин говорил, то он всегда делал — такова была его натура и его нерушимые принципы. В тот же миг Феликс, расслабленный и разгорячённый прелюдией, опустил веки и рвано простонал, ведь ладонь хёна снова опустилась на член, а губы сомкнулись на ключице, создавая новый засос. Ликс прикусил нижнюю губу — он ощущал себя на седьмом небе, получая удовольствие вместе с любимым человеком, и тёплая зимняя атмосфера заставляла погрузиться в наслаждение, полное нежности и любви. Пока Феликс из последних сил рассматривал в окне пушистые ветви покрытой снегом ели, стараясь не сойти с ума от бесконечных поцелуев на сливочной коже, свободная ладонь Чанбина кое-как нащупала бутылёк с новой смазкой. Завидев это, Ликс вмиг напрягся всем телом от предвкушения, и Бин наконец оторвался, садясь на колени на матрасе, сминая простыни и открывая презерватив и лубрикант, дабы согреть содержимое на пальцах в резинке. — Это ведь твой первый раз, правда? — спрашивает с ноткой серьёзности в интонации Чанбин, и Феликс утвердительно кивает. — Значит нам нужно тебя подготовить, хорошо? Раздвинь ноги чуть пошире, вот так. — Д-да, это… Ха-ха, немного смущает, — бормочет младший и, придерживая себя за колени, всё же расставляет бёдра шире, отворачиваясь к блестящей глади окна. — Ох, я, честно говоря, немного волнуюсь. Не хочу, чтобы тебе было больно, — выдыхает Бин, ощупывая мокрыми от смазки пальцами в защите шершавую розовую дырочку, которая тут же сжалась от прикосновения. — Тебе нужно расслабиться, чтобы я сделал всё правильно, ладно? Я не наврежу тебе. — Я знаю, хён, — с мягкой улыбкой говорит Ликс и поддаётся навстречу кончикам пальцев, чтобы старший больше не медлил. — Я тебе доверяю. — Господи, ты такой милый сейчас. Я так счастлив, что могу сделать тебе приятно и подарить тебе что-то от себя после стольких лет… Феликс прикусил губу от разрывающих изнутри горячих эмоций и тут же выдохнул, когда к нему внутрь прорвалось сразу два пальца. Это было так странно и распирающе, словно внизу что-то полыхает, мягкие стенки сфинктера с непривычки жгло, но, расслабившись, Ликс почувствовал, как лёгкая боль медленно исчезает. Парень словно не знал, куда себя деть: прямо над ним нависал такой любимый Со Чанбин, по которому тот так сильно скучал, с его виска скатывается едва заметная капля пота, которую Феликс стирает трясущимися от возбуждения пальцами, и черты лица старшего, такого сосредоточенного и невероятно красивого, были затемнены чарующей и уютной атмосферной освещённой одним лишь жёлтыми светильником комнаты. Это было намного важнее того лёгкого покалывания между бёдер. Чанбин мягко поцеловал его в коленку, а Феликс на это лишь охнул, стараясь полностью раствориться в ощущениях. И у него получается — краем глаза он замечает, как снежинки замедляют темп своего неспокойного танца, превращая его в размеренный вальс, из утемнённой гостиной слышалось едва заметное мурлыканье кота, а потом всё внимание младшего устремилось в одну точку, в которую Чанбин стал ритмично попадать сгибающимися пальцами. Феликс вдруг застонал и откинул голову, чувствуя, как кончики пальцев на ногах сжимаются, а те самые коленки, в которые целовал его Бин, теперь трясутся в приятных судорогах. — Ты как будто почти заснул, а теперь снова такой громкий, — шепчет ему на ухо, нагинаясь, Чанбин, а потом обхватывает член, создавая трение. — Приятно здесь? — Я… А-ах, oh god, это… Д-да, м-м-м, — мычит Феликс, толкаясь Чанбину в руку в попытках заполучить удовольствие обратно, и старший возвращается к толчкам пальцами, сгибая их в месте предстательной железы. — Хё-ё-ён, господи… — Смотри, как ты течёшь, — сжимает меж зубов губу Бин, указывая распалённым взглядом на то, как из уретры сочилась природная смазка. Феликс, сдвинув брови домиком и приоткрыв рот в немом стоне, только лишь бросил на эту картину свой помутнённый взгляд, после чего снова откинулся на подушку и хрипло выдохнул от очередного попадания в простату. — Б-блять, как же сексуально ты выглядишь. Такой красивый. — Хён, я н-не выдержу, я… Я… Это слишком, ах! — прерывисто отчеканивал Феликс, стараясь сдерживать желание кончить снова, однако стимуляция была настолько сильной и будоражущей, что парню пришлось буквально остановить хёна рукой. Чанбин спрашивать не стал. Только сначала на его лице пробежал лёгкий страх от вероятности того, что он сделал что-то не так, но только после этого, увидев на веснушчатых щеках лихорадочный румянец, а в приоткрытых глазах попытку связаться обратно с реальностью, расслабился и опустился к Феликсу, чтобы оставить на его губах сладкий поцелуй. Их тут же тронула усталая улыбка, и младший невесомо поддался вверх, чтобы ответить на ласки. Член всё ещё пульсировал, а стенки сфинктера поддавались любому прикосновению извне, желая заполучить что-то покрупнее — что-то, что будет стимулировать так, словно Феликс должен сойти с ума. Мысли затуманивают голову, и ствол дёрнулся, задевая живот старшего. — Ты такой нетерпеливый, — хихикнул Чанбин, чмокая Феликса в подбородок. — Это просто было слишком чувствительно, — краснеет Ликс. — Не думай, что… — Твоё тело говорит мне сегодня совсем другие вещи, — трётся носом о чужую щёку старший, а затем наконец осторожно выскальзывает пальцами из податливого тела и кидает использованный презерватив на пол. — Если бы я мог, я бы сказал всё, что думаю. — Ликс фыркнул, снова ощущая пустоту внутри. — Но, знаешь, я не хочу потом стать предметом твоих поддразниваний. — Тебе лучше сказать, пока это есть на уме, — смеётся Чанбин, совершенно ненавязчиво подписывая Феликса на что-то совершенно грязное, и открывает теперь уже новую резинку, чтобы аккуратно раскатать её по длине собственного члена. — Я не смогу, не заставляй меня! — прикрывает ладонью лицо Феликс и мычит, чувствуя, как в венах бурлит кровь и создаёт шум в ушах. От недосказанных сексуальных фраз мозг плавится, посылая пульсацию в член, и всё, о чём он когда-либо думал, так и норовит вырваться наружу и слететь с сжимающихся исцелованных губ. — О, правда? Что же такое в голове у моего малыша Феликса, что он не хочет мне об этом сказать, м-м-м? Может, он снова хочет повторить, как скучал по своему хёну? Ликс вдруг издал полустон, почувствовав, как кончик члена касается пульсирующего ободка. Чанбин совсем незаметно пристроился между чужих ног, придерживая их за колени, но не двигался, растягивая момент. Феликс готов был взмолиться, чтобы почувствовать старшего внутри — он правда думал об этом, когда делал ему минет, он думал об этом даже в тот момент, когда они сидели напротив камина, и горячий твёрдый ствол упирался ему в спину. А сейчас, когда они находятся в одном шаге от пропасти, наполненной желанием, Чанбин специально не хочет делать этого, смотря на младшего нечитаемым взглядом. Он знает, как быть заботливым, но у него нельзя было отнять то, каким он может быть сексуальным. Феликс прикусил губу — этого Чанбина ему правда не хватало, даже если их связывает намного больше, чем половая связь в горной деревянной хижине во время рождественских каникул. — Не хочешь мне рассказать? — всё никак не унимается старший, обхватывая собственный член у основания и потираясь мокрой головкой о вход. Феликс простонал от неожиданно приятной стимуляции. — Я… Я н-не думаю, что смогу… — Тогда, может, ты не хочешь, чтобы я вошёл? — Г-господи, do not make me do this, you can't… — неожиданно забормотал на английском Феликс и выгнулся в спине. — Хён, когда ты трёшься так… — Что, очень хочется почувствовать хёна внутри, да? — игриво шепчет Чанбин, подталкивая Ликса к точке невозврата, и он сдаётся. — Д-да, я хочу… Я хочу, чтобы ты в меня вошёл, хён, — на одном дыхании произнёс Ликс, и, когда Чанбин наклонился над ним, обхватил его щёки руками. — Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Нежно и медленно, потом быстро и резко. Я хочу тебя всего, я так тебя люблю, хён… Неожиданно для себя Феликс одними лишь несколькими предложениями, сказанными вслух, легко разломил старшего, и он вдруг горячо простонал в ответ. Не медля, младший захватил его губы для глубокого поцелуя, а потом они буквально слились в нём в одно целое, ощущая, как запах дерева смешивается с запахом терпкой, горячей любви. Ликс правда очень его любил. Очень сильно любил и так хотел, чтобы эта любовь вернулась к нему, что бы ни случилось. И Чанбин любил его в ответ. Терпеливо ждал, согревал чувства, бережно охраняя у нагрудного кармашка любимой университетской рубашки, которую надевал почти каждый день, если не было практики. И он наконец дождался — Феликс лежит под ним, желанный и желающий, и теперь Бин никак не мог ему отказать. Старший тоже безумно его хотел, и для этого не нужны были никакие слова. Оторвавшись от распухших малиновых губ, Чанбин слегка отстранился, краснея до ушей от произошедшего только что на сердце урагана, а затем перестал играться с терпением младшего и наконец позволил разбухшей головке проникнуть внутрь. Нужно было видеть, как при этом исказилось лицо Феликса — до дрожи на уголках глаз, до хлопающего рта, до ощущения удовольствия от непривычки, написанного на румяных щеках. Бин выдохнул. Чем больше он пытался протиснуться внутрь, тем больше узость сводила его с ума. Стенки плотно обволакивали его член по форме и удерживали, не давая выскользнуть, из-за чего перед глазами всё резко помутилось, и с губ Чанбина слетел нетерпеливый стон, за который яро зацепился Феликс. Он, весь разгорячившийся за несколько секунд на тысячу градусов, из последних сил притянул старшего к себе и впился ему в рот, скрепляя их тела. В какой-то момент их бёдра крепко прижались к друг другу, и Феликс почувствовал чужую мошонку, прилегающую к части ниже ануса. Это было ужасно непривычно, немного больно и очень чувствительно, но Ликс даже сказать об этом не мог и не хотел — то, как теперь уже было красиво искажено лицо старшего, и младший буквально считывал каждый миллиметр удовольствия на его лице, когда невольно сжимался вокруг инородного тела и заставлял брови хёна прыгать от непередаваемых ощущений. Феликсу всё ещё нужно было привыкнуть к этому, но и Чанбину тоже. — Х-хён… Оставайся со мной, любимый, — шепчет Ликс и оглаживает чужую щёку, чтобы привести того в чувства. — Внутри тебя… так потрясающе, малыш, — вяло улыбается Чанбин, тяжело дыша. — Так потрясающе узко, я как будто… Ах, это просто невероятно, я так хочу двигаться сейчас, но… Ох, я не хочу делать тебе больно. — Мне нужно немного времени, хён, я думаю… — пытается собрать мысли в кучу Феликс и слегка морщится от обжигающего чувства вокруг ободка. — П-посмотри, как там за окном красиво, м-м-м?.. Феликс медленно поворачивает голову, реагируя на попытку отвлечься от непривычной боли. И правда: деревня всё ещё мигала оранжевыми огнями, снег всё ещё валил, но теперь уже не так быстро, замедляя ход времени, толстое стекло покрывалось морозными узорами, словно вычерченными искусным мастером офорта. Там, снаружи, действительно наверняка стоит леденящий холод, а здесь, в деревянном домике на одной из вершин горных хребтов, преобладало обволакивающее два разгорячённых тела тепло. Тепло от печки, тепло от потухшего в гостиной камина, тепло от пребывания котёнка. Тепло от любви. От такой мягкой, но пылкой любви, которая поселилась в двух сердцах годы назад. Феликс выдохнул. Это было настолько потрясающе, что он действительно забыл о боли, наслаждаясь наполненностью этой самой любовью. Хён буквально был внутри него. Он буквально дарил ему своё тепло, они слились воедино и занимались любовью спустя долгие годы разлуки. — Это так… Так красиво, — прошептал Ликс, а затем повернулся к Чанбину, уже переполненному горячим возбуждением. — Ты… Ты такой красивый, хён… П-прошу, я так хочу тебя, ты можешь двигаться. — Д-да, я… Ах, какой же ты прекрасный, малыш. Феликс выгнулся в спине, когда Чанбин сделал один толчок. Он пускал заряды куда-то в поясницу, который тут же возвращался в член, и это было совершенно необъяснимым ощущением. Как они и договаривались, Бин двигался в нём нежно и медленно, боясь навредить на первых порах, и с губ Ликса слетали тихие стоны наслаждения происходящим. Головка не массировала простату слишком интенсивно, поэтому, только лишь касаясь, не могла обеспечить Феликсу «вознесение», однако точно заставляла его уши покраснеть, а уголки губ — чуть приподняться от приятных фрикций. Бин делал всё крайне сосредоточенно, хотя почти болезненная узость не давала здраво рассуждать. Он старался не быть слишком резким, чтобы Ликс не почувствовал боли, и у него прекрасно получалось — видя, как Феликс прикрыл глаза и стонал под ним, истекая предэякулятом, Чанбин смог наконец расслабиться и отдаться ощущениям вместе с ним, поддерживая плавный, размеренный темп. В голове не могло уложиться то, как быстро всё произошло. Вот совсем недавно они катались на лыжах вдвоём, и Бин был уверен в том, что Ликс не испытывает к нему тех же чувств, а сейчас они занимаются сексом в домике, отдалённом от цивилизации и всего мира, и Феликс хватается за его мускулистые руки, срываясь на всё более громкие стоны, когда Чанбин сбивался с ритма и делал более резкие толчки, что отдавались вибрацией в простате. — Х-хён, это так хорошо… М-мне сейчас так хорошо, — лепетал Феликс в забытье, не зная, куда деть руки, и Чанбин подхватил их за запястья, укладывая на свои мощные плечи. — Т-ты тоже это чувствуешь, да? — тяжело дышит Чанбин, продолжая толкаться в узкое нутро. Феликс закивал головой. — Д-да, только не останавливайся, пожалуйста… Это было горячо. Чанбин с интересом наблюдал за тем, как его возбуждение исчезает в чужом теле и растягивает его, и с каждым разом ему хотелось всё больше и больше прибавить темп. Иногда он замедлялся, чтобы передохнуть из-за лёгкой покалывающей боли в мышцах бёдер, словно он занимается тренировкой в спортзале, а после снова разгонялся, но не слишком, чтобы снова услышать хриплые стоны, слетающие с мокрых от поцелуев губ. Голос у младшего был ниже, чем его собственный, и отрывистые вдохи получались бархатистыми и басистыми, пока старший не изменял темп, и высота тона Феликса резко повышалась. Ликс буквально растаял на кровати, поддаваясь на любое прикосновение и реагируя, словно огромный чувствительный нерв. Он приоткрыл глаза и огладил мускулистые плечи, за которые держался, потрогал засосы, что сам оставил, и перешёл на грудь. Ему нравилось смотреть, как Чанбин сходит с ума от дополнительной стимуляции сосков и постепенно слетает с предохранителей, внезапно разгоняясь и сильнее надавливая на простату. Чем больше младший так делал, тем ярче становилось желание перейти в фазу «быстро и резко». Член Феликса дёргался с каждым новым толчком всё активнее, роняя капли предэякулята на кожу живота. Парень слегка огладил его, всё ещё придерживаясь за плечо хёна, но Чанбин вдруг схватил его за запястье и обратно переместил ладонь на себя. — Я сам, не нужно, — отрезал он хрипло, и Ликс глухо простонал, услышав интонацию, с которой ранее никогда не сталкивался. Чанбин звучал так, словно желал Феликса всего и сразу. Хотел контролировать процесс и доставить столько невероятных ощущений, чтобы Ликс ещё долго не мог забыть свой первый раз. Старший слегка замедляет фрикции, чтобы обхватить чужой орган и начать ласкать его, а вкупе с постоянными попаданиями в простату стимуляция члена оказалась более, чем сногсшибательная. Феликс буквально взорвался, не стесняясь почти что выкрикнуть от чувствительности и скрестить ноги на чужой спине, дабы надавить на таз и обеспечить максимальную близость. — Ах, хён, блять… Т-ты так трёшься внутри, прошу… — нашёптывал ему на ухо Феликс и давил лишь сильнее. — Пожалуйста, быстрее, это так хорошо… — Ч-что, уже хочешь бросить «нежно и медленно»? — тихо смеётся Чанбин, вызывая отчаянный вздох снизу, но всё равно пробует пробный резкий толчок, который сопровождается скулёжом. — Вот так хочешь? — Да, да… Ах, вот так, ещё… Бину пришлось отстраниться, дабы добавить ещё немного смазки. Феликс почти сошёл с ума, когда его тело обдало лёгким холодком, но потом закатил глаза от удовольствия — хён подхватил его колени, обеспечив новый угол проникновения, и начал снова толкаться внутрь, то теперь более скользко и быстро. Пальцы рефлекторно сжали простыни: его коленки дёргались в судорогах от трения, то исчезающий, то наполняющий заново толстый член был виновником его громких стонов, а тёмный, страстный взгляд сверху заставлял почувствовать себя маленьким и потечь от этого ещё интенсивнее. Комната вмиг стала душной от тяжёлого дыхания парней. Хлюпающий звук толчков был настолько развратным, что Феликс густо покраснел от мысли, как сильно ему по-извращенски это нравится. У Чанбина иногда получалось втрахиваться несколько раз в одно и то же место, создавая интенсивное трение, от которого у младшего кружилась голова, и его руки затрясло от удовольствия. Когда Чанбин коснулся его члена, Ликс буквально взвизгнул, подпрыгивая на кровати. — Х-хён, хён, пожалуйста! — в забытье охнул младший, и Бин, неправильно расценив такой возглас, остановился. — Что, что-то не так? Тебе больно? — Он снова навис над ним и взволнованно вгляделся в искажённые черты лица. — Ёнбок-и, давай, оставайся со мной. Феликсу потребовалось немного времени, чтобы наконец сфокусироваться на старшем и сформулировать адекватно построенное предложение. Чувствительность всё ещё одолевала всё его тело и заставляла ощущать буквально каждое прикосновение в сто раз интенсивнее. — Н-нет, хён, это… Было потрясающе, — наконец выдавил из себя Феликс, разочарованно прикусывая губу. — Ты остановился, когда я почти кончил… И ты до сих пор так трёшься, ах… — О… Прости, — виновато улыбнулся Чанбин, мягко целуя младшего в щёку. — Я правда подумал, что сделал что-то не так. — Н-ничего… Просто давай, м-м-м… — Может, сменим позу, малыш? Феликс неожиданно для себя активно закивал головой. Чанбину пришлось осторожно выйти из податливого тела, и слегка болезненное ощущение незаполненности служило Ликсу лёгким головокружением. Ему захотелось контролировать процесс самому, поэтому уже через несколько секунд Бин расположился на его месте, поправляя презерватив у основания и подкладывая себе подушку поудобнее, а Феликс перекинул ноги через его бёдра, оказавшись прямо перед готовым членом. — Ты так красиво выглядишь с этого угла, — выдохнул Чанбин, рассматривая подтянутое тело с едва заметной талией, выраженными линиями пресса и блестящей головкой ствола, которая лежала на его животе. Его рука сама собой потянулась вверх и захватила чужой сосок, от стимуляции корого Феликс резко выдохнул. — П-прошу, я не хочу сойти с ума прямо сейчас, — пропустил смешок младший и потянулся за лубрикантом. Младший выдавил ещё немного смазки, согревая её на пальцах, после чего мягко размазал её по чужому члену. Ещё немного подумав обо всём, Феликс нерешительно занёс ладонь себе за спину, чтобы коснуться пульсирующего отверстия и ввести в себя пальцы, дабы растянуть для безопасности. Чанбин не смог оторвать взгляда от этого зрелища: его парень, сексуальный, горячий и желанный, сейчас буквально открывал себя для него, изменяясь в лице каждый раз, когда нажимал на простату. Феликс был сейчас до невозможности красив — то, как привлекательно открывался его рот с каждым новым стоном, как член капал предэякулятом, как дергались его брови, было просто потрясающе. Чанбин не выдержал и не смог не коснуться себя, грубо лаская член, наблюдая за такой невероятной картиной. — Т-ты такой бесстыдный, делаешь это прямо при мне так горячо, — прикусил губу Чанбин, продолжая медленно надрачивать себе. Уши Феликса тут же вспыхнули, когда кофейные глаза зацепили фрикции внизу. — А сам-то… Д-дрочишь на меня, когда я пытаюсь подготовиться, — отвёл взгляд он и со вздохом вытащил пальцы, вставая на колени и расставив ноги. — Я не мог не сделать этого, извини, — пожал плечами Бин и вдруг глухо простонал. Феликс вдруг опустился тазом и легко проехался мокрой дырочкой по всей длине члена, специально потираясь и скользя вперёд-назад. Чанбин тут же обхватил его бёдра и прижал к члену покрепче, когда Ликс продолжал короткие фрикции в виде фроттажа. Это было прекрасное начало, чтобы продолжить начатое. — М-малыш, чёрт… — Извини, очень хотелось сделать так, — хихикнул Феликс и всё же встал, занося чужой ствол за спину и приставляя его к уже готовому анусу. — Сейчас, подожди немного… Чанбин снова сжал его бёдра. Потребовалось немного времени, чтобы наконец насадиться на член и пройти путь до конца, усаживаясь поудобнее. Феликс тут же сжался и охнул — трение так достигалось ещё чувствительнее, чем до этого, и каждое лишнее движение в сторону заставляло ствол внутри изменять угол и давить на простату сильнее. Младший сжал зубы, приподнялся и, опустившись снова, издал стон ещё громче, чем до этого. Это было потрясающе. Несмотря на то, что ноги немного болели от непривычной позы, постоянные движения вверх-вниз и вправо-влево помогали контролировать процесс и достигать предоргазменного состояния быстрее. Феликс опускался плавно и часто сжимался, заставляя старшего сходить с ума от тепла и узости, обхватывающих член со всех сторон, и подмахивать бёдрами вверх, помогая увеличить темп с медленного до более, чем идеального. В какой-то момент Феликс опустился к Чанбину и, двигая задницей и подмахивая ей вверх, впился ему в губы. Бин лишь сильнее обхватил две половинки и шлёпнул одну из них, оставляя розоватый след, от которого Ликсу буквально снесло крышу. Они уже почти ничего не соображали, продолжая фрикции, пока младший не почувствовал знакомое тянущее тепло внизу живота и охнул прямо в чужие губы, продолжая двигаться. — Г-господи, хён, ты так глубоко… — забормотал Ликс, когда Чанбин остановился, чтобы почувствовать младшего на всю длину. — Я… Бинни-хён, я близко, я очень… Ах… — Давай я тебе помогу, малыш. Ты можешь потрогать себя, — шепчет ему Чанбин на ухо, и Феликс вслепую находит свой член рукой. Старший сжимает зубы и специально чуть раздвигает ноги, чтобы двигаться было привычнее. Он ещё несколько секунд наслаждается мягкостью чужих ягодиц, то сжимая их, то разжимая, а затем слегка шлёпая их для удовлетворения собственных фантазий и низких стонов Феликса. В момент он наконец тут же ускоряет темп движений и буквально начинает втрахиваться в узкое нутро снизу, заставляя Феликса трястись в чужих руках. Было настолько горячо, что Феликс чувствовал, как находится на грани. Его рука рефлекторно начала двигаться по длине всего члена, заставляя головку покраснеть от приближающегося оргазма, и трение возле простаты стало настолько интенсивным, что у младшего буквально закружилась голова. Он чувствовал подъём в животе и тёплое чувство в груди, разливающееся по рёбрам. Чанбин целовал его в плечи и продолжал вколачиваться, а затем и вовсе откинул голову, преследуя теперь уже собственный оргазм. — Как же хорошо, хён, ах!.. — охнул Ликс, когда парень перестал сдерживаться. — М-малыш, я тоже б-близко, я… — забормотал старший, но всё же так и не смог договорить, оставляя предложение незаконченным. Мысли перемешались в одну неразборчивую кучу, и наконец, когда младший в очередной раз сжался, Чанбин остановился, оставаясь внутри полностью, и Феликс ощутил, как кончик презерватива внутри расширяется от спермы — Бин наконец излился и замер, слегка потряхиваясь от ошеломительного оргазма. Ещё пара движений, и сам Ликс кончает с немым стоном на приоткрывшихся губах прямо на живот хёну, оставаясь в одном положении ещё несколько секунд, пока тело не обмякает, а усталость не закрадывается в конечности приятным послевкусием и лёгкой дрожью. Перед глазами всё проходит вспышками мгновений, которые сменяют друг друга подобно старой киноплёнке. Вот они всё ещё лежат на кровати, пытаясь отдышаться, вот развязно и лениво целуются, продолжая лежать, будучи потными и уставшими, а вот Чанбин уже вытирает свой живот салфетками и помогает Феликсу завязать презерватив и небрежно кинуть его на пол. Тело всё ещё сохраняет прежнее тепло, пока они не идут вместе в душ и смывают друг с друга жаркие воспоминания, превращая их в родные, похожие на миражи из сказки, в которой они только что побывали. В конце концов Чанбин возвращается в спальню первым. Уже переодетый в новое бельё и пижаму, он заботливо поправляет простынь и пододвигает подушки на свои места, а затем плюхается на своё место и переводит взгляд на телефон, оставленный на зарядке. На часах уже два с половиной часа ночи, и организм наконец просит крепкого сна, но Бин всё равно терпеливо дожидается задержавшегося в ванной Феликса, с которым он ещё несколько минут назад целовался в душе. Да уж, на второй раз их бы точно не хватило сегодня, поэтому они обошлись только нежными поцелуями и лёгкой щекоткой под каплями освежающей воды. В комнате и правда было уютно: деревянные стены, приятный лесной запах и остатки ноток мускуса, которые наполовину выветрились, когда мужчина открывал окно на проветривание, небольшой столик со стаканом воды и горящий оранжевый свет маленькой лампы, о торшер которой билась мошка. Губы Чанбина тронула нежная улыбка — это было волшебно и настолько сюрреалистично, что он до конца не верил, будто Феликс сейчас закончит со своими делами в гостиной и вернётся к нему, обнимая и засыпая в чужих руках. — Я вернулся, — в этот же момент слышится в дверном проходе, и Чанбин с ухмылкой удивлённо таращится, когда видит в чужих руках котёнка. — Ты его разбудил, чтобы взять с собой? — наклонил голову мужчина, наблюдая, как младший ложится на кровать и кладёт Спотти между ними, который уже валится с ног, чтобы снова заснуть. — Посмотри, как ребёнок хочет спать, зачем ты с ним так? — Я помогал ему сходить по делам на клеёнку, которую нашёл в шкафу. Нам нужно будет купить новую завтра, чтобы хозяин дома ничего не заподозрил… — зарумянился Ликс, поглаживая котёнка по мягкой шёрстке. Тот что-то неразборчиво мяукнул, замурчал и улёгся поудобнее, чтобы заснуть. — Ах, из-за тебя один геморрой, Спотти. Проблемный ты ребёнок, — Чанбин хихикнул, тоже поспешив почесать малыша за ухом. — А ты прямо как настоящий родитель. Не хочешь ещё одного котёнка погладить, м-м-м? — Я не вижу в этой комнате больше котов, — пожал плечами Феликс и на недовольный вздох старшего улыбнулся, протягивая к нему руку, чтобы погладить по волосам. — Я шучу, хён, шучу. — М-м-м… Ладно, не могу жаловаться, я люблю твои шутки. — А я тебя люблю. И Спотти тоже. — И я тоже Спотти люблю, наверно, — подхватил Чанбин волну неожиданных признаний. — Посмотрим, как он вести себя в моей квартире будет. — Эй, а меня? — возразил Ликс, поджав губы. — А что тебя? — Ну хватит, хён! — Младший слегка толкнул его в плечо, и Чанбин усмехнулся, подкладывая ему руку под голову, чтобы приобнять и прижать к себе, пока между ними ютился котёнок. — И тебя я люблю, малыш. Очень сильно, — прошептал старший, целуя Феликса в лоб. — И буду очень скучать, когда ты снова уедешь. Только пиши мне, не заставляй чувствовать брошенным. Я так долго ждал, чтобы сказать тебе это… — Обещаю, что буду, хён. Правда, — улыбнулся Ликс и прижался к старшему покрепче. Вскоре Чанбин провалился в сон под мурлыкание Спотти и под бормотание историй Феликса из Австралии, и только младший продолжал ещё какое-то время смотреть на снег за окном. Метель почти стихла, но какие-то хлопья остались кружиться в воздухе, и парень вспоминал, как этот снег соединил его сердце с родным сердцем старшего, которого Феликс первый раз встретил в старшей школе и в которого влюбился, не в силах усмирить чувства. Было так хорошо осознавать, что они воссоединились. Феликс с улыбкой достаёт телефон из кармана пижамных розовых штанов и открывает диалог с лучшим другом, которому так давно обещал ответить насчёт очень важного предложения… [03:12] Ли Феликс. «Надеюсь, что вы ещё не отрубились в баре, Джисон-и». «Хён, я согласен попробоваться в лейбл, когда закончу учёбу». «Мне теперь есть, зачем остаться в Корее». «И, пожалуйста, прости за то, что в твоей машине будут ехать два кота :)».***
— Да уж, ну и скукотища всё это… Диван слегка заскрипел под весом мужчины, который распластался по нему, словно желе, закинул ноги на стеклянный журнальный столик и лениво переключал каналы в поисках хотя бы чего-то интересного в очередной предрождественский вечер, когда солнце уже медленно садилось за оранжевый горизонт, а люди на улице устроили переполох в честь приближающихся праздников. Новости оказались намного неинтереснее, чем Чанбин думал, до вечера, когда он снова соберётся вместе со всеми за родительским столом, нужно было подождать ещё какое-то время, а проводить время с новыми коллегами на новой работе не было никакого желания. Бин тяжело выдохнул и закинул голову на спинку дивана, как вдруг о мягкую обивку стал точить когти крупный пушистый кот, который в тот же миг запрыгнул туда и потопал на колени парня, расположившись поудобнее для крепкого сна. Чанбин задумчиво погладил его и почесал за ухом, отчего зверёк приятно замурлыкал. — Да, Спотти. И тебе тоже одиноко, да? Правда это или нет, но кот в ответ на это вздохнул. И правда, Чанбину уже несколько лет одиноко с того момента, когда он провёл несколько дней в компании одноклассников в заснеженных горах. Он уже закончил университет и начал работать в тренажёрном зале тренером, получая за это приличные деньги, чтобы платить за квартиру самостоятельно и наконец обеспечить себе стабильную жизнь. Однако стабильная жизнь не казалась такой насыщенной, когда он снова потерял из виду Феликса. Чанбин поджал губы, вспоминая то, как они провели вместе время в деревянном домике в горах и приютили Спотти. Конечно, Ликса он не терял настолько капитально, чтобы разорвать все контакты — первое время, когда парень уехал в Австралию, они общались каждый день, не упуская возможности поговорить по видеозвонку. Феликс и правда планировал приехать через год, когда закончит учёбу, а затем начать работать в лейбле, где он стал бы заниматься тем, чем ему нравится. Однако всё не могло сложиться так, как им бы хотелось. Первым камнем преткновения стал ковид, который хорошенько так потрепал нервы всей планете и закрыл границы. Феликс буквально оказался запертым в собственной стране и не имел возможности вернуться в Корею, поэтому Чанбин пытался его подбодрить и найти выход из сложившейся ситуации, дабы Ликс не остался без дела. Тут уже поговорили с Джисоном, и Ликса взяли в австралийский филиал лейбла, где парень начал усердно работать. Прошло какое-то время, и из-за занятости они перестали общаться так часто, однако всё равно не могли прекратить звонить друг другу по видео и расспрашивать о том, как прошёл день, что нового и так далее. Дни сменяли друг друга, и видеозвонки превратились в обычные, затем последние заменились простыми сообщениями, и в конце концов их переписка могла лежать нетронутой по несколько дней, пока Чанбин не напишет Феликсу сам. Спотти стал постоянно тереться о хозяина, будто спрашивая, почему второй котопапа бросил его, и Бин лишь пожимал плечами, полагая, что Ликс стал слишком занятым и часто устаёт, чтобы отвечать на смс-ки. Тут и режим пандемии отменили, границы открылись, но Феликс так и не приезжал. Наверно, теперь сложно было просто взять и заявить о том, что он хочет перевода в корейский корпус. Чанбин жил своей жизнью потихоньку, недавно встретился с Джисоном, а тот что-то бубнил себе под нос про Ликса и совсем сдулся под конец. Вот и Бин тоже сдулся и смирился с новым бесконечным ожиданием, опять растянувшимся на долгие годы. — Эх, Спотти. Бросил тебя твой папа, даже не интересуется, как его ребёнок растёт, — грустно смеётся Чанбин, поглаживая котика по мягкой шёрстке, и тот будто понимает тоскливое настроение хозяина — ластится нежнее и глядит большими глазами, полными любви. — Да знаю я, знаю. Я тоже по нему скучаю. Безумно скучаю и до сих пор жду. Но что я поделать могу, не могу я бросить всё и поехать его искать. Если бы он интересовался, что да как, написал бы сам… Бормочущий одно и то же новостной диктор порядком надоел бесконечным ворчанием. Чанбин раздражённо вырубил телевизор с помощью пульта и снял с колен Спотти, дабы встать и размять шею. Непонимание бурлило в венах кипящей кровью. И правда, Бину хотелось поехать и узнать всё самому, но внутреннее «я» твердило ему о том, что Феликс не забыл его и приедет, когда у него появится возможность. Однако курить уже захотелось. Чанбин лениво накидывает на себя куртку и достаёт из кармана бумажник, чтобы в очередной раз посмотреть на полароидное фото, которое уже стало символом его одиночества и бесконечного ожидания. Парень задумчиво засовывает его обратно в карман и застёгивает верхнюю одежду, захватывая с собой пачку новеньких сигарет. Прежде чем Чанбин открывает дверь, о его ноги снова начинает тереться пушистый кот. — Что, хочешь со мной погулять? — хмыкает устало Бин. — Ну давай, пошли. Только не убегай и ты от меня. Вместе со Спотти он выходит на площадку с бетонными ограждениями и опирается на них, оставляя дверь открытой. Кот послушно садится рядом, не смея отходить ни на шаг, и смотрит, как хозяин достаёт одну никотиновую палочку и зажимает её между зубами, пока чиркает зажигалкой. С первой затяжкой приходит хоть какое-то наслаждение: Чанбин умиротворённо смотрит вниз, рассматривая район жилого комплекса. Это было небольшое многоквартирное здание в чисто корейской манере, где не было разделений на подъезды, зато на каждом этаже было по несколько квартир и войти в них можно было только с улицы. Через каждый второй небольшой пролёт между дверьми возвышались толстые колонны, уходившие в бетонные ограждения, и из-за них не всегда можно было рассмотреть, кто поднимается по круговой лестнице справа. Из-за этого Чанбин всегда ругался — неужели нельзя просто убрать эти слепые зоны, чтобы не было проблем с параноиками? Но, как говорится, всё было как в трубу. Рядом с чистыми, недавно убранными мусорными баками внизу росли высокие ели, раскинувшие свои пушистые тёмно-зелёные лапы по сторонам и ожидающие, когда наконец пойдут хоть какие-то осадки. Где-то в стороне послышалось говорение двух бабушек, которые находились в местном совете жилого комплекса, решающий все насущные вопросы и постоянно подзывающие Бина участвовать в ночном патруле. — Ха, делать мне больше нечего, кроме как в патрульного играть… — вздохнул вслух Чанбин и обхватил губами сигарету снова. С новой затяжкой он почувствовал, как его носа, высунувшегося за пределы площадки за ограду, коснулась маленькая снежинка. Карие глаза сразу зацепились за ещё одну, потом за ещё одну и стали свидетелями первого снега в этом году. С неба посыпались медленно танцующие в воздухе хлопья, цепляющиеся одна за другую, а затем оседающие на ветвях елей и на холодном асфальте. Чанбин выпустил изо рта дым и поёжился от обжигающего щёки мороза — даже несмотря на курение, разогревающее организм, нельзя было отрицать, что без шапки здесь стоять было не самым приятным занятием. Снег как назло напоминал Феликса. И, чёрт его за ногу, заставлял воспоминания выползти из укрытия и окружить мысли, дабы те ударили по глазам едва выступившими слезами. Да, Чанбин и правда скучал. Всё никак не мог забыть их ночь в горах, отпечатавшуюся в сознании яркими пятнами, и не хотел забывать. Чанбин прикрыл глаза, и котёнок задумчиво взглянул на него. Вот бы вселенная услышала его просьбу и вернуло всё в тот самый момент… Бум-бум-бум-бум. Спотти оглянулся в сторону лестницы, а Бин сделал очередную затяжку, не обращая внимания на шум. Вот бы сейчас почувствовать чужое тепло снова, поцеловать любимые губы, посмотреть в кофейные глаза… Бум-бум. Бум. Бум-бум-бум. Чанбин морщится, но всё равно глаза не открывает. Спотти наклоняет голову, но от хозяина не отходит, продолжая сидеть на одном месте и пялиться вправо. Вот бы сейчас бросить всё, уехать в Австралию и отыскать Феликса среди тысячи незнакомых лиц, которые сольются в одно, потому что Бину будет безумно не хватать его младшего… Бум. Бум. Бум. — Господи, если это госпожа Пак мешает мне курить опять и несёт мне какой-то бесполезный хлам, то меня посадят завтра за убийство бабушек, — раздражённо тушит сигарету о тонкий слой выпавшего снега на ограждении и оборачивается в сторону лестницы. Однако не делает ни единого шага вперёд. Спотти вдруг встаёт и таращится своими огромными глазами, полными счастья, на фигуру, которая еле-еле переступает ногами по последним ступеням лестницы с чемоданом в руках и розовой шапочкой, которая в очередной раз съехала на бок. Чанбин замирает, роняя сигарету на пол. Кот начинает протяжно мяукать, когда парень снимает тёмные очки, купленные когда-то на курорте в горах Янсана, и обнажает галактику веснушек на румяных щеках. Его тёмные глаза блестят от последних лучей солнца, которое медленно близилось к горизонту, и отражают каждую снежинку, пролетающую за площадкой жилого комплекса. — Да, мне потребовалось больше времени на то, чтобы меня перевели в корейский филиал, чем я думал… Феликс легко улыбается, словно ничего не произошло, а Чанбин полностью теряется в моменте, не веря, что всё это происходит по-настоящему. Его парень сейчас держится за ручку чемодана с наклейками из разных стран, его лицо сияет, из-под шапки вылезают серебристые локоны волос, покрашенные в сотый раз, а Бин всё такой же — уставший, с мешками под глазами, изредка курящий, несмотря на профессию, и безумно скучающий. Его брови рефлекторно сдвигаются домиком, а на лице, подёргивающемся ритмическими переливами, сияет нежная улыбка. Они смотрят друг на друга издали, просто наслаждаясь тем, что имеют, пока снежинки продолжают долгожданно танцевать в воздухе в честь возвращения блудного мальчика, а котёнок Спотти счастливо распевает свои протяжные, мяукающие песни. — Я так по тебе скучал, — произносит Чанбин вполголоса, сглатывая накапливающиеся слёзы и видя, как эти же слёзы уже катятся по румяному лицу Феликса. — А ты прямо как тогда… всё такой же прекрасный, Ёнбок-и.