***
В приюте было почти так же шумно, как на псарне. Собак было много разных, и все они считали своим долгом погавкать, когда видели любого проходящего мимо человека. Эван понимал, зачем: привлеки внимание и тебя заберут. Гавкни — и останься в живых. Почти то же правило, что на псарне. Эван отказался следовать ему опять. Смысл? Ему выделили отдельную клетку — настолько он здоровый, и, учитывая его внешний вид, если он попытается гавкнуть, это скорее напугает людей, чем заставит их обратить на него внимание. Да что там, Эван молчал, а от работников приюта уже несло страхом так сильно, словно они были полностью из него сделаны. Эвана даже в клетке держали на цепи. Видимо, боялись, что он может кинуться на них, когда они заносят еду и убирают ведро. Глупо. Зачем Эвану нападать на того, кто его кормит? Неужели они этого не понимали? Вся эта ситуация злила его. Эти вечно лающие собаки из соседних клеток злили его. Эти тупые испуганные работники злили его. Этот чертов узкий для его шеи приютский ошейник злил его. Он был так зол, что старался смотреть только в стену: лишь бы не увидеть и не учуять от окружающих его людей и собак больше страха и не разозлиться еще сильнее. Как-то по телеку он услышал слово «абстрагируйся». «Абстрагируйся от проблемы, Шерил». Эван подумал, что это значит «забудь о том, что тебя беспокоит», и если он понял правильно, то, выходит, это именно то, чем он занимался теперь все время. Абстрагировался. Поэтому, когда дверь в комнату с собачьими клетками открылась и грянул гвалт собачьего лая, Эван только прикрыл глаза, вспоминая, как Лесси с мчалась по бескрайнему полю. — Проходите, в нашем приюте сейчас пятьдесят четыре собаки, — это был Эдди, работник, от которого всегда пахнет застарелым потом и тушенкой. Это он предложил посадить Эвана на цепь. — Смотрите, в клетки лучше руки не совать. — А что, кусаются? — спросила у него какая-то девушка. Совсем юная, судя по голосу. — Не, слюнявят так, что потом не отмоешься, — засмеялся Эдди. Ему в ответ фыркнули. Они шли, останавливались у клеток, где девушка говорила заливающимся лаем собакам: «Привет. Х-хей. Привет», после чего шли дальше. Чем ближе они подходили к клетке Эвана, тем сильнее голосили его соседи, и от этого у него уже начинала болеть голова. Очередной приступ злости уже клокотал в его горле едва сдерживаемым рыком. — Ого! А это кто такой? — радостно воскликнули совсем недалеко от его клетки. — О Господи, Мэган, нет, — категорично заявил второй женский голос — видимо, вместе с Эдди все это время шли две женщины. — Мэган — да! И к тому же ты сказала, что я могу взять ЛЮБУЮ собаку. Твои слова! — это уже прозвучало совсем рядом с ним. Эван сосредоточенно рассматривал трещины на стене, пытаясь не обращать внимания на пульсирующие виски. — Хей, привет, — кажется, это говорили в соседнюю клетку. Или нет, за лаем было плохо слышно. — Хе-е-й. А ты очень тихий, да? Эван в замешательстве чуть повернул голову в бок, — кто-то еще кроме него вел себя спокойно? — и, увидев краем глаза сидящую прямо напротив его клетки фигуру, резко развернулся всем телом. Девушка действительно сидела рядом с ним и смотрела на Эвана во все глаза. У ее были две рыжие косы и множество маленьких точек на щеках — кажется, люди называли это «веснушки». За ее спиной стоял Эдди с заинтересованной физиономией и явно раздраженная светловолосая женщина. — Меня зовут Мэг. Ты умеешь разговаривать? — тем временем ласково спросила Эвана девушка. Он осторожно кивнул. Не всем нравились говорящие собаки. На псарне их вообще не учили, Эван сам нахватался тут и там. Девушка резко обернулась на женщину сзади — только косички хлестнули: — Ма, он еще и умный. Давай его! — Меган, да ты посмотри на него! — женщина растопырила ладонь в сторону Эвана. — Он огромный и весь в шрамах! Наверняка у него проблемы с агрессией! Я не хочу держать дома такое! — Мам, он тебя слышит, ты в курсе? — сердито одернула ее Мэг — Эван уставился на нее, как вторую тарелку мяса в обед. — Это вы зря про агрессию, — включился в разговор Эдди. — Он невероятно смирный, ни на кого не взрыкнул даже за все время. Чистоплотный, не сорит. Помывку спокойно переносит. И спокойный, как не знаю что, честное слово. — То-то он у вас на цепи сидит, — едко подметила мать девушки. Эдди лишь поджал губы, а Эван посмотрел ему в лицо с каким-то обиженным злорадством. Жаль, работник не поймал его взгляд. Зато, когда он вновь посмотрел на Мэг, понял, что она-то все это время рассматривала его. Девушка улыбнулась ему так, словно уже все решила. — Мам, я хочу этого пса. — Мэган… — Ма! — девушка вскинулась и подняла на мать указательный палец, — За последний месяц я выиграла ТРИ соревнования. Три, помнишь? И я закрыла сессию на пятерки! И ты обещала! Любую собаку. — Но не эту! — воскликнула ее мать. — Почему ты всегда выбираешь то, от чего я в ужасе? Мэг шумно втянула воздух через нос: — Ну я не знаю, почему ты в ужасе от всего, что я выбираю. Они обе замолчали, даже лай из соседних клеток стал тише. Эд смущенно почесал свою руку. За решеткой напротив отчаянно заскулила лохматая болонка, пытаясь привлечь к себе внимание. Мэг обернулась к Эдди: — Я бы хотела оформить документы, — сказала она твердо, но не успел работник ответить ей, женщина выставила вперед руку: — Мэг, я не собираюсь держать дома огромную страшную зверюгу, которая может мне ночью горло перегрызть, просто потому что проголодается. Выбери другую собаку. Девушка сжала руки в кулаки, потом посмотрела на Эвана, — какой пронзительный у нее был взгляд, — и снова повернулась к матери. — Давай поговорим наедине. — Хорошо, — тут же откликнулась женщина. Эд неловко показал вперед себя рукой, хотя посетительницы и так уже знали, куда идти. Они исчезли из зоны видимости Эвана, снова наперебой залаяли собаки, а потом хлопнула дверь. Они ушли. И так и не вернулись. Ночью Эван сжался в комок на своей подстилке, пытаясь игнорировать ошейник, еще более удушающий его в такой позе. Он не хотел этого признавать, но это происшествие выбило его из колеи. Его хотели взять? Его? Могли бы его взять, не сиди он на цепи? Ему нужно было поговорить? Что он мог сделать, чтобы его взяли? Он настолько не верил, что им кто-то заинтересуется, что упустил свой единственный шанс. Эта мысль оглушала его. Было легко смириться со смертью, когда уверен, что другого выхода нет. Теперь же Эвана мучило чувство упущения. Он знал, что теперь точно умрет. Он слышал, что говорят работники: собак усыпляют, если на протяжении двух месяцев никто не забирает их. Эван умел считать — научился на арене, эти красные мигающие цифры на часах снятся ему до сих пор. Он отодвинул краешек своей подстилки; там, на полу в самом углу он когтем царапал черточки. Их было сорок восемь. Нет. Его точно никто не заберет за оставшееся время.***
Если раньше Эван с трудом сдерживал злость, то теперь это не было проблемой: он не чувствовал ничего. Его словно выскоблили изнутри. Было в каком-то смысле даже легче. В одном из фильмов, что Эван как-то смотрел по телеку, он видел старого человека, который говорил: «Я просто хочу умереть спокойно, в гармонии с собой». Эван не знал, что такое «гармония», но он чувствовал себя более чем спокойно. Так что, если это было целью какого-то человека из телека, наверное, это было хорошо. Он почти перестал есть, перехватывал что-то раз в день, просто чтобы живот не болел. Эдди снял цепь с его ошейника — о, как вовремя! Это облегчило жизнь, но ничего толком не изменило. Теперь, когда открывалась дверь и все собаки начинали лаять, Эван не мог не кинуть взгляд вбок. Он не хотел надеяться, но все равно надеялся, что за ним вернутся, и это еще сильнее опустошало его. Черточек в углу было уже пятьдесят шесть. Эван ждал шестидесятой черточки. Ему казалось, что тогда он наконец почувствует облегчение или что-то близкое к нему. Потому что с него снимут его чертов тугой ошейник. Потому что он больше не будет слушать шумный лай. Потому что он больше не будет возвращаться мыслями к тому эпизоду с рыжей Мэг. Он не сожалел, он просто… постоянно вспоминал об этом. Без какой-то эмоциональной окраски. Но это все равно каким-то образом заставляло его чувствовать себя хуже. Было странно одновременно не чувствовать ничего и чувствовать, что тебе хуже. Эван не знал, как можно назвать это «хуже, чем ничего», и ни у кого не спрашивал. В день, когда Эван нацарапал уже пятьдесят восьмую черточку, дверь открылась опять, собаки загомонили, а он просто прижался виском к стене. Он устал. Оставалось всего два дня, но время тянулось так долго, что его тошнило. — Хей, привет! Хандришь? — звонко раздалось сбоку, Эван аж дернулся. Он вскинул голову и неверяще вылупился на улыбающуюся Мэг. В этот раз она была без матери, а сзади стоял скучающий Карл — сегодня была его смена. — Ты помнишь, как меня зовут? — спросила его девушка. Эван ошалело моргнул, пытаясь осознать, что она сидит рядом с его клеткой. — Мэг, — хрипло промолвил он. Эван давно ничего не говорил. Девушка улыбнулась так широко, что у ее глаз появились маленькие морщинки. — Да, верно. А как тебя зовут? У тебя есть имя? — Есть. Я Эван, — проговорил пес; он все еще не верил в реальность Мэг. — Хочешь оставить его? Или хочешь взять другое? Я могу вписать в бланк, какое захочешь, — она ПРЕДЛАГАЛА ему? Зачем? И, что куда важнее… — «В бланк»?.. — Мэган кивнула, ее рыжие косички качнулись в воздухе. — Я еще пока не могу забрать тебя, но я оформлю документы и внесу предоплату. Так что, хочешь другое имя? — у Эвана зарябило перед глазами. Она действительно хочет забрать его? Это… правда? — Нет. Я привык к этому, — почти прошептал он; в горле пересохло. Мэг опять улыбнулась ему: — Хорошо. О, и да, ты знаешь размер своего ошейника? — Эван покачал головой. — Ну, я предвидела это. Она завозилась в кармане своей толстовки, после чего вытащила что-то и поманила его пальцем. — Можешь пододвинуться? Я просто замерю обхват шеи. Это не больно. Эван послушно подполз ближе к решетке, чувствуя себя так, словно его снова хорошенько впечатали головой в каменный пол арены. Мэг ободряюще кивнула ему, после чего просунула через прутья решетки руки, — краем глаза пес увидел, как в этот момент напрягся всем телом Карл — да что с ними со всеми, зачем Эвану кусать Мэг за руки?! Девушка развернула то, что было в ее маленьком кулачке — это была плотная лента с цифрами. Она легко перекинула ленту Эвану через голову, а потом завозилась у него под подбородком. От ее рук пахло приятно. Запах был таким многогранным; сладкий и немного молочный, совсем легкий — но это было максимально скупое описание, а Эван просто не знал, какими еще словами его можно было бы описать. На секунду у пса сперло дыхание — Мэган случайно потревожила его ошейник, и ему передавило кадык. К счастью, она не заметила этого, и только опять улыбнулась, забирая свою ленту обратно. — Отлично. Есть любимый цвет? — Эван проморгался, чувствуя себя полнейшим идиотом. — Любимый цвет?.. — Ага. Мне нравится голубой. И зеленый еще. А тебе? — цвет может нравится? Эван был чертовски растерян, и поэтому просто неопределенно пожал плечами. Мэг хихикнула: — Ну, наверное, точно не розовый. Розовым повара на кухне иногда называли мясо, но в мясе Эван не видел ничего особенно плохого, поэтому просто еще раз пожал плечами. Мэг в который раз улыбнулась ему, вдруг опять протянула руку в его клетку и потрепала его между ушей. Его еще ни разу так не гладили — легко, чуть почесывая ногтями кожу головы. Эван почувствовал, как его хвост вяло завилял из стороны в сторону. — Подождешь меня немного, хорошо? Я не долго, через недельку тебя точно заберу, — и вот тут у Эвана все внутри сжалось. Неделя — это же семь дней? У него нет столько времени!.. Неужели все так глупо разрушится? — Не смогу, — прохрипел он, заставляя Мэган удивленно вскинуть брови. — Меня усыпят… через два дня. Мэг нахмурилась и обернулась к Карлу: — Если я оформлю документы, он же уже формально будет моим? Его не усыпят? — Нет, конечно, но за содержание в приюте придется доплатить, — откликнулся предприимчивый работник. — Мы же уже не будем нести за него ответственность, а корм и уборка — тоже траты, сами понимаете. Ну и место занимать будет… — Я поняла, — хмуро перебила его девушка. — Оплачу я ваши траты. И опять повернулась к Эвану: — Видишь, никто тебя не усыпит, — ласково проворковала она, снова почесывая его между ушей. Эван прерывисто вздохнул от защемившей в ребрах надежды… на что-то. Что-то хорошее. Как в сериале «Лесси». Он боднул головой руку Мэган, слишком растерянный, чтобы отреагировать иначе. — Хороший. Ты хороший пес. Мэган почесала его еще, а потом встала с корточек: — Ну, я побежала. Скоро увидимся, Эван, — она улыбнулась ему на этот раз уже немного грустно, потом повернулась к Карлу и кивнула ему в сторону двери. Эван впервые смотрел через прутья решетки, провожая уходящих взглядом. И только когда дверь за Мэг и Карлом закрылась и собачий гвалт стих, Эван понял, что впервые за все прожитое в приюте время он совершенно позабыл о вечно лающих соседях.